Сиби порадовалась, что не забыла прихватить с собой множество Важных Вещей. Когда летучки с Колдуном убрались, Сиби основательно порылась в доме на острове. К примеру, важная вещь еда. Важной вещи «палатка» у Сэми не оказалось, зато нашлась важная вещь «спальник», без которой люди отчего-то не могли ночевать в лесу, и важная вещь «рюкзак», куда можно было упаковать все добро. Сиби подумала, что Колдун бы ею гордился. Но Колдуна рядом не было, так что Сиби гордилась сама собой. Вцепившись в рюкзак, она выволокла его в ивовые заросли и остановилась, удовлетворенно отдуваясь.
Сэми к перемене их положения отнеслась равнодушно. Она вообще вела себя странно. После того как Колдуна забрали, Сэми лишь раз что-то сделала сама. Она взяла лопату и принялась закапывать мертвого человека-оленя. Сиби попыталась убедить ее, что под островом нет Старого, поэтому человек-олень и под землей оживет вряд ли, но уговоры не помогли. Женщина упорно продолжала копать, и глаза у нее были мертвые. Человека-волка она тоже зарыла, но в другой яме.
Потом, когда Сиби собирала Важные Вещи, Сэми тоже взяла одну вещь, показавшуюся Сиби вовсе не важной и не нужной. Ружье с двумя стволами и патроны к нему. Сиби не любила ружей, но женщина все так же равнодушно повесила ружье на плечо и направилась к лодке.
Сейчас, глядя на старания Сиби (рюкзак получился огромный, чуть ли не больше самой девчонки – ведь надо было собрать множество Важных Вещей), ее спутница молча подошла, отобрала рюкзак и взгромоздила себе на плечи. И они пошли.
Идти тоже оказалось нелегко. Бобры проделали в лесу множество мелких каналов, и даже там, где воды не было, почва оставалась топкой. Вдобавок, все засыпал первый в этом году снег. Бурелом и предательские рытвины скрылись под белым покрывалом. Выше под ветром дрожали голые стволы осин и молодых топольков, а поодаль от реки начинался мрачный ельник. Хвоя в сумерках была черной. Сиби лес не нравился. Что-то в нем изменялось, что-то ворочалось, набирало силу. Девчонке вспомнились слова Колдуна. Может быть, человек-олень и вправду мирил зверей, а сейчас, когда он умер, звери снова готовились пожирать друг друга? «Главное, чтобы не нас», – подумала Сиби и ускорила шаг. Сэми молча и тяжело шагала следом.
До ночи они прошли совсем немного. Когда Сиби решила сделать привал, ее спутница просто уселась в мокрый снег и принялась смотреть в никуда. Все пришлось делать Сиби. Она знала, что людям в лесу без костра неуютно, поэтому старательно собрала сухой лапник и мелкие веточки и свалила в кучу. Сиби вспомнила, что раньше называла костер «теплым местом» и считала его такой странной традицией наземников. И вот она сама разводит костер. Значит ли это, что она окончательно стала наземником?
Обернувшись к Сэми, Сиби попробовала расспросить ее, но та ничего не отвечала. Вздохнув, девчонка достала важную вещь зажигалку и долго вертела ее в руках, пытаясь вспомнить, что делал с зажигалкой Хантер. Сэми отобрала вещицу и нажала на какую-то кнопочку, отчего вспыхнул огонь. Сиби восторженно захлопала и принялась дуть, раздувая пламя. Надула себе полные глаза пепла и древесной трухи, и все же костер наконец разгорелся, затрещал, и сделалось тепло и ярко. Порывшись в рюкзаке, Сиби достала еду: какие-то сушеные палочки, и корни, и горстки мелкой крупы. Сэми от еды отказалась.
