Он поглядел на птеродактилей. Они торопились, доедали товарища.
— Теперь они нажрутся и улетят, — сказал Конрад. — Как бы только соседи не заметили… — И тут же добавил: — Заметили.
К ним бежали дикари, которые волокли по траве большую редкую сеть.
— А этим что надо? — спросил Брюс, разглядывая ладонь. Ладонь была в крови.
— Ты промой рану, может быть заражение, — сказал Конрад.
— Обязательно, — сказал Брюс.
Дикари были невысоки, тонконоги, вся одежда — короткая кожаная юбка и ожерелье из зубов и камней. И странные прически: небольшой гребень поперек бритой головы. Они кричали и смеялись, белые зубы сверкали на смуглых лицах.
Ингрид вытащила из катера пластиковое полотно и с помощью чернявого мужчины начала покрывать им ящики и контейнеры, лежавшие на траве. Теплая струйка крови потекла по шее Брюса, и он вытер ее. Надо в самом деле привести себя в порядок. Но кто здесь доктор?
Дикари с сетью добежали до шевелящейся кучи птеродактилей, накинули на них сеть, и когда птеродактили сообразили, что, увлекшись обедом, потеряли свободу, было поздно. Они бились под сетью, стараясь взлететь, а мужчины дротиками и каменными топорами глушили их. Стоял страшный гомон.
— Эй! — крикнул Брюс. — Ты куда?
Один из дикарей, пользуясь суматохой, подбежал к вещам на траве, откинул угол полога и потащил к себе серебряный плоский ящик. Ингрид увидела и стала тянуть ящик на себя. Ей на помощь пришел Конрад. Худой высокий мужчина в белых шортах громко увещевал грабителей. Язык, на котором он говорил, был цокающим, быстрым, отрывистым, словно стрекотание лесной птицы.
Увещевания, а главное, неудача внезапного нападения утихомирили охотников. Еще через три минуты они удалялись, волоча сеть, полную битых птеродактилей, и с хохотом рассказывая друг другу о своих подвигах.
— Брюс, — сказал Конрад возмущенно, — я уже сказал тебе, что надо промыть рану.
* * *Доктором оказалась Ингрид.
Она выбрила Андрею волосы на затылке и обработала рану, потом залила ее пластиком. Придется походить денек с этой заплатой. Но если Брюс хочет, ему можно сделать прическу как у кочевника. Жан тоже собирается…
— Зачем ему?
— Он гениальный филолог. Вы бы послушали, какие беседы он ведет со степняками. Его приняли в стаю. Теперь испортят они нашего Жана. У них нет принципов — что хорошо, а что плохо. Готовы всю станцию ограбить. Белогурочка, милейшее создание, я ее очень люблю, украла зеркало. И повесила на юбку, спереди, представляете? От их хохота мы всю ночь не спали. Вот и все. Можете идти. А то у птеродактилей на зубах бывает трупный яд.
— Я думал, что они крупнее.
— Они бывают куда крупнее. К счастью, сюда не залетают.
Пришел Конрад.
— Не жарко? — спросил он. — А то включим кондиционер.
— Нет, спасибо. А почему вы пускаете аборигенов на станцию?
— Нет, — сказала Ингрид, — в помещения мы их не пускаем.
— Дежурный на пульте всегда может включить силовое поле, — сказал Конрад. — А ночью обязательно включает.
— Конрад их жалеет, — сказала Ингрид. — Это его стая.
— А ты их не жалеешь?
— Жалею, — сказала Ингрид, — но мы ничем не можем помочь.
— Что с ними случилось? — спросил Андрей. Пластик стягивал кожу, и хотелось его содрать.
— Сегодня увидишь, — сказал Конрад. — К нам пожалует сам Октин Хаш.
— Я думаю, — сказала Ингрид, — что он пришлет своего палача.
— Приедет, — сказал Конрад. — Я с ним говорил. Он любопытен.
Андрей Брюс попросил воды, выпил маленькими глотками. Вода была свежей, родниковой.
— Наши соседи, по-здешнему — стая Белого волка, — сказала Ингрид, — кочевали раньше километрах в двухстах отсюда. Мы основали станцию в безлюдном месте. Даже вместо куполов поставили шатры, чтобы не выделяться.
— Они о нас все знали, — сказал Конрад. — Охотники сотню километров проходят в день. А верховой и еще больше.
— Они к нам приходили, — сказала Ингрид. — Мы для них другая стая. И очень богатая. Мы с ними наладили отношения — они к нам привыкли, но приезжали нечасто. Обокрасть нас трудно, а железа мы не даем. Но потом пришел Октин Хаш.
— Кто он такой? — спросил Андрей.
— Аттила, местный Аттила, — сказал Конрад. — Он пришел со своей ордой с юга. Так нам говорили. Другие считают, что он всегда кочевал у Зеленой реки, а года два назад стал сильным.
