Таксист проворно вылез из машины, восклицая:
— На это стоит посмотреть!
Водитель «фасел-веги» неторопливо вышел из кабины и закурил, хотя у него и в кабине хватало для этого места, — на переднем сиденье «Фасел-Веги II» можно устраивать вечеринки. Затем он прошествовал взглянуть на мост.
Шофер одет был так, как и полагается экипироваться человеку, управляющему таким тягачом с автоприцепом. Кожаная куртка, скроенная на манер спортивного пиджака, ослепительно белая рубашка с желтым шелковым шейным платком, изящные темные брюки и белые автомобильные туфли из тонкой оленьей кожи.
Он оценил ширину моста, затем, поскольку мост имел слегка дугообразную форму, прошел до середины, чтобы взглянуть на другую, пологую его часть. Потом сделал вторую затяжку и выбросил оставшуюся часть сигареты в реку, вытащил из набедренного кармана ярко-желтые перчатки из свиной кожи и, натянув их, прошествовал обратно к машине.
В мгновение ока громадное сооружение превратилось в стремительно мчащуюся ракету. Таксист подпрыгнул, словно от укола булавкой. Один из полицейских выскочил из машины и побежал на мост взглянуть, все ли там в порядке. В дальнем конце моста клубилось облако пыли. Потом оно рассеялось, и автофургон исчез из виду. Проходя мимо, полицейский удивленно воскликнул:
— Никогда в жизни не видел, чтобы по мосту мчали груз с такой скоростью.
— Пусть он попробует тащить на буксире жену и четверых детишек, тогда узнает, почем фунт лиха, — пробормотал таксист, юркнул в машину и сердито хлопнул дверцей.
Полицейский ухмыльнулся и, уже обращаясь ко мне, заметил:
— В этом тягаче должна быть специальная коробка передач, чтобы так быстро набрать огромную скорость.
Я согласно кивнул.
— Так или иначе, — продолжал он, — я видел его раньше именно здесь. Пару лет назад. Вас не было в то лето?
— Тогда я базировался в Рованиеми.
— Дела слегка пошатнулись, а?
Я неопределенно пожал плечами, потом спросил:
— Вы знаете человека, который управлял автоприцепом?
— Его? Нет, не помню. Но машина мне нравится: американский мотор и французское шасси. Именно такими должны быть автомобили.
— Может быть, и женщины тоже, — буркнул я.
Я вернулся назад и облокотился на перила моста в ожидании Микко. Весь эпизод казался каким-то нереальным. Человек, которому по карману такой автомобиль с трейлером и такая одежда, должен бы заранее проверить мосты, по которым ему предстоит проезжать. Впрочем, он уже проезжал по этому мосту два года назад. Так что проверка моста была не чем иным, как демонстрацией, устроенной специально для нас, хотя он делал вид, что вообще никого не замечает.
То, как держался владелец — или водитель — автофургона и его одежда, не говоря уже о самом автофургоне, поглотили все мое внимание, и я как-то упустил из виду, что человек был высоким, крепко сбитым темноволосым субъектом с неподвижным непроницаемым лицом и взглядом словно через прорезь боевой бронированной машины.
Полицейский тоже всего этого не заметил. А может, должен был именно так поступить.
Вскоре после этого появился Микко, и мы занялись своими делами.
Глава 8
Когда мы вернулись вечером, в диспетчерской меня ждало сообщение. Мне нужно было позвонить в компанию «Каайя» по ее хельсинскому телефону до шести часов вечера или по местному телефону еще через полчаса. Вернулись в город мы уже после семи, так что сразу направились в отель выпить и заодно позвонить.
К телефону подошел один из директоров компании, не посчитавший нужным представиться: он являлся олицетворением «Каайи», покровительствуемой самим Господом Богом.
Разумеется, он пожелал узнать, как далек я от завершения разведки.
Я пояснил, что работы осталось на полдня, если, конечно, компания не захочет расширить площадь разведуемого района и продолжить поиски, пока стоит благоприятная для этого погода.
Моя идея ему не понравилась. Уверен ли я, что ничего не пропустил?
Пришлось парировать:
— Вы ознакомились с записями приборов и образцами породы, не так ли?
Он их не видел. К такому выводу я пришел, судя по паузе и покашливанию на другом конце линии. Его выводы явно основывались на лабораторном анализе данных авиаразведки.
Я спросил:
— Прежде всего, что вас заставило предположить наличие никеля на исследуемом участке? Судя по записям, там даже намека нет на породы, в которых может содержаться никель. Обычно он встречается вместе с железом и медью, как в Петсамо и в канадском Судбери. В записях нет ничего похожего.
