— Мобильный телефон? — спросила она по-норвежски.
— No. — Он положил конверт с билетом между рентгеновским боксом и аркой металлоискателя, стал снимать пальто и тут заметил, что косынка по-прежнему на шее, развязал ее, сунул в карман, опустил пальто в подставленный контейнер и прошел под аркой, чувствуя на себе бдительные взгляды двух охранников. Вместе с женщиной, которая неотрывно смотрела на экран, где просвечивалось его пальто, и охранником у другого конца транспортера он насчитал пять сотрудников, которые следили только за тем, чтобы он не пронес на борт ничего, что можно использовать как оружие. По ту сторону арки он надел пальто, вернулся, забрал со стола билет. Никто его не остановил, и он прошел мимо охраны. Значит, вот как легко украдкой пронести в конверте с билетом лезвие ножа. Первое, что бросилось ему в глаза, было панорамное окно прямо напротив. Ничего не видно. Снег, словно белая штора, закрыл стекло.
Мартина сидела, наклонясь к лобовому стеклу, с которого дворники методично сметали снег.
— Министр настроен позитивно, — с удовлетворением сказал Давид Экхофф. — Весьма позитивно.
— Это ты понимал с самого начала, — сказала Мартина. — Такие люди не приходят на ужин и не приглашают прессу, если намерены ответить отказом. Им ведь надо победить на выборах.
— Да, — вздохнул Экхофф. — Победить на выборах. — Он посмотрел в окно. — Симпатичный парнишка этот Рикард, верно?
— Ты сам себе противоречишь, папа.
— Его нужно слегка направить, тогда он станет для нас превосходным сотрудником.
Мартина подрулила к гаражу под штаб-квартирой, нажала на дистанционный пульт — стальная дверь поползла вверх. Машина заехала внутрь, шипованная резина зашуршала по каменному полу пустого помещения.
Под одной из потолочных ламп, возле синего командирского «вольво» стоял Рикард в комбинезоне и перчатках. Но Мартина смотрела не на него. А на высокого блондина рядом с Рикардом, она сразу его узнала.
Девушка припарковалась подле «вольво», но осталась в машине, принялась что-то искать в сумке, меж тем как отец вышел, оставив дверцу открытой, и она услышала голос полицейского:
— Экхофф?
Между голыми стенами гулко прокатилось эхо.
— Он самый. Чем могу помочь, молодой человек?
Дочь хорошо знала этот отцовский тон. Доброжелательный, но властный.
— Харри Холе, инспектор Ословского полицейского управления. Речь идет о вашем сотруднике. Роберте…
Мартина, выходя из машины, чувствовала на себе взгляд полицейского.
— …Карлсене, — продолжал Холе, снова повернувшись к командиру.
— О брате, — сказал Давид Экхофф.
— Простите?
— Мы предпочитаем относиться к своим коллегам как к членам семьи.
— Понимаю. В таком случае должен, к сожалению, уведомить вас о смерти в семье, Экхофф.
Мартина почувствовала, как внутри все сжалось. Полицейский помолчал, словно давая им время осознать известие, потом продолжил:
— Роберт Карлсен застрелен сегодня в семь вечера на Эгерторг.
— Боже милостивый! — вырвалось у командира. — То есть как?
— Пока мы знаем только, что неизвестное лицо из толпы застрелило его и скрылось.
Отец Мартины недоуменно покачал головой:
— Но… вы говорите, в семь? Почему… почему мне не сообщили раньше?
— Потому что в подобных случаях мы в первую очередь информируем ближайших родственников. Правда, нам, увы, пока не удалось с ними связаться.
Полицейский отвечал деловитым, терпеливым тоном, и Мартина поняла: он привык, что на сообщения о смерти люди реагируют нелепыми вопросами.
— Да-да, понимаю, — сказал Экхофф, надул щеки и выпустил воздух через рот. — Родители Роберта живут сейчас не в Норвегии. Но вы могли связаться с его братом, Юном.
— Его нет дома, а мобильник отключен. Мне сказали, что, возможно, он задержался здесь, в штаб-квартире. Но встретил я только вот этого молодого человека. — Он кивком показал на Рикарда, который стоял точно печальная горилла — остекленелый взгляд, руки в больших рабочих перчатках безвольно опущены, на сизой верхней губе капли пота.
— Как думаете, где мне найти брата? — спросил полицейский.
Мартина с отцом переглянулись, покачали головой.
— Есть соображения насчет того, кто мог желать смерти Роберту Карлсену?
Оба опять покачали головой.
— Ладно. В общем, теперь вы все знаете. Мне пора, но завтра придется задать вам несколько вопросов.
