Понятно, значит, мы тут одни. То есть наедине. То есть… И чего я вообще об этом задумалась?
Мельком глянула на мужчину, который уже успел обернуться каким-то пледом и сейчас выглядел больше одетым, чем раздетым.
– Садись, – кивнул Фауст на широкую лавку у стены, и я чуть было с ходу на нее не плюхнулась, но в последний момент обратила внимание на странную конструкцию.
Лавка не просто стояла у стены, она крепилась к ней одной стороной, а со второй ее подпирала пара хлипких ножек, которые, казалось, сложатся, стоит только опуститься на сиденье.
– Да не бойся, не сломается, – понял мои опасения Фауст и подтолкнул к лавочке.
Но, прежде чем садиться, я все же проверила ее на прочность, посильнее надавив рукой на край. И, только убедившись в надежности конструкции, опустила пятую точку на мягкое покрывало, расстеленное на сидушке. А потом и вовсе забралась с ногами, мечтая только об одном – поскорее растянуться на жестком ложе и отдаться во власть сонных грез.
Но мне предстоял еще как минимум осмотр. Фауст сел передо мной на корточки и взял в руки больную ногу. Да, выглядела она не лучшим образом. Опухшая, красная, из стороны в сторону так вообще не пошевелить.
– По-моему, уже лучше, – вопреки моим ожиданиям констатировал Фауст и болезненно надавил на щиколотку.
Ногу снизу вверх прострелило болью, я взвыла и дернулась, пытаясь отнять пострадавшую конечность.
– Потерпи, надо проверить, не повреждена ли кость.
«А может, не надо, а?» – мысленно взмолилась я, с силой стискивая зубы, чтобы в очередной раз не завыть. Умом-то я понимала, что Фауст делает все верно, но на деле хотелось что есть мочи лягнуть его здоровой ногой, чтобы не смел меня больше трогать.
– Вроде все нормально. Простой вывих, – наконец поставил свой диагноз феникс.
Я облегченно выдохнула и подняла на него глаза. Фауст смотрел на меня странно, укоризненно и вместе с тем мягко. Потом вдруг потянулся рукой к моему лицу и стер влагу с мокрой щеки. Черт, а я и не заметила, как выступили слезы.
– Я бы подлечил, но магический резерв у меня сейчас на нуле, так что помочь ничем не могу. И лучше тебе пока на ногу не наступать. Совсем, – дал свои рекомендации мой новый лечащий врач.
– И как же я ходить буду? Или ты собрался меня на руках носить?
– Еще чего! – фыркнул блондин и молниеносно поднялся на ноги.
Да, шутка оказалась неудачной. Что-то мой язык сегодня так и норовит сказануть что-нибудь эдакое.
Фауст меж тем подошел к жаровне, зачерпнул жестяным совком углей из стоящего рядом ящика и подсыпал в огонь. Те почти мгновенно занялись, сделавшись сначала багряными, а потом ярко-красными. Феникс задумчиво пожевал губу, стоя у жаровни, потом развернулся и решительно направился к двери.
– Ты куда? – тут же запаниковала я.
– Сейчас вернусь. Попробуем что-нибудь сделать с твоей ногой.
Ух ты! Так меня полечат? С чего бы блондин вдруг стал таким душкой? Или и вправду испугался, что придется таскать меня на себе?
В общем, Фауст ушел, а я, оставшись наедине с собой, обхватила руками колени и предалась раздумьям. Думать старалась о важном. О нападении сидов, о том, какие дальнейшие шаги они предпримут, чтобы найти нас и завладеть кольцом, и что во всей этой ситуации делать нам со Стасей. Как выкручиваться? А еще, можно ли полностью доверять Фаусту? Раньше я сомневалась. Все пыталась найти подвох в его действиях. Но после того, что сегодня было, после того, что он сделал для нас с сестренкой, даже в мыслях не могу представить, что он может замышлять что-то плохое.
