Сара была тихой и незаметной, как привидение. Ее существование почти не влияло на жизнь ближайших родственников. Если муж и любил ее, он практически не показывал этого. Он всегда был любезен с ней, однако она все равно передвигалась по дому бесшумно, как тень. Ее роль в воспитании детей была ничтожной. Кристина не помнила, чтобы когда-либо сильно любила мать. Оглядываясь на свое детство, она видела только Артура, которого любила, и отца, которого уважала, однако это уважение периодически прерывалось всплесками дикой ненависти.
Эти два чувства были самыми сильными в ее жизни. До знакомства с Гарри других не существовало. И разве удивительно, что она полюбила его с первого взгляда? Он стоял, облокотившись на деревянные ворота, которые вели в церковный двор.
– Это Грин-Энд? – обратился он к ней с вопросом.
Кристина, будучи дочерью викария, давно привыкла общаться с незнакомыми людьми, поэтому без доли смущения ответила:
– Все верно. Некоторые думают, что здесь, у нас, вообще конец света.[4]
– Именно это я и хотел сказать, вы меня опередили, – улыбнулся незнакомец. – Позвольте пройти?
– Конечно, – ответила Кристина. – На церковный двор доступ открыт всем.
Он изобразил благоговейный трепет, и они засмеялись.
– Надеюсь, мне еще не скоро понадобится здесь местечко.
Они снова засмеялись, и смеялись чуть дольше и чуть громче, чем того требовала шутка.
И в это мгновение с ними что-то произошло. Кристина даже почувствовала, как ускорился темп… Появилась вибрация…. нечто волнующее и волшебное, и это нечто завладело ими обоими. У нее запылали щеки, а глаза заблестели. Она видела восхищение в глазах незнакомца – а разве он незнакомец? В тот момент ей казалось, что он – олицетворение всего, о чем она мечтала или читала.
Они осмотрели церковь – во всяком случае, Кристина показывала Гарри церковь, он же смотрел только на нее. Прохладный полумрак здания, сложенного из серых камней, и их приглушенные голоса только обостряли ощущение близости и пробуждали в ней не изведанный ранее восторг.
Они снова вышли на солнечный свет – никогда в жизни солнце не казалось ей таким ярким и ослепительным.
– Где вы собираетесь остановиться? Где-нибудь поблизости? – спросила Кристина и поняла, что в ее вопросе скрывается тревога: увидится ли она с ним снова? Или он уедет навсегда?
– Вообще-то да, – ответил Гарри. – До настоящего момента я в этом сомневался.
Она поняла намек, и ее охватила сладостная дрожь.
– Как вас зовут? – поинтересовался он.
Ей показалось странным, что он до сих пор не знает.
– Кристина Диллон. Мой отец викарий Грин-Энда.
– Вы живете здесь постоянно?
Гарри перевел восхищенный взгляд на крохотную деревушку с домиками с соломенными крышами и садиками, изобиловавшими цветами.
– Да, вон там наш дом. – Кристина указала на дом через дорогу. – Он называется «Четыре ивы». Наша семья живет в нем много лет. А дом священника вон там, рядом со школой.
– И вам здесь не скучно?
Кристина на секунду задумалась.
– Я никогда не знала другой жизни, – ответила она, – поэтому мне не может быть скучно.
Она произнесла все это с некоторым вызовом. Ей не хотелось, чтобы он осуждал ее и с пренебрежением относился ко всему, что было ей дорого.
Словно подслушав ее мысли, Гарри тут же развеял все ее опасения.
– Вы слишком совершенны! – сказал он. – Не верится, что здесь нет никакого подвоха.
– Никакого, насколько мне известно, – улыбнулась Кристина.
Часы на церкви пробили четыре. Кристина лихорадочно соображала. Рискнуть и пригласить его на чай? Но какой предлог придумать? Да, рискнуть. А почему бы нет? Что может ее остановить? На чай заходит множество людей – скучных и занятых только добрыми делами. Почему она не может пригласить кого-то другого? Так рискнуть?
Она оглядела идеально сидевший на Гарри серый фланелевый костюм, красную гвоздику в петлице, мягкую шляпу, надвинутую на глаза и слегка заломленную набок. Гарри и ее отец… она едва не расхохоталась при мысли об их знакомстве. И бросилась в омут.
– Приглашаю вас зайти к нам на чашечку чаю, мистер?.. – Она сделала паузу.
– Хантер, Гарри Хантер.
Он посмотрел на нее выжидательно, как будто готовился услышать звуки фанфар.
– Так вы зайдете?
По выражению его лица Кристина поняла, что он удивлен. Так чего же он от нее ожидал?
– С удовольствием выпью чаю. Вы чрезвычайно любезны. Вы уверены, что никто не будет возражать?