— Разумеется, инспектор, — сказал командир и выпрямился. — Но пока вы здесь, не откажите в любезности, сообщите подробности случившегося.
— Посмотрите ТВ-текст. Я спешу.
Мартина заметила, как отец потемнел лицом. Повернулась к полицейскому, встретилась с ним взглядом.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Время — важнейший фактор на этом этапе дознания.
— Попробуйте… поискать его у моей сестры, Tea Нильсен.
Все трое обернулись к Рикарду. Он сглотнул.
— Она живет на Гётеборггата, в доме Армии.
Полицейский кивнул. Собрался уходить, но еще раз обратился к Экхоффу:
— Почему родители не живут в Норвегии?
— Это долгая история. Они отпали.
— Отпали?
— Утратили веру. Людям, выросшим в Армии, обычно приходится нелегко, если они избирают иной путь.
Мартина пристально смотрела на отца. Но даже она, его дочь, не заметила ни следа фальши на его каменном лице. Полицейский пошел прочь, а у нее на глаза набежали первые слезы. Когда шаги инспектора затихли, Рикард, кашлянув, сказал:
— Летнюю резину я положил в багажник.
Он давным-давно все понял, когда информационная служба ословского аэропорта наконец сообщила:
— Due to weather conditions, the airport has been temporarily closed.[12]
Ничего страшного, сказал он себе. Как говорил еще час назад, после первого сообщения о том, что ввиду снегопада рейс задерживается.
Они ждали, а снег между тем мохнатым ковром ложился на самолеты. Невольно он поискал глазами людей в форме. На летном поле они должны быть в форме, почему-то казалось ему. А когда женщина в синем за стойкой у выхода 42 поднесла к губам микрофон, он все понял по выражению ее лица. Она сожалела: посадка состоится завтра утром в 10.40. Пассажиры приглушенно, но внятно застонали. Она прощебетала, что авиакомпания оплачивает проезд поездом обратно в Осло и номера в гостинице «САС» для транзитников и пассажиров с обратным билетом.
Ничего страшного, повторял он, когда поезд мчался сквозь темный ночной ландшафт. До Осло поезд остановился всего один раз, у кучки домов среди белизны. Под скамейкой на платформе сидела дрожащая собака, в свете фонаря виднелись летящие хлопья снега. Собака похожа на Тинто, бездомного игривого пса, который бродил по округе в Вуковаре, когда он был маленьким. Джорджи и другие ребята постарше надели на него кожаный ошейник с надписью: «Кличка — Тинто, владелец — все». Никто не обижал Тинто. Но порой этого было мало.
Поезд протяжно застонал и снова скользнул в снежную круговерть.
Когда Tea пошла открывать, Юн отошел в дальний конец комнаты, где его от входной двери не увидят. Эмма, соседка:
— Ты уж извини, Tea, но этому человеку очень важно поговорить с Юном Карлсеном.
— С Юном?
Мужской голос:
— Мне сообщили, что, вероятно, я найду его у некой Tea Нильсен по этому адресу. Возле домофона фамилии не указаны, но эта дама любезно помогла.
— Юн? Здесь? Не знаю, как…
— Я из полиции. Мое имя Харри Холе. Дело касается брата Юна.
— Роберта?
Юн шагнул к двери. С порога на него смотрел человек такого же роста, как он сам, со светло-голубыми глазами.
— Роберт что-то натворил? — спросил он, стараясь игнорировать соседку, которая выглядывала из-за плеча полицейского.
— Мы не знаем. Можно войти?
— Пожалуйста, — сказала Tea.
Полицейский вошел и закрыл дверь перед носом у разочарованной соседки.
— Боюсь, у меня скверные новости. Может быть, присядете?
Все трое уселись вокруг журнального столика. Прямо как удар под дых — Юн машинально наклонился вперед, когда полицейский сообщил, что произошло.
— Мертв? — прошептала Tea. — Роберт?
Полицейский кашлянул, заговорил снова. Слова доносились до Юна как темные, загадочные, почти непостижимые звуки. Все время, пока полицейский рассказывал об обстоятельствах, он смотрел в одну точку. На приоткрытый рот Tea, на поблескивающие губы, влажные, красные. Дышала она часто и поверхностно. Юн заметил, что полицейский умолк, только когда услышал голос Tea:
— Юн? Он спросил тебя кое о чем.
— Знаю, вам сейчас очень тяжело, но я подумал, может, вам известно, кто желал смерти вашему брату.
— Роберту? — Все вокруг Юна происходило как в замедленном фильме, даже то, как он покачал головой.
— Юн? Он спросил тебя кое о чем.
