В отличие от вымпелов, командиров в цепях и крыльях не было. Но были «ведущие машины», ставшие таковыми вследствие построения. В правом крыле второй цепи таковым был номер пятьдесят второй, в левом крыле той же цепи – номер семьдесят шестой.
– Внимание! Это «Шкатулка первая»! – проорал Малярийкин в микрофон общей связи. – Номерам пятьдесят два и семьдесят шесть! Повторяю, номерам пятьдесят два и семьдесят шесть! Выполнить обходной маневр по ордеру пятнадцать! Повторяю, обходной маневр по ордеру пятнадцать! Ведомым группам следовать за ведущими! Ведомым следовать за ведущими! Как поняли, прием?!
Некоторое время радиостанция издавала только шумы и скрип. Наконец ответ последовал:
– «Коробочка» пятьдесят два – «Шкатулке первой». Приказ понятен: выполнить обходной маневр по ордеру пятнадцать! Выполняю!
– «Коробка» семьдесят шесть – «Шкатулке первой». Приказ понятен. Повторяю: приказ понятен.
– Выполняйте! – выдохнул Маляр.
В пособии по коллективному бою, которое он внимательно в свое время изучал в процессе подготовки к танковым сражениям «КТО» и по которому его без жалости гонял занудный Байбулатов, описывалась почти сотня различных боевых ордеров. Наиболее применимыми из них были примерно двадцать. Бойцы топового уровня, играющие сейчас с ним и Шапроновым в локации Твардовщина, обязаны знать основы боевого маневрирования и помнить хотя бы первые двадцать ордеров назубок. Именно поэтому маневрирование на начальном этапе боя выполнялось довольно слаженно.
Но из тех же наставлений старого Байбулатова Малярийкин знал – все указанные в учебниках ордера и типы перестроений можно применять либо в самом начале боя, либо в случае коренного изменения обстоятельств. Например, при ретирации, то есть организованном бегстве от противника. Либо при атаке, увенчавшейся успехом на одном из направлений и требовавшей, соответственно, усиления натиска. Во всех иных случаях изменение изначальных ордеров и вообще любое массовое перемещение единиц техники на поле боя под огнем противника чревато поражением и потерями.
Сигналом к завершению этапа, на котором возможны перестроения массивных боевых цепей, был, естественно, сам бой. Его начало. Как только противник открывал огонь, перестраиваться становилось опасно и бесполезно. А Малярийкин отдал приказ второй линии об отходе даже с некоторым опозданием, ведь фактический обстрел подконтрольного ему отряда уже начался. С другой стороны, шапроновцы долбили сейчас передовую линию его маленькой армии, и вторая линия, то есть машины второго эшелона, могла свободно уйти с направления удара, ничем не рискуя. В этом смысле Малярийкин как командир никаких правил не нарушил. Вопрос же «к чему это приведет?» оставался почти риторическим. Все решала практика. Фактическая победа. Или ее отсутствие.
Малярийкин полагал, что глубокое эшелонирование обороны в танковом поединке того типа, который они вели, было ни к чему. Более того – оно было излишним и чреватым дополнительными потерями. Пушки шапроновской линии шмаляли вперед почти без разбора. И чем гуще оказывалось построение Малярийкина, тем большей становилась вероятность попаданий. Соответственно, убрав вторую цепь с линии огня, Маляр «разредил» собственные позиции и снизил вероятность попаданий.
Обычно эшелонирование танковой обороны применялось либо для прорыва, либо для воспрепятствования вражескому прорыву. В данном случае перед Малярийкиным не стояла ни та, ни другая задача. За кормой двух его цепей не было населенных пунктов или объектов (например, флага), которые следовало удержать. Соответственно, упорствовать в обороне пшеничного поля и развернувшейся за ним арбузной бахчи не было ни малейшей необходимости. С другой стороны, никаких подобных целей не было и за линией Шапронова, поэтому не стоило рисковать и глубоко вклиниваться, а уж тем более пробивать вражеские шеренги.
Но у решения Малярийкина был и минус. Маляр все же существенно сокращал (да что там существенно – ровно в два раза) численность своих машин на главном направлении вражеского удара. В условиях интенсивного и яростного противостояния, когда дело могло пойти на принцип и машины одной команды стали бы в упор выбивать машины противника, не жалея себя, численный перевес шапроновцев на поле мог привести к тому, что первую цепь Малярийкина просто выбьют, воспользовавшись численным превосходством.
Предугадать тут ничего нельзя. Оставалось только ждать.