– Надеюсь, не будет.
Ее тон сказал ему о многом, и он последовал за ней через дорогу к воротам, которые вели в сад «Четырех ив». Чай обычно сервировали на лужайке, и Кристина предложила Гарри присесть на один из жестких зеленых садовых стульев, расставленных симметрично вокруг стола.
– Подождите здесь, – сказала она. – Я пойду сообщу отцу.
– А это обязательно? – Казалось, его удручает одна мысль о расставании с ней.
– Боюсь, обязательно.
– Тогда постарайтесь вернуться поскорее… Кстати, пока вы не ушли, посоветуйте, о чем мне говорить с викарием?
Именно в это мгновение Кристина впервые испугалась того, что сделала.
– Вы должны дать ему понять, что вам интересна церковь, – поспешно заговорила она. – Ведь я вам немало рассказала о ней.
– А я не услышал ни слова. Я смотрел на ваши губы.
Кристина покраснела, страх, владевший ею, усилился.
– Я схожу за отцом.
Она быстро пошла прочь, пока Гарри не успел остановить ее…
– В самом деле, Кристина, – сказал преподобный Уильям Диллон несколькими мгновениями позже, – не понимаю, зачем ты пригласила на чай совершенно чужого человека. Если бы мы приглашали к своему столу всех, кто приезжает взглянуть на церковь, мы могли бы уже открыть ресторан.
– Извините, отец, но мне показалось, что он заинтересовался. Он задавал столько вопросов, что я не смогла ответить на все и подумала, что лучше привести его к вам.
Это был правильный ответ. Уильям Диллон довольно улыбнулся. Церковь в Грин-Энде, построенная в саксонском стиле, была его главным увлечением. Мысленно он называл ее «моя церковь» и тратил на нее значительную часть собственных денег – на реставрацию, на поддержание ее красоты и на изыскания в древних архивах и книгах графства. Он планировал однажды опубликовать краткий очерк об истории церкви Святого Христофора в Грин-Энде, однако это было его тайной, он не рассказывал о ней даже самым близким людям.
– Отлично, Кристина, – заключил он, вставая из-за стола. – Пойду познакомлюсь с этим джентльменом. Как, ты сказала, его зовут?
– Мистер Хантер.
– Хантер? Никогда не слышал о нем, – пожал плечами викарий и вышел в сад.
Позже, сидя наедине с Гарри, Кристина мысленно улыбалась, думая, что ему было полезно узнать, что о нем не слышали по крайней мере два человека в Англии. Его слишком переполняло осознание собственной значимости и популярности, он гордился бесконечным потоком писем от поклонников и фанатичным восторгом женской части зрителей. Поэтому для него стало своего рода шоком, что два человека – причем один из них женщина – не только никогда не слышали о нем, но и ничего не знают о жизни, которую он считал крайне важной.
– Вы никогда не бываете в театре? – изумленно спросил он у Кристины день или два спустя.
– Естественно, бываем, – ответила она. – Каждый год на Рождество мы ездим на праздничные представления в Лондон, а иногда в Кембридж.
– И что вы смотрите, когда ездите в Кембридж? – поинтересовался он.
– В прошлом году мы смотрели «Венецианского купца», а в позапрошлом – «Сон в летнюю ночь».
– Шекспир! – Без сомнения, Гарри Хантер был потрясен. – А вы никогда не ходите на хорошие, правильные пьесы?
– Что вы подразумеваете под «хорошими»? – В Кристине проснулся озорной чертенок.
– Вы безнадежны! – сделал вывод Гарри.
Потом им овладела идея показать Кристине театр таким, каким он виделся ему. Он хотел, чтобы она в полной мере прочувствовала его волшебную атмосферу.
– Я покажу вам, что такое театр на самом деле, – с горячностью пообещал он.
Взгляды Кристины были достаточно независимыми, чтобы она смогла понять: театр для Гарри Хантера – это сам Гарри Хантер в театре.
Она понимала, что он тщеславен и эгоистичен, что он о себе очень высокого мнения, – но не обращала на это внимания. С какой стати? Она уже была влюблена, ею владело сильное и всепоглощающее чувство.
Отец ни о чем не догадывался. Гарри же быстро сообразил, какую роль нужно сыграть, и сыграл ее великолепно.
– Я всю жизнь интересуюсь древними зданиями, сэр. Конечно, я мало знаю о них. Я был слишком занят, зарабатывая себе на хлеб, – когда много работаешь, трудно выкроить время для подобных изысканий. Полагаю, у каждого человека есть тайное увлечение. Мое – архитектура. Надеюсь, я не перейду границы, если попрошу вас объяснить мне кое-что? Я слышал, что вы величайший эксперт.