— Знаю, вам сейчас очень тяжело, но я подумал, может, вам известно, кто желал смерти вашему брату.
— Роберту? — Все вокруг Юна происходило как в замедленном фильме, даже то, как он покачал головой.
— Ладно. — Полицейский держал в руке блокнот, ничего не записывая. — Чем-нибудь на работе или в частной жизни он мог нажить себе врагов?
Юн услыхал собственный неуместный смешок.
— Роберт служит в Армии спасения, — сказал он. — У нас один враг — бедность. Материальная и духовная. Из-за этого у нас редко когда отнимают жизнь.
— Хм. Это работа, а как насчет частной жизни?
— То, что я сказал, справедливо и для работы, и для частной жизни.
Полицейский ждал.
— Роберт был хороший парень. — Юн чувствовал, что голос ему изменяет. — Порядочный. Все его любили. Он… — Голос сорвался на всхлип.
Взгляд полицейского скользнул по комнате. Ситуация не очень-то приятная, но он ждал. Долго.
Юн старался унять слезы.
— Временами он бывал несдержан. Несколько… импульсивен. Возможно, кое-кто считал его циником, на язык. Но это ведь просто манера поведения. В глубине души он был безобидный.
Полицейский повернулся к Tea, глянул в блокнот.
— Вы Tea Нильсен, сестра Рикарда Нильсена, как я понимаю. У вас такое же мнение о Роберте Карлсене?
Tea пожала плечами.
— Я не слишком хорошо знала Роберта. Он… — Она скрестила руки на груди, избегая смотреть на Юна. — Насколько мне известно, он никогда и никому ничего плохого не делал.
— Роберт не говорил ничего такого, что бы указывало на конфликт с кем-то?
Юн резко мотнул головой, словно там внутри было что-то, от чего он хотел избавиться. Роберт мертв. Мертв.
— Роберт задолжал деньги?
— Нет. Ну, немножко. Мне.
— Вы уверены, что он больше никому не должен?
— Что вы имеете в виду?
— Роберт употреблял наркотики?
Юн недоуменно посмотрел на полицейского, потом ответил:
— Нет, никоим образом.
— Вы так уверены? Не всегда…
— Мы работаем с наркоманами. Знаем симптомы. Роберт наркоту не употреблял. Ясно?
Полицейский кивнул, что-то пометил в блокноте.
— Сожалею, но мы обязаны задавать такие вопросы. Конечно, не исключено, что стрелял душевнобольной и Роберт стал жертвой случайно. Или же, поскольку солдат Армии спасения возле рождественской кружки на Эгерторг стал едва ли не символом, убийство метило в вашу организацию. Вам известны какие-либо факты, подкрепляющие эту версию?
Оба разом покачали головой.
— Спасибо за помощь. — Полицейский сунул блокнот в карман пальто и встал. — Мы так и не получили ни телефона, ни адреса ваших родителей…
— Я сам свяжусь с ними, — сказал Юн, пустым взглядом уставясь в пространство. — Вы совершенно уверены?
— В чем?
— Что это Роберт.
— Увы, боюсь, что так.
— Но это и все, в чем вы уверены, — неожиданно сказала Tea. — Больше вы ничего не знаете.
Полицейский остановился в дверях, помедлил, потом сказал:
— Да, вы вполне точно подытожили ситуацию.
В два часа ночи снег перестал. Тучи, тяжелым черным пологом висевшие над городом, разошлись, выпустив большую желтую луну. Под ясным небом температура опять начала падать, стены домов потрескивали от мороза.
Глава 10 Четверг, 17 декабря. Скептик
Седьмой предрождественский день дышал холодом, который словно железная рукавица хватал людей, быстро и молча спешивших по улицам Осло туда, где можно спастись от стужи.
Харри сидел в красной зоне управления, слушал удручающее заключение Беаты Лённ, стараясь игнорировать газеты на столе. Везде на первой полосе — убийство, везде — зернистая фотография по-зимнему темной площади Эгерторг. С отсылом к той или иной внутренней странице. «Верденс ганг» и «Дагбладет» сварганили материал, который с натяжкой мог сойти за портрет Роберта Карлсена, основанный на скоропалительных беседах с друзьями и знакомыми. «Хороший парень». «Всегда готов помочь». «Трагедия». Харри все внимательно прочитал, не найдя ничего мало-мальски полезного. С родителями никто связаться не сумел, и только «Афтенпостен» цитировала Юна: «Уму непостижимо». Эта короткая реплика была воспроизведена под фотографией парня с недоуменным выражением на лице и взлохмаченными волосами, у дома на Гётеборггата. Подписана заметка старым знакомцем — Рогером Йеннемом.
