Его лицо побагровело, жилы на шее надулись. Америка села на заднее сиденье, оставив дверцу открытой, и помогла мне положить Эбби рядом. Сам я сел вперед.
За то недолгое время, пока мы ехали домой, никто не проронил ни звука. Как только Шеп зарулил на стоянку и перевел рычаг в позицию «парковка», я вылез и отодвинул переднее сиденье. Голова Эбби лежала на плече у Америки, волосы закрывали лицо. Я наклонился вперед и осторожно взял Голубку на руки. Мерик быстро вышла и, достав из сумочки ключи, направилась прямиком к своей машине.
— Мерик! — окликнул ее Шепли.
Судя по тому, как дрогнул его голос, бедняга уже поостыл и начал жалеть о случившемся. Америка уселась за руль, захлопнув дверцу у Шепа перед носом, и дала задний ход. Голубка висела у меня на плече головой вниз.
— Она ведь вернется за Эбби, правда? — спросил Шепли, с тоской глядя вслед своей пассии.
Голубка замычала и пошевелилась. Раздался ужасающий полурык-полустон, обычно предшествующий рвоте, а потом последовал звук выплескиваемой жидкости. Я замер, почувствовав, что джинсы у меня на икрах стали мокрыми.
— Надеюсь, она не…
Шепли наклонился, чтобы оглядеть мои ноги.
— Да, — сказал он, выпрямляясь.
Я бегом взобрался по лестнице и стал торопить Шепа, чтобы быстрее искал ключ. Как только он открыл дверь, я рванул в ванную.
Эбби склонилась над унитазом и выплеснула в него сразу несколько литров. После того, что случилось на улице, волосы у нее уже были испачканы рвотой. Возле зеркала валялось несколько черных тянущихся колечек. Я взял одно из них и, подобрав руками грязные пряди, сделал Голубке хвостик. Это оказалось нетрудно: я много раз видел, как девчонки причесываются.
По телу Эбби пробежала дрожь. Я выскочил в коридор, взял в шкафчике губку, намочил ее и уселся на пол рядом с Голубкой. Когда я бережно протер ей лицо, она положила голову на мое плечо.
— Еще раз? — спросил я.
Она нахмурилась и кивнула, быстро зажав рот. Едва она успела снова наклониться над унитазом, ее вырвало. Я забеспокоился. Мне показалось странным, что такой маленький организм изрыгает такое большое количество жидкости.
Я выполз из ванной и через пару минут вернулся с двумя полотенцами, простыней, тремя одеялами и четырьмя подушками. Эбби продолжала стонать над унитазом, ее всю трясло. Я живописно раскидал белье по полу, готовясь провести остаток ночи в этой своеобразной постели.
На пороге появился Шепли:
— Может, позвонить куда-нибудь?
— Пока не надо. Я с ней побуду.
— Все в порядке, — промямлила Эбби. — Я в этом деле профессионал. Ни разу еще не отравилась…
Шепли нахмурился:
— Дуреха ты, а не профессионал.
— Эй! У тебя ее… э-э-э…
— Подарок? — подсказал Шеп, приподняв одну бровь.
— Да.
— У меня, никуда не денется, — сердито буркнул он.
— Спасибо, друг!
Эбби откинулась назад, опершись о бортик ванны. Я быстро вытер ей лицо. Шепли намочил чистую губку и бросил мне.
— Спасибо.
— Если что, зови, — сказал он. — Мне сегодня спать не светит. Буду думать, как сделать, чтобы Америка меня простила.
Я постарался устроиться поудобнее и подтащил Эбби к себе. Она вздохнула и обмякла в моих руках. Даже теперь, когда она была перепачкана рвотой, я чувствовал, что здесь, рядом с ней, — единственное место на земле, где я хочу быть. Мне вспомнились слова, которые она недавно мне сказала: «В другой жизни я бы тебя полюбила».
