Словом, мы находились в районе латифундий и промзон, но вот под какими конкретно? Вопрос ориентации был важен: искать секретные тоннели для перевозки сырья следует там, где они есть в действительности. Значит, около промзон компаний Оружейного Союза, и в первый черед – «Боеприпасов» и «Двойного „эф“». Не зря ведь они окрысились на «Тригону»! Тем более что «ФлайФайр» штампует огнеметы, а какие огнеметы без стекла? Триплекс без него не сваришь…
Отшагав с километр и убедившись, что отдаленный гул потока мне не мешает, я остановился и стал снимать броню. Не очень долгая процедура, но связанная с тем, что надо отключить реактант, избавиться от огнемета, пояса, ножей, сумки с припасами и перевязи с дротиками.
Дакар глядел на меня, раскрыв рот.
– Что ты делаешь? – Голос его был хриплым.
– Буду слушать. Возьми мое оружие и сумку и стой на страже. Не на меня любуйся, а на коридор. Место вроде безопасное, однако…
Я прижался к стене – ухом, щекой, плечами, грудью, бедрами. Потом, закрыв глаза, начал сливаться с камнем, просачиваясь в глубь его и позволяя прохладному шершавому базальту проникнуть в мое тело. С каждой секундой камень и живая плоть, принадлежавшая Охотнику Криту, соединялись все прочней, все крепче, все надежней, пока не сделались единым целым; камень поглотил меня, взял мою кожу, мышцы и кости – все, кроме разума и дара ощущать и слушать.
Я слушал.
Гулкие ритмичные удары, прямо над головой – пресс, мощный пресс, штампующий корпуса авиеток и скафов… Плеск и журчание правее и дальше – вода в поливочной системе латифундии… В том же направлении – вибрация, безмолвная, но ощутимая и как бы идущая волной, – трейн-тоннель, по которому катится поезд… Еще три тоннеля, два за латифундией и один левее ее, проложенный к зоне, откуда доносится мерная пульсация – насос проталкивает жидкость, и это, видимо, химическое производство… Едва заметное потряхивание, шорох, шелест – линия упаковки, транспортер… Толчок! Транспортер остановился… Гул со всех направлений – воздух в воздуховодах… Снова вибрация, стремительная, словно удар ножа, и сразу угасшая, – трейн на полной скорости промчался высоко над коридором и, судя по направлению, на Вилс и Варш… Уже кое-что! Я прикинул, где находится Третья трейн-станция и какие промзоны у ее тоннелей – их было больше сотни, но, если послушать там и тут, с такой головоломкой можно разобраться.
Довольный, я отлепился от стены.
– Дальше идем, партнер. Метров пятьсот-шестьсот, так что броню натягивать не стоит. Я буду слушать, а ты – глядеть… В обе стороны!
Дакар кивнул, согнувшись под весом моей амуниции. Глаза его блестели. Любопытный, гниль подлесная! Но, кажется, надежный – хоть и тащит груз, а разрядник наготове.
– Ты был словно изваяние… Транс, я полагаю? Это и значит – слушать? Но что?
– Шумы и шорохи, гул, треск, лязг и стук, – пояснил я, шагая по коридору к следующей из намеченных точек. – Пространство рядом с Мобургом или другим куполом не мертвое, в нем тысячи звуков, и приходят они с разных направлений. Если знаешь, что и как звучит, если помнишь, где какие транспортные линии и зоны, можно сориентироваться. Послушаешь в разных местах и вдруг услышишь необъяснимое – скажем, вибрацию от трейн-тоннеля, которого нет в схеме коммуникаций. Он-то нам, партнер, и нужен!
– Хинган и Дамаск тоже слушают? – поинтересовался он.
– Дамаск. За километр услышит, как крыса роется в земле… А пришибить ее – это уже по части Хингана.