Сквозь прореху в джинсах Харри почесал ногу и подумал, что зря не надел кальсоны. На работу он пришел в половине восьмого и первым делом заглянул к Хагену спросил, кто возглавит дознание. Хаген посмотрел на него и ответил, что они с начальником уголовной полиции посовещались и решили пока поручить дело ему. Харри не стал допытываться, что значит это «пока», кивнул и ушел.
С десяти часов двенадцать сотрудников убойного отдела плюс Беата Лённ и. Гуннар Хаген (он решил просто «поприсутствовать») сидели на совещании.
И итог, подведенный вчера вечером Tea Нильсен, по-прежнему оставался в силе.
Во-первых, нет очевидцев. Ни один из тех, кто находился на Эгерторг, не видел ничего примечательного. Пленки с окрестных камер наблюдения еще изучались, но толку от них, похоже, не будет. Беседы с персоналом магазинов и ресторанов на Карл-Юханс-гате тоже ничего не дали, никакие другие свидетели о себе не заявляли. Беата, которой накануне вечером переслали из «Дагбладет» фотографии публики, доложила, что на отснятых кадрах либо достаточно крупные планы улыбающихся девчонок, либо это вообще обзорные снимки, слишком крупнозернистые, чтобы разглядеть лица. Она увеличила фрагменты с публикой, стоящей перед Робертом Карлсеном, но не заметила ни оружия, ни чего-либо другого, что помогло бы идентифицировать искомого киллера.
Во-вторых, кроме гильзы, никаких вещественных улик нет, и эксперт-баллистик из криминалистического отдела пришел к выводу, что найденная пустая гильза соответствует пуле, пробившей голову Роберта Карлсена.
А в-третьих, отсутствует мотив.
Беата Лённ закончила, Харри предоставил слово Магнусу Скарре.
— Утром я беседовал с начальницей магазина «Фретекс» на Хиркевейен, где работал Роберт Карлсен, — сказал Скарре, которого судьба, склонная к плохому юмору, наделила слегка скрипучим голосом. — Она была потрясена, сказала, что Роберта все любили, обаятельный парень, всегда в хорошем настроении. Иной раз, правда, опрометчивый. Вдруг возьмет и не придет. Но она не припоминала, чтобы у него были враги.
— Те, с кем беседовал я, дали такую же характеристику, — вставил Халворсен.
Все это время Гуннар Хаген сидел заложив руки за голову и смотрел на Харри с легкой выжидательной улыбкой, словно на иллюзиониста, который вот-вот вытащит из шляпы кролика. Увы. Никаких чудес. Только версии.
— Предположения? — сказал Харри. — Валяйте выкладывайте, после совещания будет поздно.
— Застрелен средь бела дня при всем честном народе, — сказал Скарре. — Так действует только одна лавочка. Это казнь, осуществленная профессионально, для острастки и в назидание другим, у кого долги за наркоту.
— Та-ак, — сказал Харри. — В отделе наркотиков никто слыхом не слыхал про Роберта Карлсена и в глаза его не видал. Он чист, судимостей не имеет, по нашим базам данных нигде не проходит. Кто-нибудь из вас слыхал о безденежных наркоманах, которые ни разу ни на чем не попались?
— Судмедэкспертиза не нашла в анализах крови никаких следов противозаконных веществ, — сказала Беата. — Следов от инъекций и прочих улик также не обнаружено.
Хаген кашлянул, все повернулись к нему.
— Солдат Армии спасения конечно же не замешан в подобных вещах. Продолжайте.
Харри заметил, что на лбу у Магнуса Скарре выступили красные пятна. Скарре — невысокий крепыш, в прошлом гимнаст, гладкие каштановые волосы зачесаны на косой пробор. Один из самых молодых в отделе, заносчивый, амбициозный, себе на уме, он во многом напоминал молодого Тома Волера. Только без особой волеровской смекалки и способностей к полицейской работе. Правда, за последний год самоуверенности у Скарре несколько поубавилось, и Харри решил, что со временем он, возможно, все-таки станет вполне приличным полицейским.
— С другой стороны, Роберт Карлсен, похоже, по натуре был экспериментатор, — сказал Харри. — И нам известно, что в магазинах «Фретекс» работают наркоманы с условным сроком. Любопытство и доступность — скверная комбинация.
— Вот именно, — кивнул Скарре. — А когда я спросил фретексовскую начальницу, была ли у Роберта подружка, она ответила: «Думаю, нет». Хотя несколько раз туда заходила девушка-иностранка, спрашивала его, но слишком уж молоденькая. Откуда-то из бывшей Югославии. Готов поспорить, косовская албанка.