Эбби лежала у меня на груди, слабая и больная. Сейчас она была совершенно беспомощна и всецело от меня зависела. И именно сейчас я понял, что мои чувства к ней сильнее, чем я думал. Тот момент, когда я незаметно в нее влюбился, располагался на временной оси где-то между нашей встречей и теперешним сидением на полу в ванной.
Голубка опять вздохнула и положила голову мне на колени. Я хорошенько ее укрыл и только после этого позволил себе задремать.
— Трэв? — прошептала она.
— Да?
Эбби не ответила. Ее дыхание выровнялось, голова тяжело упала мне на ноги. Холодный фаянс за спиной и жесткий кафельный пол под задницей были не самой уютной постелью. Но я не шевелился: Голубка так уютно на мне улеглась, и тревожить ее не хотелось. Минут двадцать я смотрел, как она дышит. Те части моего тела, которые ныли от боли, начали неметь, и я закрыл глаза.
ГЛАВА 14 «СТРАНА ОЗ»
Итак, день начался не лучшим образом. Продолжение было в том же духе: Эбби отправилась к Америке, чтобы уговорить ее не бросать Шепа, а сам Шеп сидел в гостиной и грыз ногти в надежде на то, что Голубка сотворит чудо.
За все это время я только один раз выпустил щенка из коробки. Мерик и Эбби могли вернуться неожиданно, и тогда сюрприз бы не удался. Я покормил беднягу и подстелил ему полотенце, но он все равно скулил. Вообще-то, я не очень жалостливый, но его можно было понять: мало кому понравилось бы сидеть в темной коробке. К счастью, за несколько секунд до возвращения девчонок щенок успокоился и уснул.
— Приехали! — крикнул Шепли, вскакивая с дивана.
— Хорошо, — сказал я, прикрывая за собой дверь его комнаты, — только спо…
Прежде чем я успел закончить предложение, Шеп открыл дверь и побежал вниз по лестнице. С порога я увидел, как Эбби улыбается бурному примирению Америки и Шепли. Засунув руки в задние карманы джинсов, Голубка стала подниматься по ступенькам. Осенние облака затеняли все вокруг, но ее улыбка казалась какой-то удивительно летней. С каждым шагом Эбби приближалась ко мне, а мое сердце стучало сильнее.
— И жили они долго и счастливо! — сказал я, закрывая за ней дверь.
Мы сели на диван, я положил ее ноги себе на колени.
— Какие планы на сегодня, Голубка?
— Спать, спать и снова спать.
— Отлично. Только можно я сначала кое-что тебе вручу?
Она пихнула меня в плечо:
— Ты приготовил мне подарок? Да ладно!
— Не бриллиантовый браслет, но надеюсь, тебе понравится.
— Я в предвкушении.
Подняв ее ноги со своих коленей, я направился в комнату Шепа. Взял коробку бережно, стараясь не трясти: не хотелось, чтобы щенок проснулся и своим писком испортил сюрприз.
— Ч-ш-ш… не плачь. Сиди спокойно, старичок!
Я поставил коробку у ног Эбби, а сам присел на корточки рядом:
— Открывай скорее, мне не терпится тебя удивить.
— Скорее? Ну ладно… — Голубка сняла крышку и от неожиданности раскрыла рот. — Собачка! — закричала она, доставая щенка и поднося его к лицу.
Он дрыгал лапами и вытягивал шею, чтобы расцеловать новую хозяйку.
— Нравится?
— Еще как! Ну надо же! Ты подарил мне собачку!
— Это кернтерьер. В четверг после занятий три часа за ним ехал.
— А… Ты тогда сказал, что вам с Шепом нужно отогнать его машину в сервис…
— Да, на самом деле мы ездили за подарком, — кивнул я.
— Какой кудрявенький! — рассмеялась Эбби.
— У каждой девчонки из Канзаса должен быть свой Тотошка, — сказал я, подхватывая пушистый комочек, норовивший свалиться с Голубкиных коленей.
— Он действительно похож на Тотошку! Так его и назову!
