Бьюти и Парсифаль собирались в Лондон из-за странного развития событий, которое можно было себе представить. Леди Кайар послала своего дорогого друга до самого Мюнхена, чтобы тот убедил американскую пару приехать к ней снова, в качестве ее гостей, в связи охватившем её предчувствием. Она собиралась очень скоро соединиться с любимым «Винни» в мире духов, и она хотела, чтобы дорогой и любимый человек Бьюти был в ее доме в это время. Чтобы тот закрыл ей глаза и организовал ее похороны, которые должны стать не такими, как в наше время, и выражать радость, а не траур. Гости будут одеты в белое, и там будет весёлая музыка и пиршество, все под знаком «ВПП» — Винни, Птичка, и Поцелуй. «Может быть, она расскажет нам о Фредди», — сказала Бьюти. И не высказав ужасную мысль: «Может быть, она оставит нам и свои деньги».
Музей в Дрездене позаботился о картинах, а Джерри Пендлтон освободился от своих обязанностей. Ирма и Ланни взяли его с собой через проход в этих заснеженных горах, которые скрывают Мюнхен, как театральный занавес. Они пересекли узкую полоску земли, которую Версальский Диктат оставил Австрии, через перевал Бреннер, который был отдан Италии, в качестве её доли победных завоеваний. Там чернорубашечники Муссолини деловито занимались превращением арийцев в жителей Средиземноморья с помощью резиновых дубинок и хлыстов. Это привело к воскрешению давнишней вражды между фашизмом и его новорожденным потомством на севере. Хорошо проплаченные агитаторы доктора Геббельса работали везде по всей Австрии, и многие из них попадали в итальянские застенки. Оптимистичные молодые социалисты предвкушали, как фашисты и нацисты пожрут друг друга, как смертельные враги.
Дом, милый дом никогда не казался настолько скромным после дворцов, где пришлось пожить, и которые довелось посетить. Но розы цвели у самых ворот, и к ним бросилось бесценное сокровище, крошечное существо в голубом платьице, с темно-каштановым потоком волос и сверкающими темно-карими глазами. Два дня назад ей сказали, что мать и отец были в пути домой, и с тех пор о них только было разговоров и вопросов. Ей шёл четвёртый год, и просто поразительно, как быстро растут дети. Возвращаетесь после трех или четырех месяцев разлуки, а вас встречает новое существо. Вы не можете сдержать свои крики восторга, но бдительный эксперт должен проверить ваши восторги, чтобы не нанести никакого ущерба. Ирма Барнс, которая была воспитана в мире забав, с трудом понимала, что ребенок больше, чем игрушка для двух восхищенных родителей. Ирме Барнс, которая всегда поступала по-своему, пришлось научиться подчиняться дисциплине во имя той самой догматической новой науки «изучения детского развития».
Да, в самом деле. Даже ребенку стоимостью двадцать три миллиона долларов нужно научиться делать что-то своими руками. А как она научится, если кто-то делает все за нее, и никогда не позволяет ей делать никаких усилий? Как она научится дисциплине, если она всегда поступает по-своему. И если ей внушили, что она является центром внимания, более важным, чем любой из тех, с кем она имеет дело? Строгая мисс Севэрн настаивала, что ее профессиональный авторитет должен всегда уважаться. А также добросовестная мисс Эддингтон, которая уже больше была не нужна, как гувернантка Марселины, но оставалась на положении полу-пенсионера, полу-друга семьи до тех пор, пока она не возьмёт на себя ответственность за Фрэнсис. Эти две прихожанки англиканской церкви были в сговоре и призвали на помощь Ланни против заботливой матери, двух соперничающих бабушек, провансальской поварихи и мажордома, не говоря уже о Санта-Клаусе.
IIВесёлого Рождества. Но не слишком весело, когда над домом висит тень печали. Никто не может забыть этих двух скорбящих еврейских женщин и горя в их сердцах. Рахель и Мама делают все возможное, чтобы не переносить свои страдания на друзей. Но все понимают, о чём они думают. Действительно, было бы не так грустно, если бы Фредди умер и был похоронен, тогда, по крайней мере, они были бы уверены, что он не страдает. Конечно, это худший из возможных вариантов, и он не даёт им покоя. Они остаются одни в коттедже, а их мысли всё время остаются с тем, кто томится в застенках. Они трогательно благодарны за все, что было сделано для них, но есть одна вещь, о чём больше всего они хотят спросить.
У них в глазах вопрос, хотя их губы молчат. О, Ланни, о, Ирма, придумайте, что можно сделать для бедного Фредди?
