— Это, так сказать, издержки демократии, мы до них ещё не доросли.
— В нашей России мы тоже не доросли, самодержавие и всё такое. Зато женщины только у нас служат, а больше ни в одной стране. Кое-где у них даже избирательных прав нет и частной собственности. А у нас всё есть. И где, по-твоему, лучше?
Секонд, на короткое время задержавшийся по ту сторону двери, не стал дальше слушать «политинформацию» (в их армии это называлось «развивающие беседы», на которых допускалось обсуждение самых острых политических и иных проблем), до которых Яланская была большая охотница. И не случайно — отец у неё был крупный промышленник, да вдобавок руководитель фракции «октябристов» Государственной Думы, дядя — правящий архиерей, архиепископ Крутицкий и Коломенский, а старший брат — доцент на кафедре философии МГУ.
И никого не удивляло, что девушка с таким общественным положением предпочла военную карьеру в разведывательно-диверсионном подразделении чему-нибудь более гламурному, например — профессии ведущей программы для сексуально озабоченных феминисток по Центральному дальновидению. С её внешностью, знанием светской жизни и хорошо подвешенным язычком вышло бы «самое то», как Фёст выражается.
Но очень возможно, что и на военной службе она многого достигнет.
Ляхов отошёл к дверям гостиной, оттуда громко, будто с полдороги возвращаться не хотел, позвал Галину.
— Слушай, у меня действительно с головой что-то не то. Тамошний климат на меня влияет хуже, чем хотелось бы. Скоро, наверное, совсем развоплощусь. Те люди, о которых говорилось, прибыли?
— Так точно, господин полковник. В течение примерно двух часов по тому времени. Все четверо. Были серьёзно взволнованы. Я, как могла, их успокоила, пообещала, что к утру они встретятся со своими, предоставила в их распоряжение кабинет, гостиную и кухню. Там, где вы сказали. Накрыла стол, чем было. Они сразу поняли, что в этой квартире живёт богатая и непростая женщина, поэтому за пределы отведённой территории не выходят. Стесняются, — при последнем слове Яланская со значением улыбнулась, чуть было не подмигнула Ляхову.
Ему это было понятно. Сильвия ушла из своей половины совсем недавно, и повсюду оставались следы её пребывания — запахи духов, в ванной сотни пузырьков и флаконов косметических средств, нужных ей не для того, чтобы маскировать возраст (она без всякого макияжа выглядела не больше, чем на отличные тридцать пять), а для создания имиджа. Там, где она бывает, в том числе и в викторианском Лондоне, не поймут, если леди Спенсер, госпожа Берестина и так далее (имён у неё легион) станет игнорировать самые модные и дорогие в этом месте и этом сезоне кремы, помады, пудры, краски, туши и притирания.
Интимные детали туалета, брошенные куда придётся, а потом забытые, тоже попадались на глаза.
— Слушай, а они ведь могли подумать, что именно ты и есть хозяйка. На служанку мало похожа…
— На вашу знакомую (и эта язвит беззастенчиво, совсем распустились девки) я ещё меньше похожа. Забыли, что ли?
Да, действительно, Секонд, замотавшись, упустил из виду, что в квартире, в спальне Сильвии и её кабинете на стенах висело несколько цветных фотопанно в натуральную величину, где хозяйка (двадцатипяти-, тридцатилетняя) была изображена в виде главной героини всемирно известных картин. «Завтрак на траве», «Купанье Фрины» и тому подобное. Все — «ню», разумеется. Нравилось ей на саму себя любоваться не только в зеркале. Не на редких же мужчин из соседней квартиры, вроде Новикова, Шульгина да Фёста с Секондом, этот вернисаж был рассчитан.
Так что президентским друзьям было на что посмотреть и заодно задуматься, при чём тут их Президент? В остальном они были довольны — сама квартира, внешность и манеры встретившей их девушки вселяли чувство надёжности и безопасности. В том числе и подсознательно.
Юрист, Писатель, Философ и Финансист проводили время нескучно, в лучших традициях русской интеллигенции выясняя под водочку, красное вино, кофе и холодные закуски — «что делать», «кто виноват» и «доколе».
Знакомая картина, ничуть не отличающаяся от того, что Ляхов наблюдал в Москве, поступив в Академию и посещая с Майей тамошние богемные кружки, «среды», «пятницы» и «субботы», как назывались еженедельные застолья в «открытых домах».
— Надо годить, господа[44], — сказал он входя и сразу попадая в тон.
Трое из гостей, правда, несколько удивились, но Писатель, уже несколько знакомый с «братьями Ляховыми», ответил не задумываясь:
— Помилуйте, Вадим Петрович! Ведь это, право, уже начинает походить на мистификацию!