– Выходит, ты живой локатор? А почему приборами не пользуешься? Есть ведь, наверно, такие приборы? В мои времена эхолокацию изобрели, и еще…
Я рассмеялся и сказал ему, что человек – разумеется, опытный – надежнее прибора. Во-первых, ходит сам, носить не нужно, а во-вторых, не только слушает, но и соображает, что к чему: что за звуки и откуда, с какой частотой и силой, с какого расстояния и что там может находиться. Дакар задумался; шел рядом со мной и бормотал непонятное:
– Селекция сигналов… распознающий алгоритм… фильтр… подавление помех… кластерный анализ… идентификация в пространстве признаков несомненно интуитивная… и модель, модель!.. Привязка к трехмерной модели – основное! По частотным характеристикам сигналов, их длительности, периодичности, направлению и заданной исходной схеме… Можно программу составить, однако задача некорректная… Знаем, решали такие! Компьютер хорошо, а глаз и ухо лучше…
Я слился с камнем еще в семи местах, пока мы не уперлись в стену. Тупик! Недлинный коридор, всего четыре километра. Короткий и бесперспективный – ни боковых ответвлений, ни проходов, ни, разумеется, люков, ведущих к тайнам фирмы «икс»… Но было ясно, что мы находимся ниже и правее трейн-тоннеля, идущего к Вилсу. За ним – промзона «ФлайФайра», но от нее не доходило ни шороха, ни звука. Дистанция слишком большая, крысиная моча!
Натянув броню, я решил, что стоит поискать удачи в других коридорах, если такие найдутся. Мы вернулись к Ледяным Ключам и прошли вниз по течению, вдыхая сырой холодный воздух. Мне вспомнилась поездка в Кив – не сам город, ничем особенным не примечательный, а водный поток, деливший его на две половины. Эта река, если использовать терминологию Дакара, гораздо шире и выглядит приятнее – мосты, воздушные улицы, тепло и свет, который струится с купола, не говоря уж о подвесной дороге… Однако в водах Ледяных Ключей есть странное очарование, какого не найдешь ни в Керуленовой Яме, ни в Штреках и Отвалах. Их сотворил человек, тогда как Ключи – природный феномен, напоминающий о гротах и пещерах, в которых жили предки, и даже о Поверхности. Здесь тьма и камень, но Ключи – такое же явление, как горы, реки и долины под Голубыми Небесами.
Мы отыскали новый тоннель в базальтовом массиве, но он спускался круто вниз, и звуки, долетавшие ко мне, были приглушенными, неясными, почти неразличимыми. Он тоже был коротким, и я исследовал его без интереса, пока мы не забрались в глубину, в самый конец, где полагалось быть стене. Но вместо стены там была машина, такая же, как в Яме, и, вероятно, неповрежденная – перекрывала проход, сидела в камне, будто острие кирки, смотрела на нас широкими раструбами. Под кормой – ничего, ни раздробленной породы, ни даже пыли… Увидев это, Дакар изумился и снова начал бормотать – что-то о массе, преобразованной в энергию, и о распаде молекулярных связей.
Таких машин-бурильщиков теперь не делают, в них нет необходимости, и, вероятно, их чертежей не сохранилось. У Ремонтной Службы и Службы Диггеров есть автокары, универсальные агрегаты и мощные разрядники – все, что нужно для починки купола, жилых стволов и транспортных систем. Они даже ход в скале проплавят, но, разумеется, не очень длинный и широкий – так, чтобы боком протиснуться. С древними тоннелями не сравнишь! Да, кое-что мы потеряли с Эпохи Взлета, но думаю, что все потери неизбежны, скорее даже благодетельны. Ведь с этакой машиной, как бурильщик, можно пробиться в любую промзону, в любую латифундию и сделать из конкурентов паштет! А это не по правилам – воевать положено в куполах.
– Машина выглядит целой, – заметил Дакар, прервав мои размышления.
– И что?
– Если бы мы смогли в нее забраться… скажем, через дюзы… забраться и проверить…
– Не думаю, что это хорошая мысль. Ты знаешь, как эта малышка управляется?