Хм. Фауст…
Сначала он показался мне просто заносчивым, язвительным недотрогой. А теперь я понимаю, что вся эта внешняя неприступность и чрезмерная колкость – лишь оболочка, под которой есть что-то гораздо более глубокое. Все же он совсем не такой, как его брат-близнец. Он намного серьезнее и умнее, пусть и совершает порой ошибки. А кто их не совершает? Я вот тоже дура дурой. Ох…
Я откинулась назад и устало прикрыла глаза. А когда вновь открыла, мне показалось, что в помещении стало темнее. То ли одинокая масляная лампа, стоящая на столе, стала гореть тусклее, то ли вновь прогорели угли в жаровне. Да и какая разница, сколько здесь света, так даже уютнее. Еще больше клонит в сон. Но засыпать нель…
Из сладкой дремы вырвало прикосновение прохладных рук. Я резко вскинулась, готовая рвануться в сторону, но меня удержали на месте.
– Это всего лишь я, – раздался знакомый голос, и, опустив глаза, я увидела, как Фауст, вновь сидящий передо мной на коленях, обмазывает ногу какой-то пахучей мазью.
Он дотрагивался бережно, аккуратно, легонько касаясь подушечками пальцев болезненной опухоли. Потом спустился ниже, нахмурившись, глянул на изодранную пятку.
– У тебя ступни ледяные и все в царапинах. Попарить бы.
Феникс поднялся и направился к жаровне, на решетке которой уже стоял котел с водой.
И когда он только успел? А еще я заметила, что пока я дремала, мужчина приоделся. Раздобыл где-то штаны и рубаху. Хотя нет, рубаха как раз его. А вот обуви, как и на мне, не наблюдается. Тоже шастает босиком по холодному полу.
Фауст какое-то время поковырялся у котла, что-то засыпал в бурлящую воду, а спустя пару минут водрузил на пол перед лавкой вытянутое корыто.
– Я сейчас. Холодной принесу, – без лишних вопросов отчитался блондин и вновь вышел за дверь. Надо же, какой хозяйственный. А так сразу и не скажешь.
Вернулся Фауст со странным деревянным ведерком в руках, напомнившем мне дубовую бочку в миниатюре, в дверях слегка покачнулся и ухватился за косяк. Прикрыл глаза, борясь с дурнотой. Черт, а я и забыла, что ему плохо после всех этих перелетов. Ему бы спать сейчас, а не таскаться со всякими ведрами. И со всякими глупыми больными девушками.
– Тебе бы лечь, – заметила тихонько, стараясь не слишком акцентировать внимание на его состоянии. Вдруг еще обидится.
– Угу, – только и промычал в ответ феникс, но, справившись со слабостью, вновь занялся делом.
Мужчина наполнил корытце горячим отваром, пахнущим чем-то травяным и терпким, похожим на запах наших совдеповских горчичников, потом разбавил холодной водой и, присев, ладонью проверил температуру.
– Нормально. Опускай, – скомандовал феникс.
Я сунула ноги в воду и, ошпарившись, тут же выдернула их обратно.
– Ай, горячо!
– А ты постепенно опускай. Что, ноги никогда не парила? – И опять этот укоризненный, насмешливый тон. Разговаривает со мной, будто с ребенком.
– Парила, – буркнула я и уже гораздо медленнее начала опускать мыски в кипяток.
Фауст укоризненно покачал головой, цокнул и поднялся на ноги. Вновь пошатнулся и схватился за край лавки, чтобы восстановить равновесие. А потом и вовсе сел на нее, отчего хлипкая конструкция прогнулась и опасно скрипнула. Но обошлось – наш вес она все же выдержала.
– Давай, грейся и топай к сестре, – сказал Фауст, устало облокачиваясь на стену.
Ага, стало быть, я еще и его спальное место заняла. Впрочем, он сам меня сюда усадил и ноги заставил парить. Пусть теперь не жалуется. Хотя жалко его, конечно, так измотался, а прилечь даже негде.
