– А разве вы не привозите продукты из городов?
– Привозим. Но, во-первых, склады не сразу найдешь. А во-вторых, там больше половины еды – отрава. Официально запрещено такое есть. Шоколад, например, почти весь травленый. Лапшу разную тоже нельзя и прочее разное многое… Кстати, учти на будущее: как правило, «букашки» едят у себя в общежитии, дежурные отсюда таскают туда, а обратно – посуду. И моют ее.
– А кадеты?
Лесь вдруг явно смутился и буркнул:
– Тоже. Столовая хоть и большая и не одна, но народу тоже немало, это сейчас тут пусто, потому что не время… Вот мы и едим не здесь, чтобы не путаться под ногами. Эй, не ухмыляйся! – но в голосе Леся не было настоящей сердитости, и Славка почувствовал, что этот кадет ему все больше и больше нравится. Он понизил голос и спросил, берясь за ложку:
– А те двое дядек… они витязи? – Что витязи тут главные, он уже уяснил.
– Нет. – Лесь покачал головой, тоже нацелившись на кашу. – Чистые спецы.
– Это значит… – Славка помедлил, ему очень хотелось есть, каша пахла просто одуряюще, но любопытство жгло, да и было вполне практическим, – ну… они не такие главные, как витязи?
– Поедим – и я тебе все объясню, – отрезал Лесь. – Вздумаешь еще хоть раз за едой рот разинуть – схлопочешь в лоб, – и погрузил ложку в кашу…
Базовый комплекс зданий бывшей воинской части оказался большим. И очень людным… или, может, Славке так показалось, потому что он отвык от хоть какого-то числа людей. Лесю же, видимо, это было привычно, потому что он на ходу рассказывал мальчишке об устройстве общества вокруг:
– Начнем снизу. С детей. До десяти лет они дети и дети. Живут в поселке с родителями, родными, кому повезло, или приемными. Работают, где могут, в школу ходят. В десять лет можно стать «букашкой» – или конкурс выдержать, или если кому-то из витязей приглянешься. Витязи у нас, конечно, главные, они командуют бойцами, дружинниками. В витязи попадают лучшие кадеты, остальные становятся дружиниками. Но они главные не сами по себе, а все вместе – это Круг. Есть еще Большой Круг – это и витязи, и главы проектов, вот эти самые спецы… правда, иногда витязь бывает и спецом. Поселком управляет поселковый Совет, он разные внутренние вопросы граждан решает, но подчиняется Большому Кругу, если что. В поселке живут граждане. Вообще без них весь поселок был бы… да не, его бы просто не было. Они работают, поселок защищают, если приходится, Совет свой выбирают и так далее…
– Защищают? У них оружие есть? У всех? – Славка выпалил целую серию вопросов.
– Ты что, дурачок? – необидно, потому что без издевки, искренне удивился Лесь. Наставительно пояснил: – Оружия нет только у обезличек или у совсем малышей. Даже у женщин есть оружие, хотя они ни в Совете участвовать, ни выбирать его, ни вообще как-то во власть пойти не могут. И в школах с мальчишками им тоже запрещено работать.
Славка подумал, что почти все учителя, которых он знал, были женщинами. Мужчиной был только гад. И что это странно – как это женщины не могут работать учителями с мальчишками, а как же… и тут его осенило:
– А девчонки учатся отдельно, что ли?!
– Конечно, – кивнул Лесь. – Как можно вместе и одинаково воспитывать и учить котенка и щенка? Какое животное получится, вот ты мне скажи?
Славка честно задумался. И честно признался:
– Не знаю. Никакое, наверное.
– Вот именно, – заключил Лесь.
– Но люди же – они не котята и не щенки? – прищурился Славка.
– Конечно, нет, – неожиданно согласился Лесь. И продолжал: – У них меньше инстинктов… ну, это типа платы за разум… и их нужно воспитывать еще строже и ясней.