– Не знаю, но можно попробовать.
– К чему это нам?
– Чтобы пробиться на Поверхность.
Пожав плечами, я повернулся и зашагал к выходу из тоннеля. Инвертор с разочарованным видом тащился позади. Мы вышли на скалистый берег Ледяных Ключей и около часа отдыхали. Тесный контакт с земными недрами отнимает много сил – слушаешь в напряжении, сливаешься с холодным камнем, и он высасывает из тебя тепло. Приходится чаще есть и дольше спать.
Я проглотил пищевую капсулу. Мой спутник тоже взял одну, разжевал, скривился и со вздохом произнес:
– Морковное пюре! Мидии! Печень лягушки! Пожалуй, я не отказался бы даже от мясных червей…
– Будут черви, – пообещал я. – Чего еще желаешь?
– Выпить бы и закурить… У вас нет табака?
– Не знаю, что это такое.
Он объяснил – вроде оттопыровки, только намного вреднее. Затем выплюнул остатки капсулы и промолвил:
– Тебе идея с бурильщиком не понравилась. Почему?
– Нам надо не просто выбраться на Поверхность, а найти ходы или колодцы, которые туда ведут. Найти людей, механизмы, транспортные линии, источники сырья… Это во-первых, а во-вторых, лучше не трогать эту машину. Опасно!
– И в чем опасность?
– Войны станут разрушительнее. Сейчас ВТЭК контролирует транспортные тоннели, а без них нельзя добраться до рабочих зон и причинить конкуренту убыток. Или разорить его вконец! – Вспомнив о Джизаке и о том, что случилось на плантации «Хика-Фруктов», я добавил: – Добираются время от времени, но хитростью, и это случай редкий. А с такими бурильщиками можно идти под землей в любую сторону, в любом направлении, проложить ходы к плантациям врага и уничтожить их – не одну-другую, а все. Понимаешь, партнер? Попадут такие машины Фруктовым и Мясным, останемся без фруктов и без мяса.
– Тебе идея с бурильщиком не понравилась. Почему?
– Нам надо не просто выбраться на Поверхность, а найти ходы или колодцы, которые туда ведут. Найти людей, механизмы, транспортные линии, источники сырья… Это во-первых, а во-вторых, лучше не трогать эту машину. Опасно!
– И в чем опасность?
– Войны станут разрушительнее. Сейчас ВТЭК контролирует транспортные тоннели, а без них нельзя добраться до рабочих зон и причинить конкуренту убыток. Или разорить его вконец! – Вспомнив о Джизаке и о том, что случилось на плантации «Хика-Фруктов», я добавил: – Добираются время от времени, но хитростью, и это случай редкий. А с такими бурильщиками можно идти под землей в любую сторону, в любом направлении, проложить ходы к плантациям врага и уничтожить их – не одну-другую, а все. Понимаешь, партнер? Попадут такие машины Фруктовым и Мясным, останемся без фруктов и без мяса.
– Эти Фруктовые и Мясные – кто они?
– Две всемирные корпорации, производящие растительные и животные продукты. В каждой – десятки компаний и фирм с миллионами подданных во всех куполах. А возглавляют их продуктовые короли, и войны между ними тянутся не первое столетие. Взять хотя бы Тридцать Вторую ВПК…
Я был готов пуститься в воспоминания, но он меня прервал:
– В чем суть конфликта?
– Фруктовые вырабатывают растительный белок из сои и грибов, а также масла и жиры. Это не в интересах Мясных. Те и другие готовят концентрат и пищевые капсулы, а это гарантированные поставки для ОБР – ведь капсулы распределяются бесплатно. Тем и другим необходимы джайнты, и ГенКон, пользуясь спросом, может поднять их стоимость. У тех и других есть генетические службы – им далеко до ГенКона, но они умеют чипировать животных, выращивать продуктивные культуры и тоже конкурируют друг с другом. Достаточно или хочешь еще?