Ганси и Бесс были на Среднем Западе, давая концерты несколько раз в неделю. Они перевели деньги телеграфом после первого концерта, и Маме и Рахель больше не придется тратить деньги Ирмы на еду. Они предложили снять для себя небольшое помещение, но Бьюти сказала: Нет, это будет нехорошо. Ирма сказала то же самое. Но не могла отделаться от мысли, что было бы лучше, если бы они так и сделали. Она чувствовала, что грозовая туча висит над местом, и ей хотелось вытащить Ланни из-под неё. Она беспокоилась о том, что происходит в его голове, и не понимала, почему она должна отказаться от светской жизни из-за трагедии, которую они бессильны предотвратить. Ирма хотела устраивать приёмы, настоящие приёмы, вроде тех, которые оставляют в обществе впечатление. Она готова вкладывать деньги, а Бьюти и Физерс всё устроят. Обе будут рады это делать, потому что они придают большое значение приёмам, так как приёмы выделяет вас из общей массы, которая не может их устраивать, по крайней мере, не с такой элегантностью и шиком.
Остаётся ещё вопрос о двух малышах. Они вместе почти все время, и этому нельзя препятствовать. Они рвутся друг к другу, принимают это как должное, и наука исследований детского развития на их стороне. Невозможно правильно воспитать ребенка в одиночестве, потому что ребенок стадное создание. Так говорят все учебники. Если маленький Йоханнес был занят, то нужно было выйти и найти маленького провансальского или лигурийского рыбачка. Не было ни малейшего изъяна, который Ирма могла найти в крошечном Робине. Он мечта и черноволосое очарование, он добрый и милый, как и его отец, но он еврей. И Ирма не могла примириться с мыслью, что он может быть более интересен её дорогой Фрэнсис, чем в любой другой человек, не исключая её саму. Конечно, они ещё такие крошечные, и кажется абсурдным беспокоиться. Но книги и эксперты сходятся во мнении, что в этом возрасте создаются неизгладимые впечатления, и разумно ли позволить арийской девочке вообразить, что семитский тип самый романтичный, самый захватывающий в мире? Ирма представила себе, какие слепые и трагические последствия в дальнейшей жизни могут возникнуть из этого.
Кроме того, это означает, что дух Фредди Робина царит над всей Бьенвеню. Хрупкий паренек похож на своего отца, ведёт себя, как он, и каждый в мыслях представляет его. Даже посетители и гости. Все слышали слухи, что Йоханнес Робин был лишен состояния нацистами, и что здесь его внук, беженец и пенсионер. Все интересуются им, задают вопросы и начинает говорить об отце. Где он, и что вы думаете, что вы будете делать с этим? Судьба Фредди Робина затмевает даже состояние Барнсов, даже ребенка стоимостью в двадцать три миллиона долларов! Бьенвеню становится как бы домом с привидениями, мрачным и серьезным местом, где люди вынуждены говорить о политике, и где легкомысленные не чувствуют себя как дома. Ирма Барнс, конечно, не хотела такой атмосферы!
IIIВ деле леди Кайар до сих пор ничего определенного не произошло, насколько мог определить любой врач. Но леди так настроилась на то, что собирается присоединиться к ее «Винни» в мире духов, что в январе она «отошла». Состоялись похороны, а затем была зачитана ее воля. Она оставила своему другу миссис Парси-фаль Дингл свои большие часы с поющей птицей из золота и слоновой кости. Приятный сувенир от «Птички», и к тому же, не вызвавший никаких претензий со стороны. Медиум, кому были обещаны акции Викерс, не получил ничего, кроме головной боли. Директора огромного концерна обеспокоились защитой интересов сына и дочери сэра Винсента и разработали какой-то фокус-покус с ценными бумагами. Они провели «досрочное погашение ценных бумаг эмитентом», а так как в имуществе не нашлось наличных для оплаты разницы, компания завладела ценными бумагами, и в конечном итоге их получили законные наследники. Было много шумихи об этом в газетах, и Ланни был рад, что его мать и отчим не были в этом замешаны.
С доходов от их драматического успеха Нина и Рик приобрели небольшую машину. Рик не мог водить из-за своего колена, но его жена водила, и теперь они привезли Динглов на Ривьеру, и остались там на некоторое время в качестве гостей. Рик пользовался старой студией Курта, работая над антигитлеровской пьесой, на основе Коричневой книги, рассказов Ланни и литературы, которую Курт и Генрих отправляли на протяжении многих лет. Это можно было бы назвать мелодрамой, сказал Рик, потому средний англичанин отказывается верить, что могут быть такие люди, как нацисты, или, что такие вещи могут происходить в Европе в начале этого 1934 года. Кроме того, сказал Рик, что, когда пьеса будет поставлена, Ланни больше не будет иметь возможность играть роль попутчика гитлеровцев. Они, конечно, узнают, где была написана пьеса.
