Наука Плоского мира. Книга 4. День Страшного Суда - Терри Пратчетт 5 стр.


Кроме всего прочего, это открытие изменило и оценку учёными возраста Солнечной системы. Ведь если Солнце – огромный костёр, горящий до сих пор, следовательно, он зажёгся сравнительно недавно. А вот если наше светило работает на ядерных реакциях, то оно может быть гораздо старше, и, разобравшись в этих реакциях, можно попытаться вычислить его возраст. То же самое верно и в отношении Земли. В 1862 году физик Уильям Томпсон (будущий лорд Кельвин) подсчитал, что в случае гипотезы «костра» внутренний жар планеты потух бы в течение 20-400 тысяч лет. Однако его подход игнорировал конвекционные потоки в земной мантии. Когда в 1895 году было принято во внимание последнее уточнение, Джон Перри оценил возраст планеты в 2-3 миллиарда лет. После открытия радиоактивности Джон Дарвин и Джон Джоли в 1903 году объявили, что Земля обладает собственным источником тепла, в основе которого лежит радиоактивный распад. Исследование физики радиоактивного распада в свою очередь привело к появлению чрезвычайно эффективного метода датировки древних камней… И так далее. В 1956 году Клэр Кэмерон Паттерсон исследовал физику распада урана в свинец. Понаблюдав за поведением этих химических элементов в метеоритах, он определил возраст Земли как 4,45 миллиарда лет. Эта датировка сейчас общепринята. (Материал, из которого состоят метеориты, образовался одновременно с планетами, но не подвергался тем сложным воздействиям, которым подвергаются вещества на Земле. Метеориты – это «замороженный» отчёт о том, что происходило в Солнечной системе в начале её существования.)

Косвенным подтверждением этих расчётов являются обычные земные камни, в частности так называемые цирконы. С химической точки зрения это силикат циркония, на редкость твёрдый материал, выдерживающий такие разрушительные геологические процессы, как эрозия или метаморфизм, в ходе которого породы нагреваются до очень высоких температур в результате вулканической интрузии. Их можно датировать, используя уран-ториевый метод радиоактивного распада. Самые древние найденные цирконы (небольшие кристаллики, обнаруженные на кряже Джек-Хиллс в Западной Австралии) насчитывают 4,404 миллиарда лет. В определении возраста нашей планеты множество различных доказательств указывают на аналогичную цифру. Именно поэтому учёные твёрдо убеждены, что заявления младоземельных креационистов о Земле возрастом 10 тысяч лет совершенно бездоказательны и нелепы. Учёные пришли к своему заключению не путём веры или поиска лишь подтверждающих теорию фактов и отметания всего, что им противоречит, но путём попыток опровергнуть самих себя.

Ни одна другая система человеческого мышления не стремится к подобной самопроверке. Ближе всего философия и юриспруденция. Впрочем, системы, основанные на вере, тоже изменяются, обычно очень медленно. Однако лишь немногие из них поощряют сомнения верующих в качестве инструмента для изменений. В религии любое сомнение предаётся анафеме. Для неё гораздо важнее прямо противоположное: насколько сильна твоя вера. В антропоцентрическом мире подобное совершенно логично, ведь этот мир таков, каким ты его искренне и безоговорочно принял на веру. Наука же космоцентрична, и она уже много раз доказывала, что мир – это вовсе не то, что нам кажется, как бы глубока ни была наша вера.

Возьмём один из приведённых Бенфордом примеров. Открытие Джеймсом Клерком Максвеллом электромагнитных волн, распространяющихся со скоростью света, ясно давало понять, что и сам свет – волна. Тот, кто мыслит антропоцентрично, никогда не сделал бы этого открытия, просто не поверив в возможность подобного: «Неспособность поэтов и философов увидеть связь между волновыми колебаниями и красотой сияющего заката показывает разрыв в человеческом воображении, но не в окружающей реальности…» – пишет Бенфорд.

Точно так же и бозон Хиггса, завершивший стандартную модель, свидетельствует о том, что во Вселенной существует многое, недоступное взгляду. Стандартная модель, как и множество предварительных исследований, началась с идеи, что всё в мире состоит из атомов, а это уже весьма далеко от нашего повседневного опыта, и явилась выходом на новый уровень. Из чего состоят сами атомы? Даже просто для того, чтобы задать этот вопрос, ваш разум должен выйти за рамки ограниченных человеческих интересов. Для того чтобы на него ответить, необходимо развить научный тип мышления, получив мощный инструмент исследования Вселенной. Однако если вы не поймёте, что всё может оказаться совсем не так, как хочется и представляется на первый взгляд, далеко вам не уйти.

