Ворота Аппиевой дороги широко распахнуты, а как же иначе – ехал триумфатор, единственный из оставшихся в живых членов триумвирата, нынешний хозяин Рима! А триумфатор крутил головой, вспоминая: вон там на углу маленький фонтанчик со всегда прохладной водой, еще мальчишкой он бегал к нему набрать воды в рот, чтобы потом выдуть на сестру Юлию, вызвав у той возмущенный и одновременно довольный визг. Там обычно сидел торговец книгами, он немыслимо задирал цену, прекрасно зная, что Гай Юлий выложит любую, но и Цезарь не промах, он отправлял покупать своего раба, а хитрый торговец намеренно подсовывал глупому рабу чтото похожее, но не то, приходилось обменивать, доплачивая еще больше.
Тесное, суетливое сердце Города – форум – привычно заполнен людьми. Там всегда толчея, даже когда нет никаких праздников или шествий, гомон людских голосов не слышен только ночью. Вообще многоголосье для Рима привычное состояние, великое множество людей, рожденных вне Города, всяк на свой лад коверкали латынь. Иногда сами римляне ворчали, что скоро послушать настоящую латынь можно будет лишь в храмах. На эти замечания обижался Цицерон, без ложной скромности считавший свою латынь образцовой.
Сейчас даже Цицерону Цезарь был несказанно рад, оратор тоже неотъемлемая часть Города. Знакомые крики, знакомые запахи, знакомая суета… Он вернулся домой, туда, где родился и вырос, где его сердце.
Цезарь пока не собирался праздновать триумф, поэтому запросто отправился к своему дому. Навстречу выбежала уже предупрежденная рабами Кальпурния, ее глаза горели радостью встречи, а он искал и не находил чтото другое. Немного погодя понял, что именно – хотелось увидеть и желание его, простое женское желание объятий и страсти. Не было, Кальпурния необыкновенно добропорядочна и скромна, она не страдала от невозможности сбросить с него одежду, впиться губами в его губы, прильнуть к его телу. А если и страдала, то очень глубоко и молча, никогда не показывая этого мужу даже ночами на супружеском ложе.
Когдато женившись, он в первую же ночь понял, что всегда будет изменять жене не потому, что она некрасива, а потому, что не чувствует в добропорядочной патрицианке желания его как мужчины. Кальпурния послушна его страсти и только… Невольно пришло сравнение с Клеопатрой, царица наверняка бы уже утащила любовника на ложе, на ходу снимая с него тунику. Даже Сервилия, и та уже потребовала бы страстного поцелуя. Но не Кальпурния…
И все же ночь он провел дома, держа супругу в объятьях. Цезарю пришло в голову, что это он виноват, не сумел пробудить в жене женщину. Может, поэтому у них нет детей? Гай Юлий решил исправить дело, и когда Кальпурния, оставшись в одной тонкой ночной тунике, направилась к ложу, Цезарь отрицательно покачал головой. Жена растерялась, он не хочет с ней спать даже после стольких месяцев разлуки? На большие серые глаза мгновенно набежали слезы, все же слухи о египетской любовнице дошли и до Рима. Услужливые болтуны постарались донести их до ушей жены Цезаря.
Но муж протянул к ней руки:
– Иди сюда.
Послушалась, не понимая в чем дело. Цезарь медленно и осторожно снял с Кальпурнии тунику, обнажив стройное тело, освободил грудь от повязки и взялся за набедренную. Дыхание Кальпурнии участилось, но не больше. Руки Цезаря пробежали по ее телу, но Кальпурния просто не знала, что делать ей самой, и поэтому чувствовала себя неуверенно. Цезарь, видно, понял, обнимая, шепнул на ухо:
– Закрой глаза и отдайся страсти.
Впервые за много лет супружества она действительно отдалась нахлынувшему чувству и получила непередаваемое наслаждение! Теперь Кальпурния поняла, о чем шепотом болтали между собой женщины, когда их не могли слышать мужчины или пожилые матроны. Именного этого удовольствия так жаждали все.
Но сам Цезарь, видно, особого удовлетворения все же не получил. Лежа с закинутыми за голову руками, он осторожно поинтересовался:
– Ты по мне не скучала?
– Скучала, – чуть растерялась Кальпурния.
– Ну, хоть когданибудь представляла, как раздеваешь меня, как ласкаешь?
Даже в темноте спальни было заметно, как покраснела женщина. Она пролепетала в ответ чтото невразумительное. Цезарь вздохнул: даже впервые пробудив в жене страсть, он вряд ли изменил ее, завтра все встанет на свои места, Кальпурния просто неспособна сгорать от желания, и обвинять ее в этом глупо.