Ну, ничего. Я не долго. А потом вспомнила про его босые ноги, подвинулась на лавке и добродушно предложила:
– Присоединяйся, – кивнула на корыто, в котором было вполне достаточно места и для двух пар ног.
Но Фауст же у нас гордый. Мужчина скептически выгнул светлую бровь и, видимо, хотел сказать что-то колкое по этому поводу, но я его опередила:
– Давай, не строй из себя недотрогу.
Как ни странно, это сработало. Блондин хмыкнул, подвинулся ближе и опустил ноги в горячую воду. Расплылся в довольной улыбке и, блаженно прикрыв глаза, откинулся назад.
Вот так и сидели, пока вода постепенно не остыла. А что было дальше, хоть убейте, не помню, потому что теперь я уже окончательно уплыла в сон.
Глава 20. Укрощение строптивого
Пробуждение походило на дежавю. Да, я опять проснулась не одна. Впритирку ко мне лежало тело, и, судя по габаритам, это тело было мужское.
Я распахнула сонные глаза и узрела перед собой блондинистую макушку, в принадлежности которой не могло быть сомнений.
Н-да, сначала с одним братцем в постели проснулась, теперь со вторым. Хорошо, хоть не голым. Еще бы узнать, как мы умудрились заснуть вместе. Хотя если вспомнить наше вчерашнее состояние, то это как раз вопросов не вызывает. А вызывает то, как мы вдвоем поместились на эту лавку?
Я с трудом пошевелилась, чувствуя себя килькой в консервной банке. Как там говорится? В тесноте, да не в обиде? Ага. И спать, наверно, было тепло. Зато теперь точно все тело ныть будет.
Попыталась хоть немного изменить положение, но было настолько узко, что я даже перевернуться не смогла. А вот то, как затекла спина, сразу почувствовалось. И еще я, кажется, руку отлежала. Ох, надо отсюда выбираться.
Вот только так называемый выход преграждало тело спящего блондина. Я кое-как приподнялась на локте и заглянула ему в лицо. Даже во сне Фауст выглядел жутко уставшим. На лбу пролегла вертикальная складочка, лицо выглядело бледным и осунувшимся. Ох, как же не хочется его будить…
Вот только так называемый выход преграждало тело спящего блондина. Я кое-как приподнялась на локте и заглянула ему в лицо. Даже во сне Фауст выглядел жутко уставшим. На лбу пролегла вертикальная складочка, лицо выглядело бледным и осунувшимся. Ох, как же не хочется его будить…
Еще немного так полежала, любуясь мужским профилем, подмечая разные мелочи, которые наверняка отличали Фауста от брата: родинку над левой бровью, маленькую ямочку на подбородке, чуть заметный белесый шрамик на переносице. Почему-то вдруг невыносимо зачесались руки – так сильно хотелось к нему прикоснуться.
С силой провела пальцами по ладони, избавляясь от странного ощущения.
Эх, что же делать? Будить или нет? Я огляделась, оценивая свое положение.
Вперед ногами отсюда точно не вылезти, ибо ноги почти упираются в стенку. Вперед головой… Можно попробовать. Правда, это грозит мне скатиться башкой вниз и повстречаться ею же с полом, чего я тоже не особо желаю. Но, признаться честно, будить сейчас Фауста и выяснять, что мы делаем с ним в одной постели, мне не хочется еще больше. Да, такая вот я трусиха. Так что ползем головой вперед. Ну, вперед!
Выглядели мои потуги, как минимум, смешно. Ибо грацией гусеницы я не обладала, а другим способом выбраться из положения «зажата со всех сторон», в принципе, невозможно.
Короче, я ерзала и так, и эдак. Доерзалась до того, что все-таки разбудила феникса.
Фауст пошевелился, что-то недовольно буркнул и резво перевернулся на бок, оказавшись со мной нос к носу и еще сильнее прижав меня к стенке.
– Фауст, ты меня раздавишь… – пропищала сдавленно я, пытаясь хоть как-то отстраниться от крепкого мужского тела. Но мужское тело – оно на то и крепкое, что сдвинуть его практически нереально.