Он еще долго покашливал, затем сказал:
— Мы не хотели бы разглашения этих сведений. Вы понимаете? Но много лет назад некий горный инженер провел обстоятельное обследование Юго-Восточной Лапландии. Большая часть документации утеряна, но одним из документов мы располагаем, а в нем сказано, что никель встречается вблизи долины Кемийоки.
Это площадь в сто миль в длину и пятьдесят в ширину, то есть примерно пять тысяч квадратных миль, даже если «вблизи» означает «в непосредственной близости». Что-то вроде этого я сказал и добавил:
— Для обследования вы дали только треть этой площади. Кто выбирал именно эту часть?
— Наши эксперты решили, что это самая перспективная часть района.
— И ошиблись, не так ли?
Он опять обошел вопрос покашливанием.
Я спросил:
— Ну ладно. Почему не попробовать обследовать часть оставшегося района до снега?
Компания решила этого не делать. К сожалению, все было именно так. Условия контракта будут считаться выполненными, как только я доставлю записи магнитометра по последней квадратной миле обозначенной в контракте площади. В заключение он сказал, что будет рад встретиться, если мне доведется оказаться в Лапландии следующим летом, но, конечно, он ничего не обещает. А сейчас благодарит за хорошую работу. Естественно, мол, я сделал все, что в моих силах.
Мною и правда было сделано все возможное, но, отходя от телефона, я уже ясно осознавал две вещи: во-первых, «Каайя» наймет какого-нибудь более авторитетного, по ее мнению, и более высокооплачиваемого специалиста для перепроверки полученных мною результатов. А во-вторых, если мне вздумается совершить самоубийство, они меня отговаривать не станут.
Я вернулся в обеденный зал к Микко и выпивке.
— Ну вот, — сказал я, — к завтрашнему ленчу работа для «Каайи» будет закончена.
— Продолжения не последует?
— Не последует.
Микко уставился в свой стакан.
— Мы могли бы сказать, что есть места, которые стоит перепроверить.
— Зачем? Думаешь, мы что-нибудь упустили?
— Не-ет. Но все же работа…
— В этом году. Но сейчас самое время думать о работе на следующий год. Вряд ли на них произведет благоприятное впечатление сфабрикованная приманка, которая в конце концов не принесет результата…
Вероятно, я вводил Микко в заблуждение, убеждая, что наша порядочность в отношениях с «Каайей» оставляет нам шанс на работу следующим летом. Как бы тщательно я ни старался делать свою работу, в следующем году они меня не наймут.
Микко осушил стакан и строптиво уставился на меня:
— Значит, вы хотите рассчитать меня, да?
— Мы же условились рассчитываться понедельно. Сожалею, Микко, но ты только что получил все, что причитается.
— И что вы теперь будете делать?
— Останусь здесь на неделю-другую с единственной целью — разыскивать и обслуживать охотников, если удастся. Другого ничего не предвидится.
— Я уже больше не нужен?
— Послушай, Микко, лето кончилось. Через две-три недели, как только выпадет снег, прекратятся все полеты. Чем скорее ты вернешься на юг, тем больше у тебя будет шансов найти хорошую работу на зиму. Я заплачу тебе за неделю, но ты можешь считать себя свободным, как только будет завершено обследование последнего метра. Это все, что я могу для тебя сделать.
Он только хмуро смотрел на меня.
Я продолжил:
— Давай-ка закатим шикарный обед здесь, в отеле. За мой счет. Лосось и бифштекс, а также лучший рейнвейн, который только можно найти. Хоть как-то отпраздновать бы конец еще одного лета, в течение которого я так и не стал миллионером.
Микко вскочил и пожал плечами более темпераментно, чем можно было ожидать.
— Нет, я перехвачу что-нибудь у «Майнио» и пойду спать. Увидимся завтра утром.
— Микко, — сказал я, — давай пообедаем. Пусть это станет традицией. В конце каждого лета. Только надо помнить, что работа пилота — это высший класс. Мы владеем весьма высокооплачиваемым ремеслом, используем дорогостоящую технику. Не многие могут нас нанять. Наша работа не нужна, если есть хоть какая-то возможность обойтись без самолета и, черт возьми, с этим ничего не поделаешь до тех пор, пока кому-нибудь зачем-то не понадобится куда-то лететь. Давай пообедаем и все забудем.
Он решительно покачал головой и ушел.