— Там мистификация или не мистификация, как хотите рассуждайте, а мой совет — погодить! — одобрительно кивнул ему Секонд.
— Да что же наконец вы хотите этим сказать?
— Русские вы, а по-русски не понимаете! Чудны́е вы, господа!
После чего сел в кресло, вытянув ноги, раскрыл портсигар.
— Молодец вы, Генрих, хорошо тексты помните, и ориентируетесь быстро. Идите ко мне в аналитический отдел, в самый раз пригодитесь. Но вы же сначала, думаю, захотите написать нечто вроде «Несколько дней, которые потрясли мир»[45].
— Может, и напишу. Знакомьтесь, друзья, это один из соратников Императора Олега, флигель-адъютант, полковник Ляхов. Вы его должны помнить, он присутствовал на первой нашей встрече с Его Величеством.
Все подтвердили, что да, конечно, помнят, просто не ожидали здесь увидеть, да и выглядел господин Ляхов несколько иначе.
— Это такая аберрация, у меня есть брат-близнец, и, мельком увидев нас вдвоём, люди в итоге не запоминают ни одного. Надеюсь, Галина вас хорошо встретила?
— Более чем. Но вы лучше скажите, что с нашим Президентом и как понимать всё происходящее…
— Непременно. Прямо сейчас. Пойдёмте…
Появление Ляхова, пропустившего перед собой в дверь вторую половину президентской команды, отвлекло первую от весьма заинтересовавшей их передачи об исторических предпосылках назревающего русско-британского «конфликта».
— Ну, всё как у нас, — как раз говорил Журналист Президенту. — Только здесь Англия исполняет роль и себя самой и Штатов одновременно.
— Оно, наверное, и лучше, — вставил Мятлев. — Не приходится на несколько целей внимание рассеивать, и вообще конфигурация интересная…
И осёкся, увидев, кто пришёл.
— Мы решили, что вашим товарищам здесь будет спокойнее, чем дома, — сказал Секонд. — Вы тут пока пообщайтесь, обменяйтесь мнениями и впечатлениями, а я примерно через полчаса вернусь и сообщу вам кое-какие интересные новости, если они будут…
Из мастерской Лихарева, где Герта усердно работала над своим заданием, Секонд легко восстановил канал на «Валгаллу». Эта функция была фиксированной и никакой специальной подготовки не требовала. Не сложнее, чем нужную станцию по радио поймать.
Довольный случаем хоть на короткое время выйти из горизонта громоздящихся друг на друга событий, он вместе с Воронцовым уселся за столик на левом балконе «Солнечной» палубы. Вестовой матрос-буфетчик принёс им фирменного пива в тяжёлых фарфоровых кружках с откидными крышками.
Пароход шёл по почти штилевому океану восемнадцатиузловым ходом примерно на норд-вест, судя по звёздам.
— Хорошо тут у вас как, — от всей души, с лёгкой завистью сказал Вадим, стараясь хоть десять-пятнадцать минут не думать о делах. А можно и все полчаса, чтобы как следует посмаковать высококачественный напиток. Тех примерно кондиций, когда, сев на пролитое пиво в кожаных штанах, встаёшь вместе с прилипшим дубовым табуретом.
— А вы заканчивайте свой проект, и добро пожаловать на отдых, хоть на две недели, хоть на месяц. Я тоже буду рад такой компании. С жёнами, с подругами и, как говорил Козьма Прутков, «самыми отдалёнными единомышленниками».
— Вполне свободно. Нельзя же всю жизнь только воевать. У меня к вам сейчас вопрос чисто технический. Как нам организовать переход отсюда на Столешников, причём в моё время, и уже оттуда — к Фёсту.
— А я вам зачем? Всё одной установкой сделать можно.
— Я думаю — у меня не получается. Мы ведь собираемся довольно приличный контингент в ту Москву переправить, так нельзя же несколько сотен вооружённых людей сначала в одну квартиру завести, а из другой выпустить в самом центре города. Мне представляется только так — вашей машиной создать входной портал в известном месте у нас, к примеру, в спортзале УТЦ[46], а уже из него пробить выходной в той России, тоже за городом… Вообще, практически это возможно? Мы ведь настолько с Фёстом запуганные, что уже не понимаем, чем такие дела закончиться могут.
— Ты прав, думать надо. Есть у меня спец, и.о. Левашова, робот, разумеется, но весьма и весьма квалифицированный. Сейчас его вызову.