– Я всю жизнь интересуюсь древними зданиями, сэр. Конечно, я мало знаю о них. Я был слишком занят, зарабатывая себе на хлеб, – когда много работаешь, трудно выкроить время для подобных изысканий. Полагаю, у каждого человека есть тайное увлечение. Мое – архитектура. Надеюсь, я не перейду границы, если попрошу вас объяснить мне кое-что? Я слышал, что вы величайший эксперт.
Гарри умел делать комплименты, и при этом его слова звучали настолько искренне, что самые циничные и подозрительные натуры верили ему. После своего первого разговора с викарием он унес под мышкой несколько книг по архитектуре…
– Я буду обращаться с ними очень бережно. Я считаю, что вы оказали мне огромную честь, доверив их мне.
– Это лишний раз доказывает, – обратился к Кристине отец после ухода Гарри, – что нельзя оценивать человека по внешности. Перед нами человек, которого средний легкомысленный обыватель никогда бы не заподозрил в интересе к старым камням и кирпичам. Я хвалю себя, Кристина, за то, что смог разглядеть скрытое внутри, что не вынес поспешных, поверхностных оценок.
– Да, отец.
Кристина вспомнила, как Гарри прощался с ней. Он задержал ее пальцы в своей руке чуть дольше, чем требовалось. Зато тон у него был холодным и равнодушным:
– До свидания, мисс Диллон, до свидания, викарий, спасибо за вкусный чай. Я надолго запомню нашу встречу.
Последние слова он произнес, глядя на Уильяма Диллона, и поклонился. Викарий был в восторге.
А вот Кристина услышала в его речах иной смысл. Позже – причем довольно скоро – ей суждено было убедиться в том, насколько она была права.
В ту ночь она думала только о Гарри. На следующее утро он снова пришел к церкви. Кристина – она расставляла в доме цветы – не поверила своим глазам, когда увидела на пороге девчушку с зажатым в кулачке шестипенсовиком.
– В чем дело, Мери? – спросила она.
Девчушка огляделась по сторонам, чтобы проверить, не подслушивают ли их, и ответила:
– Там, у церкви, один джентльмен хочет поговорить с вами, мисс. Он сказал, чтобы я передала это только вам.
– Джентльмен? – Кристина едва не выронила букет.
– Очень красивый, мисс, он сказал, что вы должны прийти как можно быстрее – но он будет ждать вас все утро.
– Спасибо, Мери. Это знакомый викария. Наверное, он хочет, чтобы я показала ему церковь.
Кристина переоделась и оглядела себя в зеркале долгим, встревоженным взглядом. Действительно ли у нее глаза сияют ярче, чем обычно? Она прошла через сад и перебежала через дорогу.
– Я едва вас дождался! Просто измучился от нетерпения!
При этих словах Кристина поняла, что тоже с нетерпением ждала встречи.
Он взял ее руки в свои, и она даже не попыталась их выдернуть.
– Я никогда в жизни не встречал такого человека, как вы.
Это могло бы быть правдой, если бы это сказала она. Только Кристина ничего не могла произнести, от счастья лишившись дара речи. Она лишь трепетала от какого-то непонятного восторга, который наполнял все ее существо.
– И вы не возражаете против того, что я пришел?
– Нет, зачем мне возражать?
– А вы рады… рады снова видеть меня? Пожалуйста, ответьте.
– Рада… очень рада.
Они стояли и смотрели друг на друга, ощущая только волшебную силу, которая притягивала их друг к другу, которая превращала их в единое целое, которая делала слова и действия ненужными.
«Ах, Гарри, Гарри», – взывало сердце Кристины. Она уже понимала, что полюбила его – безрассудно и окончательно.
Именно Артур первым омрачил ее счастье. Решив провести выходные дома, он вернулся из Кембриджа в пятницу вечером. Гарри, который провел всю вторую половину дня с Кристиной и попил чаю с викарием, уже уходил.
Они обменялись рукопожатием – Артур, простой, непосредственный, юный, но выглядящий старше своих лет; и Гарри, изящный, искушенный, уверенный в своей привлекательности и расчетливо пользующийся ею.
– Ваш отец проявил исключительную любезность по отношению ко мне. За несколько часов я узнал больше, чем за несколько лет чтения книг. Возможно, умиротворенность этого места располагает к учебе. Не понимаю, как вы можете бросать все это ради суматошного и шумного Кембриджа?
Кристина обратила внимание, что Артур отвечает односложно. Когда Гарри ушел, когда вдали стих звук от его маленькой, громко тарахтевшей машинки, она с улыбкой повернулась к брату.
– Это Гарри Хантер, – сообщила она не без благоговейного трепета в голосе.
– Ах, так вот кто это такой! – воскликнул Артур. – Я как раз собирался узнать, как зовут этого прохвоста. То-то мне казалось, что я его где-то видел. Что, ради всего святого, ему здесь понадобилось?