– Ммм? – промычал блондин и распахнул сонные глазки.
Неет, все-таки они не такие, как у Фрайо. У Фенечки глаза ярко-синие, а у Фауста на пару тонов темнее, как вечернее предгрозовое небо. Но серебристые всполохи все те же, ласково мерцают даже в ярком солнечном свете.
Черт, и о чем я только думаю в такой ситуации? Мне же выбираться надо.
– Я встать хочу, – опять пропищала я, не в силах вернуть голосу нормальное звучание, ибо легкие совсем сдавило.
– Ну так вставай, – ответил Фауст и опять закрыл глаза.
– Так выпусти. Или прикажешь через тебя перелезать?
Блондин недовольно покряхтел – мол, не дают поспать с утра пораньше – и совершенно невозмутимым тоном выдал:
– Лезь.
Нет, ну нормальный вообще? Что за шутки? Я тут задыхаюсь, понимаешь ли, а он свой зад от постели оторвать не может. Гррр!
Ладно. Врагу не сдается наш гордый Варяг! Я ведь предупреждала, что скромность – это не про меня? Предупреждала. Вот пусть теперь пеняет на себя.
Короче, я полезла. Сначала перекинула через Фауста руку, потом ногу. Он не отреагировал… Потом поднатужилась и перенесла вес тела, и тут что-то хрустнуло. В первое мгновение перепугалась – вдруг блондину что сломала. Но когда мы с фениксом кубарем полетели вниз, поняла – это лавка! А еще почувствовала себя настоящим экстрасенсом, ибо мои недавние опасения насчет хлипкости сиденья подтвердились, и хруст этот было не что иное, как сложившиеся ножки.
Короче, мы с Фаустом скатились на пол. Сначала он. Следом я. И когда на этом самом полу очутились, оказалось, что находимся мы в весьма недвусмысленной позе. Он снизу, лежа на спине, я сверху, сидя на нем. Если мне не изменяет память, в величайшем труде всех времен и народов под кодовым названием «камасутра» эта поза называется «наездница». А если учесть еще тот факт, что со вчерашнего вечера одежды на мне не прибавилось (считай, одета я в одну рубашку и трусики, которые-то и трусиками с натягом можно назвать), то ситуация очень даже щекотливая выходит…
От осознания всей глубины «подставы» у меня случился кратковременный ступор, а у феникса… Эммм, он проснулся. Теперь уже окончательно. И обалдело хлопал округлившимися глазами.
Н-да, худшей ситуации и придумать нельзя. Хотя нет – можно! Худшее случилось сразу же – в кухню вошла зевающая Стаська.
– Доброе утр… – запнулась ошарашенная сестричка, узрев меня верхом на Фаусте, и, всплеснув руками, молниеносно выдала: – Нет, ну совсем обнаглели! Что, больше уединиться негде? Это, между прочим, кухня – место общественного пользования.
Моя челюсть от сего заявления медленно поехала вниз. Фауст же среагировал быстрее. Резко пихнул меня в бок, сбрасывая с себя, и вскочил на ноги.
– А поаккуратнее нельзя? – зашипела на него я, потому как пол, куда меня скинули, был отнюдь не мягким, да еще и шершавым. Как итог, я ушибла локоть и ободрала ладошку. Гррр!
– Вот на хрена ты меня вчера лечил, если сегодня опять калечить собрался?
– Калечить? – непонимающе сдвинул брови Фауст.
– Так это у вас такое лечееение было, – одновременно с ним многозначно протянула Стаська. – Ну, понятно, понятно.
И чего ей там, интересно, понятно? Вот ведь, пошлячка мелкая! Всыпать бы ей хорошенько.
– Стасечка, – обманчиво ласково начала я. – Ты бы лучше поинтересовалась, как я вас вчера в лесу всю ночь ждала, как от сидов убегала и ногу ломала!
– Ты ногу сломала? – теперь уже по-настоящему испугалась сестричка.
