Ушастая коняка несла нас куда-то вдаль, легко так, стремительно... Меня укачивало в уютной колыбели... Душу и тело согревал пушистый увесистый радужный заяц за пазухой... Чурбан средневековый сидел в седле ровно, как палка. И несло от него таким спокойствием и уверенностью, что я расслабилась. Глаза закрылись сами по себе, и на какое-то время я отключилась.
Из сна вырвал меня голос. Его, естественно.
- Вход! - властно так прозвучало, увесисто. Как булыжник бубухнул. Или нет, скала.
От неожиданности я готова была подскочить на полметра вверх. Но только дёрнулась - и упёрлась башкой в кокон. Потом подумалось: голос какой красивый, блин. Как у оперного певца. Глубокий, бархатный - прям провалиться и не встать!
Самое смешное - я ничего не видела. Во-первых, кокон меня со всех сторон спрятал. Во-вторых, я так и сидела спиной к "лесу": что там было, куда нас занесло, кто нам вход открывал - не понять. Но открывал кто-то расторопный: конь даже не притормозил. И только когда за спиной средневековца замаячила стена до неба, мы остановились.
- Приехали, Дара. - сказал спокойно и легко соскочил с коня . - Ты сама или помочь?
Он протянул левую руку. Ту самую, что я грызнула со злости. Мне хотелось гордо, самостоятельно спрыгнуть. Так же легко, как и он. Но ноги затекли, позориться не хотелось. Поэтому я молча деловито запихнула под футболку светящегося кролика (джинсы придержат, не вывалится), и протянула обе руки. На тебе, снимай, рыцарь, свой небесный груз. Не надорвись!
Он только хмыкнул и легко вынул меня из "гнезда", поставил на ноги и придержал. Боже, какой молодец! Ног я не чувствовала от слова "совсем", и если бы не его поддержка, опозорилась бы и рухнула кулем на землю.
- Идти сможешь?
По-моему, он улыбался, сволочь. Но лица я не видела: макушкой доставала рыцарю только до груди, да и шлем скрывал всё, кроме глаз.
- Вряд ли. Ты привёз меня в своё логово? Надеюсь, у вас не принято съедать небесных посланников?
Он поперхнулся, но в голос не заржал. Уже хорошо. В казане с варевом я не помру, по всей видимости.
- Пойдём. Я покажу тебе своё... логово.
Он приобнял меня за плечи, но в этом жесте не было ничего такого интимного: он поддерживал меня, как бойцы поддерживают раненых товарищей. На мгновение я представила, как тянет он меня с поля боя, вокруг свистят пули, а мне всё нипочём: от этого истукана отскакивают железяки, огонь и медные трубы, а терминаторы рыдают от горя и зависти... Короче, не зря снится вся эта хрень: с фантазией, как оказалось, у меня порядок.
Фантазировала я так буйно, а ноги отходили так болезненно, что по сторонам как-то не смотрелось. Да и шли мы всего ничего - шагов десять, не больше.
- Вход! - снова повторил мужик - и распахнулась дверь. Даже не так. Провалилась. Отвалилась... Отъехала?.. Как-то я не уловила. Но впереди показался такой себе прямоугольный, с круглой аркой наверху, проход. Широкий. При желании на коне можно въехать. Но конь ушастый за нами не пошел. Потрусил куда-то в сторону - это я краем глаза заметила. Он же в светляках весь, приметный такой... Но я о нём через секунду и думать забыла.
Мягкий розово-сиреневый свет тянул к себе. Ничего не видно, кроме этого тумана светового. Шаг - и мы деловито обласканы его щупальцами. Не поверите: вот прям как живое существо невесомо так обнюхало, чтобы понять: впускать нас или нет. Видать, мы ему понравились. Сиренево-розовое марево, как шторы, разъехалось в стороны, мы сделали ещё шаг вперёд. Я поморгала, привыкая к свету.