Я подозвал официантку и заказал обед, который планировал, плюс шнапс, чтобы мобилизовать и сохранить хоть остатки оптимизма. Это, конечно, не слишком поможет: к завтрашнему вечеру я окажусь без работы. Но за все эти годы я научился не впадать раньше времени в уныние от грядущих неприятностей.
Мой торжественный обед успешно продвигался, и я взялся уже за второй бокал ликера из морошки, когда появился Оскар Адлер. Я приветливо помахал ему, поскольку уже достиг стадии, когда ощущаешь, что в полночь наступит конец света, и совершенно забываешь, что мир снова начнет функционировать в семь часов утра. Сейчас я в каждом видел друга…
Оскар появился не один, а с приятелем, с темноволосым, крепко сбитым молодчиком из прибывшего утром трейлера. Оскар не теряет времени зря в поисках мест, где водятся большие деньги.
Они направлялись прямо ко мне. Оскар сказал, медленно и тщательно подбирая английские слова:
— Мсье Клод, это мистер Билл Кэри. Кэри, это мсье Клод. Что вы пьете?
Я буркнул:
— Ликер из морошки.
Клод торопливо пожал мою руку и пристроился по соседству.
Его рука была теплой и жесткой. Выражение лица оставалось холодным и отчужденным. Холеное французское лицо, одно из тех, по выражению которых нельзя составить впечатление о его владельце. Словно остановившиеся часы.
Сейчас он был одет более сдержанно, чем утром: легкий синий макинтош поверх темно-серого костюма, белая рубашка, черный вышитый галстук.
Оскар заказал выпивку для всех: два шотландских виски и ликер из морошки. Затем осведомился:
— Ты уже закончил дела с «Каайей»?
— К тому идет, — ответил я, и это было правдой. Вот уж точно.
— Скоро освободишься?
— Скоро. А в чем дело?
— Наклевывается работенка. Интересуешься?
Официантка принесла напитки. Пока она их расставляла, я изучал Оскара. Сейчас он выглядел посолиднее: вместо привычных джинсов, рубашки из шотландки и летной куртки, сейчас на нем были довольно щеголеватые коричневые брюки и кремовое спортивное полупальто, застегнутое на все пуговицы. Но сидел он за столом как-то неуклюже, облокотившись левой рукой о стол, на лице — озабоченный вид. Подняв бокал, он произнес: «Kippis!»[4], демонстрируя тем самым знакомство с финскими обычаями.
Я ответил:
— Kippis! Да, я не против получить работу, при условии, что кто-нибудь объяснит мне что, где, когда и сколько.
Оскар сразу расслабился и посмотрел на Клода. Теперь заговорил тот:
— Прежде всего вам следует знать, что наше предприятие держится в строгом секрете, мистер Кэри. Мистер Адлер выполняет для меня определенную работу, и я, возможно, захочу, чтобы вы ему помогали.
В свои слова он не вкладывал никаких эмоций, просто открывал рот. Но говорил на хорошем английском, с едва заметным французским или, скорее, женевским акцентом.
— Я намерен разыскать сокровище Волкова, — добавил Клод.
Несколько раньше я принял бы во внимание чувства Оскара и ограничился бы неопределенным мычанием, изображая вежливое понимание. Но последние два бокала сделали свое дело.
— Нет, — твердо заявил я. — Определенно нет. Только не это. Сокровища не существует. Его здесь нет. И быть не может. Нет, нет и нет.
— Так вы в него не верите? — спросил Клод.
— Можете истолковать мои слова и так.
— Даже если у меня есть доказательства обратного?
— Я все равно не верю.
Проглотив остатки ликера, я принялся обосновывать свое мнение, как заправский эксперт.
— Во-первых, если история о бегстве Волкова из России — не выдумка, почему за прошедшие сорок лет никто сокровище не обнаружил? Конечно, пока оно не обнаружено, легенда не умрет. Но в то же время, если кто-то все-таки нашел его, то вряд ли будет хвастать этим: тогда пришлось бы поделиться им с государством, с наследниками Волкова и еще Бог знает с кем. Во-вторых, я не верю, что у человека типа Волкова вообще могли быть крупные сокровища. Предполагается, что он был инженером, правда? Подобного рода русские никогда не интересовались драгоценными камнями, золотом и тому подобным. И вообще, мало кто из русских, кроме церкви и царского двора, владел такими драгоценностями. Будь у него большие деньги, он, скорее всего, купил бы поместье, дачу или что-то в этом роде. Вряд ли в его семье драгоценностей было больше, чем у чеховских героев. Одни вишневые сады.