– Достаточно. Я понял. – Инвертор насупился, обдумывая сказанное, потом спросил: – Войны ведутся в рамках каких-то законов? Что-то можно делать, чего-то нельзя?
– Разумеется. Нельзя разрушать городские коммуникации и купол, применять стационарные излучатели и газы, отравлять воздух и воду. Боевые действия носят локальный характер – сражаются в стволах, где расположены компании-противники, в особой зоне, под контролем ОБР. Используют ручное оружие, огнеметы, наемников, диверсионные команды. Попавших в плен бойцов рекомендуется щадить.
– А посторонних? Безвинных и непричастных? Женщин, стариков, детей? – Лицо Дакара покраснело – кажется, он волновался.
– Дети сидят в инкубаторах, а старики – в Стволах Эвтаназии, – пояснил я. – Посторонним и непричастным дается время, чтобы покинуть зону конфликта. Ну, а кто не убежал…
– …я не виноват, – мрачно закончил Дакар. – Готов признать, что эти войны – или, вернее, вооруженные столкновения – не столь чудовищны, как те, что были в мои времена. Но в чем их цель? В прошлом захватывали территории, истребляли народы, ставили послушных правителей в завоеванных странах… У вас нет стран, народов и даже религии. Из-за чего борьба? Из-за экономических интересов?
Я кивнул и поднялся.
– Идем, партнер, поищем другие тоннели. Здесь нет ни крыс, ни манки, можно беседовать на ходу.
Мы зашагали вдоль берега. Рев Ключей был едва слышен, вода в базальтовом ложе струилась быстро, но тихо, почти беззвучно. В бинокулярах поток казался серым, стены полости слегка коричневатыми, а фигура Дакара – ярко-красной. Свода я не видел – он прятался в буроватой мгле метрах в шестидесяти над нами.
– В любом конфликте стремятся прикончить старших партнеров, магистров и грандов, – промолвил я. – Иногда вместе с королем и наследником, если тот уже покинул инкубатор. Упорные атаки, если вести их год за годом, способствуют вытеснению противника из купола. Но его промзоны целы; их можно блокировать, откупить и переоборудовать. Это один из стимулов, но есть и другие – наказание, месть, защита своего престижа. Всякое враждебное действие должно вызывать адекватный ответ, демонстрацию силы и могущества. Иначе подданные побегут.
– Куда?
– К тем, кто лучше их защитит и даст работу. А не найдется работы, тогда в подлесок, к капсулям. Лучше быть живым капсулем, чем мертвым грандом!
Он согласился со мной – видно, такую мудрость признавали и в его времена. Я поймал себя на том, что интуитивно уже считаю его эпоху чем-то отличным от настоящего, не совпадающим с ним, хотя мой разум не желал мириться с абсурдной ситуацией. Пришелец из прошлого? Более того, с Поверхности? Мое рациональное начало восставало против этой мысли, логика не соглашалась с ней, нашептывая: чушь, нелепость! Но подсознательно я был готов ее принять.
Дакар задумчиво проговорил:
– Эти конфликты, которые приводят к войнам… Можно ли разрешить их иначе? Без кровопролития?
– Наверное, – ответил я. – Но этот путь самый быстрый и эффективный. Или самый удобный и приемлемый. Путь, который диктует наша человеческая природа… Как-никак мы – хищники!
Третий найденный нами тоннель не походил на предыдущие. Его проложили в разломе базальтовой плиты, где прочный темный камень чередовался с более мягкой породой, глинистым грунтом и многочисленными трещинами, кавернами, пустотами. Хуже для восприятия звуков, зато поближе к их источникам – этот коридор шел вверх, и, прикасаясь ладонью к его стенам, я чувствовал знакомую вибрацию: трейны мчались над нами каждые пять-восемь минут.
Когда мы повернули в этот коридор, Дакар спросил:
– Если нарушить правила войны, последует наказание? Какое? И кто его определяет?