Справившись с зажигалкой, она растянулась на спальнике и уставилась в огонь. Некоторое время Сиби завороженно следила за тем, как пламя отражается в глазах человеческой женщины, а потом принялась грызть еду. Еда оказалась совершенно невкусной, и Сиби решила, что завтра поймает ворону или лягушку. С этой мыслью она и уснула.
Проснулась девочка оттого, что Сэми говорила. Обняв руками колени, она сидела у угасшего костра, раскачиваясь вперед и назад, и говорила без умолку, словно хотела наговориться за предыдущие два дня молчания. Сиби отлично видела в темноте: черные ветки на фоне чуть более светлого неба, серобрюхие облака, белый снег под деревьями и качающаяся взад и вперед женщина.
«Оставь меня в покое, – говорила она одному из невидимых собеседников, – ты умер, а мертвым уже ничего не надо. Зачем же ты меня мучаешь?
Я никогда не была нужна тебе, и тем более не нужна теперь, а ты все не отпускаешь…»
Собеседник, судя по направлению ее взгляда, находился где-то в угасающих, с искрой углях. Сиби порылась в кострище палочкой, но никого не нашла.
Второй собеседник странной женщины был выше, там, где верхушки сосен сходились со снежными облаками.
«Ты все у меня отнял, – говорила Сэми, глядя вверх, – почему не заберешь его? Почему именно это, ненужное мне, не нужно и тебе? Чего еще ты от меня хочешь?»
Сначала Сиби подумала, что женщина говорит со спящими на деревьях воронами или с одним, особенно вороватым вороном. Вороны, как известно, любят все забирать. По крайней мере, все, до чего сумеют дотянуться. Потом цвергская девчонка решила, что это не ее дело, свернулась калачиком и снова задремала.
На следующий день они продолжили путь на восток, и лес начал показывать норов. Для начала Сэми оступилась и угодила ногой в какую-то незаметную под снегом нору. Из норы вылетел тонкий рыжий зверек и с визгом вцепился в ботинок Сэми. Он грыз и грыз ботинок, а следом уже перли другие похожие звери. Сэми закричала и принялась трясти ногой. Когда зверек отвалился, она его растоптала.
Сиби предложила наловить других зверьков, от которых отбивалась палкой, и съесть их вместо отвратительной еды, но Сэми только поспешила прочь от неприятного места. Зверьки еще долго верещали им вслед.
Ближе к полудню, когда они шли через ельник, с небес упала крылатая тень. Похожая на летюгу, но с желтым, тощим, почти человеческим телом, маленькой нетопырьей башкой и огромными перепонками крыльев, тварь запуталась в нижних ветвях и принялась гнусно вопить. На ее вопли быстро слетелись когтистые мохнатые птицы, похожие на сов, и растерзали тварь. Кровь дождем полилась на снег. Бегущие Сиби и Сэми еще долго слышали вопли незадачливой хищницы.
А к вечеру на их след напала стая канивров. Сначала Сиби почувствовала запах. Это не был один из лесных, уже привычных запахов, и все же запах почему-то показался знакомым. Потом Сиби вспомнила. Так пахло в городе, куда они заезжали с Колдуном, Батти и Хантером. Но там запах был совсем слабым, а здесь, уверенный и злой, он струился по ветру: тухлятина, голод и страх, подлая и жестокая вонь. Должно быть, в городе все уже было съедено, и стая решила поохотиться в лесу. Сиби прикрыла глаза и четко увидела шныряющие между деревьями серые тени. Девочка потянула свою спутницу за рукав и пожаловалась:
– Звери. Идут за нами.
Подумав, добавила:
– Как собаки. Но большие, горбатые и с полосками. Очень голодные. Они хотят нас съесть.
Сэми, согнувшись под рюкзаком, шагала дальше. Она не ответила – должно быть, продолжала свой важный разговор с невидимками. Сиби сначала обиделась, но затем решила не обращать внимания. Прибавив шагу, она потащила женщину за собой.