Именно наука является таким инструментом, или, по классификации Бенфорда, – вторым способом человеческого мышления, когда человечество рассматривается на фоне Вселенной. В этом её сила. Наука делается людьми и для людей, но приходится очень стараться, чтобы обойти естественные человеческие мыслительные шаблоны, концентрирующиеся на нас, любимых. Тогда как Вселенной плевать на наши желания. Она просто «делает своё дело», а нас несёт стремительным потоком. Помимо того, что люди составляют часть Вселенной, они эволюционировали таким образом, чтобы чувствовать себя уютно в своём уголке космоса. Мы взаимодействуем с микроскопической его частью и изредка даже можем подчинить что-то своей воле. Однако Вселенная возникла отнюдь не для того, чтобы дать нам жизнь. Напротив, мы существуем потому лишь, что она такова.

С другой стороны, в своей общественной жизни люди оперируют почти исключительно первым типом мышления по Бенфорду, то есть Вселенной на фоне человечества. Многие тысячелетия мы переделываем наш мир так, чтобы всё в нём происходило по нашей воле. Похолодало? Разжигаем костёр. Появились опасные хищники? Убиваем их. Стало трудно охотиться? Приручаем полезных животных. Сыровато во время дождя? Строим дом с крышей. Стемнело? Включаем свет. Кому-то до зарезу понадобился бозон Хиггса? Тратим 7,5 миллиарда евро.

В результате большая часть того, что окружает нас ежедневно, сделано людьми или сильно изменено ими же. Даже ландшафт подвергается воздействию человеческой деятельности. Знаменитые британские холмы образовались в результате земляных работ наших предков, а бо́льшая часть английских лесов была вырублена ещё в железном веке, чтобы приспособить угодья для сельского хозяйства. Помните прекрасные пейзажи в усадьбе Чатсворт-хаус? Река, струящаяся меж поросших вековыми деревьями пологих холмов, – в общем, как говорится, «природа во всём своём первозданном великолепии». На самом же деле всё это – творение рук ландшафтного архитектора Ланселота Брауна по прозвищу Умелый. Даже тропические леса Амазонки – скорее всего, результат сельскохозяйственной и строительной деятельности древних южноамериканских цивилизаций.

Различия между двумя бенфордианскими мировоззрениями глубоки, но легко поддаются учёту, если только не пересекаются друг с другом. Проблема возникает тогда, когда их пытаются применить к одним и тем же вещам. Они сразу же начинают конфликтовать, а интеллектуальный конфликт может перерасти в политический. Взять непростые отношения между наукой и религией. Существует масса путей избежать столкновения. В конце концов, в мире полно верующих учёных, пусть даже единицы из них воспринимают библейские сказания буквально. Однако религиозный и научный подходы в корне различны. Даже отъявленные социальные релятивисты чувствуют себя неуверенно, пытаясь утверждать, будто никаких поводов для конфликта нет. И классификация Бенфорда помогает разобраться почему.

Большинство религий объясняют мир с точки зрения антропоцентризма. Они наделяют его целеполаганием – исключительно человеческой категорией, считая людей вершиной творения, а животных и растения – ресурсами, помещёнными на Землю ради блага человечества. Для объяснения феномена человеческого разума и воли они вводят в оборот идею души или духа, невзирая на отсутствие соответствующих органов тела. Отсюда два шага и до идеи загробной жизни, базирующейся исключительно на вере, а не на доказательствах. Ничего удивительного, что наука и религия враждуют на протяжении всего периода своего сосуществования. Приверженцы умеренных взглядов из обоих лагерей всегда понимали, что необходимости в этой вражде нет. По прошествии какого-то времени мы оглядываемся назад и с трудом понимаем, ради чего была затеяна вся заваруха. Однако в моменты жаркого спора оба этих мировоззрения просто не могли пойти навстречу друг другу.

Величайшим полем битвы в данном контексте является Жизнь – удивительнейший мир живых организмов, включающий человеческое сознание. Мы окружены жизнью, и сами мы, если подумать, живые существа. И всё это необыкновенно загадочно. Тридцать тысяч лет назад отдельные люди вырезали из кости замечательно правдоподобные фигурки людей и животных, но до сих пор никто не знает, как «вдохнуть жизнь» в неживой объект. Впрочем, идея, что жизнь можно «вдохнуть» в неодушевлённый предмет, не слишком разумна. Живые существа отнюдь не возникают в результате приведения мертвого в живое состояние. Космоцентристы это отлично понимают. Тогда как антропоцентристы частенько рассматривают тело, особенно человеческое, как безжизненную вещь, одушевлённую отдельной от него нематериальной душой (духом).