Эбби весело ткнулась носом в мордочку щенка. Она была рада моему подарку, а я был рад, что она рада.
— Щенок может жить здесь, я буду за ним ухаживать. Он для меня гарантия того, что ты не забудешь сюда дорогу, когда этот месяц закончится и ты вернешься в «Морган».
— Я бы в любом случае приезжала к тебе, Трэв.
— Я готов сделать что угодно, лишь бы ты почаще улыбалась, как сейчас.
Эбби помолчала, потом снова переключилась на щенка:
— Думаю, Тото, тебе пора вздремнуть. Да, давай-ка.
— Ладно, пойдем, — кивнул я, сгреб Голубку вместе со щенком к себе на колени, поднялся и направился в спальню.
Откинув покрывало, я опустил Эбби на кровать. Наверное, это должно было бы меня завести, но я слишком устал. Потянулся через Голубку, чтобы задвинуть шторы, и упал на подушку.
— Спасибо, что возился со мной ночью, — сказала Эбби хрипловатым сонным голосом. — Тебе было совершенно не обязательно спать возле меня на полу.
— Это была одна из лучших ночей в моей жизни.
Она посмотрела на меня с сомнением:
— Ты лежал между унитазом и ванной на холодном жестком кафеле, рядом с идиоткой, которую постоянно рвало, и это была одна из лучших твоих ночей? Сочувствую, Трэв.
— Я радовался тому, что могу тебе чем-то помочь, мне приятно было смотреть, как ты засыпаешь у меня на коленях. Я почти не спал, зато твой девятнадцатый день рождения мы провели вместе, и ты просто прелесть, когда пьяная.
— Да уж, блевать я умею очаровательно, как никто.
Я прижал ее к себе и погладил Тотошку, который уткнулся ей в шею.
— Кроме тебя, я не знаю ни одной женщины, которая была бы красива даже с головой в унитазе. Это о чем-то говорит.
— Спасибо, Трэв. Больше я не заставлю тебя со мной нянчиться.
— Спасибо, Трэв. Больше я не заставлю тебя со мной нянчиться.
Я откинулся на подушку:
— Как хочешь. Но вообще у меня прекрасно получается держать тебе волосы во время рвоты.
Она усмехнулась и закрыла глаза. А я все смотрел на нее и не мог оторваться, хоть и усталость давала о себе знать. На ее лице почти не было косметики, если не считать еле заметных следов от туши под ресницами. Поерзав немного, Голубка успокоилась и уснула. Я заморгал, веки налились тяжестью.
Не успел я проспать и минуты (во всяком случае, так мне показалось), раздался звонок в дверь. Эбби не шелохнулась. В гостиной раздались мужские голоса. Один из них принадлежал Шепу. Америка тоже участвовала в разговоре. Интонации показались мне не слишком веселыми. Кем бы ни был наш гость, вряд ли он заглянул просто так, с дружеским визитом.
По коридору затопали чьи-то ноги, и вдруг дверь открылась. На пороге стоял Паркер. Он посмотрел на меня, потом на Голубку. На скулах у него проступили желваки. Я понял, о чем он подумал, и хотел объяснить ему, что Эбби здесь просто спит, но не стал. Вместо этого я вытянул руку и положил ее Голубке на бедро.
— Когда удовлетворишь свое любопытство, не забудь закрыть дверь с той стороны, — сказал я, кладя голову рядом с головой Эбби.
Паркер молча вышел. Дверью спальни он не хлопнул: приберег силы для входной двери. В комнату заглянул Шепли:
— Дело дрянь, старик.
Тут до меня дошло, что я натворил. Теперь уже ничего не поправишь. Я знал: последствия дадут о себе знать не сразу, но от этого паниковал не меньше. Лежать рядом с Эбби и смотреть на ее спокойное, довольное лицо стало невыносимо. Она проснется, узнает обо всем и возненавидит меня.