Вы когда-нибудь чувствовали себя неловко? Нет, не просто неловко, а... ну, до стыда, до жаркой пунцовости? Всё равно что голым заскочить неожиданно на королевский приём, где все в смокингах, вечерних платьях, с бокалами в руках, и только ты - без одежды или в каком-то рванье бомжовском. Вот как-то так почувствовала себя я. В грязных кроссовках, заляпанных джинсах, черной толстовке с капюшоном, растрёпанными волосами, в которых угнездились бусины светляков... И с кроликом за пазухой. Беременный радугой тинейджер, блин...
Не знаю, как мне удалось сохранить лицо. Щёки, конечно, горели, факт. Но мало ли - может, я такая по жизни румяная! А глазами хватала всё, до чего могла "дотянуться"...
Под ногами - пушистый ворс. Мраморный такой, бело-серый. (грязные кроссовки, чёрт, чёрт, чёрт!). Свет идёт непонятно откуда. Нет ощущения искусственности, словно день на улице солнечный и радостный. Потолок теряется где-то непонятно вверху (а есть ли он вообще?.. ) Купол церкви какой-то - не иначе... Мебели почти нет - такое себе пространство, дышащее спокойствием и царственной снисходительностью. По стенам - узор вьётся лиственно-цветочный, полупрозрачный, золотисто-коричневый... Умом понимаешь, что он ненастоящий, неживой, но ощущение такое, что эти диковинные деревья тут выросли...
А впереди - камин с живым огнём. Я никогда не видела каминов. Только по телику. Тепло от него...
Всё это богатство я оглядела, стараясь не думать, как смотрит на меня средневековое чучело и какие ухмылки прячет за своим шлемом.
- А у тебя ничего так. Комфортно.
Вряд ли это прозвучало безразлично. Но я старалась, о, как я старалась!
Похоже, я слишком много о себе возомнила, считая, что чурбан корчит какие-то там рожи за шлемом и злорадствует. Пока я осматривалась, он отпустил мои плечи. На ногах я уже стояла самостоятельно. И пока я глазела по сторонам, он подошел к камину, протянул левую руку к огню. Правая, как оказалось, была в перчатке. Я этого как-то не заметила раньше...
Затем он скинул плащ на диван возле камина. Под плащом - кожаный жилет. Никакие не латы железные, как мне казалось... Туда же полетел и шлем. Тоже кожаный по всей вероятности... Потоком хлынули на плечи белокурые волосы. Чуть влажные от пота. Густые, кольцами, с золотыми такими искрами... Ничесе, дядька...
Эх, я не могла оторвать глаз от него... Ну, прикиньте: стоит такой высокий, стройный, с широкими плечами, длинными ногами... И тут еще кудри ниже плеч... Я чуть челюсть не потеряла. Глаза, наверное, по три рубля железных месте взятых... Принц из грёз девчоночьих, не иначе...
И тут он стягивает перчатку с правой руки и поворачивается ко мне.
Не знаю, как я не заорала. Не завизжала. Не упала в припадке ужаса на мягкий ковер.
- Здравствуй, Дара. Я Геллан. Хозяин этого... логова. Выродок. Но тебе не нужно меня бояться. Я не сделал тебе ничего плохого и никогда не сделаю.
Вот так мы и познакомились. Он стоял передо мной прямо. Высокий, плечистый, с золотыми кудрями ниже плеч. И с изуродованным с правой стороны лицом. Он специально, нарочито отбросил волосы с лица правой изуродованной рукой. Медленно, решительно, спокойно. Он смотрел на меня просто. Голубые глаза светились... пониманием?.. Он не ждал другой реакции. Он знал, что... И да - блин - мне опять стало стыдно, до слёз.
Я не могла себя заставить подойти к нему. Ноги словно приросли к полу. Я не могла спрятать ужас, отвращение - чувствовала, как перекосился мой фейс, ну, не совладала я с собой! Смотрела только на его лицо... Все какое-то бугристое, в ямках справа... Перекошенное из-за этого... с огромной вмятиной на щеке... С такой же бугристой шеей... Как будто кто-то взял, поднёс огромный факел и провёл им по правой половине. Но то был не след огня...
