Видно, шансы такие у Крита-Охотника были – недаром кормчий Йорк поставил на него! И это кому-то очень не нравилось. Кому? Вопрос все тот же: кто может потягаться с ОБР и ВТЭК? Ответ: никто, за исключением ВТЭК и ОБР. Я никогда не слышал о внутренних конфликтах в этих ведомствах, но комесам о них не сообщают. Даже легатам, а уж тем более Охотникам.
Печальный вывод! Короли дерутся, у подданных кости трещат… А мне мои кости дороги, и все остальное-прочее, что наросло на них за годы жизни. Пожалуй, безопаснее отсидеться в Отвалах да в Керуленовой Яме, где я сам – король! И чем быстрей я туда попаду, тем лучше. А пока…
Пока я летел к Хингану, и это было правильным решением. Во-первых, потому, что всякий опытный Охотник – проблема для убийц, а три Охотника – это уже три проблемы. А во-вторых, Хинган живет в подлеске, у дальнего входа в Тоннель, куда без оравы бойцов не сунешься. Кто сунется, того на части разберут, как гранда Чогори, – в этом смысле манки далеко до капсулей.
Хинган, однако, им не по зубам. Хинган умен, жесток и опытен – когда вселялся, всех приятелей собрал, и прошлись они по местным бандам, точно диггеры по грязному коллектору. Кого не сожгли, того пристрелили или дротиком проткнули, а самых выдающихся персон не поленились до Керуленовой Ямы дотащить и там скормили крысам. Давно это было, я в те годы в Лоане служил, а может, в Норке или Босте. Давно, но память жива! С тех пор Хинган отстреливает пару капсулей раз в двадцать-тридцать пятидневок, чтоб не забыли, кто тут всех главней. Занятие, конечно, неприятное, зато жилище у него большое, а налогов, как и положено в подлеске, ровно ноль.
Я приземлился прямо у его ствола. Жилые колонны тут низкие, в триста уровней, а ближе к кольцевой дороге – в двести сорок, но отличие от леса не только в этом. Здесь ни конюшен нет, ни инкубаторов, меньше дорожек, раздаточные автоматы – словно крепости в броне, двери в шопах узкие, чтобы толпой не завалились, и в каждом заведении – сопла и баллоны с сонным газом. Заведения – сплошь оттопыры, ни одного приличного допинга или тем более шалмана. Народ угрюмый; капсули – из-за отсутствия монеты, а остальные потому, что опасаются капсулей.
Только я слез со шмеля, как меня окружили. Сперва их было восемь, потом пятнадцать, но из-за цоколей ближайших зданий тянулись и тянулись новые ублюдки, большей частью голышом, в одних передниках или размалеванные в дикие цвета. Стоят и смотрят… Соображения не больше, чем у манки, – видят же, что человек в броне и с целым арсеналом. Я мог их превратить в компост примерно за минуту.
Зубы скалят… Переговариваться начали:
– Здоровый таракан… без бляхи… не подданный, Свободный…
– Вроде как Охотник…
– И чего? Охотник не Охотник, а тут мы в своем праве!
– Много на нем понавешано… до мясца не добраться…
– Не пехтурь, штемп рогатый! Доберемся!
– Щель законопатим!
– К Паку его щель! Пусть потрясет обручем!
Я снял сумку с седла. Они придвинулись ближе. Их набежало уже десятков пять. Один, раскрашенный под манки, произнес:
– Ты с емовом, пехтура? С братьями Свободными поделишься?
Емово – монета на их жаргоне, а пехтура – враль или трепло. Никакого почтения к гостю, к брату Свободному! Ну, нет почтения, будет поучение.
Я ткнул раскрашенного протезом в брюхо и двумя пинками свалил на землю пару наглецов в передниках с изображением крыс. Сомневаюсь, что они их видели в натуре – проход на Арену недешев. Потом двинулся на толпу – кому по ребрам пришлось, кому в колено или в челюсть. Бил я, конечно, не в полный замах, чтобы костей не расшибить. Гниль подлесная, а тоже люди! И без монеты, так что ремонт в ГенКоне не для них.