Лес поредел. Наверное, до города уже оставалось недалеко. Ели расступились, и впереди показалась длинная просека со столбами. Ветер нес по просеке снежные полосы. Идти стало легче, но стая их нагоняла. Воздух разорвал вой, пронзительный и тоскливый. Тут Сэми впервые вздрогнула и обернулась. Скинув с плеч рюкзак, она взялась за ружье и зарядила патрон. Вовремя, потому что из-за черных древесных рядов вылетел первый хищник. Самый смелый или самый голодный, он длинными прыжками помчался к добыче.
Сиби успела разглядеть тупую морду с мощными челюстями, тощие лапы и горбатую спину в темных полосках свалявшейся шерсти. Глаза собаки слезились, уши были прижаты к голове. Грянул выстрел. Канивр завизжал и покатился по снегу, пятная белое красным. Ружье выстрелило еще раз, и за кустами, тянувшимися вдоль просеки, тоже взвизгнули. Должно быть, дробью ранило сразу несколько собак.
Сэми быстро перезарядила ружье, бросив на землю пустые оранжевые цилиндрики патронов. Но второй атаки не последовало. Из кустов раздался лай, скулеж и пронзительное тявканье, ветки заколыхались. Похоже, стая решила расправиться для начала с ранеными товарищами. Сэми оставила рюкзак валяться в снегу, схватила Сиби за руку и быстро потянула к столбам.
Они бежали и бежали, и канивры неслись следом. Сначала собаки отстали, но потом быстро принялись догонять. Что еще неприятней, Сиби почувствовала новую струю мерзкого запаха – как раз оттуда, куда спешили они. Словно в подтверждение, из-за деревьев донесся вой. Стая разделилась. Их загоняли в ловушку. От бега у Сиби начало колоть в боку. Дыхание срывалось, пот заливал глаза. Сэми неслась рядом. До встречи с собаками она шагала тяжело, а теперь бежала так, словно бегала всю жизнь, ровно и сосредоточенно, сберегая дыхание. Задержалась лишь на минуту, чтобы достать из-за пояса широкий нож – почти такой, как был у Хантера, – и передать его Сиби. И снова они побежали, а за ними трещали кусты, и сильные лапы приминали снег.
Не заметив очередной кочки, Сиби споткнулась, и из кустов навстречу метнулась огромная тень. Девочка не успела отскочить. Она отчаянно взмахнула ножом, но нож вывалился из руки, а ногу пронзила острая боль. Сиби почувствовала, что она падает, что ее куда-то тащат, услышала ворчание, и волной накрыл мерзкий запах. Канивр волочил ее в лес. Сиби попыталась вцепиться в траву, но трава, сухая и бессильная, рвалась под руками. Тогда Сиби закричала. То ли от крика, то ли от чего-то еще клыки на ее ноге разомкнулись, и Сиби на животе поползла в сторону. Перевернувшись, она увидела, что собака валяется на боку, а Сэми бьет и бьет ее широким ножом.
Затем женщина оглянулась, и Сиби испугалась – такие страшные у нее были глаза. Девочка прижалась к холодной земле и прошептала:
– Брось меня. Я зароюсь. Меня не найдут.
Она даже принялась рыть снег непослушными пальцами – а ведь когда-то земля поддавалась так легко, расступалась, чтобы впустить Сиби внутрь. Сейчас земля не хотела принять Сиби, потому что она отреклась, бросила сестренок и Старого. Земля мстила.
К счастью, Сэми не послушалась. Крякнув, она взвалила Сиби на плечо и побежала. Голова девчонки болталась. Извернувшись, она могла увидеть прыгающие столбы, две стены деревьев, белую просеку и несущихся по просеке следом собак. Впереди бежал вожак, с огромной седой башкой и желтыми клыками. Канивр смотрел только на Сиби, и взгляд его, умный, совсем не звериный взгляд, говорил: «Не уйдешь».