— Ведьмы помогли, — заметила Ингрид, складывая инструменты и закрывая шкафчик. — Наша стая так считает.
— Ведьмы или организационные способности, — сказал Конрад, — но суть в том, что он сумел подчинить себе все стаи этой степи и собирается в большой поход к морю. А войны здесь простые — смерть или рабство. Стая Белого волка тоже была разбита, и остатки ее бежали к нам под крыло. Октину Хашу это не нравится, он не хочет делить с нами степь, но и не смеет напасть.
— Как же называется ваша стая? — спросил Андрей.
— Стая Железной птицы, — ответил Конрад. — Только не воображай, что нам все это нравится. Если бы не уникальная фауна, не миллион загадок, мы бы отсюда улетели.
— Соблазн велик?
— Знаешь, как кличут нашу планету в Управлении Исследований? Эвур. Эв-ур — Эволюционный урод. Здесь все сразу — триас и мезозой, кайнозой и хомо сапиенс. Новые виды здесь появлялись, а старые не вымирали. Этого не может быть, но это случилось. Ради того, чтобы здесь поработать, можно пойти на переговоры даже с Октином Хашем.
Филолог Жан заглянул в медпункт.
— Там Белогурочка, — сказал он. — Ее отец заболел.
— Что с ним? — спросила Ингрид.
— Был на охоте. Больше она не говорит. Табу.
— Я пойду, — сказала Ингрид. — Скажи Медее, что пирог в духовке.
— Я сам посмотрю, — сказал Конрад. — Возьми с собой нашего раненого. Ему интересно.
— Спасибо, — сказал Андрей. — Я пойду.
— Вернетесь — будем обедать, — сказал Конрад.
* * *Перед выходом Конрад выдал Андрею пояс с бластером.
— Здесь много неожиданных гадов, — сказал он. — Правда, сюда они редко суются — шумно, боятся, запахи чужие. И все же залетают.
Они пошли втроем. До шатров было метров триста. Впереди шагал Жан. Он нес через плечо сумку Ингрид с медицинскими инструментами. Затем Ингрид — рука на поясе. Андрей замыкал шествие.
Спутники Андрея выглядели опереточно — легкие рубашки и шорты, широкие пояса с пистолетами на боку, высокие сапоги — типичные покорители звездных трасс из детских фильмов.
Они шли по широкой тропе. Трава была сочной, зеленой. Гудели пчелы, огромный, в пядь, зеленый кузнечик выскочил на тропинку, присел и сиганул метров на десять. Вереницей пересекали тропинку большие желтые муравьи, мелкие розовые бабочки густой стайкой вились над белыми шапками соцветий. Андрей отмахнулся от шмеля размером с кулак. Тот обиженно взревел, но отлетел.
— Они не кусаются? — спросил Андрей.
— Вылечим, — ответила Ингрид обнадеживающе.
— Все же здесь надо быть осторожнее, — сказал, обернувшись, Жан. — Вылечить она вылечит, но будет больно.
— А в озере вы купаетесь? — спросил Андрей.
— Ни в коем случае, — сказала Ингрид, — на это даже моего оптимизма не хватит.
— Оптимизм ни при чем, — сказал Жан. — Один раз на берег выползла такая гадина, что Конрад забрался на шатер — совершенно гладкая поверхность, а забрался на верхушку. Я думал, что умру от смеха.
По скучному тону Жана трудно было представить, чтобы он умирал от смеха.
— Аксель Акопян его застрелил, — сказала Ингрид. — Шкура в столовой висит. Посмотрите.
— Нет, — сказал Жан. — Мы ее уже запаковали.
Шатры стаи Белого волка вблизи оказались жалкими поделками. Несколько жердей связаны сверху, оплетены ветками и кое-как прикрыты облезлыми шкурами.
Площадка вокруг чумов была утоптана. Удручающе воняло. Более всего от тушек птеродактилей — женщины разделывали их на открытом воздухе. Тучи синих мух реяли над ними. Женщины прекратили работу, глазели. Их заинтересовал Андрей. Незнакомый человек. И одет иначе. Синие рейтузы, серебристые башмаки и белая безрукавка.
Голые детишки, все с косточками, которые они обсасывали, — в становище было много мяса, — сбежались, чтобы потрогать гостей. Одна из женщин поднялась и отогнала их хворостиной.
Верхом появился парень в меховой юбке. Он спрыгнул с коня, шлепнул его по морде.
— Хе ка-ва сей, — гортанно сказал он.
Жан ответил длинной фразой.
Из самого большого чума через низкое отверстие выполз толстый старик. Сидя на корточках, принялся хлопать себя по щекам.
— Это брат вождя, — сказала Ингрид. — Показывает, какое большое горе.