Шмеля я оставил им. До сих пор не знаю, что они с ним сделали, может, покатались, а может, сожрали. Хотя биоты несъедобны.
Десяток за мной увязался, к лифтам, на цокольный уровень. В кабину полезли, крысиный корм! Восьмерых я вышвырнул, а двух девиц не тронул. Само собой, не одалиски, но ничего. Одна тощая, другая в теле и похожа на мою грудастую блондинку – ту, которую я сплавил пачкунам.
Поехали наверх. Хинган, как все разумные люди, живет под куполом, хотя в подлеске в этом смысла нет – ни фирм тут, ни подданных, ни войны. Мирное место, ежели не считать капсулей.
Едем. Девицы задницами вертят и улыбаются сладко. Потом грудастая молвит:
– Хочешь, таракан? – А тощая уже под передником шарит, ножик ищет или шило.
– Сколько? – спрашиваю.
– По банке «отпада». Мне и ей. – И подружке подмигивает – будь, мол, наготове.
– Одну на двоих, – говорю. – Пойдет?
– Пойдет. Не снять ли тебе обертки, таракан? А то свой инструмент не отыщешь.
– Сниму. Приедем к брату Хингану, и сниму. Хинган, он…
Договаривать не пришлось – они переглянулись, побледнели, грудастая остановила лифт, и только я их и видел. Поехал дальше в грустном одиночестве.
Зато на ярусе Хингана меня не ждали. Никаких засад, ни треска разрядников, ни воплей, ни запаха горелой плоти. Тишина, покой! «Все-таки жизнь в подлеске имеет свои преимущества», – думал я, шагая к его патменту.
Дверь отъехала в сторону, но я не двинулся с места, пока Хинган не поманил меня рукой. За дверью у него резак – такая штука вроде вентилятора с заточенными лопастями. Пятьсот оборотов в минуту и под напряжением, чтобы фарш не протух, а сразу поджарился.
Я вошел, и мы с Хинганом стукнулись браслетами. Потом – с Дамаском. Выглядели они неплохо – значит, успели отдохнуть. Дамаск в одном переднике, Хинган – в хламиде и с ожерельем на шее. Большое ожерелье, из крысиных клыков, и два – совсем свежих.
– Располагайся! – Хинган, с видом радушного хозяина, придвинул к столу тяжелое кресло. Кресла у него обтянуты крысиной кожей, пол застилают шкуры – когти, головы, стеклянные глаза, клыки, все, как полагается. На стенах – четыре черепа, тоже крысиных, и чучело манки. У потолка канат протянут с коллекцией хвостов, и к каждому пришпилена табличка – где убил, когда и при каких обстоятельствах. В общем, жилье у него уютное! И это только половина, есть еще второй такой же блок, и в нем Хинган хранит оружие и спит. По его словам, сон в арсенале глубок и крепок, как в юности в спальне инкубатора. Лучше всего ему спится у той стены, где висит огнемет.
Присев к столу, я принялся за ножки саранчи – жевал и глотал, а в промежутках описывал бой под дверью собственного патмента. Когда я перешел к грибному паштету и мидиям, Хинган прочистил горло, а Дамаск, разволновавшись, что-то вытолкнул из глотки, но получалось однообразное «хрр… брр… трр…»
– Он говорит, смываться надо, – пояснил Хинган. – Конечно, ты должен отдохнуть, но как отоспишься, уходим. Завтра, как ты сказал, не позже последней четверти, а лучше – в третью. Эри возьмем и этого ее придурка… В Отвалах безопаснее.
– Или мы ихх, или он-ни асс, – добавил Дамаск, совладав со своей глоткой. – Эт-та фирма иксс… Наддем и пусстим на компосс! Крр… Кррысам скоррмим!