– А ты тоже хочешь стать витязем? – Славка хотел свернуть в коридор, в конце которого лязгала сталь и плясали отблески живого огня, но Лесь его удержал:
– Стой, туда можно только кадетам и витязям. Там Огонь… – Он сказал это как-то… с большой буквы. Торжественно и как о живом существе. Славка побоялся спросить, что и как, а Лесь продолжал: – Я раньше хотел стать летчиком. Или фээсбэшником, как папа. Летчиком не получится, наверное, теперь – погода нелетная. – Вид у Леся был серьезный, и Славка, внимательно слушавший, не смог понять, шутит он или всерьез, – а фээсбэ нету. Придется витязем, как думаешь?
– А твой… – Славка не стал говорить дальше, но Лесь понял:
– Жив. Он сейчас в Великом Новгороде. А мама и сестренки… младшие… они – тут. Ты что, Славка?
Что? Славка с трудом удерживался от слез. С трудом. Еще немного… и сейчас… и не помогает спасительная мысль, что «я только вчера родился и ничего не было раньше…». Если начнется, то уже не остановить…
– Иди сюда. – Лесь усадил его на диванчик в каком-то закутке – очень мирный такой, довоенный диванчик. Сел рядом. – Плакать будешь? Я не скажу никому.
– Я… – Славка сунул руки под мышки. Помотал головой: – Не. Не буду. Просто…
– Завидно и обидно, что у меня все живы? – понимающе спросил Лесь. Славка честно кивнул. Сил хватало только на то, чтобы не зареветь, на благородный обман сил не было… – Понимаю я все. Ну вот такая случайность случилась. А теперь все от нас зависит.
– Что? – с трудом выговорил Славка. – Чтобы маму вернуть? Она умерла. Не верну я ее. Даже если в узел завяжусь… – Он тоскливо вздохнул и стукнулся, уронив руки, затылком о стенку. Зажмурился.
– Других мам спасти, – серьезно ответил Лесь. – Научиться воевать и сделать так, чтобы у других ребят их не убивали. Это и будет честно. А если ты хочешь, чтобы всем было плохо, раз тебе плохо, то тебе лучше уйти к бандитам.
– Людей есть? – вяло усмехнулся Славка.
– Лучше людей есть, чем жить среди них и втихую ненавидеть, Славка. Вот такая история… – Лесь встал, заставил подняться и Славку и вдруг спросил: – Хочешь по выходным к нам приходить? Мама будет рада. Правда.
Славка посмотрел на него удивленно. И благодарно. Помолчал, покачал головой отрицательно:
– Не надо. Ты не думай, я тебе очень…
– Ясно, – грубовато оборвал Лесь. Но грубость была незлой – так кончают разговор, чтобы не наговорить лишних сентиментальностей. – Пошли тогда дальше. Но так, на всякий случай запомни: я предложил, предложение в силе всегда.
– Ага. – Славка кивнул и тут же спросил: – Слушай, а если витязь придет в поселок и скажет… ну… – он немного покраснел, – скажет: «Я хочу вот эту женщину!» Что тогда?
– Если она не замужем и согласится – то пожалуйста, – ответил Лесь.
– А если она не согласна, а он ее… ну… как бы… – Славка замялся.
– Изнасилует? – буднично закончил Лесь.
– Ну… д… да.
– Наверное, его убьют сами поселковые. А если не смогут – то казнит Круг. Только я про что-то подобное никогда не слышал. Ни у нас, нигде.
– А если витязи хотят забрать мальчишку сюда, а родители против? – Славка проводил взглядом женщину, которая несла запеленутого грудного ребенка – с очень целеустремленным видом, надо сказать, как у себя дома.
– Против – значит, против. – Лесь пожал плечами. – Ребенок же им принадлежит.
– Принадлежит? – не понял Славка и уточнил: – Как вещь, что ли?