Не знаю, сколько я стояла китайским болванчиком и глазела. Геллан не двигался. Стоял вполоборота, правой стороной ко мне... Стоял и ждал.
За пазухой завозился кролик. Запищал как-то растерянно, будто заплакал. Я погладила его через толстовку.
- Что едят ваши кролики? - спросила, отведя наконец глаза.
- Мерцатели?
- Ну... да, наверное. Так это мерцатель плачет у меня за пазухой?
Я решительно подошла к камину и опустилась на колени рядом с ногами Геллана. Осторожно вытянула футболку из джинсов и почувствовала, как шлёпнулась толстая тушка. - Не бойся, никто тебя не съест... Вы ведь не едите их, нет?...
Спросила и подняла голову. Он смотрел на меня как-то... словно думая, что я за дикарь такой. Но в глазах уже расцветала улыбка.
- Нет. Мы не едим мерцателей и маленьких девочек. Тебя не съела бы даже Пиррия.
- Вот ещё. Подавилась бы, кобыла хренова.
И тут он засмеялся. Красиво так, чисто, радостно.
- Дара, с тобой не соскучишься.
- О да... Я веселая, что трындец. Вы тут еще обрыдаетесь все от моей жизнерадостности.
Мерцатель пискнул и, встав на задние лапки, потерся мордочкой о моё лицо.
Геллан присел на корточки рядом и осторожно провел по моей щеке левой, не обезображенной рукой. Пальцы засветились радужно. Я представляю, какая у меня была морда... В волосах что-то с треском бабахнуло, я взвизгнула, мерцатель радостно заурурукал, а по полу поползла лиана. Я прям как мать-земля сидела, разбрасывая бело-голубые ветки вокруг...
- Мерцатели любят мимеи. А мимеи любят мерцателей. Но я ещё никогда не видел, чтобы мерцатели становились ручными... Как твой...
- Мерцатели любят мимеи. А мимеи любят мерцателей. Но я ещё никогда не видел, чтобы мерцатели становились ручными... Как твой...
Короче, кролик урурукал возле мимеи, та кидала в него бутонами и листьями - вот прям отделялись - и в лапки этой толстой заднице падали. А тот ими хрустел, закатывал глаза от наслаждения и распушивал длинный хвост радужным фонтаном. Завораживающе красивое зрелище!
И тут я поняла, что устала. Так устала, словно не конь ушастый нас вёз, а я тащила на себе уродливого Геллана, мерцателя, лошадь и заросли мимей...
- В твоих хоромах есть комната для девочки? С ванной и туалетом? Что-то мне прям нехорошо...
Он молча поднялся с колен, протянул руку и повел куда-то. Я не очень старалась рассматривать, чтоб не впечатляться. Мерцатель пыхтел рядом, трусил толстой тушкой, стараясь не отставать. По всей видимости, он не хотел со мной расставаться.
- Отдыхай, Дара.
Наверное, он эту комнатку из моих мозгов вытянул. Маленькая, светлая, девчоночья такая... Провел рукой по стене - появилась дверь в ванную. Провел второй раз - рядом туалет. Странные такие. Но мне как-то уже было все равно. Геллан ушел. Не помню, как я мылась. Помню лишь, как вытиралась чем-то мягким и натягивала какой-то балахон светлый. А потом упала в кровать и уснула. С мыслью о том, что проснусь у себя дома, в своей постели... Наивная, ага. Но я ещё верила, что всё это мне снится...
Глава 4
Когда ночь рождает утро. Геллан
Он сидел у камина и вглядывался в сполохи огня. Грел руки и разминал изуродованные пальцы. Мял ноющее бедро и думал. Очень хотелось распустить шнуровку твёрдого жилета-корсета, сбросить этот давящий панцирь и... подышать. Но он подавил в себе это желание - признак слабости. Он не позволял себе быть слабым даже здесь, в безопасных стенах замка, где никто не мог потревожить, застать врасплох.