— Ты прав, думать надо. Есть у меня спец, и.о. Левашова, робот, разумеется, но весьма и весьма квалифицированный. Сейчас его вызову.
— И ещё, Дмитрий Сергеевич, нам срочно, просто позарез нужно увидеться с Сильвией Артуровной…
Глава шестая
Отпущенные Уварову и оставшимися трем валькириям сутки отдыха в Замке по вине Сильвии, задержавшейся в Лондоне, растянулись до четырёх, но никто по этому поводу не расстраивался. Анастасия не возражала бы пожить здесь и месяц. «Медовый» ведь ей по-любому полагался, да только Уваров никак не мог добиться у начальства полноценного отпуска. Все вроде свои, прямо-таки друзья, а позволить человеку забросить дела, которые по-любому до смерти не переделаешь, и съездить с молодой женой, например, за границу, где Настя никогда не была — никак, видите ли, не получается. Дошло до того, что Вельяминова поставила своему графу условие — никакого венчания не будет, пока он не решит этот вопрос. Ну и с «личной жизнью» соответственно, переезжать к нему она категорически отказалась до замужества. Вдруг у него планы изменятся внезапно — что, снова в казарму возвращаться? Вот уж девки, особенно Темникова с Глазуновой, повеселятся!
Зато здесь они с Валерием могли всё время проводить вдвоём, даже и на глаза подружкам не показываясь, наслаждаться тем, что не нужно на службу каждый день подскакивать к семи, а зачастую и к шести утра. Какая при таком графике любовь?
Девчонки тоже нашли для себя массу развлечений — изучали Замок, соревнуясь, кто больше неожиданностей в нём откроет или придумает, бегали купаться в доисторическом океане, в котором Арчибальд разогнал акул, а может быть, и плезиозавров на сто миль в округе, учились ездить верхом под руководством специально приставленных тренеров. Уже к концу второго дня валькирии лихо скакали по окрестной прерии, радуясь тому, что гомеостаты избавляют их от главной беды начинающих кавалеристов. Ездить «по-дамски», хотя им и было предложено, девушки категорически отказались, а в мужском седле, как ни старайся, без до крови стёртых бёдер и шенкелей первую неделю-две не обойтись, не говоря об до синевы отбитых ягодицах. У них все эти места заживали, что называется, «в процессе», хотя сами ощущения никуда не девались.
Арчибальд, то ли замаливая грехи, то ли естественным образом избавленный от комплексов, окончательно и успешно превратился в того доброго дядюшку, роль которого ему не слишком удалась во время предыдущего «охмурения».
Он выполнял любые пожелания, отвечал на любые вопросы, деликатно держась вне поле зрения, но мгновенно оказываясь рядом, как только его звали, даже и мысленно. Вообще, старался изобразить из себя этакого рафинированного, два факультета окончившего, наряду с Удолиным кафедрой в Университете заведующего «старика Хоттабыча».
На второй вечер, например, он устроил Валерию с Настей вечернюю прогулку по майскому Парижу (мог бы и по сентябрьскому, если бы попросили). Просто указал на дверь, они её открыли и, словно из подъезда одного из старинных домиков, шагнули на брусчатку крутой монмартрской улицы, ведущей к собору «Сакре кёр». Вдобавок, для пущей романтичности, год здесь оказался тысяча девятьсот первый, самое, может быть, безмятежное и весёлое время за полтора века вокруг этой даты. В кармане у Уварова лежало несколько сотен франков, бумажками и золотом, Настя свободно владела французским, и вечер получился незабываемо прекрасным.
Там же, кстати, в ювелирной лавке на Елисейских Полях Валерий купил золотые, с алмазной осыпью обручальные кольца и наконец-то убедил невесту «обменяться».
Посмотрел на её пальчик, сказал удовлетворённо:
— Ну вот, теперь уж точно никуда не денешься…
Анастасия счастливо рассмеялась.
— Хочешь верь, хочешь нет — я сейчас точно теми же словами про это подумала…
Вернувшаяся в Замок, по общему мнению — слишком быстро — Сильвия привела с собой мужчину, увидев которого Уваров даже несколько растерялся. Это был собственной персоной генерал-лейтенант ВСЮР Берестин Алексей Михайлович. В той же полевой форме образца тысяча девятьсот четырнадцатого года, с шейным крестом ордена Святителя Николая, как он появился во главе корниловских и марковских легионов в Берендеевке, где и устроил перед Олегом Константиновичем впечатляющий парад пришедших ему на выручку войск.
Видно, что и сейчас генерал-лейтенант собрался прямо на войну: китель был перетянут полевыми ремнями адриановского снаряжения, пояс оттягивала тёмно-бежевая кобура пистолета.