— Это брат вождя, — сказала Ингрид. — Показывает, какое большое горе.
Андрею хотелось убежать от тоскливой, всепроникающей вони. Мухи перелетели к гостям и густо жужжали у самых глаз. Рыжая хромая собака с окровавленной мордой зарычала, осев на задние лапы.
— Пошли в шатер, — сказала Ингрид. — Там мух нет.
В шатре было прохладнее. Глаза быстро привыкли к зеленоватой полутьме; внутри шатер оказался просторнее, чем выглядел снаружи. Пахло терпко и остро — в середине дымил костер, лежала охапка травы. У костра на корточках сидела девушка. Она кинула в дым связку травы и поднялась. На темном лице светились белки глаз и зубы.
— Ты пришла. — Она легонько, на мгновение прижалась лбом к плечу Ингрид.
Куча тряпок и шкур за костром зашевелилась. Оттуда послышался низкий голос. Зацокал, заурчал. Жан ответил.
— Вождь был на охоте, — сказал Жан. — Его догнал лев.
Ингрид прошла к ложу раненого. Жан переводил ей.
Андрей понимал, что он здесь лишний, но выходить наружу, в жару и вонь, не хотелось.
Рядом с костром в землю было вкопано бревно с сучьями. На сучьях висело оружие. Андрей подошел, разглядывая короткие копья с широкими каменными лезвиями, прямой зазубренный меч.
Девушка стояла к нему спиной, наблюдая за тем, что делает Ингрид. Наряд девушки ограничивался короткой юбкой, ладно сшитой из конской шкуры. Прическа странная — на висках волосы сбриты, на макушке торчат ежиком.
— Так можно и ногу потерять, — сказала Ингрид.
В ответ что-то спросил раненый, потом ответил Жан. Девушка почувствовала взгляд Андрея и обернулась. Куда быстрее, чем оборачиваются городские девушки, которые не чувствуют чужих взглядов и не привыкли их бояться.
Глаза были светлые, внимательные. Андрей улыбнулся. Девушка после секундной паузы улыбнулась в ответ.
— Тебя я не видела, — сказала она. — Ты новый. Ты с неба?
— С неба, — сказал Брюс. — Ты откуда знаешь наш язык?
— Жан меня учит, — сказала девушка. — Никто не знает язык людей неба. Я знаю. Я умная. Я — дочь вождя.
— Как тебя зовут?
— Биллегури, а твои люди зовут меня Белогурочка. Почему?
— Им лучше знать. Это хорошее имя.
В Белогурочке было что-то птичье — в посадке головы, настойчивом взгляде, тонкости костей. От плеча до небольшой груди шел светлый шрам. Белогурочка перехватила взгляд Андрея и сказала:
— Меня ударил врар, я упала с горы. И прямо на сук.
— Ты знаешь много слов, — сказал Андрей. — Кто такой врар?
— Это пещерный медведь, — сказал Жан. — Их здесь не бывает, они живут к северу, где раньше кочевала стая.
— Мы раньше жили у леса, — сказала Белогурочка. — Потом пришел Октин Хаш и убил многих мужчин. И взял женщин. А мы убежали. Он хотел и меня взять. Вы будете с нами есть?
— Нет, — сказала Ингрид. — Мы будем есть дома.
— Жан боится нашей пищи, — сказала Белогурочка. — Он боится, что у него будет болеть живот от микробов.
В чум заползла женщина. Спросила что-то. Ей ответил Жан.
Только сейчас, когда прощались, Андрей увидел отца Белогурочки. Тот лежал на спине с закрытыми глазами. Ингрид дала ему наркоз, и теперь он отдыхал от боли.
Белогурочка выпорхнула за ними на площадку. Андрею стало дурно от вони. Разделка птеродактилей подходила к концу. Дети гоняли собак, чтобы те не растащили мясо.
Подскакали два воина. Они подняли копья, приветствуя гостей. Один из них, одноглазый, засмеявшись, прощебетал длинную фразу. Жан ответил. Ингрид поняла и сказала Андрею:
— Он жалеет, что не смог утащить у нас блестящую коробку. Они страшные воришки. Если покопаться в шатрах, найдешь все, что пропало у нас за полгода.
Жан тоже смеялся. Белогурочка сказала:
— Брать чужое плохо.
Она посмотрела на Андрея снизу вверх. Она была на голову ниже его.
— Плохо, — согласился Андрей.
— У тебя на голове блестит. Это рана?
— Как ты догадалась?
— Ингрид всегда мажет раны жидкой мазью, которая потом твердая. Кто на тебя напал?
— Птеродактиль, — сказал Андрей. — Знаешь?
— Знаю. Это корпы. Вон лежат. Мы из них делаем одежду, когда холодно. И еще едим. У нас теперь много мяса. Хочешь, я тебе дам?