– Ну… да, – кивнул Лесь. – Почти как вещь. Ребенка из семьи можно забрать силой, только если родители изменники Родины или если доказано, что они его либерально воспитывают или издеваются, мучают, там, ради своего удовольствия… Но я и про такое давно не слышал. Даже с обезличками их детей почти всегда оставляют. Ты просто сам подумай – ребенок ведь не может быть ничей. Он или родителей – или чей-то еще. А чей? Или сам по себе?
На этот вопрос Славка не смог ответить. Но совершенно точно он не хотел бы оказаться «сам по себе». И никому бы такого не пожелал. Лесь продолжал:
– Это раньше такое делали специально – чтобы детей с родителями ссорить. Ну, внушали им, что они вроде бы «сами по себе самостоятельные люди». А на самом-то деле и тогда за всеми детьми постоянно был контроль, только не родительский, а – государства. Я это дело на себе испытал… – Лесь опять неприятно усмехнулся[7].
– Но ведь любое государство людей контролирует, – осмелился заметить Славка.
Лесь кивнул:
– Ага, кто спорит? Но зачем тогда, во-первых, врать про свободу? Она какая получалась свобода – на родителей чихать ты можешь, а на какого-нибудь гада-чиновника попробуй чихни, даже если он тебя силой из дома тащит. Что родители говорят – ты можешь не слушать, а что какой-нибудь чмошник с корочкой твердит – слушать будь обязан. А во-вторых… Славка, у нас если и считать, что есть государство – то оно хорошее. Не потому, что мы так говорим, а просто так на самом деле и есть. И на самом деле оно людей очень мало контролирует. Защищает и организовывает. Но не контролирует. Если человека везде контролируют, то значит, ему не верят или он раб. Или и то и другое. Вот так.
Славка внимательно слушал и машинально кивал. Картинка выстраивалась логичная и понятная, хотя и жесткая. Он честно пытался найти в уме альтернативу, но ничего не получалось.
– А кто все-таки самый главный? – уточнил он. – Ну… президент или там… царь, я не знаю…
– Самый главный? – Они шли полутемным коридором, где то ли проводили ремонт, то ли устроили склад. – Романов Николай Федорович – это наш вождь. Я, правда, пока его не видел ни разу, он живет на Дальнем Востоке. Радиосвязь иногда бывает, но очень плохая. А так, говорят, там настоящая страна, не как у нас – отдельные поселки, а даже поезда и автобусы ходят. И снега меньше, и мороз не такой сильный. Это он создал РА – ну, Русскую Армию, витязей. И еще говорят, он скоро сюда приедет. Собирается. Ну, я так слышал, что приедет, – уточнил наконец Лесь ситуацию. – Объединяться плотно, договариваться… А то, видишь, мы ведь только отбиваемся…
– А с кем вообще мы воюем? – Славка почесал нос. – Мы когда с… когда я сюда шел, то вообще людей не видел… А тут говорят все время – «бандиты, бандиты»… – Славка с трудом сдержал дрожь в голосе и теле, – людоеды какие-то…
– Это тебе повезло, – серьезно ответил Лесь. – Потому что в больших городах давно пусто почти, там и нет никого. Кто выжил – тех или мы нашли, или они сами до нас добрались. А вот южней и в небольших городках – полно всякой сволочи. Все больше – людоеды. Сумасшедшие, как звери. Но с оружием. Есть и просто бандиты, с этими иногда даже договориться получается, люди же от разного банды сколачивают, не всегда со зла. Но их не очень много.
– А таких поселков, как ваш… то есть наш, – много?
– Двадцать три я точно знаю. Может, и больше. Но двадцать три – точно есть. Три месяца назад Совет РА в Великом Новгороде собирался, точно считали. В главном зале карта висит, сейчас посмотришь, мы там пойдем, и это не тайна никакая. Наоборот – праздник, когда новый поселок присоединяется… Говорят, есть еще Казачий Круг в Предкавказье. Но наши там пока не были, и оттуда к нам никто не добирался. И еще вроде бы на западе, за полесскими болотами и Пущей, есть Баварский Орден. Он не наш, немецкий, но тоже вроде нас – за порядок и справедливость. Но это тоже только слухи почти… вот сюда.