Пробормотав: «По крайней мере, мне не наставляют рога…» – Цезарь отвернулся, прикрыв глаза. Перед ним тут же встала Клеопатра, голенькая, самоуверенная, желавшая не только дарить удовольствием его, но и получать сама.
Но египетская царица была немыслимо далеко, а ровная, спокойная Кальпурния рядом.
Совсем иначе встретила его Сервилия, эта действительно ждала именно любовника, хотя Цезарь прекрасно понимал, что надежда на богатые дары подогревала ее страсть. И все же решил чутьчуть поиграть с давней любовницей, как кошка с мышью. Он не стал привычно одаривать Сервилию, словно не догадываясь о ее мыслях. Все поведение Цезаря говорило, что он рад встрече, жаждет овладеть красавицей, но и в мыслях не держит чемто ее одарить.
Привыкшая к бесконечным подаркам Сервилия даже чуть растерялась. Кроме того, она уже не чувствовала себя такой привлекательной внешне и серьезно боялась разочаровать Цезаря. Но Цезарь и не ждал от нее юношеской страстности, зато умения и опыта Сервилии было не занимать. У Цезаря всегда найдется, кому ублажить на ложе, с Сервилией куда важнее и приятней просто беседа.
– Я хочу серьезно поговорить…
Сервилия в ответ кивнула и знаком отослала служанку прочь:
– Иди и не смей подслушивать за дверью.
Что за требование, где это видано, чтобы рабы не подслушивали?! Хотя Цезарь прекрасно знал, что именно в доме Сервилии этого не делают, жизнь дороже. Однажды он даже пошутил, что если соберется организовывать заговор, то непременно назначит местом встреч дом Сервилии, потому что ее рабы ничего не выболтают. Знать бы Цезарю, что именно так и произойдет, но только против него самого!
Служанка исчезла, а хозяйка впилась взглядом в любовника. Тот не спешил, потягивая отличное вино, каким славился дом Сервилии.
– Сначала о твоем сыне…
Сервилия помрачнела. Марк присоединился к Помпею и только благоволение Цезаря спасло бредившего идеями Катона молодого человека. От самого Марка и своих собственных источников Сервилия уже знала, что Цезарь сначала при Фарсале распорядился не убивать Брута и позволить ему бежать, а потом и вовсе принял передумавшего сражаться за Помпея сына любовницы. Чем она могла отблагодарить диктатора? Как после такого подарка ждать других?
Иногда Сервилию брало зло на сына: имея блестящую возможность подняться наверх при помощи всесильного любовника матери, этот глупец предпочитал якшаться с дядей Катоном – младшим братом самой Сервилии, ее полной противоположностью. «Катон погубит себя и всех, кто будет рядом с ним!» – это не раз твердила сыну матрона, но разве можно вложить свой ум в детей?! У Брута блестящая репутация неподкупного и честного человека, но как же она иногда усложняет жизнь его матери…
Это все прекрасно понимал Цезарь, поэтому поспешил успокоить любовницу:
– Марк умница, вовремя поспешил отмежеваться от этих глупцов. И блестяще справился с делами, порученными ему. Скажи, это твой совет написать мне?
Сервилия вскинула на любовника большие темные глаза, медленно помотала головой:
– Я даже не знала, где он. Сам принял решение.
– Умница, это показывает, что у него нет предубеждения. Твой сын достоин многого, Сервилия. И я дам ему все, чего Марк достоин.
Цезарь снова протянул руку к чаше с вином, стоящей на столике. Сервилия удивилась – он никогда не пил столько, неужели научили в Александрии?
– Твои дети не слишком похожи на тебя, а, Сервилия? Разве что внешне, – Цезарь кивнул на вошедшую Юнию Терцию.
Сервилия и сама замечала сходство дочери с ней в молодости. С одной стороны, было приятно сознавать, что Юния красива, с другой – больно задевало при мысли, сколь безжалостно время, если младшую дочь уже сравнивают с матерью.
С первого взгляда матери поняв, что ей здесь не место, Юния проговорила положенные слова приветствия гостю и поспешила удалиться. Цезарь проводил ее долгим раздевающим взглядом, он умел смотреть так, что женщина чувствовала себя перед ним обнаженной. Правда, женщин это почемуто не обижало. Уже отвернувшаяся Юния взгляда не заметила, а вот Сервилия увидела. Откуда Сервилии было знать, что он просто мысленно сравнивал Юнию с Кальпурнией, размышляя, сгорает ли эта от страсти в объятьях Кассия. Хотя как она может сгорать, если и Кассий среди помпеянцев?
