Марат собирался перехватить Пересветова у входа, на улице, но вдруг издалека увидел своего соперника – тот вышел из своей «пятерки» и направился к подъезду.
Марат прибавил шагу, а Пересветов уже скрылся за тяжелой дверью. «Ничего, я его внутри догоню…»
Не сомневаясь ни секунды в правильности своих действий, Марат тоже зашел внутрь, быстрым шагом миновал охранника, который читал газету и даже головы не повернул в сторону вновь вошедшего. «Ну и работнички тут!»
Марат поднялся по лестнице, свернул за угол в поисках лифта и неожиданно заплутал… А когда завернул за очередной угол, то увидел, как дверь медленно закрывается за Пересветовым.
Марат нажал на кнопку второго лифта. «Какой там этаж? – попытался вспомнить он. – А, кажется, двенадцатый!»
Он волновался, потому что до сих пор не знал, как именно и о чем будет говорить с Пересветовым, и эта неопределенность немного раздражала его. Но отложить встречу он тоже не мог – вот в чем дело-то!
На двенадцатом этаже двери лифта распахнулись, и Марат поспешно выскочил из него. Солдатские сапоги его глухо бухали по кафелю…
Пересветов был тут – стоял в конце длинного коридора, возле железной двери, и копался в своем портфеле.
– Я к вам, – мрачно произнес Марат. – Поговорить надо…
– Что? А, да, хорошо… – тихо пробормотал Пересветов. – Минутку.
Он наконец отыскал свой пропуск, прижал к электронному датчику. Дверь щелкнула и распахнулась.
– Прошу вас, проходите, – бросил Пересветов через плечо. Марат догадался, что тот, вероятно, принимает его за одного из посетителей конторы.
Пустая стойка охранника у входа…
Марат шел за Пересветовым со странным чувством – здесь работала Жанна, ходила вот по этому ковролину, отворяла вот эти двери… Контора «Минерва-плюс» была еще пуста – похоже, только они с Пересветовым находились здесь.
Пересветов зашел в один из кабинетов, повесил плащ на вешалку, сразу же включил компьютер.
– Это вы мне вчера звонили насчет установки электронного адреса? Сейчас разберемся…
– Нет, не я, – сказал Марат. Он увидел, как Пересветов дернулся и медленно повернулся к нему. – Я с тобой о Жанне хочу поговорить.
Пересветов снова дернулся.
– О Жанне? А кто… а вы, собственно, кто? – напряженным голосом спросил он.
– Я Марат, ее сосед.
– Марат… Нет, не помню, чтобы она о вас говорила…
– А она о тебе говорила. Пересветов, Юра… – усмехнулся Марат.
– Давайте без фамильярностей, – тихо сказал тот. – И вообще, пойдемте в другое место, сейчас народ сюда набьется…
– Пойдем, – подчеркнуто вежливо произнес Марат.
Они проследовали по длинному коридору. Пересветов распахнул дверь – это оказалась курительная комната. Узкий диванчик, несколько пепельниц, чья-то забытая зажигалка и плакат во всю стену: «Курение сокращает жизнь». Ниже была приписка от руки, печатными буквами – «Чуть больше фантазии, Зина!».
– Я вас слушаю, – сказал Пересветов, закуривая.
– Мужик, ты ей не пара, – серьезно произнес Марат.
– Не вам судить… – усмехнулся Пересветов, выдохнув дым и медленно оглядывая Марата с ног до головы. – Да и вы тоже, как я посмотрю.
Марат не обиделся – в словах соперника была своя правда.
– Может быть, обсудим этот вопрос в другом месте и в другое время?
– Нет. Сейчас и здесь, – покачал головой Марат. – Жанна – моя, и ты это должен понять, мужик.
У этого Пересветова были странные глаза – зеленые, неподвижные. Какие-то рыбьи, что ли?.. Выглядел он совсем не так, как должен был выглядеть возлюбленный такой девушки, как Жанна, – потертые джинсы, растянутый свитер, разбитые кроссовки.
– Умом, наверное, берешь? – с неприязнью спросил Марат.
– Что?
– Да так, ничего… Я говорю: Жанна – моя.
– Плохо вы ее знаете, – пожал плечами Пересветов. – Она не ваша и даже не моя. Она сама себе не принадлежит, вы заметили?.. Как я понимаю, вы один из ее многочисленных поклонников…
– Правильно понимаешь, – кивнул Марат. – Только я не поклонник, у меня все серьезно. И я серьезно тебя прошу, мужик…
– Да пошел ты, – без всякого выражения произнес Пересветов. Ему, видимо, было уже не до вежливости. Одной рукой он открыл балконную дверь, чтобы проветрить комнату, а другой – принялся давить сигарету в пепельнице.