Я поглощал банановый джем, слушая их с чувством искренней радости. Кто для Охотника ближе, чем партнер? Кто его поймет и утешит? Кто скажет нужные слова? Или мы их, или они нас… Лучше, конечно, чтобы мы… Найдем и пустим на компост! Крысам скормим!
Грибной паштет закончился, джем иссяк, когда заверещал мой обруч. «Конго», – понял я, прикоснулся к браслету, и хмурая рожа гранда СОС воздвиглась над столом. Она висела в воздухе, осматривая нас бесцветными глазами, будто последнее блюдо, которым завершилась трапеза.
– За что я плачу монеты? – наконец проскрипел Конго. – За то, что мой легат жрет мясных червей с двумя ублюдками?
– Не червей, а ножки саранчи, – поправил я. – Еще грибы с улитками, мидии и банановый джем.
– Тоже неплохо, – проронил Конго тоном ниже и вдруг рявкнул: – Где рапорт, легат?! Где информация?! Почему я узнал о твоем возвращении от комеса Нила?! А ты где был?! Жрал саранчу и улиток?!
– Пперр-вое дело – пожррать, – с ухмылкой вмешался Дамаск. – После кхх-ампостных кхх-апсул.
– А кому это не по нраву, тот пусть идет на крысиный корм, – добавил Хинган, перебирая клыки в своем ожерелье.
Конго снова оглядел нас, но уже не хмуро, а с брезгливой миной.
– И это лучшие Охотники Мобурга… Во всяком случае, мне казалось, что я нанимаю именно таких! Я плачу им сотню в день… а кое-кому и побольше!
– Вы не ошиблись, почтенный гранд, – заверил его я. – Объем работ за пятидневку вполне соответствует вашей щедрости. Пройдены Старые Штреки под ярусом коммуникаций – этим занимались Охотник Хинган и Охотник Дамаск. Я с напарником пересек Ледяные Ключи и обследовал несколько новых тоннелей, что тянутся под промзонами. Правда, не до конца. На нас напали.
– Кто? – встрепенулся Конго.
– Тварь вроде огромного червя. Плюется молниями, как стационарный разрядник. Но мы с ней справимся. Мы туда вернемся. Завтра.
– А что у нас на сегодня, легат?
– Тварь вроде огромного червя. Плюется молниями, как стационарный разрядник. Но мы с ней справимся. Мы туда вернемся. Завтра.
– А что у нас на сегодня, легат?
Я пожал плечами. После сытной трапезы меня клонило в сон.
– Пока ничего.
К моему удивлению, Конго не разорался снова, а произнес вполне нормальным голосом:
– Значит, ничего… пока ничего… Ну, это тоже результат. Это сужает зону поисков. – Потом уставился на меня: – Ты в чужом патменте. А как выбрался из своего? Там комес Нил дежурит и клянется Паком, что мимо тень не проскользнет. Я должен его разжаловать? К диггерам сослать, чтоб чистил Бункера?
– Вы советовали почаще оглядываться, достойный гранд. Я оглянулся и нашел шмеля на одном из нижних ярусов. В патменте соседа.
Конго скривил рот, выпятил челюсть и пробурчал:
– Ты не говорил, я не слышал. Впредь не задерживайся с докладом, легат. – Его глаза метнулись куда-то в сторону – наверняка к экранам слежения. – Ты, кажется, в подлеске, в Бирюзовом секторе? Ну-ну… Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Я откинулся в кресле. Оно было таким удобным и большим, а кожа – такой мягкой… Просто не верилось, что ее содрали с крыс. Их черепа глядели на меня со стен, а хвосты, свисавшие с каната, чуть подрагивали и расплывались в сплошную серую ленту. Спать хотелось неимоверно.
– Сегодня ваши люди перебили тех, кто поджидал меня у патмента, – произнес я, еле ворочая языком. – Было бы лучше взять их и допросить. Узнать, кто их нанял, и тогда…
– Уже взяли и допросили, – с мрачным видом перебил меня Конго и исчез.