Ланни был рад, что рядом был этот старый друг, человек, с которым он мог говорить откровенно. Размышляя над проблемой Фредди Робина днём и ночью, Ланни было решился ехать в Берлин. Просить новой встречи с генералом Герингом и выложить свои карты на стол, сказав: «Exzellenz, я узнал, что брат моего зятя находится в Дахау, и я бы очень хотел вывезти его из Германии. У меня есть около двухсот тысяч марок в берлинском банке, которые я получил от продажи картин моего отчима, и равная сумма в банке Нью-Йорка, которую я заработал в качестве комиссии по работам старых мастеров, приобретенных в вашей стране. Я был бы рад вручить эти суммы вам для использования в пропаганде, в обмен на свободу моего друга».
Рик сказал: «Но ты не можешь сделать такую вещь, Ланни, это было бы чудовищно!»
— Ты думаешь, что он не возьмёт деньги?
— Я не сомневаюсь, что он возьмёт их. Но ты бы стал пособником нацизма.
— Я не думаю, что он захочет использовать деньги на это. Я просто говорю так, чтобы это звучало солидно. Он упрячет Нью-Йоркские деньги заграницей и истратит немецкие на свою последнюю подругу.
— Ты так говоришь, чтобы это звучало респектабельно для себя, — возразил Рик. — Ты не знаешь, на что он потратит деньги, и не можешь игнорировать факт, что укрепляешь нацистскую пропаганду. Это также нелепо, как твоя идея предоставления информации Герингу об английских и французских общественных деятелей.
— Я бы не дал ему никакой реальной информации, Рик. Я бы только рассказал ему то, что известно нашему брату.
— Геринг не дурак, и ты его дураком не сделаешь. Либо ты дашь ему то, что он хочет, или ты не получишь то, что хочешь ты. Он совершенно ясно дал вам понять это, и вот почему Фредди все еще находится в Дахау, если он там.
— Ты думаешь, что я должен оставить его там?
— Да, если не сможешь разработать какой-то план побега из тюрьмы.
— Но я буду должен заплатить кому-то, Рик, даже если это будет только тюремщик.
— Не будет никакого вреда в оплате тюремщика, потому что сумма будет небольшой, но ты бы подорвал нацистскую дисциплину. Любой убежавший заключенный помогает это сделать.
— Ты думаешь, что я сделал что-то не так, когда помог вызволить Йоханнеса?
— Я не думаю, что в этом есть большая разница, потому что Йо-ханнес всё равно бы сдался. Он такой человек, который думает о себе, а не о деле.
— Ты бы на его месте сделал бы всё те так?
— Трудно сказать, потому что я никогда не подвергался пыткам, и я не могу быть уверен, чтобы, я их выдержал. Но достаточно ясно то, что я должен был сделать: повеситься в камере или вскрыть себе вены, но не дать Герингу иностранной валюты для работы его шпионов и головорезов.
IVРик говорил в том же ключе с Мамой и Рахель. Он был единственным, кто имел мужество, чтобы сделать это. Он говорил мягко, жалея их слезы, но он сказал им, что знает только один способ помочь Фредди, это написать антигитлеровской пьесу. Он предложил им спросить себя, что Фредди хотел бы, чтобы они сделали. Его ответ не вызывал никаких сомнений. Фредди, убеждённый социалист, скорее умрет, чем окажет помощь врагам своего дела. Рахель понимала это, и так и сказала. Мама также понимала это, но не могла заставить себя сказать это.
«Считайте, что это так», — упорствовал Рик. — «Предположим, что Геринг захочет, чтобы Фредди предал своих товарищей. Вполне возможно, что так может случиться. А он заплатит такую цену за свою свободу?»
«Конечно, нет», — согласилась молодая жена.
— Ну, а деньги, это то же самое. Нацистам нужна иностранная валюта, чтобы купить оружие и средства производства вооружения. Чтобы платить своим агентам и вести свою пропаганду в зарубежных странах. Всё это добавляет больше власти нацизму, и еще больше страданиям для евреев и социалистов. Эти гитлеровцы не вечны. Они не смогут долго существовать, потому что у них хищническая система. Она процветает на насилии, и без насилия она погибнет. Она должна иметь все больше и больше жертв. И если она получила деньги от вас, то использует эти деньги, чтобы получить больше денег от следующей партии. Поэтому, все ресурсы, какие у нас есть или могут появиться, должны идти на борьбу против них, чтобы заставить других людей понять, что такое Нацизм, и что он представляет угрозу для всего, на чём вы, я и Фредди стоим и что поддерживаем.
Рик говорил с большим красноречием, чем он обычно позволял себе. Причина в том, что это была сцена из его пьесы. Он писал о людях, сталкивающихся с таким вот жестоким решением. Он не говорил: «Давайте все наши деньги и наши труды направим на постановку антинацистской пьесы, а вырученные средства используем для запуска газеты, чтобы противостоять нацистам». Но это было то, что он имел в виду. И Рахель знала, что если бы ее муж мог говорить с ней, то сказал бы: «Рик прав».