Величайшим полем битвы в данном контексте является Жизнь – удивительнейший мир живых организмов, включающий человеческое сознание. Мы окружены жизнью, и сами мы, если подумать, живые существа. И всё это необыкновенно загадочно. Тридцать тысяч лет назад отдельные люди вырезали из кости замечательно правдоподобные фигурки людей и животных, но до сих пор никто не знает, как «вдохнуть жизнь» в неживой объект. Впрочем, идея, что жизнь можно «вдохнуть» в неодушевлённый предмет, не слишком разумна. Живые существа отнюдь не возникают в результате приведения мертвого в живое состояние. Космоцентристы это отлично понимают. Тогда как антропоцентристы частенько рассматривают тело, особенно человеческое, как безжизненную вещь, одушевлённую отдельной от него нематериальной душой (духом).

Их доказательством является обратный процесс, регулярно наблюдаемый: когда кто-то умирает, жизнь уходит из тела, как бы покидает его. Но куда именно она уходит?

Мы вынуждены согласиться, что наука пока не вполне чётко объясняет, откуда берутся наши личность и сознание. Однако совершенно понятно, что личность определяется структурой и функционированием мозга, взаимодействующего с внешним миром, в частности с другими людьми. Личность развивается по мере развития человека. Это вовсе не существующее отдельно от тела сверхъестественное нечто, вселяющееся в него в момент зачатия или рождения. Это процесс, осуществляемый естественным для всех живых существ путём. Когда человек умирает, процесс прекращается, а вовсе не устремляется к новой жизни за пределами материальной Вселенной.

При антропоцентрическом мышлении концепция души имеет смысл. В космоцентрическом же выглядит философской ошибкой. За столетия самопознания человека не было найдено ни одного убедительного с научной точки зрения доказательства существования души. То же самое относится ко всем сверхъестественным элементам всех религий. Наука и религия способны мирно сосуществовать, и, вероятно, это – лучшее, что они могут сделать. Но до тех пор, пока религии будут оперировать категориями сверхъестественного, эти два мировоззрения никогда не примирятся окончательно. Когда религиозные ортодоксы наивно пытаются дискредитировать науку на том основании, что она не соответствует их верованиям, они бросают тень на свою собственную веру и провоцируют конфликт.

Тем не менее даже антропоцентризм можно употребить на пользу. Мы не можем найти наше место во Вселенной, руководствуясь исключительно космоцентризмом. Сама постановка вопроса носит антропоцентрический характер, а наши отношения со Вселенной опираются на обе точки зрения. Даже если всё на свете состоит из 17 фундаментальных частиц, именно то, как они соединяются и как функционируют полученные в результате системы, делает нас теми, кто мы есть.

Глава 3. Протечка между мирами

Итак, кнопка была нажата. Уже не в первый раз Аркканцлер заметил, что лорд Витинари обладает весьма полезным талантом закипать от гнева, не теряя ни грана самообладания. Любой мертвец восхитился бы той холодностью, которую Витинари привносил в самую невинную беседу.

Из состояния задумчивости Чудакулли вывел пронзительный вопль, дошедший с факультета Высокоэнергетической магии. Почти сразу же за воплем последовало несколько волшебников. Выглядело так, словно они спасаются бегством. Чудакулли сграбастал одного:

– Эй! Никак там что-то ужасное произошло?

– Совершенно верно, сэр! Там произошла женщина. И она ужасно рассержена!

В последней фразе содержалось явное указание на то, что только Аркканцлеру по рангу справляться с рассерженными женщинами. Совершенно случайно Наверн Чудакулли был как раз Аркканцлером, причём таким, который требовался в данных обстоятельствах, поскольку, с одной стороны, умел успокаивать, а с другой – знал, когда нужно подмигнуть леди и, что ещё важнее, когда не нужно. Похоже, что в случае данной, конкретной леди это были жизненно необходимые навыки. Она стояла в дверях факультета, уперев руки в боки, и выглядела очень раздражённой. По её взгляду становилось ясно: она ждёт объяснений, и для вас же лучше, если эти объяснения окажутся удовлетворительными.

Соблюдая разумную осторожность, Аркканцлер приблизился к незнакомке. Улучив момент, он снял шляпу и поклонился с хорошо рассчитанным старосветским лоском.

– Прошу меня простить, мадам, не могу ли я быть чем-то вам полезен? – куртуазно произнёс он. – Мне показалось, я слышал какие-то крики?

Незнакомка сердито посмотрела на Чудакулли.

– Извините, я, по-моему, ударила одного из ваших. Не нарочно. Просто внезапно обнаружила себя там, где ни в коем случае не могла оказаться, и вспомнила: «Если сомневаешься, бей первой». Я – библиотекарь, понимаете? А кто вы такой, сэр?