Когда ты всегда начеку, никто не сделает тебе больно. Ни ужас в глазах девчонки, ни меч, ни колдовские чары. О небесной девчонке он подумает потом. Завтра. Неизвестно, какой от неё толк, но подарки с неба сыплются редко. Можно сказать, очень редко. Вряд ли кто сейчас вспомнит, когда это случилось в последний раз...
Козни и угрозы Пиррии его волновали мало. Она знала законы этого мира, поэтому, как бы ни бесилась, побоится по-настоящему бросить вызов и натворить чудес: обратное колесо Зеосса тут же прихлопнет её и превратит в ничто. Носящий корону да не забудет склонять голову, когда вихри Мира проносятся над землёй... А мелкие пакости... ну что ж, так даже веселее жить. Тем более, Звёздная попалась резвая...
Он встряхнул кудрями, машинально, привычным жестом пряча правую сторону под щитом волос. Может, стоит послушаться Милу и наводить морок на свой облик, чтобы... Нет, это всё та же слабость, желание казаться лучше, чем ты есть на самом деле. Всё равно все знают, как ты выглядишь, а от ведьм никакой морок не спасает. Разве что для девчонки...
Он опять тряхнул головой, отгоняя мысли о Даре. Не сейчас. Ночь длинна, но уже не уснуть. Время думать о будущем и заботах. Мерцатели ушли, их не вернуть. Лишних денег нет, и с этим надо как-то смириться.
Последняя блуждающая буря свирепствовала долго, запуская злобные клыки во всё, до чего могла дотянуться. Разрушила многие дома, унесла сотню коров, выстраданных колдовством медан. Ткачики-строители разбежались, передохли, ранний урожай погиб. Жителям Верхолётной долины не хватило времени, чтобы восстановить потери. Слишком короток период от весны до зимы...
Скоро, очень скоро, блуждающая ненасытная обжора вернется, заберёт с собою то, что не сожрала весной, и тогда... Он не хотел думать, что будет потом, но чётко видел картину: разрушенные опустевшие дома, удравшие налево мужики - кто в поисках лучшей жизни, а кто навстречу беззаботным будням, подальше от проблем; злобные меданы с уцелевшими детишками на руках уйдут на поклон к другому, более удачливому хозяину, а ему придётся отдать Милу в орден сирот и отправиться наёмником поливать кровью Мрачные Земли Зеосса. Туда, где магия земли сильнее чар людей.
Верхолетная долина опустеет, зарастёт бурьяном, поднимет до неба пики острых сорняковых скал, которые запустят корни во всё, что создано человеческими руками. Постепенно разрушится замок - и не станет больше его земли, гнезда, где он родился и вырос, где жили его предки и откуда ушла ввысь мама...
Он не умел жить иллюзиями и давно разучился верить в чудеса - неожиданные, сильные, могучие, как недра Зеосса. Колдовство, волшебство, чары - жалкие крохи, из которых не слепишь буханку настоящего хлеба. Рассыпанный бисер, бесполезный, если нет нитки, на которую нанизывается ожерелье. Даже сайны не рискуют выступать в одиночку против стихий. Удерживающие руны - лишь барьер, магический щит. Он может выдержать, а может сломаться. Как сломался, сдался этой весной под натиском небесного смерча...
Пальцы чертят знак Затухающего огня. Камин сонно моргает и погружается в свет умирающих углей. Геллан легко поднимается из кресла и бесшумно идёт по замку. Мила спит, как всегда, скрутившись маленьким комочком. Кажется, что кровать огромна, велика ей, как купленное на вырост платье. Наверное, для неё будет огромна любая кровать... Сможет ли она без него? Одна?.. Выдержит ли?..
Он смотрит на тёмные короткие кудри, кулачок, подпирающий щёку, полуоткрытый детский рот... Спи, сестрёнка. Ещё есть время. И, возможно, он всё же сумеет что-то придумать...