Почти обрадованный подобным итогом собственных размышлений, Малярийкин решил отставить аналитику на время в сторону и непосредственно вступить в бой. Как показала практика на прошлой локации, использование «Мамонта» не в качестве командного пункта, а в качестве обычной строевой машины, крайне эффективно. Недаром его танк являлся самым дорогим!
«Интересно, – подумал Малярийкин, – где сам Шапронов?» Казалось, блестящим финалом массовой схватки должен стать бой между лидерами команд – «Мамонтом» и машиной командора Шапронова. Однако в действительности все выходило не так. Очевидно, как и Малярийкин, командор разделил свой отряд на две части. Одна из них атаковала Маляра в поле, а вторая оставалась в качестве резерва. Малярийкин непосредственно ввязался в бой во главе своего обороняющегося отряда, активно способствуя общей победе своим самым сильным корпусом в команде. А вот командор Шапронов, напротив, остался вместе с резервом, делая на время бесполезными уникальные возможности элитного корпуса. Если, конечно, он был на элитном корпусе, а не на быстроногом «Васпе», что также считалось приемлемым для командира игровой команды. И даже признаком хорошего тона.
Отвернувшись от фронтального экрана, Малярийкин внимательнее вгляделся в прицельный монитор. Если раньше его интересовала больше общая композиция, то ныне, перед вступлением в индивидуальный бой, привлекали детали. Шапроновские танки двигались кучками. Впереди или в центре этих кучек ползли прокачанные до М3 «Викинги» или иные относительно мощные машины. Сзади и по бокам кучек – разнообразное и разномастное «зверье» поменьше.
Неожиданно Малярийкин услышал, как без всякой команды заработал его собственный автоматический гранатомет. Робот-прибор, управляющий навесным гранатометом и закрепленный на «Мамонте» на вершине башни, работал самостоятельно, без участия пилота. Малярийкин мог дать команду «спать» (например, если «Мамонт» сидел в засаде) или «работать» (в случае открытого боестолкновения). В настоящий момент робот-гранатомет действовал в режиме «работать», активированном Малярийкиным для навесного компьютеризированного вооружения еще в самом начале боя. Цели гранатомет-робот автоматически выбирал себе сам. Крупным машинам вреда он причинить не мог, потому мишенями для потока гранат становились в основном дешевые старые корпуса вроде «Васпа», на котором в первый раз выступал Малярийкин в отборочном бою с нубами и которым тогда очень гордился. Обладая «Мамонтом», на «Васпы» просто не следовало обращать внимания – их по ходу дела, словно мелких надоедливых насекомых, уничтожал робот, орудующий самым слабым типом навесного вооружения дорогой боевой машины.
Малиновые трассы гранотомета потянулись к лавине массивных «Хантеров», летели мимо них прямо в густую мешанину устаревших корпусов, следовавших за их спинами в клубах густой пыли и сизого дыма. Загрохотала спаренная пушка. Ею также управлял самонаводящийся робот. Спаренная пушка предназначалась для корпусов чуть мощнее. И также абсолютно не требовала участия пилота «Мамонта» в разделке «мелочовки». Трассы спаренной пушки шли ниже малиновых линий гранатомета, почти над самой землей. Выходило, что Малярийкин участвовал в бою, даже не целясь и не нажимая на гашетку…
Наконец обе атакующие танковые линии – Маляра и Шапронова – сблизились. Таранов как таковых не было. Как и прямых столкновений, объездных маневров, противостояний вплотную и иных видов физического соприкосновения корпусами. Обе линии встали друг напротив друга на расстоянии метров в сто (непрерывно маневрируя вдоль фронта отдельными корпусами) и принялись долбить неприятеля выстрелами в упор. Чтобы нормально прицелиться, требовались секунды. Но когда в тебя целится враг, секунды скользят слишком быстро.
То тут, то там среди вражеских коробок взлетали огненные языки – это горели подбитые машины. А над гремящим, лязгающим полем ни ветерка, ни единого дуновения. Пыль и дым буквально висели гигантскими малахаями над танками Малярийкина и его противников. Находиться в «коробке» становилось невмоготу. От жара стрельбы броня нагревалась, кондиционер и вентиляция не справлялись, дым и копоть царапали горло и ноздри.
Неожиданно раздался оглушительный звон, танк встряхнуло. Малярийкину показалось, что бронированная машина даже качнулась назад. В ушах резануло словно раскаленной иглой. В «Мамонт» угодил снаряд, но, к счастью, броня выдержала удар.
