— У вас есть особые основания думать о Дахау?
— Я скажу вам откровенно. Это может показаться глупым, но во время мировой войны мой английский друг был лётчиком во Франции, а я в то время был в доме моего отца в Коннектикуте, и вот на рассвете меня разбудило странное чувство и я увидел своего друга, стоявшего у кровати с раной на лбу. Оказалось, что это произошло сразу после того, как этот человек разбился и лежал раненый в поле.
«Ходят такие истории», — прокомментировал другой — «но никто не знает, нужно ли им верить».
— Естественно, я поверил, но со мной подобного больше не случалось до другой ночи. Я проснулся, я не знаю почему, и, лежа в темноте, отчетливо услышал голос, говорящий: «Фредди в Дахау». Я ждал долгое время, думая, что всё может повториться, или я могу услышать больше, но ничего не произошло. У меня не было никаких оснований думать о Дахау. Мне оно кажется очень маловероятным местом. Но естественно я заинтересован, чтобы расследовать этот случай и выяснить, не являюсь ли я, что называют «ясновидящим».
Хьюго согласился, что ему тоже будет интересно. Его интерес увеличился, когда Ланни всунул несколько сотенных банкнот ему в карман, сказав со смехом: «Моя мать и отчим заплатили намного больше, чем этим спиритическим медиумам, чтобы увидеть, могут они получить какие-либо новости о нашем друге».
IVХьюго также был на Parteitag. Для него это была не просто демонстрация лояльности, но знак каждому партайгеноссе, что его лояльность вознаграждена. Этот миллион преданных сотрудников работал на партию без оплаты, так как им было обещано большое коллективное вознаграждение, улучшение доли простого человека в Германии. Но до сих пор они не получили ничего. Не проведена ни одна из обещанных экономических реформ. И в самом деле, многие из принятых мер производили обратный эффект, что делало реформы более отдаленными и трудными для воплощения в жизнь. Крупные работодатели получили командный голос в новых профсоюзных комитетах, что означало просто заморозку заработной платы и лишение рабочих всех средств воздействия на них. То же самое было верно и в отношении крестьян, потому что цены стали фиксированными. «Если так будет продолжаться», — сказал Хьюго, — «то это будет означать только рабский труд».
Ланни показалось, что молодой спортивный директор говорил в точности как социал-демократ. Он сменил только вывеску. Он настаивал на том, что рядовые члены партии придерживались его точки зрения, и то, что он называл «второй революцией», настанет через несколько недель. Он возлагал надежды на Эрнста Рёма, начальника штаба и руководителя СА, который был одним из десяти человек, осуждённых за измену и заключённых в тюрьму после Пивного путча. Солдат и неизменный борец, он стал героем для тех, кто не хотел изменений в НСДАП и добивался исполнений обещаний. Фюрера должны переубедить, а при необходимости заставить. Так поступают в политике, это было дело не гостиных, а война слов и идей, и, если это необходимо, будут уличные демонстрации, марши и угрозы. Никто не знал это лучше, чем сам Гитлер.
Ланни подумал: «Хьюго сам себя дурачит этим начальником штаба, как раньше обманывался фюрером». Эрнст Рём был гомосексуалистом, который публично признал свои привычки. Невежественный грубый человек, который даже редко делал вид, что добивается социальной справедливости. Когда он осуждал реакционеров, которые были еще в Кабинете министров, он просто хотел больше власти для своих коричневорубашечников и их командования. Но Ланни не собирался даже обмолвиться об этом. Его делом было выяснить, кто были недовольные, и особенно те, кто были у власти в Дахау. Таким людям нужны деньги для удовольствий, а если они ведут борьбу за власть, то им нужны деньги на это. Это хороший шанс найти того, кому можно заплатить, чтобы заключенный проскользнул между прутьев решетки.
Их разговор продолжался долго, и автомобильная прогулка привела их в загородную местность. Красивая равнина, где каждый квадратный метр напоминал чью-то гостиную. Там не было сорняков, как и в целом Фатерланде, а лес был посажен рядами, как сады и, походил на них. Был субботний день, и бесчисленные озера вокруг Берлина пестрели крошечными парусниками, а берега были застроены коттеджами и раздевалками на пляжах. Тенистые дороги были полны Wandervogel, молодыми людьми, путешествующими пешком. Но сейчас все они были одеты в форму СА, и их песни выражали пренебрежение окружающим. Везде строевой плац, полный громких криков команд и пыли от топота ног. Германия готовится к чему-то. Если бы спросить к чему, то ответом было «к обороне», но не ясно, кто желает напасть на них. Сразу после подписания священного пакта против применения силы в Европе.