– Служба Вершителей Правосудия ОБР, – отозвался я. – Есть целая система штрафов за ущерб, который наносится зданиям, покрытию улиц, раздаточным автоматам и прочему городскому имуществу. Виновных могут лишить права эвтаназии или сослать на каторгу к обрам-диггерам, на очистку коллекторов и сточных труб. За серьезные проступки – казнь. В двух вариантах: гуманный и не очень.
– Хотелось бы узнать подробности, – заметил инвертор с кривой улыбкой. – Гуманный – это как?
– Это когда в измельчитель суют, – охотно объяснил я. – Легкая смерть, мгновенная, а после – путешествие к червям, и ты уже переработан на компост. Ну, а другой вариант… он действительно не очень.
– В смысле?
Я покосился на него, вздохнул и молвил:
– Помнишь, ты расспрашивал, зачем ловят крыс? Так вот, они нужны не только Лиге Развлечений.
Кажется, Дакар был потрясен – во всяком случае, он замолчал надолго. Дело понятное! С крысами он уже познакомился, а значит, мог представить вариант, который не очень. Не очень гуманный и не очень быстрый. Я сорок лет без малого по куполам скитаюсь и навидался всякого, наемником был, и обром, и Черным Диггером, а скольких на компост отправил разрядником и пулей, не перечесть. То есть перечесть, конечно, можно, но счет я потерял на пятой сотне, лет четырнадцать назад. Но за всю свою бурную жизнь я послал к крысам лишь одного человека, гранда Лиона из Химических Ассоциаций. Хоть и мерзавец был, а жаль! Лучше бы я его сжег или скамейкой придавил… Скамьи в его резиденции были тяжелые, из серого гранита…
Коридор тянулся бесконечно, под ногами – то твердый камень, то подозрительно мягкий грунт с зияющими ямами. Такие же норы были в стенах и потолке, и пахло из них чем-то незнакомым. Точно не крысами и не манки, но я опасаюсь всего, с чем прежде не встречался, – процесс знакомства может быть болезненным. По этой причине я панцирь не снимал, а слушал ухом и прикладывал ладони, пока не уловил журчание воды. Даже не журчание, а гул – труба проходила совсем поблизости, и воду качали так, будто собирались выкупать сотню джайнтов. Но джайнты, конечно, были ни при чем.
Время полива… Воду берут на плантацию, много воды, а это значит, что там растут фруктовые деревья, либо площади полива велики, десять или даже двадцать квадратных километров. Но вблизи тоннелей Третьей трейн-станции мне такие латифундии не вспоминались, да и с грушами-сливами я ничего подходящего припомнить не мог.
Мы двинулись дальше и вскоре разглядели дыру, проделанную в стене, – круглую в сечении, почти в человеческий рост, но не имевшую к человеку никакого отношения. Не ведаю, какая тварь тут поработала – запах, как и прежде, был мне незнаком, – но ход, открывшийся за дырой, тянулся в нужном направлении, то есть к водному коллектору.
Поразмыслив, я решил рискнуть. Баллон огнемета был наполовину пуст, но, с учетом разрядника и моего «ванкувера», схватку с крысами мы бы выдержали. И хоть я не имел понятия о существе, пробившем ход, оно казалось не страшней крысиной стаи.
– Иди за мной и посматривай назад, – велел я Дакару, и мы нырнули в темное отверстие.
Нору проложили в мягком, но хорошо утрамбованном грунте – ноги не вязли, и с потолка ничего не сыпалось. Шли согнувшись, и ствол огнемета, повинуясь взгляду, то и дело утыкался в стены, пока я не выключил реактант, бесполезный в этом замкнутом пространстве. Запах по мере продвижения вперед ослабевал, и это вдохновляло – во всяком случае, мы не приближались к существу, прорывшему тоннель. Если не считать сопения Дакара и гула воды, который делался все слышнее, здесь царила тишина. Кое-где попадались пятна светяшейся слизи, и, прикоснувшись к одному ладонью, я ощутил покалывание, словно от слабого электрического тока.