Я заглянул в свой бокал — пусто. Помахал официантке. Потом взглянул на Оскара. Тот не казался расстроенным, как я ожидал, сидел все в той же неуклюжей позе, и только слабая улыбка блуждала по грубому лицу.
Клод возразил:
— В ваших рассуждениях есть логика, мистер Кэри. Но разыскивать подобные вещи — мое хобби. И если за потраченное впустую время вам заплатят, надеюсь, вы не откажетесь помочь мне?
Я пожал плечами:
— Отлично. Теперь вы знаете, что я об этом думаю. Чем мне предстоит заняться?
— Когда вы будете готовы, мистер Кэри?
— В любое время. Мне потребуется всего лишь несколько часов для завершения дел с нанимателем.
— Очень хорошо. Как вас найти?
— Оскар знает. В крайнем случае это можно всегда узнать в диспетчерской вышке Ивало.
Официантка принесла новую порцию спиртного.
Я буркнул: «Kippis!» — и принялся за дело. Немного погодя спросил:
— Ну ладно, в чем будет состоять моя работа?
Клод медленно потягивал виски.
— Я все объясню при нашей следующей встрече.
Я повернулся к Оскару и заговорил с ним исключительно сдержанно, почти по-дружески:
— Как тебе это нравится? Нам настойчиво предлагают секретную работу, неизвестно когда начинающуюся и неизвестно за какие деньги. Такое впечатление, что нас просто дурачат.
Лицо Оскара снова стало напряженным и очень серьезным. Он хотел было что-то сказать по-английски, но сорвался на шведскую скороговорку:
— Заткнись, тупица! Я хотел оказать тебе услугу, ты даже не подозреваешь, насколько это выгодное дело. Только замолчи.
Клод остановил на нем свой холодный, отчужденный взгляд. Он не любил, когда его не понимали.
— Пошел к дьяволу, Оскар, — сказал я тоже по-шведски. — Если ты скрываешь, что затевается, то не рассчитывай, что я буду играть по твоим правилам.
Странная поза Оскара беспокоила меня. Конечно, он мог застудить плечо, но как он будет летать с больным плечом? В другой ситуации я позволил бы своему беспокойству тлеть и дальше. Но нынче вечером во мне уже плескалось вполне достаточное количество шнапса, рейнвейна и ликера, чтобы разозлиться по столь таинственному обстоятельству.
Я опустошил свой бокал, резко его поставил, перегнулся через стол, дотянулся до Оскара, рванул полу его спортивного полупальто и распахнул его. Под мышкой левой руки у него была кобура для револьвера.
Он хотел схватить меня за руку, но промахнулся и лишь наградил взглядом, полным ненависти, однако было в нем и что-то еще, похоже, страх.
Клод наблюдал за нами с безмятежным интересом, как будто я показывал ему фотографию своей любимой собаки.
Я обратился к Оскару:
— И ты достаточно ловок в обращении с этой штукой?
— Пошел к черту!
— Если нет, я посоветовал бы оставлять ее дома.
— Пошел к черту.
— Ношение оружия увеличивает шанс самому нарваться на пулю. Во-первых, ты всегда можешь подстрелить сам себя, а во-вторых, это заставит других быть чуточку расторопнее, чтобы опередить тебя в перестрелке. Они же будут думать, что ты наверняка знаешь, как пользоваться этой штукой.
Оскар кое-как застегнул свое полупальто, встал и повернулся к Клоду:
— Прошу прощения за случившееся.
Потом опять послал меня по-шведски и гордо удалился, чопорный и оскорбленный, ухитряясь при этом сохранять некую видимость достоинства.
Клод поднялся одним плавным движением.
— Не желаете заглянуть под мое пальто, мистер Кэри?
Будь у него там что-то подобное, такой тип позаботился бы проделать все это поаккуратнее и уж во всяком случае не позволил бы никому ничего проверять.
Я отрицательно покачал головой. Клод повернулся и отправился вслед за Оскаром. Через некоторое время я перестал размышлять о том, какого только что свалял дурака, и снова махнул рукой официантке.
Глава 9
Утренний туман расползался между деревьями вокруг аэропорта. Я просто сидел в самолете и наблюдал за манипуляциями собственных рук… Они что-то проверяли, включали, выключали, а я надеялся, что они делают то, что нужно. В то утро мои вены были наполнены песком, а мозги битым стеклом, и вообще я чувствовал себя обитателем болота. Но мои руки знали свое дело, и лучше было не вмешиваться. Триммеры на взлет, заслонка карбюратора зафиксирована, обогащенная смесь, воздушный фильтр включен… Они могут делать все, днем и ночью, с похмелья или на трезвую голову.