Еще одной чертой, которой Хьюго походил на социал-демократа, а не на нациста, он ненавидел милитаризм. Он сказал: «Есть два способа, которыми фюрер может решить проблему безработицы. Один, занять всех ненужной работой, в том числе и себя, другой призвать их в армию, вымуштровать и послать захватить землю и ресурсы других народов. Это вопрос, который сейчас решается в кругах, приближённых к власти».
«Жаль, что вы не можете быть там!» — заметил Ланни. А его молодой друг показал то, что было в глубине его сознания. — «Может быть, я буду там когда-нибудь».
VЕго превосходительство министр-Президент генерал Геринг был рад пригласить мистера и миссис Ланни Бэдд на обед в его официальной резиденции. Он не попросил их принести свои картины, и Ланни об этом не сожалел. Он как-то не мог представить Сестру милосердия в компании с львенком. Он сильно сомневался, что Его превосходительство сильно обманывается о настоящей причине визита Ланни в Берлин. Так или иначе, командующий ВВС Германии обладал своим собственным направлением в искусстве, созданным по его приказу: статуя ню его покойной жены, выполненная по фотографиям и отлитая из чистого золота!
По крайней мере, так сказала Ирме княгиня Доннерштайн. Эти модницы болтали без умолку. Княгиня вылила весь «компромат», а Ирма собрала его и принесла домой. Симпатичный белокурый летчик по имени Геринг, после ранения во время пивного путча бежал за границу и там женился на шведской баронессе. Дама была эпилептиком, а ее супруг морфинистом. Об этом не может быть никаких сомнений, так как все факты были доказаны в суде, когда баронессе было отказано в опеке над ее сыном от первого брака. Позже, леди умерла от туберкулеза, и Геринг, вернувшись в Германию, выбрал Тиссена и бывшего наследного принца в качестве своих дружков, а сестру стального короля в качестве своего «секретаря». Кавычки были указаны тоном княгини, произносившей последнее слово. Предполагалось, что он женится на этой Аните Тиссен, но этого не случилось. Возможно, потому что он стал слишком великим, или слишком жирным! В настоящее время Анита была «в отсутствии», а «в присутствии» была Эмми Зоннеманн, белокурая Северная Валькирия, которая играла в Государственном театре и могла получить любую роль, какую захотела. «Но это не исключает и других «Damen», — добавил змеиный язык княгини Доннерштайн.
— «Vorsicht[165], Frau Budd!»
Так Ирма узнала новое немецкое слово.
VIДочь коммунального короля прожила большую часть своей жизни в мраморных залах, и не испытала благоговения от ливрей лакеев Геринга или мундиров его сотрудников и его самого. Львенок был не для дам, его показали, и она его заметила. Большой стол черного дерева и золотые шторы за ним на самом деле производили эффект. Они заставили Ирму вспомнить ширмы Дика Окснарда, и она не могла понять, почему Ланни надсмехался над ними. Розовые ливреи, белые шелковые мужские бальные туфли и чулки лакеев — да, но вряд ли в дневное время. А медали генерала, казалось, больше подходят для государственного приёма, чем для частного обеда.
Тем не менее, экс-авиатор был очень хорошей компанией. Он хорошо говорил по-английски, и, возможно, хотел доказать это. Он взял на себя большую часть разговора, и весело смеялся своим собственным шуткам. Там помимо гостей присутствовали Фуртвэнглер и другой офицер штаба, которые, разумеется, смеялись над шутками, но сами шутить не смели. Видимо это было чисто социальное мероприятие. Ни слова о выкупе или заложниках, евреях или концентрационных лагерях. Ланни не надо было говорить: «Я надеюсь, что вы заметили, Exzellenz, что я выполнил свою часть соглашения». То, что его пригласили и угостили охлаждёнными яйцами ржанки и жирными голубями, было достаточным доказательством того, что он выполнил свою часть соглашения, и что хозяин принял к сведению этот факт.
Предполагалось, что обладателю восьми или десяти самых ответственных должностей в «Третьем рейхе» было нечего делать, как потягивать коньяк и беседовать с двумя праздными богатыми американцами. Это был сигнал Ланни сыграть свою роль, и рассказать, как совершенно случайно он и его жена посетили Лозанну в первые дни конференции по ограничению вооружений получили массу закулисных сведений о выдающихся личностях, бывших там, в том числе и из Германии. Пришлось упомянуть, что Ланни был в американской делегации в Париже и знаком со многими людьми, что помог немецкому агенту сбежать в Испанию. Он знал руководителей нескольких французских партий, в том числе Даладье, премьера, и он посещал дома нескольких ведущих сотрудников Министерства иностранных дел Великобритании. Не может быть сомнений, что он был молодым человеком исключительных возможностей, и может быть очень полезным для рейхсминистра без портфеля, если случиться оказаться под рукой! Не было произнесено ни слова, но мысль витала в воздухе: «Почему бы не использовать шанс, Exzellenz, и не освободить моего еврейского Schieber-sohn?»