Марата словно ударили – он вдруг схватил этого типа за грудки, отбросил к стене. Пересветов на ногах удержался, лишь закашлялся.
– Этим ничего не изменишь, – со смешком, сквозь кашель, произнес он. – С сегодняшнего дня ты будешь и моим соседом, Марат.
– Что?
– Что слышал. Мы с Жанной решили жить вместе. Она решила.
– Ну уж нет! Да я…
– Ну что «ты», что – «ты»! – насмешливо произнес Пересветов. – Пролетарий ты, вот ты кто!
И в этот самый момент Марат его возненавидел. Раньше – понимал, а теперь вдруг наполнился бешенством, так, что даже кровь закипела. Может быть, потому, что в словах соперника слишком много было этой правды… Несмотря на разбитые кроссовки и вытянутый свитер, Пересветов имел больше прав на Жанну, чем он, Марат.
Солнечная девочка сидела на берегу, обхватив колени, светло-карие глаза смотрели вдаль, кончики волос касались золотистого песка. Отдать ее кому-то было немыслимо и невозможно…
Марат с окаменевшим лицом снова толкнул Пересветова. Тот отлетел теперь уже к балконной двери, едва успел уцепиться за раму – иначе неминуемо бы растянулся на балконном полу и ударился бы головой о каменные перила.
– Псих… – с отвращением произнес он и попытался закрыть дверь со стороны улицы.
Марат рванул дверь на себя и тоже выскочил на балкон. Вдали шумел проспект, сплошным потоком шли машины – начинался утренний час пик. Пахло черемухой – она цвела внизу, возле парковки. Где-то рядом глухо курлыкали голуби.
От холодного и сладковатого майского воздуха у Марата заломило в висках. На какое-то мгновение ему показалось, что все это происходит не с ним, что он просто видит сон…
Пересветов стоял в углу, прижавшись к перилам, и кусал губы. Испуганным он не выглядел, скорее – удивленным и злым. Тусклый серый фасад старого дома нависал над ними, давил своими размерами – чем-то он опять напомнил Марату картинку из материных книг, чужих и непонятных, в которых рассказывалось про собор Парижской Богоматери. Только горгулий здесь не хватало…
– Я люблю ее, – задыхаясь, надменно произнес Марат.
– Что?.. А ты знаешь, через что мне пришлось пройти, чтобы быть с ней?.. И вообще, это глупо – решать такие вопросы с помощью кулаков! – произнес Пересветов.
– А если это единственный выход?..
– Чего ты хочешь, ну чего ты хочешь?! – пробормотал Пересветов с раздражением. – Пропусти меня…
Он двинулся к балконной двери, и в этот момент Марат понял, что не может просто так отпустить своего соперника, что не сможет жить без Жанны, без надежды на то, что когда-нибудь она станет его. В ней было все – смысл, счастье, радость, покой, примирение… Примирение со всем – со своей не слишком удачной жизнью, с людьми, с миром, с собственной матерью, с самим собой.
И озарение снизошло на Марата – здесь и сейчас все должно случиться, здесь разрешится его проблема, потому что более удачного момента может и не быть. «Чего я хочу? О, я знаю, чего я хочу!..»
Он бросился к Пересветову, обхватил того поперек туловища. Соперник был выше, но Марату придавало сил отчаяние. Они возились у перил – и вдруг откуда-то снизу, прежде невидимые, вспорхнули со свистом и клекотом голуби. Скорее всего они сидели на каком-то выступе снизу, с другой стороны балконных перил, а теперь их напугала возня.
От неожиданности Пересветов вздрогнул и на миг замер – но одного этого мгновения Марату вполне хватило. В последнем усилии он толкнул соперника в грудь, подхватил за ноги, перевалил через перила…
В следующее мгновение Марат увидел, что Пересветов уже висит с той стороны перил, из-под пальцев его сыплется каменная крошка.
Пересветов молчал, на помощь не звал – Марат лишь слышал его громкое, тяжелое дыхание и всей кожей ощутил тот ужас, который чувствовал сейчас его соперник.
А потом пальцы скользнули вниз…
Марат попятился назад, спиной открыл балконную дверь. Уперся взглядом в плакат – «Курение сокращает жизнь». «Это не я… это он сам!» – мелькнула в голове мысль. И другая мысль – что за смерть Пересветова все равно придется отвечать ему, Марату. «А если он и не умер?..» – «Ну да, как же! – словно ответил ему кто-то невидимый. – Человек упал с двенадцатого этажа и не разбился в лепешку?.. Такого быть не может!»
Марат выскочил в длинный коридор, побежал…
Уперся в дверь. Не то. Побежал обратно.
Конторка охранника была по-прежнему пуста. Марат метнулся к железной двери, увидел, что просто так не выйти – чтобы попасть наружу, опять же требовалась карточка, которую необходимо было прижать к датчику.