— Пошли, — сказала Ингрид. — А то тебе обедать не захочется.
Белогурочка смотрела им вслед. Она увидела, что Андрей обернулся, и крикнула:
— Ты красивый!
— Ну вот и поклонница, — сказала Ингрид. — Почему во всей Вселенной капитаны Космофлота пользуются такой популярностью у девушек?
— Не представляю. Раньше это говорили о гусарах.
— У них форма красивая, — сказал Жан. — Смотри под ноги. Змея!
Змея скользнула молнией и скрылась в траве.
* * *Андрей принял душ. Ему казалось, что он пропитан запахами становища.
За обедом Конрад сказал:
— Тебе повезло.
— Я рад, что побывал там, — сказал Андрей. — Это очень интересно. Только воняет.
— Я не об этом. К нам в гости сам Октин Хаш.
— Аттила?
— Он умный человек, — сказал Конрад. — Я с ним разговаривал. Он сознает свою историческую задачу.
— Если историческая задача — грабить и убивать, — сказала Ингрид возмущенно, — то осознать ее несложно. Вам нравится суп?
— Необычно, — сказал Андрей.
— Мы здесь многому научились, — сказала Ингрид. — Знаем, какие травы полезны, а какие есть нельзя.
— Спасибо Белогурочке? — спросил Андрей.
— Она вам понравилась? Правда, замечательный ребенок?
— Сколько ей лет?
— Не знаю. Жан, сколько лет твоей Белогурочке?
— Здесь год немного длиннее нашего, — сказал Жан. — И потом, в первобытном обществе другие мерки. Девиц отдают в соседний род, когда исполняется тринадцать-четырнадцать.
— А почему не отдали Белогурочку?
— Она была предназначена парню из стаи Динозавров. Но та стая полностью истреблена. Белогурочка — девушка-вдова. Это недостаток.
— Еще налить супа? — спросила Ингрид.
Пришел чернявый, ртутный, яростный Аксель Акопян. Присел за стол и принялся работать ложкой так, словно соревновался на скорость.
— Видели, какой дым? — сказал он.
— Мне говорили, что орда Октина Хаша захватила кибитки стаи Серой акулы и был бой, — сказал Жан.
— Господи, когда это кончится! — сказала Ингрид.
— Я тупею от этих запахов, — сказал Конрад. — Здесь все пахнет.
Пышная добрая Медея, которая дежурила на кухне, принесла миску с тушеным мясом.
— Угадай, что это такое, — сказал Конрад.
— Лучше и не пытайтесь, — возразила Ингрид. — Я стараюсь не думать. Хорошо, что у нас запас консервов.
— Ничего особенного, — сказал Жан. — Это оленина. Я покажу вам его рога. Два метра в размахе.
— Почему все так нелогично? — спросил Андрей. — Законы эволюции постоянны. Одно отмирает и уступает место другому.
— Здесь не уступило, — сказал Конрад.
— Сюда нужно экспедицию человек в сто, — сказал Аксель. — Я написал отчет, а в Центре никак не раскачаются. Эта планета набита тайнами. Ты смотришь направо — так быть не может! Ты смотришь налево — такого не бывает, а оно есть. Вы меня понимаете?
— Нет, — сказал Андрей. — Я здесь всего два часа.
— Завтра сядете со мной в вездеход, и я повезу вас по кинжальному каньону.
— Покажи ему туннель-эдельвейс, — сказала Медея, — он раскроет рот, так и останется.
— Я завтра утром улетаю, — сказал Андрей.
— Ничего, — сказал Конрад. — На этот раз мы отправим в Центр столько материалов, что они вынуждены будут пошевеливаться. Есть вещи, которые случайностью не объяснишь.
— А когда они посмотрят, что дал радиоуглеродный анализ, они за головы схватятся! — с торжеством заявил Аксель.
— Нет, Андрею надо что-то показать. До темноты еще часа два, — сказал Жан. — Давайте я покатаю его на флаере.
— Спасибо, — сказал Андрей. Ему было стыдно признаться в том, как сильно его тянет в сон. Впрочем, проницательная Ингрид угадала, что с ним творится.
— Никуда он не полетит, — сказала она. — Зачем спать во флаере, когда можно поспать в шатре? Человек впервые попал к нам. Вспомните, как вы здесь спали первые дни. Конрад, уступишь Андрею койку?
— А компот? — удивился Аксель Акопян.
— Пускай идет, — сказала Ингрид. — Через два часа мы его разбудим.
— Через час, — сказал Андрей.
* * *Конрад разбудил Брюса через два с половиной часа.
— Ты не простишь, если я дам тебе спать до утра, — сказал он.
В руке он держал чашку кофе. За окном было сине, почти совсем стемнело.
— Я себе не прощу, — сказал Андрей. — Спасибо, что разбудил. Со мной такого еще не бывало.