Герр Рейхсминистр Йозеф Геббельс был великодушен, выразив свое мнение, что работы Марселя Дэтаза годны для показа в Германии. Они вполне безвредны, хотя и не особенно изысканны. Ланни понял, что он не может рассчитывать на большее для художника из нации, которую фюрер назвал «негроидной». Но этого было достаточно, чтобы телеграфировать Золтану приехать в Берлин.
Что делать, чтобы получить внимание gleichgeschaltete Presse? Ланни это выяснил еще до приезда своего друга. Появился моложавый, очень деловой джентльмен. Один из тех берлинцев, которые носят в жаркий день котелок и жилет. Его визитная карточка представила его как: Herr Privatdozent Doktor der Philosophie Aloysius Winckler zu Sturmschatten. В вежливой философской манере он сообщил Ланни, что может создать репутацию Дэтазу, либо наоборот. Приват-доцент говорил как человек, имеющий власть и решимость. Он не уклонялся и не опускал глаза, но сказал: «Sie sind ein Weltmann190, Herr Budd. Вы знаете, что можно выручить много денег от продажи этих картин, если правильно их представить. Так уж случилось, что я Parteigenosse с первых дней оказался близким другом лиц, имеющим большое влияние. В прошлые времена я оказывал им услуги, и они делали то же самое для меня. Вы понимаете, как делаются такие дела».
Ланни ответил, что понимает, но это не совсем коммерческое предприятие. Он хочет представить публике работы человека, которого он любил при жизни, и восхищается им сейчас.
«Да, да, конечно», — сказал незнакомец, его голос звучал так мягко и урча, как двигатель у дорогостоящих автомобилей. — «Я понимаю, что вы хотите, и я могу исполнить ваши желания. За сумму в двадцать тысяч марок я могу сделать Марселя Дэтаза знаменитым художником, а за сумму в пятьдесят тысяч марок я могу сделать его основоположником новой эры в изобразительном искусстве».
«Ну, это было бы прекрасно», — сказал Ланни. — «Но как я могу узнать, что вы в состоянии сделать это?»
«За сумму в две тысячи марок я устрою публикацию отличной критической статьи о Дэтазе с репродукциями пары его работ в любой ежедневной газете Берлина по вашему выбору. Как вы понимаете, это будет тест, и вы не будете платить до тех пор, пока не появится статья. Но вы должны понять, что, если я публикую такую статью, вы соглашаетесь с одним из тех крупных проектов, предложенных мною. Мои услуги не дёшевы, и я не заинтересован в том, что вы американцы называете kleine Kartoffeln[166]. Вы можете написать статью самостоятельно, но разумнее было бы для вас предоставить мне материал и позволить мне подготовить его для публикации. Зная берлинскую публику, я могу сделать это гораздо лучше для ваших целей».
Так получилось, что утром, когда Золтан Кертежи прибыл в отель, Ланни дал ему свежую газету, содержащую статью о Дэтазе одновременно грамотную и по-журналистски живую. Золтан пробежал глазами по ней и воскликнул: «Как это вам удалось?»
«Я нашел грамотного пресс-агента», — ответил собеседник. Он знал, что Золтан был в сомнениях, в то время как партнер Золтана оставил все свои сомнения в австрийском городе, откуда он переехал в Нацилэнд.
Позднее в то же утро герр приват-доцент позвонил и пригласил Ланни прокатиться. Пасынок Дэтаза сказал, что он хотел бы, чтобы его отчима сделали основоположником новой эры в изобразительном искусстве и предложил платить десять тысяч марок в неделю, за неделю, предшествующую выставке, и двух недель во время неё, на условиях, что публикаций должно быть много, а их качество должно соответствовать предложенному образцу. Герр приват-доцент условия принял, и они вернулись в отель, где Золтан, не будучи простаком, каким казался, сел с ними, чтобы наметить план кампании.
VIIIБыли арендованы подходящие залы, и Джерри Пендлтон, на которого всегда можно положиться, следил за упаковкой картин в Бьенвеню. Он нанял фургон и вёл его по очереди с водителем, они спали внутри и доставили этот драгоценный груз до места. Бьюти и ее муж приехали на поезде, её никак нельзя было не привлечь к выставке. Так или иначе, расходы на её путешествие возмещались вспомогательным экспонатом. Ей было за пятьдесят, она не могла скрыть свой возраст, находясь рядом с Ланни. Но она по-прежнему была красивой женщиной, а если задаться вопросом, какой была она когда-то, то были две прекрасных картины, дающих ответ на это. Ничто не интриговало публику больше, чем сравнения оригинала, стоящего рядом с картинами. Там всегда присутствовали вдова этого основоположника новой эры и ее сын, но не сын художника. Нет, эти негроидные расы были сексуально распущенными, а что касается американцев, то для них разводы шутка, у них есть специальный городок на диком Западе, где светские дамы с разбитыми сердцами пребывают в течение нескольких недель, ожидая развода, получая утешения от ковбоев и индейцев.