Валерий инстинктивно вытянулся, чуть было не начал рапортовать, как в стихотворном переложении устава сказано: «Лишь появится начальник, он орёт во весь… что в отсутствие его не случилось ничего». Вовремя сообразил, что, во-первых, в штатском, а во-вторых — на нейтральной территории, и вообще, Берестин хоть и генерал, но совсем другой армии. Уважение оказывать положено, но и не более.
То ли Алексея Михайловича отличала такая же, как у самого Императора, фотографическая память (художник всё же по гражданской профессии), то ли Сильвия заранее проинформировала, но он протянул Уварову руку со словами:
— Здравствуйте, Валерий Павлович. Рад видеть вновь и в добром здравии. Мы, к сожалению, прошлый раз очень мало пообщались…
Мало! Просто во время представления после боя наиболее отличившихся офицеров Уваров сделал шаг вперёд, назвал фамилию и чин, а генерал так же, как сейчас, пожал руку. И всё знакомство. Потом генерал сидел за столом рядом с Олегом, а он — на самом дальнем краю, среди «геройских поручиков и штабс-капитанов».
— Надеюсь, в этот раз плотнее будем взаимодействовать, — сказал муж Сильвии, так отчего-то подумал Валерий. Вроде как принц-консорт.
Так же любезно Берестин поздоровался с валькириями и, как Валерию показалось, чересчур пристально смотрел на Анастасию, и руку её в своей руке задержал чуть дольше, чем требовала ситуация.
«Чёрт знает что начинает мерещиться. Я думал, что так называемая ревность — это не про меня».
— Ну как, получили от Замка удовольствие? — спросила Сильвия. И с понимающей улыбкой посмотрела на обручальное кольцо Вельяминовой. Когда прощались, его точно не было. Настя отчего-то страшно смутилась (такого свойства за ней, кроме Уварова, никто раньше не замечал) и спрятала руку за спину. Этого секундного эпизода никто не заметил.
— Огромнейшее. Только жаль, мы и сотой доли здешних чудес не успели осмотреть, — ответила почему-то Инга Вирен, раньше предпочитавшая, как казалось, держаться несколько на заднем плане, пропуская вперёд подруг, хотя ни внешностью, ни личной смелостью им ни в чём не уступала.
— Ещё успеете. Судя по отношению к вам сэра Арчибальда — сможете сюда ходить, как на собственную дачу, — без всякой улыбки или иного намёка на шутливость своих слов ответила аггрианка. Она моментами сама себе удивлялась. Вроде бы окончательно ассимилировалась, избавилась от прежних привычек, стала нормальной «сестрой», а вот появились эти девчонки, и сразу всплыли из-под сознания аггрианские архетипы и предрассудки. В советско-российской армии это называлось «дедовщиной», в военно-учебных заведениях царской России — «цуканьем», и в английских вооружённых силах имелся подходящий термин. Нельзя же сказать, что она завидовала их молодости, красоте и успеху у мужчин. У неё всё это тоже было, и в превосходной степени, но желание одёргивать, ставить на место, язвить при этом оставалось почти непреодолимым. Надо за собой следить, смогли ведь Наталья, Майя, Татьяна поставить себя доброжелательными «старшими подругами» или, как сами девицы их называют, «тётушками». А у тех ведь гораздо больше оснований считать себя обделёнными в сравнении с «племянницами», а Майе так вообще — «до скрежета зубовного» ревновать мужа, почти круглосуточно вращающегося среди этих «бутончиков». Или самой пуститься «во все тяжкие».
— Но всё это — потом, — сменив тон и выражение лица, продолжила Сильвия. — Пока — в Москву. Переоденьтесь в форму, парадно-выходную, без наград. Возможна Высочайшая аудиенция. Ты тоже, Валерий…
— Но у нас с собой нет, — удивлённо приподняла бровь Анастасия. — Тогда сначала в расположение надо, и хоть полчаса времени.
И она, и Инга с Марией в отсутствие аггрианки совсем расслабились. Настя на самом деле себя нормальной молодожёнкой чувствовала, ну и остальные, не стесняясь начальника, если не в костюмах для верховой езды, то в легчайших, действительно как на курорте, где-нибудь на Лазурном Берегу, платьицах щеголяли. Не всё же по двадцать килограммов железа на себе таскать и камуфляжи с ботинками-вездеходами. Жалели девушки только о том, что здесь на них и полюбоваться некому. Арчибальд — железка, хоть и кремнийорганическая, а графу всё равно, зачарованный молодой женой, он не сообразит, в чём дело, если даже они к завтраку вообще без всего выходить станут.