Марат выскочил в длинный коридор, побежал…
Уперся в дверь. Не то. Побежал обратно.
Конторка охранника была по-прежнему пуста. Марат метнулся к железной двери, увидел, что просто так не выйти – чтобы попасть наружу, опять же требовалась карточка, которую необходимо было прижать к датчику.
Паника охватила его – впрочем, последним усилием он сумел подавить ее, сообразил, что надо делать. Метнулся к конторке, нажал на нужную кнопку, и дверь автоматически щелкнула.
Лифта он ждать не стал – сразу побежал по лестнице вниз, стараясь громко не топать. Было неприятное, томительное ожидание погони, того, что его сейчас начнут ловить, хватать, куда-то тащить… Ждал криков, воплей, паники – но ничего этого не было.
У окна между этажами кто-то курил. Вжав голову в плечи, Марат проскользнул мимо, но куривший даже не повернул голову в его сторону.
На восьмом этаже шумели люди, возле входа в какой-то мебельный салон, краем уха Марат уловил слово – «распродажа», оно витало над толпой и не имело к нему, Марату, никакого отношения.
На четвертом смеялась компания молодых людей.
По коридору второго шла полная женщина с огромным подносом пирожков, которые нестерпимо пахли ванилью. Марата едва не вырвало. Он взмок словно мышь и ничего не понимал.
«А может, мне все показалось, и не было никакого Пересветова, и не были мы с ним на том балконе?» – мелькнула безумная мысль.
А на первом этаже было вообще пусто. И даже нерадивый охранник с газетой отсутствовал.
Еще не веря своему счастью, Марат выскользнул на улицу. И только тогда понял, в чем дело, – метрах в двадцати от входа в подъезд, позади стоянки, где был узенький газон, заросший чахлыми кустами, собиралась толпа, бежали люди. Тревожные голоса резанули ухо. Марат понял, что произошедшее ему не приснилось.
Там, на газоне, за спинами людей, должно лежать тело его соперника, Пересветова Юрия.
Но смотреть на него у Марата не было никакого желания.
Он быстро пошел назад, в сторону метро.
«Жанна, Жанна, Жанна…» – исступленно, словно заклинание, повторял он.
Борис Борисович Нечаев, он же – Барбарисыч, приступил к своим обязанностям ровно без пяти восемь, сменив ночного сторожа, который мирно спал за конторкой.
Охранник ушел, зевая, а Нечаев принялся причесываться, глядя в крошечное зеркальце. Зеркальце отражало неестественно бледное, с синюшными губами лицо, что было непривычно – Барбарисыч всегда отличался ярким румянцем.
Вчера вечером они встречались с Зиной Рутковской. Зина умоляла начать все сначала. Принесла домашнее вино – сказала, что делала его сама. Хвасталась своей хозяйственностью, намекала, что он, Боря, с ней будет счастлив.
Нечаев вино выпил, но насчет будущего прогнозов делать не стал.
Теперь, сидя на своем рабочем месте, Нечаев вспомнил о том, что вино показалось каким-то странным, словно в него подмешали чего-то. Да и эта неестественная бледность…
Он почувствовал спазм в желудке и быстро помчался в другой конец коридора. «Отравила!» – с ужасом подумал он, покрываясь неприятной испариной. В унитазе нежно журчала вода – но в какой-то момент Нечаев потерял способность слышать и видеть, так ему стало плохо. Все заволокло зыбкой пеленой – он едва сумел удержаться на ногах.
«Готовить Зина не умеет, это точно… – тоскливо подумал он, стоя на коленях перед унитазом. – Нет, с ней жить нельзя, рано или поздно она меня отравит! Пусть не нарочно, но это тоже мало утешает. А что, если… – Нечаев внезапно похолодел, – …если она специально этой дрянью напоила?»
Мысль эта не случайно возникла у Нечаева – некоторое время назад он видел на столе у Зины журнал, открытый на той странице, где говорилось о приворотных зельях. Ради смеху прочитал два абзаца…
Он попытался вспомнить, что входило в состав зелья. Кажется, помимо трав были еще какие-то компоненты вроде мышиного помета и мелко измельченных волос…
Нечаев содрогнулся – впечатление было такое, что его желудок стремился вывернуться наизнанку. «С Зинки станется… Наверняка она в это винище приворотное зелье подмешала!» – с ненавистью подумал он. В колдовство и магию Нечаев не верил, его пугало другое – то, какими последствиями могло обернуться воздействие на организм всей этой дряни, которой воспользовалась Рутковская. Этак и помереть недолго!