Для «профессиональной красавицы» выставка стала своего рода званым приёмом в течение двух недель, и она не пропустила ни минуты. Это восхитительно иметь возможность пригласить друзей на выставку, где одновременно являешься: хозяйкой, биографом, историком, советником, гидом, а в случае необходимости ассистентом продавца! Она всегда была общительной и любезной, наперсницей великих, но не оставляя вниманием скромных любителей die schonen Kunste192. Золтан сделал ей памятный комплимент, сказав: «Моя дорогая Бьюти Бэдд, я бы попросил вас выйти за меня замуж и путешествовать со мной по миру, продвигая искусство». Бьюти со своей лучшей улыбкой с ямочками ответила: «А почему бы нет?» (Мистер Дингл отсутствовал, посещая одного из своих медиумов, пытаясь узнать что-то о Фредди, но вместо этого получал длинные сообщения от своего отца, который был так счастлив в мире духов и морально значительно окреп, о чём и заверил своего сына.)
В Германии остались еще богатые люди. Владельцы сталелитейных предприятий Рура, электростанций, заводов, которые могли производить военную продукцию, все они находились на вершине Фатерланда. После уничтожения профсоюзов они могли платить низкую заработную плату, не опасаясь забастовок, и, таким образом, рассчитывать на постоянно растущую прибыль. Они искали места для надёжных инвестиций, десять лет назад они узнали, что одним вложением капитала, спасающим от инфляции, являются алмазы, а другим — картины старых мастеров. Как правило, финансовые воротилы не обладали культурным багажом, но они умели читать. И когда они увидели во многих газетах, что выдвигается на передний план новая школа изобразительного искусства, они решили, что надо иметь, по крайней мере, один образец этого стиля в своих коллекциях. Пожилые и удалившиеся от дел люди приходили на выставку сами. Люди средних лет и занятые присылали своих жен или дочерей. Двадцать или тридцать тысяч марок за ландшафт их не шокировали, напротив, давали возможность похвастаться Дэтазом. Это давало доход Ланни, его матери и сестре за вычетом десяти процентов комиссии Золтану. Комиссия Золтану в двадцать раз превышала то, что они заплатили эффективному герру приват-доценту. И Золтан предложил заплатить ещё такому способному промоутеру и продолжить пускать пыль в глаза еще неделю. Даже Ирма была впечатлена и стала смотреть на знакомые картины новыми глазами. Она задумалась, а может быть лучше оставить их себе во дворец с современной сантехникой, который она собиралась когда-нибудь заиметь в Англии или во Франции. А мужу она заметила: «Ты видишь, как все хорошо идет, когда ты остепенился и перестал говорить, как красный!»
IXВыставка Дэтаза совпала по времени с одним из самых странных спектаклей, когда-либо поставленных на сцене и открытых для публики. Нацисты возложили вину на коммунистов за попытку сжечь рейхстаг, в то время как враги нацизма заявляли, что пожар был устроен гитлеровцами, чтобы позволить им захватить власть. Спор был усилен публикацией в Лондоне Коричневой книги о гитлеровском терроре, в которой утверждалось, что нацистский начальник полиции города Бреслау, один из самых отъявленных нацистских террористов, привел группу коричневорубашечников через туннель от резиденции Геринга в здание Рейхстага. Там они разложили горючие материалы по всему зданию, в то время как другая группа втащила в здание через окно полоумного голландского бродягу и заставила его поджигать домашней газовой горелкой. В это мог поверить весь мир, и нацисты не смогли спустить дело на тормозах. Шесть или семь месяцев они готовили доказательства, а в сентябре они начали большой открытый судебный процесс. Они обвиняли голландца в преступлении и трёх болгарских коммунистов и одного немца в пособничестве. Так началась трёхмесячная пропагандистская битва не только в Германии, но и везде, где читали новости и обсуждали злободневные вопросы. Были взяты десять тысяч страниц показаний, и сделаны семь тысяч записей из показаний для радиовещания.
Судебным органом стал Четвертый Уголовный Сенат Верховного суда Германии в Лейпциге. Как ни странно, это был тот же самый суд, перед которым три года назад Адольф Гитлер провозгласил, что «полетят головы». Теперь он собирался выполнить свою угрозу. К своему сожалению, он забыл «скоординировать» всех пятерых членов суда. А может быть, не отважился из-за мировой общественности. Здесь были в какой-то мере соблюдены процессуальные нормы, и в результате фиаско. Нацисты извлекли урок, и больше никогда не будет у подозреваемых в политических преступлениях шанса появиться на открытых судебных процессах и подвергать перекрёстному допросу обвинителей.