За дверью, которую открыл Лесь, оказался большой круглый зал с высоким потолком. Ярко освещенный – неожиданно ярко и особенно ярко после коридора, откуда они вышли, Славка даже зажмурился на секунду. В зале было пусто, отчего он казался каким-то особенно строгим и немного диковатым. Пять дверей в стенах казались незаметными и небольшими. Со стен свисали черно-желто-белые полотнища, весь потолок занимал герб – уже знакомый всадник, убивающий чудище. По стенам между знаменами были видны гербы, как рыцарские, но зачастую с очень современными рисунками – много, около сотни. А над выходом наружу (вот тут как раз – очень заметные и большие стеклянные двери) Славка увидел карту.
Это была большущая карта Европейской России, раскрашенная в разные цвета.
– Вот, смотри, – тихо сказал Лесь, чуть подталкивая Славку в плечо. – Красная штриховка – зоны смертельной радиации. Голубая – зоны каких-то экологических бедствий, где опасно появляться. Серая – места, про которые нам ничего не известно… пока. Черно-желто-белые флажки – это наши поселки, а такая штриховка – зоны, которые мы контролируем. Черно-красные флажки – известные нам банды, штриховка такая – их районы, а если на флажке еще и белая кость – это людоеды.
Славка был потрясен открывшейся ему жуткой наглядностью. Задрав голову и приоткрыв рот, он не сводил глаз со стены. Треть всей карты была заштрихована красным. Примерно десятая часть – голубым, местами эти цвета накладывались. Голубая линия шла вдоль Волги, голубой была Москва с окрестностями… Треть – закрывалась серой штриховкой. Территория многочисленных банд была немногим меньше, чем территория Русской Армии. И почти все черно-красные флажки были «с косточками». И серого было очень-очень много. Лишь в центре Европейской России черно-желто-белая штриховка сливалась в почти сплошной фон на довольно большом участке.
– Гляди веселей! – Кажется, Лесь почувствовал испуг Славки, снова толкнул его в плечо и подмигнул. – Когда карту повесили – все ой как хуже было.
– Правда? – с надеждой спросил Славка.
Лесь серьезно ответил:
– Слово чести. С каждой неделей положение улучшается. Даже радиация отползает потихоньку. Мы же постоянно обстановку отслеживаем.
– А гербы чьи? – Славка покрутил головой.
– Витязей. И из нашего поселка, и вообще… – Лесь с гордостью указал на один из гербов: – Вон отцовский.
Славка посмотрел. На красном щите… почти треугольном, но с выпуклыми как бы… ну… боками был нарисован старый пистолет «ПМ», черный, на фоне белого кулака, ниже – надпись: «Я такой, какой уж есть. Ясно всем?»
– Погоди, так это, выходит, и твой герб тоже?! – Славка уставился на Леся.
Тот отрицательно покачал головой:
– Не. Если я стану витязем – то да. Будет и мой. Вообще-то если правда, то его я придумал для отца. – В голосе Леся прозвучала откровенная гордость, но он тут же кашлянул и строго сказал: – Пойдем за оружием. Хватит, еще насмотришься.
Славка послушно пошел к двери, на которую указал Лесь. И неожиданно подумал удивленно: если он сейчас «букашка» и сможет стать кадетом, а потом получится стать витязем… Тогда у него тоже будет свой герб?!