– Вывихнула, – буркнула в ответ и таки поднялась с пола. Причем сделала это самостоятельно. Белобрысый даже и не подумал помочь, несмотря на больную ногу и на то, что валяюсь я тут по его вине!
– Сильно болит? – поглядев на ковыляющую меня, все же спросил Фауст. Надо же, остатки совести проснулись.
– Уже меньше, чем вчера, – все же нашла в себе силы ответить спокойно, а так хотелось поязвить… Ух!
– Хорошо, – ответил Фауст и вдруг неожиданно зашипел. Как оказалось, запутался в собственных волосах и чуть их не выдрал.
Ох, а я бы с удовольствием ему патлы повыдергивала, тем более что привести их в порядок у него все равно не получалось. И хрен я ему помогу, пусть даже не просит. Нечего было космы до попы отращивать!
– Хочешь, расчешу? – тут же подорвалась сестричка, разрушив мой крамольный план мести.
– Если ты найдешь мне расческу, я сам расчешу.
И что, вы думаете, сделала эта предательница? Юркнула в комнату и спустя две секунды вернулась с гребешком в руках.
– Стась, а одежды моего размера там случайно не завалялось? – спросила я с надеждой. Все же шастать в Фаустовой рубахе не совсем прилично, хоть я уже и привыкла. Да и он, похоже, привык – читай, не обращал на это никакого внимания. Даже обидно… Такие ноги зря пропадают!
– Не-а, – мотнула головой сестренка и с гребешком в руках двинулась на мужчину.
Однако Фауст, в отличие от близнеца, в парикмахерскую играть не захотел. Вырвал орудие пыток из рук сестренки и принялся самостоятельно распутывать блондинистую гриву.
Ой-ой-ой, какие мы недотроги…
Стаська надулась и, обреченно вздохнув, уселась на табурет – единственное сиденье во всем помещении, так как лавку мы благополучно сломали.
– А завтрак будет? – устав горевать по фениксовым волосам, переключилась к более насущным проблемам сестричка.
– Будет! Сходи, поймай в лесу, – буркнул мужчина, явно чем-то недовольный. Кажется, не выспался. Дальше последовало очередное «ай» и шипение, а гребень со сломанным зубцом полетел в противоположный конец кухни. Хорошо еще, что брани не последовало, а то ругательства у феникса специфические, мало ли чего сказанет в порыве бешенства.
– Предлагали же помочь… – укоризненно протянула сестричка и на манер самого блондина закатила глаза к потолку.
– Сам справлюсь, – вновь огрызнулся Фауст и пошел искать выброшенный гребень.
– Ты чего психованный такой? – Тут уже я не выдержала и решила поставить мужика на место. – Не с той ноги встал?
– Если ты помнишь, я вообще очень неудачно «встал», – рыкнул феникс, напомнив мне про наше совместное «вставание».
– А ну прекрати истерику! И хватит уже мельтешить перед глазами! – рявкнула я. – Не выспался – так ляг и поспи! Только сначала еды нам принеси. Мы даже сготовить можем, только дай что.
Со второго раза крик подействовал. Фауст остановился, глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и, что-то для себя решив, вышел наружу.
Кстати, судя по сквознячку, потянувшему из приоткрытой двери, погодка не ахти какая. Блин, надо было и про одежду ему сказать. Замерзну ведь. Или придется не показывать носу из дома…
Вернулся Фауст минут через десять, волоча в руках корзину какой-то снеди, а еще стопку тряпья. Ооо, это мне?
А дальше я готова была плясать от счастья, потому что это действительно оказалось мне. И это была одежда. А блондин-то реабилитируется потихонечку. Вон, даже без подсказок притащил во что нарядиться. Среди вороха одежды даже нашлись подходящие штанишки из плотной ткани и даже моего размера. Да и Стаське кое-что перепало.
Мы с сестренкой забурились в соседнюю комнату, переоделись и счастливые вышли к столу, за которым Фауст уже вовсю нарезал сыр и колечко колбасы.