Два пёсоглава поднимают острые морды и смотрят внимательно, ожидая команды. Он делает знак пальцами: спите, всё хорошо. Зинн и Кинн вздыхают, прячут морды в пушистые хвосты и закрывают глаза. Но пики ушей ещё подрагивают: они настороже и готовы в любую секунду защитить хозяйку.
Чуть помедлив, он заглядывает в комнату Дары. Той, наоборот, кровать мала. Раскинула руки, ноги, одеяло сбилось.
- Уру-ру, уру-ру, - мерцатель примостился почти на самом краешке, дёргает плюшевым носиком, радостно приветствуя Геллана. В лапках - кусок бело-голубой мимеи: дай ему волю, он будет жевать сутками.
Геллан осторожно прикрывает девчонку одеялом, поглаживает круглые уши мерцателя и бесшумно бредёт дальше. Стены колышутся, наполняются образами его памяти. Здесь комната мамы, но он не будет заходить туда. Здесь - книгохранилище, сокровище рода. Здесь - музыкальная гостиная, уснувшая и начинающая застывать белым непрозрачным настом... В маминой комнате, наверное, ещё хуже...
Он кружит по замку, трогая руками стены, пытаясь запомнить и вспомнить, воскресить и спрятать подальше воспоминания, запахи, звуки, события...
- Ложись спать, сынок. Скоро рассвет.
Он оборачивается на тихий голос. Не знал, что Иранна сегодня ночует в замке. Но она всегда делает, что хочет, и он к этому привык. Отрицательно качает головой. Уже не уснуть. Спускается вниз, бродит по подсобным помещениям - кладовкам, кухне, прачечной, а затем, как в детстве, подныривает в потайное окно. Наверное, кроме него никто и не помнит, что оно существует...
Узкий козырёк спокойно принимает его вес, чуть увеличивается в размерах, чтобы удобней было стоять, но становится тоньше... Старая развалина выдержит - он уверен. Между небом и землёй. До неба - ладонь протянуть, до земли - не пробьется даже самый острый глаз. Сизый туман лежит плотно. Он всегда здесь такой.
Звёзды потихоньку бледнеют и прячутся. Небо сереет, затем розовеет, смущаясь, как девушка. Затем краснеет ярко, как щёчки небесной девчонки, но солнца ещё не видно за пиками гор: оно лишь просовывает во все щели проснувшиеся лучи.
Горло сжимается от красоты: белые горы, буйные краски растений, готовых брызнуть, раскрыться, похвастаться своим разнообразием - пусть только взойдёт солнце. И оно выплывает, царственное, вечное, уверенное в своей силе. По-хозяйски обнимает долину, гладит кусты и деревья, заросли и разнотравье, ласкает осенние цветы, оглаживает бока плодам, отражается бликами в шкурах животных и весело бросает нахальный лучистый сноп прямо в глаза.
Геллан не спешит жмуриться, хотя, ослепленный, не видит ничего вокруг. Горячие слезы брызжут, щекотка залезает в нос. Он чихает, закрывает глаза и улыбается: это его мир, его жизнь.
Ночь рождает свет. Свет побеждает тьму. И, может, новый день даст спасительное решение, которое поможет сохранить этот мир...
Глава 5
Новая жизнь во сне и наяву. Дара
Снилось мне, что я проспала. Надо идти в школу, а книжки не собраны, уроки не выучены... ма стоит над кроватью, сжав губы ниточкой, и больно дергает меня за ухо... Ма, которая никогда не трогала меня и пальцем...
Вот так я и проснулась: в чужой постели, с радужным кроликом на подушке. За ухо трепал меня он - расчудесный толстозадый мерцатель. Пока я дрыхла без задних ног, он натворил дел: по всей комнате валялся мерцательный помет, то тут, то там виднелись радужные светящиеся разводы. Я так понимаю, еда закончилась, поэтому и решил он меня разбудить.