Утром девчонки в страшной спешке уехали на занятия. Мы с Голубкой едва успели перекинуться парой слов. Поэтому оставалось только догадываться, чего мне от нее сегодня ждать.
Я почистил зубы, оделся и пошел на кухню. Шепли сидел возле стойки для завтрака и хлебал молоко из миски. Он был в джемпере с капюшоном и розовых трусах-боксерах, которые подарила ему Мерик, потому что они показались ей сексуальными.
— Кажется, вы с Америкой все между собой уладили? — спросил я, доставая из посудомоечной машины стакан и наполняя его апельсиновым соком.
Шепли улыбнулся. Он был как пьяный от недавно полученного удовольствия.
— Ага. Я рассказывал тебе, какой Мерик бывает в постели, когда мы поругаемся, а потом помиримся?
Я скривился:
— Нет. И пожалуйста, не надо.
— Хоть каждый день с ней ссорься! Правда, это, конечно, не для слабонервных. — Не дождавшись от меня ответа, Шепли добавил: — Кажется, я женюсь на этой женщине.
— Да. Вытирай розовые слюни. Нам пора.
— Кто бы говорил, Трэв! Или думаешь, я забыл, что с тобой происходит?
Я сложил руки на груди:
— И что же, интересно, со мной происходит?
— Ты влюблен в Эбби.
— Пфф! Ты, видать, забил себе голову всяким дерьмом, чтобы не думать об Америке.
— Я разве не правду сказал? — Шеп, не мигая, уставился на меня.
Я старался смотреть куда угодно, только не на него. Прошла целая минута. Я нервно переступил с ноги на ногу, но продолжал молчать.
— И еще неизвестно, кто из нас двоих пускает розовые слюни!
— Да пошел ты!
— Признайся!
— Нет.
— Что «нет»? Нет, я не сказал неправду или нет, не признаешься? Как ни крути, выходит одно: ты, придурок, в нее влюбился.
— Ну и?..
— Ура!!! Я знал! — вскричал Шепли и так пнул свой стул, что он улетел в гостиную.
— Я… просто… Заткнись, Шеп, — сказал я, чувствуя, как губы сжимаются в нитку.
Направляясь в свою комнату, Шепли ткнул в меня пальцем:
— Ты признался! Трэвис Мэддокс влюблен! Я слышал это собственными ушами!
— Надень штаны, и поехали!
За дверью комнаты Шепа послышался смешок. Я стоял, глядя в пол. Оттого что я вслух сказал кому-то о своих чувствах, они как будто стали еще бесспорнее. И я не совсем понимал, как мне с ними быть.
Через пять минут, даже меньше, Шепли уже выводил свой «чарджер» с парковки, а я сидел с ним рядом и возился с приемником. Мой братец был в наилучшем расположении духа. Всех обгонял, снижая скорость, только чтобы не сбить кого-нибудь на переходе. С трудом найдя место на университетской стоянке, мы направились на английский. Это было единственное занятие, куда мы ходили вместе.
Уже несколько недель подряд мы сидели в последнем ряду, чтобы похотливым девицам было не так сподручно стайкой собираться вокруг меня.
Доктор Парк быстро вошла в аудиторию, сгрузив на стол большую сумку, портфель и чашку кофе.
— Прохладно! — сказала она, кутая свое маленькое тело в пиджак. — Все на месте?
Поднялся лес рук. Она не глядя кивнула:
— Прекрасно. У меня хорошая новость. Пишем тест!
Мы застонали, она улыбнулась:
— Рада, что вы по-прежнему меня любите. Берем ручки и листочки. Я не собираюсь сидеть тут с вами до вечера.
Все принялись рыться в рюкзаках. Я нацарапал на бумажке свою фамилию и улыбнулся в ответ на взволнованный шепот Шепли.
— Тест по английскому? Без предупреждения? Что за ерунда! — шипел он.
Задание оказалось элементарным. В конце лекции нас загрузили новой работой, которую нужно было сдать до выходных.