Сиби сжала зубы и приготовилась драться, но тут Сэми радостно вскрикнула. Лес кончился. Они выбежали на поле. Вывернув шею, Сиби увидела, что вдоль поля тянутся столбы, опутанные какой-то сеткой. За столбами стояли две вышки и виднелись плоские крыши поселка. Уже стемнело, и от вышек тянулись прорезающие темноту лучи. После того как Сэми крикнула, лучи зашарили по полю. Собаки сзади завыли. Над головами бегущих резко простучало «та-та-та» – и вой сменился визгом. Сэми бежала к забору, и люди оттуда что-то кричали, но Сиби не могла их увидеть, потому что почти совсем сползла у Сэми с плеча.
Девчонка старалась удержаться, так что не сразу уловила запах, опасный запах железа. Все же почувствовала, поняла, что из поселка выкрикивали предупреждение, и что было сил дернулась у Сэми на плече. Та споткнулась, и обе повалились на неровную, в мерзлых комьях землю. Справа загрохотало. Земля взметнулась огромным черным фонтаном, на мгновение повисла над головой Сиби, а затем начала падать – так, словно все же решилась принять цвергскую девчонку в себя.
«Колдун», – успела пробормотать Сиби, и тут их накрыло.
Глава 3 Дудочка из кости
У Музыканта была свирель, сделанная из костей. Кости когда-то принадлежали охранникам Центра. Принадлежали – смешно. Кости когда-то были охранниками Центра. Еще до того, как Глубинный Бог в первый раз тряхнул остров и стены начали рушиться и трескаться, и те, кого охранники сторожили, выбрались на волю и убили сторожей.
Элджи все это время просидел в своей камере – ее землетрясение почему-то пощадило. Он сидел, зажав уши руками, чтобы не слышать криков. Крики напоминали ему о чем-то давнем и нехорошем. Женщина с добрым лицом и жесткими руками, давшая ему имя, говорила, что Элджернон убил своих родителей. Она давала ему почитать файл. Буквы на экране планшетки не несли никакого смысла, но слова как будто сами прыгали ему в голову и складывались в картинки. Очень неприятные иногда картинки. Женщина говорила, что это результат эксперимента.
До эксперимента Элджернон будто бы не умел читать. Ему очень хотелось объяснить, что читать он и сейчас не умеет, просто слова читают сами себя, но не хотелось огорчать ту женщину. Интересно, что с ней стало сейчас? Может, она переселилась в Запроливье, к тамошним бешенкам. Или ее убили. И съели. В первый месяц многих ели. Потом освоили сети, а Говорящий нашел сарайчик, где охранники держали свиней и коз. Музыкант пас коз и играл на своей свирелке, пока Говорящий не решил, что музыка раздражает Глубинного Бога, и Музыканта не сбросили в Курящуюся Бездну.
Вообще-то Элджи казалось, что дело тут не в раздражении, а в том, что музыка была одним из способов поговорить с Глубинным. Почему-то рыбаку представлялось, как Музыкант сидит на склоне, поросшем желтой жесткой травой, и играет своим козам, а где-то в глубине, под каменной толщей острова, огромное многорукое существо приникает к щелям и разломам и слушает. На острове было много щелей и дыр, уходящих вниз, вниз, до самой воды. Иногда Глубинный высовывал щупальца из этих щелей. Но в любимой расселине Элджи было дно – примерно на три человеческих роста от поверхности. Надежное каменное дно, если что-то на острове вообще было надежным. И стены расселины никогда не смыкались, не шлепали голодными губами в те часы, когда Глубинный тряс островок. Хорошее место. Элджи принес спасенного человека сюда.
Сидя ночами рядом с ним, он не раз пожалел о том, что Музыканта скормили Глубинному. Музыкант был добрый и охотно угощал Элджи жирным козьим молоком. Спасенному бы не мешало попить молока, но молока теперь не было – все выпивал Говорящий и его свита. Приходилось впихивать в рот спасенному жареную рыбу, предварительно ее прожевав – потому что жевать сам тот отказывался. Это случалось с теми, кто обзаводился красным шрамом вокруг головы.