Но бедный Мама! Она не была социалисткой, и не могла поставить себе задачу спасти всех евреев в Германии. Она молчала, потому что видела, что Рик убедил Рахель и Ланни. Но то, что давало ей надежду, было письмо от Йоханнеса, который собирался отплыть в Рио-де-Жанейро, чтобы попытаться создать там бизнес для Оружейных заводов Бэдд. — «Я собираюсь заработать кое-какие деньги снова, и тогда я найду способ, чтобы вызволить Фредди». Вот это был настоящий разговор для здравомыслящей еврейской матери!
VРивьера была полна беженцами из Германии. Вся Франция была такой же. Многие из этих несчастных пытались обратиться к Ланни Бэдду, но он боялся даже отвечать на их письма. Он все еще цеплялся за мысль, что Геринг может освободить Фредди. Если нет, то Ланни придется предпринять что-то. Поэтому он должен быть осмотрительным. Попытка играть в шпиона настраивает сознание на шпионский лад. Он не мог быть уверен, что любой беженец, который обратился к нему за помощью, возможно, не является шпионом Геринга, желающим узнать, как он ведет себя и был ли он тем человеком, с которым можно иметь дело.
Все это подходило Ирме полностью. Её не волновало, что стало причиной. Главное ее муж держится подальше от красных и других смутьянов. Она, Бьюти, Эмили и Софи провели консультации и сговорились, как держать его занятым и довольным. Предоставить ему возможность заниматься музыкой, танцами и спортом, встречаться и разговаривать с интересными людьми, ходить на рыбалку с Джерри Пендлтоном и верным Бобом Смитом. Лучше всего для этой цели подходила малышка Фрэнсис. Ирма получила книгу о детской психологии и прочитала её всю до последнего слова. Теперь она могла делать разумные замечания и старалась дать Ланни всё, что его дом и его семья могли ему предложить. Она усердно занималась с ним любовью. И он, конечно, понимал, что она делает, и был тронут этим. Но Дахау был с ним везде. На одном из музыкальных вечеров Эмили грустная мелодия вызвала у него слезы на глазах, а затем пронацистское замечание одной из дам высшего света вызвало прилив крови к голове и нарушило его аппетит.
В начале февраля Робби Бэдд прибыл в Париж в командировку. Ирма подумала, что смена обстановки поможет. Она знала, что отец разделяет её точку зрения. И вот они поставили свои чемоданы в машину и приехали в отель Крийон вечером еще перед прибытием Робби. Всегда приятно видеть крепкого и солидного человека дела, может быть немного располневшего и румяного. Он правильно воспринял свой проигрыш в борьбе за пост президента компании. Просто это была одна из тех вещей, которую нельзя исправить, но следует терпеть, и Робби поладил с новым главой фирмы. Человеком, самостоятельно выбившимся в люди, хорошо осведомленным о финансовых делах. Он завоевал уважение каждого. Он не пытался учить Робби, как продавать товары в Европе, и поверил слову Робби о возможностях Йоханнеса Робина. Дела шли так же, как в старые времена.
Робби хотел детально ознакомиться с тем, что произошло в Германии. Это было важно для него, чтобы понять нацистов, которые пытались получить кредит от Бэддов и от банковской группы, которая в настоящее время взяла Бэддов под свое крыло. Мораль его абсолютно не интересовала. Его интересовал один вопрос, сможет ли Третий Рейх выполнять свои обязательства вовремя.
Робби и двое молодых людей обсудили проблему Фредди с любой точки зрения, и Робби одобрил всё, что было сделано. Он больше ничего не сказал в присутствии сына. Но когда остался наедине с Ирмой, он подтвердил свою идею, что красные и розовые в Германии сами создали проблемы для себя. Гитлер его не волновал. Он сказал, что и Англия, и Франция должны стоять вместе твердо и разрешить нацистам использовать все свои силы, чтобы убрать красную угрозу со всей Восточной и Центральной Европы.
Конечно, было жаль, что одной из жертв этого конфликта стал молодой еврейский идеалист. Они должны попытаться помочь бедняге, исключительно для мира в семье. Робби, который обычно считал деньги первоосновой, сделал предположение, что причиной заключения Фредди в Дахау было состояние Ирмы. Обычно слухи преувеличивают размер состояния богатого человека раза в три или четыре, но иногда и в десять или даже двадцать раз. Жирный генерал, несомненно, ожидал получить миллионы в качестве выкупа. Робби сказал, что он сам бы предложил поехать и посмотреть, что можно сделать. Но он не хотел, чтобы Ирму ограбили, так что лучше всего было подождать. И пусть Геринг откроет свои карты. Ирма оценила эту позицию, и размышляла, почему Ланни не может быть таким разумным.