Я был не в силах осознать всю важность его слов. Я уже спал.
* * *На следующий день, с середины первой четверти, мы разбирались с оружием, боеприпасами и снаряжением. Запасы Хингана были богатыми, однако кое-чего не хватало – имелся мощный водомет, но без ядовитого зелья должной концентрации. Кроме того, был нужен огнемет для Эри, очки-бинокуляры, гранаты и броня. Связавшись с арсеналом СОС и предъявив свои полномочия, я затребовал все эти вещи и отправил за ними Дамаска. Мы с Хинганом продолжали хлопотать, набивая перевязи, пояса и сумки, и за привычным делом я окончательно успокоился. Не то чтобы забыл про рыжего Сеула и остальных ублюдков, решивших посостязаться со мной и поохотиться на Охотника, но думал о них не больше, чем о крысах в Старых Штреках или пришельцах на земной Поверхности.
Дамаск еще не успел вернуться, когда со мной связалась Эри. Вид ее так меня поразил, что в первые секунды сказанное ею пролетело мимо моего сознания и унеслось куда-то – может быть, в те штреки и тоннели, которые мы собирались навестить. У Эри были карие глаза! Темно-каштановые волосы, темные брови, иные очертания лица, щек, скул и подбородка. Не могу сказать, как выглядела она в этом новом варианте, лучше или хуже, но, безусловно, стала другой, совсем непохожей на женщину, которую я знал.
Случается, что люди изменяют внешность, обычно в поисках новизны или желая скрыть какие-то дефекты, чтобы полнее соответствовать собственным понятиям о красоте. Но к Эри это вроде бы не относилось, и потому я был удивлен. Впрочем, мое удивление было недолгим – я вспомнил нашу встречу в «Сине-Зеленом» и ее слова: «Он жил вместе с женщиной и их сыном… Он их все время вспоминает и зовет во сне… Женщина была шатенкой с карими глазами…» Подумав об этом, я с облегчением понял, что вижу другую Эри, не ту, которую считал когда-то своей подругой и партнером. Эта Эри была женщиной Дакара.
– Мадейра, – повторяла она, – Мадейра…
– Что – Мадейра? – переспросил я.
– Крысиный корм! Я тебе об этом уже пять минут толкую! Я сижу в шалмане Африки, а Дакар у Мадейры! И он сейчас со мной связался!
– Надеюсь, они закончили беседу. Мы скоро выступаем, часа через три-четыре. Ты готова?
– Подожди, послушай меня! Мадейра показал Дакару что-то важное, что-то связанное с нашим поиском. Это находится в Тоннеле, прямо в тупике… Дакар говорит, ты должен это видеть. Возможно, нам не придется лезть в Керуленову Яму и шарить за Ледяными Ключами… Есть ход на Поверхность, какой-то древний коридор, который нашли блюбразеры… Ты придешь?
– Уже иду, – отозвался я и стал натягивать броню.
Эри исчезла. Хинган, слушавший наш разговор, неодобрительно покачал головой:
– У нее новое лицо.
– Да. – Я приладил на место плечевые щитки.
– В прошлый раз она не пошла с нами. Теперь понятно, почему.
– Да. – Я застегнул пояс и обулся.
– Была в ГенКоне и потратила кучу монет.
– Да. – Я подвесил к поясу разрядник. Не люблю разрядников, но не тащить же к Мадейре огнемет!
– Пустое дело! Зачем это ей?
Я сунул за голенища ножи и сказал:
– Знакома тебе поговорка, партнер? Пачкуна не отмоешь, капсуля не накормишь, гранда не купишь, а женщину не поймешь?
– Ты прав. И пытаться не буду, – ответил Хинган и начал укладывать сумки.
Глава 17 Дакар
Глаза магистра блестели в прорезях маски, взгляд был колючим и пронзительным. Мнилось, что этот человек пытается его гипнотизировать; еще чуть-чуть – окаменеешь и выложишь всю правду в сонном трансе. Это ему не нравилось. Он не терпел насилия над своей волей.