– Как тебя зовут? – не раз и не два спрашивал Элджи.
Тот молча пялился на полосу света над головой. Спасенный не сказал ни слова с того первого раза, когда прокричал «Сиби». Что такое Сиби? Элджи представлялось что-то маленькое. Маленькое, но жесткое, как стебель тростника или как прут, который гнешь, и он распрямляется со свистом. Элджи часто представлял то, чего никогда не видел и о чем не имел понятия, – вот как с Глубинным, слушающим песенку Музыканта, или со значками на экране, немыми и одновременно говорящими.
Эту способность Элджи женщина в белом халате называла сложным словом «сверхинтуиция». Она и ее друзья (или подчиненные) хотели, чтобы у всех обитателей Центра появилась сверхинтуиция, поэтому лезли им в голову блестящими инструментами и что-то там делали. А потом спрашивали по анкете и показывали слова и картинки. Получалось у них с немногими, другие становились, как этот, вытащенный из моря, – пустоглазыми и молчаливыми.
С Элджи получилось. Девяносто семь процентов – так сказала женщина и разразилась еще всякими фразами, вроде «подавленная логическая правополушарная функция», и «нейронные связи», и «межполушарная асимметрия». Элджи понял так, что слова-знаки сами вскакивают ему в голову, и он, Элджи, понимает их смысл без всяких объяснений. Это была бы очень полезная штука, если бы Элджи довелось вернуться в Большой Мир. Но здесь, на острове, слов-знаков и вообще любых знаков было очень мало. Трава. Камни. Море. Кости. Козы. Свирель. Поэтому Элджи так обрадовался, вытащив из сети человека. Тот был не с острова, и, возможно, у него были какие-то новые интересные слова. Однако, кроме «Сиби», тот ничего пока не сказал.
Казалось, что этот спасенный спит, не смыкая век, или, может, непрерывно беседует с Глубинным Богом – у Говорящего во время разговора становились такие же пустые и тусклые, словно подернутые пленкой, глаза. Элджи бы позвал Говорящего, если бы не был совершенно уверен, что тот немедленно отдаст чужака Глубинному. Несмотря на племенной знак в виде шрама. Поэтому Элджи притащил свою находку в расселину ночью и прятал его пока там. А сам делал свирель. Конечно, не из костей – все кости уже давно раскрошили и съели. Но в маленькой бухте в той части острова, что выходила на Запроливье, рос тростник. Дудочка из кости нужна была для разговоров с Глубинным Богом, но спасенный из моря не был похож на бога – не считая разве что странных глаз. Может, для разговора с ним сгодится и дудка из тростника?
Элджи не очень понимал, как делать свирель из тростника, но он старательно убрал острой рыбьей костью перегородки и зачистил внутреннюю часть трубки, чтобы не мешать воздуху. Потом стал думать – свирель, свирель – и постепенно увидел, как сделать все остальное.
Как раз когда он заканчивал работу, сверля острой рыбьей костью дырки в камышинке, из зарослей показался Гремлин. Гремлин был одним из подручных Говорящего. Огромный и очень тощий, он всегда ходил согнувшись, размахивая длинными ручищами. Глаза у него были, как плошки.
Довольно поморгав глазами-плошками, Гремлин уселся на выступающий из воды валун и спросил:
– Что это ты делаешь, Элджи? Никак, свирель? Ай-яй-яй.
Он сокрушенно покачал башкой с огромными приплюснутыми ушами.
– Боссу это не понравится, нет-нет, не понравится.
Дурацкая привычка Гремлина – повторять слова, причем те, которые и один-то раз говорить не стоило.
– Зачем тебе свирель? – спросил он, хитро щурясь.