За несколько минут до звонка я заметил, что парень, сидевший передо мной, обернулся. Это был Леви: я знал его фамилию только потому, что доктор Парк несколько раз к нему обращалась. Он вечно зализывал назад жирные темные волосы, а лицо у него было все в оспинах. Леви не был членом «Сигмы Тау», не обедал в столовой, не играл в футбол и не ходил ни на какие вечеринки. В общем, кроме как на занятиях по английскому, мы нигде не пересекались.
Я поглядел на него и переключил внимание на доктора Парк: она как раз рассказывала интересную историю про своего друга-гея. Потом я опять случайно взглянул на Леви: он по-прежнему на меня пялился.
— Тебе чего? — не выдержал я.
— Слыхал про вечеринку у Брэзила. Неплохо сыграно!
— Ты это о чем?
Элизабет, девчонка, сидевшая справа от Леви, тоже обернулась, тряхнув светло-русыми волосами. Она встречалась с одним из моих «братишек». Ее глаза загорелись.
— Жалко, что я пропустила это шоу!
Шепли нахмурился:
— Какое еще шоу? Нашу с Америкой ссору?
Леви усмехнулся:
— Нет, вечеринку, которую устраивали для Эбби в этот уик-энд.
— День рождения? — спросил я, пытаясь вспомнить, что же из происшедшего могло дать повод для слухов.
Ярких моментов было, конечно, много, но вроде ничего такого, о чем теперь мог знать каждый встречный и поперечный. Убедившись, что доктор Парк не смотрит в нашу сторону, Элизабет снова обернулась:
— Эбби с Паркером.
В дискуссию включилась еще одна девчонка:
— Да! Говорят, Паркер застукал вас сегодня вдвоем. Это правда?
— Где ты такое услышала? — Я затрясся от прилива адреналина.
Элизабет пожала плечами:
— Да везде! Сегодня утром у нас в группе все только об этом и говорили.
— У меня тоже, — сказал Леви.
Вторая девушка просто кивнула.
Элизабет чуть привстала и приблизилась ко мне:
— Правда, что она сначала занималась этим самым с Паркером у Брэзила в коридоре, а потом поехала к тебе домой?
Шепли нахмурился:
— Вообще-то, она у нас живет.
— Да нет же, — сказала соседка Элизабет. — Эбби с Паркером обжимались на диване, потом она встала и начала танцевать с Трэвисом, Паркер психанул и ушел, а она поехала с Трэвисом… и Шепли.
— А мне все не так рассказывали, — не унималась Элизабет. Чувствовалось, что она с трудом сдерживает восторг. — Я слышала, они были втроем. Так как на самом деле, Трэвис?
Леви, очевидно, получал от этой беседы огромное удовольствие.
— Насколько я знаю, раньше всегда бывало наоборот, — ввернул он.
— То есть? — спросил я, еле сдерживая раздражение.
Его интонация мне не понравилась.
— Паркер донашивал за тобой баб, а не ты за ним.
Я прищурился. Кто бы ни был этот парень, знал он обо мне гораздо больше, чем следовало. Я наклонился к нему:
— Это не твое собачье дело, засранец!
— Ладно-ладно! — попытался успокоить меня Шепли.
Леви тут же показал затылок, Элизабет многозначительно приподняла бровки и тоже отвернулась.
— Урод хренов! — пробормотал я и повернулся к Шепу. — Сейчас большая перемена. Кто-нибудь обязательно растреплет эту гадость Голубке. Они говорят, что мы оба ее трахали. Черт! Черт! Шепли, что же мне делать?
Шеп принялся швырять свои тетради в рюкзак. Я последовал его примеру.
— Все свободны! — сказала доктор Парк. — Выметайтесь поживее! Желаю всем плодотворно потрудиться!
Чувствуя, как рюкзак хлопает по спине, я кратчайшим путем рванул через весь кампус к столовой. Мерик и Эбби стояли в нескольких шагах от входа. Шепли схватил Америку за руку.