У Кристины был такой вид, будто Артур ударил ее.
– Он не прохвост! Как ты смеешь говорить такие вещи!
– Не прохвост? – возмутился Артур. – Детка моя, этот человек насквозь лживый. Как ты этого не видишь! Хотя вряд ли тебе нужно защищать его. Судя по тому, что я успел разглядеть, мистер Хантер вполне способен сам постоять за себя.
– Как ты смеешь говорить такие вещи! Как ты смеешь!
Кристина налетела на брата, как фурия. Сначала он смотрел на нее с удивлением, потом с ужасом.
– Послушай, Кристина, неужели ты хочешь сказать, что он тебе нравится… Боже мой! Кристина…
Но она убежала в дом. Быстро взбежала по лестнице и спряталась в своей спальне. Артур услышал, как хлопнула дверь.
Кристина хорошо помнила, как стояла, привалившись к закрытой двери. Ее трясло от гнева. Как он посмел! Как Артур посмел говорить такое!
Неожиданно она упала на кровать и зарылась лицом в прохладную и мягкую подушку.
– О, Гарри, Гарри. Я люблю тебя! Я так тебя люблю!
Поезд замедлил ход, подъезжая к станции. Чей-то голос прокричал:
– Грин-Энд, Грин-Энд!
Кристина собрала вещи и направилась к выходу. Она приехала домой.
Глава 3
Создавалось впечатление, будто деревня уменьшилась в размерах, съежилась. Неужели дорога всегда была такой узкой, а домики – такими крохотными? Когда-то, подумала Кристина, путь от «Четырех ив» до перекрестка казался долгим. Сейчас же такси преодолело это расстояние за несколько минут. У нее едва хватило времени заметить в окне знакомые вехи. Вот вывеска «Т. Бек, мясник» – как же они ненавидели запах из его магазина и пронзительные крики, доносившиеся со двора, когда он забивал свинью. Вот маленький магазинчик с окнами в стиле королевы Анны[5] – он расположен между уродливой часовней из красного кирпича и памятником жертвам войны и принадлежит Эдвину Сэнди, пекарю. При виде магазинчика Кристине сразу вспомнились булки с хрустящей корочкой, сдобные лепешки, кексы к чаю и «крестовые булочки»[6] со смородиной, которые ели в Великую пятницу. А вон там, чуть дальше, красный почтовый ящик – почта, которая также является и деревенской лавкой, где продается все. Ее витрина – Кристина вспомнила, как в детстве подолгу глазела на выставленные в окне леденцы на палочке и лимонные монпансье, – заклеена крест-накрест полосами оберточной бумаги, чтобы во время бомбежек не вылетели стекла. Рядом школа с отгороженной площадкой для игр, где несносные деревенские мальчишки пели ей «О всех созданиях – прекрасных и разумных»[7], и чем старше она становилась, тем яснее они осознавали ее красоту.
Такси проехало мимо к церкви, такой же величественной, серой и незыблемой, как и раньше. Она не поддалась векам разрушения и упадка, и было маловероятно, что в ее облике что-то изменится за жизнь какой-то Кристины Диллон. А вот и ворота, где они с Гарри впервые встретились… Машина остановилась у «Четырех ив».
Кристина машинально отметила, что забор нужно покрасить, что живая изгородь, бывшая некогда особой гордостью садовника, нуждается в стрижке. Сад сильно зарос, но старый кедр все еще возвышался над скамейкой, на которой…
Кристину внезапно охватила паника. Ее испугала мысль, что надо вылезти из машины и войти в дом. Таксист открыл дверцу.
– Приехали, мисс, «Четыре ивы», с вас два шиллинга и шесть пенсов.
Таксист был молодым, и Кристина совсем его не помнила. Она заметила, что он слегка прихрамывает, и решила, что именно поэтому он не служит в армии. Она отдала ему деньги, он ее вежливо поблагодарил и взял в руки ее чемоданы.
Краска на двери облупилась и висела лохмотьями. Кристина позвонила. Может, следует просто войти? В конце концов, это ее дом.
На звонок никто не ответил.
– А вдруг звонок не работает, – нервно проговорила она скорее ради того, чтобы нарушить неловкое молчание.
Таксист поставил чемоданы на землю.
– Наверное, никого нет. Миссис Поттон приходит в первую половину дня, а после обеда она редко здесь бывает. Если подождете, мисс, я обойду дом и проверю заднюю дверь – хотя думаю, и парадная не заперта.
– Может быть… вероятно… – Кристина колебалась.
В этот момент дверь распахнулась. На пороге стоял маленький мальчик лет восьми, и Кристина догадалась, что это Питер.