Время неуклонно приближалось к девяти, но покинуть туалет Нечаев не мог – один приступ тошноты следовал за другим. Утешало только то, что с утра посетителей обычно не было, а сотрудники «Минервы-плюс» могли попасть в офис беспрепятственно – у всех были специальные карточки.
Наконец ему стало немного лучше. Нечаев умылся и нетвердым шагом отправился к своей конторке. Часы показывали без двух минут девять.
Внезапно зазвонил телефон.
– Алло…
– Нечаев, ты? – возбужденно спросил Финогеев – охранник с первого этажа, который сидел на проходной. – У вас мужик из окошка выпал!
– Что? Что ты несешь? – расслабленно пробормотал Нечаев. – Мне сейчас не до шуток…
– Я не шучу! Этот ваш, по компьютерам, главный который… Сейчас «Скорая» приедет, милиция еще…
– Юра Пересветов? – с ужасом переспросил Нечаев. – Выпал из окна? Когда?
– Да сейчас, вот совсем недавно! Что у вас там произошло?
– Да ничего не произошло… – в полуобморочном состоянии ответил Нечаев и положил трубку. Выходит, пока он отсутствовал на своем месте, явился Пересветов и почему-то выпал из окна…
Нечаев принялся рысью обегать комнаты. Так и есть, в комнате, где располагался информационный отдел, висел Юрин плащ, на экране включенного монитора плавали разноцветные рыбки…
Через несколько минут в контору ввалились возбужденные сотрудники. Они шумно обсуждали произошедшее, секретарша Полина рыдала…
– Что творится, что творится! – стонал кто-то. – Бедный Юрочка…
– Нет, но как такое могло случиться?.. – с изумлением и страхом обращался ко всем Гурьев Николай Ионович. – Я не понимаю… Он что, решил руки на себя наложить?.. Боря, в каком он был состоянии?
– В нормальном… – растерянно брякнул Боря. «Боже, зачем я вру? – в панике подумал он. – А вдруг в милиции решат, что это я выкинул его из окна?» – То есть я не обратил внимания, – тут же поправил он себя. – Прошел мимо, «здрасте» – «здрасте»… Вот и все!
– Один он был? – спросил кто-то.
– Конечно, один… – пробормотал Нечаев, прижимая руки к животу.
Еще через некоторое время прибыл следователь. Обошел контору, переговорил со всеми, в том числе и с Нечаевым, который умирал от страха и слабости.
– На вас лица нет… – мельком заметил следователь. – Ну да оно и понятно… Когда пришел ваш сотрудник?
– Я не помню. Не обратил внимания… В промежутке между восемью и девятью, – с трудом выговорил Нечаев.
– Ну а что делал Пересветов, когда пришел?
– Да откуда ж я знаю… – пробормотал Нечаев со слезами в голосе. – Мне отсюда не видать было, коридор у нас тут зигзагом.
– Угу… – хмыкнул следователь. Некоторое время пристально и с недоумением разглядывал мозаичное панно «Битва при Грюнвальде». Нечаев трясся от страха и клял себя последними словами за то, что соврал. Но отступать теперь было поздно.
Скоро следователь вынес свой вердикт – Пересветов пришел в начале девятого (это подтвердил и Финогеев снизу), один – рядом с ним никого не было, прошел мимо Нечаева в свой кабинет, там разделся и включил компьютер. Далее отправился в курительную комнату, выкурил до половины сигарету (она была там единственной, накануне вечером Людмила Климовна все вычистила), аккуратно затушил ее в пепельнице, а затем прыгнул с балкона. Следов борьбы нигде обнаружить не удалось, лишь царапины на перилах – Пересветов, падая, цеплялся за них. Ни криков, ни шума никто не слышал…
– Это самоубийство, – твердо произнесла Нина – она пришла позже всех, но держалась уверенно, несмотря на то, что покойный был когда-то ее женихом. Она обращалась ко всем. – Вы что, не понимаете?
– А иначе и быть не может… – вздохнул Гурьев, преданно глядя на нее.
– Причина? – благожелательно спросил следователь – версия о самоубийстве была ему очень по душе.
Тут уж вся контора в один голос принялась растолковывать ему ситуацию: с брошенной беременной невестой, роковой женщиной по имени Жанна Ложкина и муками совести, которыми не мог не страдать покойный, поскольку уж совсем подлецом он не был… Муки совести – вот что, судя по всему, заставило Пересветова расстаться с жизнью.
Следующие несколько дней работа в конторе шла из рук вон плохо – всех трясло словно в лихорадке, все были под впечатлением от гибели Юры Пересветова.
Платон Петрович Крылов долго кричал на Полину, что она ему не доложила о настроениях, царящих в конторе.
– Можно же было заметить, что Пересветов не в себе, а?!.
– Платон Петрович, он всегда не в себе, у него такое было лицо… – хныкала Полина. – Откуда я знала!