Неожиданно раздался оглушительный звон, танк встряхнуло. Малярийкину показалось, что бронированная машина даже качнулась назад. В ушах резануло словно раскаленной иглой. В «Мамонт» угодил снаряд, но, к счастью, броня выдержала удар.
Выдвинув одну из видеокамер, Малярийкин осмотрел место попадания: снаряд «боднул» наклонный лист брони, срикошетил, зацепил выступ орудийной маски и ушел в небо. Вокруг по-прежнему гремел бой. Ни артиллерии, ни авиации в игровой локации, конечно же, не было. Танки противостояли друг другу на протяжении нескольких километров. И выбивали друг друга, судя по турнирной таблице, со страшной скоростью. С обеих сторон боевых машин уже выбыло около сотни!
Уже сто десять.
Сто восемьдесят.
Вот и двести!
Подобная скорость выбывания «коробок» довольно легко объяснялась – враги расстреливали друг друга почти в упор. В кровавой мешанине и в хаосе взаимного обмена ударами на короткой дистанции преимущество, как ни странно, теперь приобрели бойцы Маляра. Их оружие, менее дальнобойное, менее точное, но более мощное, разило противников наповал, выщелкивая с поля, словно орешки. Малярийкин пожалел, что отправил вторую цепь на охват флангов. Возможно, если бы сейчас вторая цепь сражалась здесь, схватка уже завершилась бы.
Двукратное численное преимущество шапроновской команды не позволяло даже при тотальном превосходстве в огневой мощи на короткой дистанции одержать быструю и фиксированную победу. Но сражались обе команды на равных. Число подбитых с обеих сторон танков было почти одинаковым.
Наконец спустя еще несколько минут Малярийкин заметил, что вражеские машины начали пятиться, пытаясь постепенно выйти из боя. У этого могло быть несколько причин, не обязательно отступление. Шапроновские танки в начале атаки стреляли гораздо интенсивнее, чем танки Маляра, и с большего расстояния. Малярийкин помнил, что у него самого, например, из бронебойных снарядов осталась единственная полка-хранилище, порожняя наполовину. Остальные три уже пусты. Что же говорить о шапроновцах, выплевывавших в первые минуты боя бронебойные заряды почти как пулемет? Теперь, израсходовав запасы (или экономя их), соперники медленно отступали. Возможно, по индивидуальному решению, чтобы сменить позицию и пополнить боезапас. А возможно – по централизованному приказу, чтобы перегруппироваться и начать накатывать снова.
Буквально через мгновение вопрос разрешился. На противоположном конце пшеничного поля, почти у самого горизонта, загрохотали выстрелы. Это двигались навстречу своим танки Малярийкина, завершившие наконец фланговый охват.
* * *Свою вторую линию, вышедшую в тыл противнику, заметил не только Малярийкин. Один за другим танкисты шапроновцев, осознавая полную бесперспективность «двухсторонней дуэли», стали выползать из боя. При этом, как отметил цепкий взгляд Малярийкина-командира, из боя выходили организованно и не все. Поврежденные танки, слабые танки и медленные танки оставались в линии, продолжая бессмысленное сопротивление и выбивая танки Маляра один за другим, неся страшные потери от двухстороннего огня, но тем не менее не сдававшие позиции. А вот в ретирацию бросились как раз наиболее мощные машины врага. Либо с хорошими ходовыми качествами, либо с наиболее сильным вооружением. Тяжелобронированные аппараты также медленно отходили, но, не имея преимущества в скорости, не столько пытались спасаться бегством, сколько пытались прикрыть более быстрые корпуса. В том, что отход организует опытный командир, не было никаких сомнений. Вероятно, заключил Малярийкин, сам Шапронов лично находился во главе отступающей колонны, руководя с помощью чата, голосовой или визуальной связи действиями взводов. Маневр Байбулатова, конечно, оказался очень удачным – шапроновцы понесли колоссальные потери. Однако к поражению противника этот маневр не привел. До победы было еще далеко.
Малярийкин настучал в командном чате сообщение (делать это голосом дольше, так как в чате он просто вывесил заранее подготовленный реестр быстроходных машин), вызвав к себе весь Второй вымпел и наиболее вооруженные танки Первого. Затем начал быстро перемещаться левее относительно основной фронтальной линии, вдоль которой велась – а точнее, уже заканчивалась – жестокая артиллерийская дуэль двух его линий и одной линии Шапронова, зажатой между ними.
Именно в этом направлении отходила организованная масса вражеских танков.