– Вы слишком напряжены, дем Дакар. Расслабьтесь! Я вам верю, – сказал магистр. – Я ознакомился с записью, сделанной Мадейрой, и поэтому в курсе всего, что вы ему рассказывали. О рельефе с двухголовым существом, об этой картине, – он посмотрел на пейзаж над диваном, – и о других вещах, гораздо более содержательных и важных. Но, видите ли, мелочи убеждают больше… такие мелочи, как изображение той твари, картина и все, что вы поведали о них. Я склонен признать, что вы действительно явились к нам из прошлого, из тех тысячелетий до Эры Взлета, от коих не осталось ни записей, ни древних книг, ни даже мифов. – Магистр сделал паузу и, понизив голос, заметил: – Но это странное явление, дем Дакар, очень странное… Вы понимаете меня?
– Да, понимаю, – произнес он, посматривая то на серебряную маску, скрывавшую лицо магистра, то на Мадейру, который сидел напротив. – Странность в том, что я явился, так сказать, не во плоти. Каша – отдельно, запах – отдельно… Что сталось с кашей, не имею ни малейшего понятия, а запах – или, если угодно, дух – здесь, в теле инвертора Дакара.
– А где же сам инвертор? Не тело – разум, индивидуальность, память?
– Хороший вопрос! Думаю, что матрица его сознания исчезла вместе с тем, что вы перечислили. В мои времена полагали, что личность – это определенные связи между нейронами в мозгу; другие связи – другая личность, память, опыт. В этом смысле от Дакара не осталось ничего, и, значит, я не подавил его личность, а заместил ее и стер при этом все, что относилось к разуму Дакара. Я – захватчик, магистр, оккупант, хотя и поневоле! – Он грустно усмехнулся. – Впрочем, Дакар мне кое-что завещал, помимо тела – инстинкты, подсознательные реакции… Например, я знаю, как пользоваться аппаратами для производства клипов.
Магистр расправил складки серого одеяния. Оно скрывало его от шеи до ног – просторная мантия, напоминающая монашескую рясу. Плотная шелковая ткань переливалась и поблескивала.
– У вас есть гипотезы по поводу случившегося?
– Нет, пока что нет. Я помню всю свою жизнь – или мне кажется, что помню все, – но в одном я уверен: самые последние воспоминания не сохранились. Что я делал до того, как очутился здесь? Куда ходил, с кем разговаривал? Заняло ли это дни, часы или минуты? Не могу припомнить… нет, не могу…
Понурив голову, он уставился на носки своих башмаков. Туманные картины мелькали перед ним: лица жены и сына, белка, бегущая по сосновой ветви, его рабочий стол с компьютером, здание института, в котором он работал, Дом писателей на Шпалерной, сгоревший много лет назад, потоки машин на Невском проспекте, снег, летящий в темном вечернем воздухе… Голос магистра вернул его к реальности:
– Есть способы восстановить вашу память, дем Дакар. Служба Медконтроля иногда сталкивается с подобными случаями и, насколько мне известно, располагает нужным оборудованием. Пситаб, настроенный определенным образом…
Он резко выпрямился.
– Скормите это крысам, магистр! Никаких экспериментов над моим сознанием! Или я вспомню сам, или нет… Если вспомню, готов еще раз пообщаться с вами и обсудить возникшие гипотезы.
Мадейра беспокойно шевельнулся.
– Дем Дакар, прошу вас, будьте почтительны, не поминайте крыс. Вы говорите с человеком, который…
Взмахнув рукой, магистр заставил его замолчать. Потом произнес:
– Не собираюсь вас принуждать, Дакар, но если вы вспомните, это, быть может, изменит нашу жизнь. Перемещение разума из тела в тело… метод путешествий во времени… Невероятные, безграничные возможности! Вы уверены, что в вашу эпоху не было каких-нибудь технических устройств для этих целей?