Он не смог отказать себе в абсолютно детском удовольствии начать его тут же придумывать – со вкусом и тщательно…
За еще одним – чистым, коротким и совершенно безликим – коридорчиком находился большой спортзал. Как и все подобные помещения, он казался наполненным шумом и гулом, хотя людей в нем было немного и все они скопились в одном конце. Человек десять мальчишек – Славкиного возраста, но незнакомых, не из одного с ним спальника – стояли полукругом возле парня, явного кадета. Он держал в руке – поднятой и вытянутой – перед доской в рост и ширину человека кусок кожи примерно с ладонь. Славка не сразу понял, что там происходит, – а потом сообразил. Кадет отпускал кусок, и очередной мальчишка метал в падающую кожу нож. Как раз когда Славка и Лесь подошли ближе, у очередного мальчишки, круглолицего веснушчатого крепыша, получилось пришпилить мишень к доске.
– Молодец, – похвалил его кадет, высокий светловолосый парень. Веснушчатый гордо улыбнулся. Кадет кивнул Лесю, как старому знакомому. Про Славку даже ничего не спросил, только сказал: – Лесь, потренируй их. Я сейчас твоему все дам.
Лесь ответил также кивком. Славке стало неуютно – мальчишки перестали галдеть и рассматривали новичка пристально и внимательно. Такие взгляды в упор были, похоже, здесь обычным делом и ничего плохого не значили, но Славка привык к другому положению вещей. И вздрогнул, когда кадет подтолкнул его в спину:
– Пойдем, что ты?..
Дверь в оружейную комнату находилась в дальнем конце спортзала – двойная, первая вроде бы обычная, но на самом деле стальная, а за нею – еще и решетка с кодовым замком. И за собой и Славкой кадет обе двери тщательно закрыл.
Горела одна лампочка – без плафона, очень яркая. Помещение перегораживал широкий прилавок, вдоль стен тянулись стеллажи с оружием и ряды ящиков. Славка вертел головой; ему по-прежнему не очень верилось, что сейчас ему дадут настоящее оружие. Кадет между тем позвонил по телефону и сказал какие-то непонятные слова и цифры, потом назвал Славкины имя, фамилию и отчество, положил трубку и уставился на стоящего у прилавка мальчишку. Опять эта манера – глядеть прямо и почти не мигая… Славка поежился.
– Ты раньше никогда никакого оружия в руках не держал. – Это был не вопрос. Утверждение. Не презрительное, но обидное.
– Нет. – Славка ощутил неловкость и даже стыд.
– Ясно… – Кадет кивнул. – Ну ты вроде не конченый хлюпик… Тогда вот иди сюда. Это «калашников». «АК-105», новый совсем. Он легкий и короткий. Ну, достаточно легкий и короткий. Держи. Твое теперь.
Автомат Славке понравился. Он был какой-то удобный и приятный на вид. И правда не очень тяжелый, килограмма три, наверное. Но кадет его отобрал и, приказав «смотреть во все глаза», разобрал и собрал. После чего положил на прилавок и кивнул Славке:
– Ну-ка – теперь ты… – и заговорил снова, только когда Славка, пыхтя от напряжения, поставил обратно флажок предохранителя – он в точности повторил все движения кадета. – Гм… а пальцы у тебя сильные. – В голосе кадета было удивление. – Обычно новички мучаются, ничего толком нажать не могут. Привыкли одни кнопки толкать… Только пенал забыл. – И он ловко, как фокусник, вставил в приклад скругленную на торцах трубочку.
Славка от удовольствия покраснел. Спросил неуверенно:
– Я его могу забрать… взять?
– Можешь, конечно… но это не все. – Кадет повернул оружие, ткнул пальцем. – Вот номер – 789023578. Выучишь его наизусть. Автомат теперь на самом деле твой, и только твой, больше ничей… – Он повернулся к стеллажу, достал оттуда коротконосый пистолет, не глядя, цапнул кобуру – новенькую, гладкую. – Вот пистолет Макарова, или «макар», вот тоже номер – 2148902. Тоже заучи назубок. Вот его научись сам разбирать-собирать, можешь его воспринимать как конструктор на сообразительность… И учти, что за потерю оружия вне боя – расстрел. За потерю оружия в бою… разбирательство обстоятельств. И тоже может быть расстрел.