Мысль Малярийкина была крайне проста: его расширенный Второй вымпел, действуя в качестве передового отряда, должен стремительным движением по маршруту, параллельному маршруту отхода вражеской колонны, отрезать ей путь к границе локации.
Отдав приказ и начав движение сам, Малярийкин уже на ходу изучил карту местности, прилегавшей к возможному направлению отступления шапроновцев.
От границы локации обе сражающиеся команды отделяло не менее ста пятидесяти километров. Примерно в середине этого отрезка, почти на самом краю Твардовщины, располагалось несколько концентрических пятен. На топосъемке так обозначались возвышения. Судя по конфигурации линий высот, это была группа холмов.
Самый высокий из них отмечался на карте как «выс. 134, 9».
Высота 134.
Было очевидно, что Шапронов отводит войска именно туда.
Выводы?
Они напрашивались сами собой. Малярийкин видел, что среди отходящих танков заклятого врага преобладают не только скоростные, но и тяжелые, хорошо вооруженные танки. Значит, средняя скорость отходящего отряда Шапронова будет в среднем ниже, чем скорость Второго вымпела. В то же время Второй вымпел уступает отряду Шапронова в бронировании и вооружении. То есть в прямом открытом бою – слабее.
Но вопрос в том, как ставить перед бойцами задачу.
При маневрировании Вторым вымпелом задача «победить» перед Малярийкиным не стояла. Ему надо было лишь «задержать».
После бойни, которую устроила на пшеничном поле линия Байбулатова, атаковавшая шапроновцев с тыла, общее командное преимущество оказалось на стороне Малярийкина. Теперь он имел огневое превосходство – двойное. И превосходство в броне – раза в три. Фактически Шапронов уже проиграл, если… Если не дать ему шанс укрепиться на удобной позиции, с которой сбивать его придется долго и с большими потерями, вполне способными сравнять счет погибших.
Высота 134,9 подходила Шапронову для этой цели как нельзя лучше. Располагаясь почти у края локации, эта высота лишала Малярийкина возможности тылового обхода. Брать Шапронова там пришлось бы «в лоб». Учитывая, что у противника остались сейчас только топовые машины, просчитать последствия такой, с позволения сказать, тактики атаки было совсем не сложно.
Выход у Малярийкина, по сути, оставался один. Опередить отходящую колонну более легкими и слабыми корпусами. Занять оборону на высоте 134,9 первым. Не дать Шапронову на ней закрепиться. Потом дождаться подхода главных сил во главе с Байбулатовым и опять с двух сторон вдолбить Шапронова в дерн.
Вот только успеет ли Малярийкин?
Черт его знает. Во всяком случае, чтобы успеть, надо быстрее принимать решение, меньше мяться. И быстрее мчаться.
«Ходу, резвые, ходу!» – подумал Маляр.
Его «Мамонт» двигался четвертым в походной колонне. Первым шпарил, как предписывал классический походный ордер, передовой арьергард в составе одного взвода, то бишь трех легких машин. Тот же ордер предполагал выдвижение вперед по маршруту движения разведывательного дозора в составе двух взводов на удалении одного километра от главных сил («передовая походная застава», два взвода) и трех километров от главных сил («передовой дозор», один взвод).
Однако выдвижение из боя на пшеничном поле производилось резко. Строить правильный ордер не было времени. Вышли как вышли, сделав ставку не на каноны уставного искусства, а только на скорость.
Прошло еще полчаса. Малярийкин нервничал. Глядел то на часы, то на обзорные экраны. Иногда прилегал правым лазом к прицельной оптике, чтобы изучить удаленные объекты. Благо «Мамонт» до неприличия компьютеризирован и заданное направление держал четко, управлять такой машиной одно удовольствие. Но только в обычное время, например на полигоне. В данный момент у Малярийкина чуть не дергались пальцы. Колонны шли уже долго. Напряжение боя сменилось напряжением погони. При этом Малярийкин понял, что допустил небольшую ошибку при выборе маршрута.
В первые десять минут преследования он и его бойцы прекрасно видели отступающую колонну Шапронова. Та шпарила на удалении километра в четыре. По прямой были видны не столько машины, сколько поднимаемые ими столбы пыли.
Сначала две колонны двигались действительно параллельно. Но потом, когда обеим танковым группам удалось обогнуть поле боя, на котором Байбулатов топтал оставшихся шапроновцев, и линия движения обеих колонн превратилась в прямую (шли-то не по шоссе уже, а по полю), положение стало стремительно меняться. Малярийкин, имея преимущество в скорости, начал Шапронова догонять.