– Меня зовут Наверн Чудакулли. Я возглавляю этот университет.

– И вы знаете только то, что ничего не знаете?[9] Ой!

Женщина взглянула в глаза Чудакулли и поняла, что он сбит с толку, так же как и она сама.

– Ладно, проехали! Но ответьте мне, где я нахожусь и как я здесь оказалась. Я не в состоянии уловить логику в действиях всех этих мужчин, которые вьются вокруг, словно трутни у улья.

– Как же я вас понимаю, мадам! Мне самому потребовались годы и годы, чтобы обнаружить здесь глубинную связь. Увы, это проклятье всех академических кругов! С учётом всего вышесказанного могу сообщить, что вы магическим образом перенесены в Незримый Университет в результате, так сказать, «научного эксперимента», хотя с вашей точки зрения он, скорее всего, чистое волшебство. В данный момент мне представляется сложным объяснить подробнее. У меня возникли кое-какие мыслишки насчёт того, как именно вы сюда угодили. Несколько минут назад мой чарометр зашкаливал, что означало присутствие сырой магии. – Чудакулли сделал паузу, после чего успокаивающе добавил: – Но вы не волнуйтесь, на такого рода вещах я собаку съел. Когда руководишь университетом, случается всякое, но я совершенно уверен, что понимаю причину данного происшествия. Мы всё исправим в кратчайшие сроки. А до этого прекрасного момента, если позволите, я буду счастлив предложить вам побыть нашей гостьей.

Она недоверчиво и несколько удивлённо покосилась на Чудакулли, а потом сказала:

– Ничего себе! Выходит, я каким-то невероятным образом угодила во что-то наподобие Баллиол-колледжа, по крайней мере, это место определённо на него походит. О господи! Где мои светские манеры?

Женщина решительно протянула руку Чудакулли:

– Рада познакомиться, сэр. Меня зовут Марджори Доу, совсем как в детском стишке[10], представляете?[11] И вот, пожалуйста, я не знаю, как здесь очутилась, как вернуться туда, где была прежде, и вообще мне как-то нехорошо.

Пока она говорила, к ним подбежал волшебник в белом халате, сунул Аркканцлеру клочок бумаги и так же стремительно умчался. Наверн прочитал записку.

– Насколько могу понять, мадам, вы родом из так называемой Англии, что на планете Земля, как вы её именуете. Я только что установил данные факты, поскольку мой собственный Библиотекарь не смог найти другого места в нашей мультивселенной, где распевали бы подобную песенку.

Женщина уставилась на Чудакулли. Слова «планета» и «мультивселенная» поразили её как громом, но она быстро взяла себя в руки и, поскольку была всё-таки библиотекарем, нашла соответствующие «каталожные карточки», поместив их в нужный «ящичек» для дальнейшего изучения. Проделав всё это, Марджори начала мягко оседать на газон, однако Аркканцлер успел по-рыцарски подхватить её над самой травой. Впрочем, она мигом пришла в себя и как ни в чём не бывало заметила:

– Простите, что-то мне не по себе от этого путешествия, – тут она моргнула, и её губы искривились. – Уверяю вас, больше такого не повторится.

Чудакулли, вконец очарованный этой поразительной женщиной, отвёл её к экономке, миссис Герпес, которая вскоре доложила, что таинственная леди помещена в лучшие университетские покои для гостей, где дрыхнет без задних ног. При этом миссис Герпес одарила Аркканцлера взглядом, говорящим сам за себя, ведь как бы то ни было, а Чудакулли только что чуть ли не на руках втащил в Незримый Университет женщину. В этом взгляде явственно читалось: положим, человек и волен делать всё что угодно в своём собственном университете, но лучше бы ему не разводить тут шуры-муры, а тем более амуры.

И действительно, Наверн Чудакулли не отправился сразу спать, а вместо этого, дождавшись, когда разойдутся гости и посетители, отправился в библиотеку. Там он побеседовал с Библиотекарем, ранее уже проявившим себя, оперативно выполнив поставленную перед ним задачу.

Пусть Аркканцлер и носил излишне остроконечную шляпу, а его мантии временами бывали пестроваты, кем-кем, а дураком он отнюдь не был. Разум – неотъемлемая составляющая университетской жизни, если, конечно, вы хотите эту самую жизнь сохранить. Наверн очень гордился своей способностью запоминать всякие незначительные мелочи. Где-то через час он уже шагал в направлении кабинета Думминга Тупса. За ним послушно скакал Библиотекарь, чьё умение собирать информацию вошло в легенды.

Назад Дальше