– А вот твой зять написать мне не догадался. Кассий более упрям, чем Брут, или менее умен?
– И то, и другое.
– Юнии с ним тяжело? – спросил, просто чтобы чтото сказать, но Сервилия приняла это за интерес к дочери.
– А вот твой зять написать мне не догадался. Кассий более упрям, чем Брут, или менее умен?
– И то, и другое.
– Юнии с ним тяжело? – спросил, просто чтобы чтото сказать, но Сервилия приняла это за интерес к дочери.
Цезарь не спешил тащить любовницу в постель, это обижало ее и немного радовало одновременно. Сервилия была немолода и очень боялась разочаровать Цезаря, понимая, что тогда потеряет его совсем. И тут ей в голову пришла неожиданная мысль:
– Гай, тебе нравится Юния?
Тот удивленно оглянулся:
– Да, а почему бы и нет?
– Она давно без ума от тебя и действительно скучает не только без Кассия, но и при нем.
Намек был настолько прозрачным, что Цезарь даже поперхнулся фалернским.
– Ты предлагаешь свою дочь мне?!
Слова Сервилии были ложью, ни по какому Цезарю Юния не страдала, она не страдала вообще ни по кому, но мать слишком хорошо знала умение любовника, чтобы не понять, что после первых же прикосновений Цезаря Юния потеряет голову. Оставалось только организовать эти прикосновения. «Лучше уж пусть с Юнией, чем с кемто другим», – с горечью подумала Сервилия.
– Предложить тебе я могу только свою любовь, но, похоже, Гай, она тебе больше не нужна.
Кого другого, а Цезаря такими речами с толку не собьешь.
– Прежде чем ты позовешь дочь обратно, я хочу коечто сказать. Я позволю тебе скупить поместья Помпея по сходной цене.
Сервилия с трудом сдержалась, чтобы не взвизгнуть подевчоночьи! Испытавшая в свое время почти бедность, она была жадной до любой возможности обогатиться и на такой щедрый подарок не могла даже рассчитывать. Он дороже любой золотой безделушки, будь она даже очень большой.
Заметив лихорадочный блеск глаз любовницы, вызванный таким сообщением, Цезарь усмехнулся:
– Это стоит твоей дочери, Сервилия?
Та опустила глаза, с трудом сдерживаясь, кивнула:
– Стоит.
Они знали друг друга настолько хорошо, что иногда могли говорить без слов. Но никогда обоим не приходило в голову объединиться в семью, потому что это было бы началом конца не только их страсти, но и самой жизни. Два скорпиона в одной банке не живут. Им отлично вместе и в качестве любовников.
Юния сумела заменить мать в постели. Она не была столь утонченной в беседе, но в качестве любовницы этого и не требовалось. Теперь Цезарь беседовал с матерью, а спал с дочерью. Кальпурния попрежнему довольствовалась редкими ночами, во время которых все пыталась понять, чего же мужу не хватает. Понять не удавалось. А спросить не хватало смелости.
Но Цезарь задержался в Риме ровно настолько, чтобы поправить дела, запущенные Марком Антонием и Долабеллой, которых оставлял вместо себя. Числившийся у диктатора «мастером конюшни», то есть его заместителем на время отсутствия, Марк Антоний больше думал не о Риме, а о самом себе. Сенаторы возмущались бы куда меньше, занимайся Марк обогащением, но тот увлекся попойками. Он часто устраивал роскошные пиры, на следующий день обычно сильно страдая от похмелья. По Риму ходила шутка его любовницы, выдающейся актрисы Кифеиды, что Марк не просто мастер конюшни, а в своей конюшне лучший жеребец. Марку Антонию нравилось изображать из себя Геркулеса, мало того, он даже запрягал в колесницу трех львов, пугая окружающих.
В довершение всего Антоний просто ненавидел зятя Цицерона, первого красавца Рима Долабеллу, с которым был вынужден делить власть в отсутствие Цезаря. Эта ненависть была взаимной и приводила к бесконечным стычкам. Долабелла даже развелся с женой – любимой единственной дочерью Цицерона Тулией, подозревая ее в связи с ненавистным Марком Антонием.
Поскольку оба были ставленниками Цезаря, Рим все больше боялся, что и само его правление не принесет ничего хорошего. Теперь вернувшемуся в Город Цезарю приходилось разгребать деловые завалы, устроенные не в меру ретивыми где не нужно помощниками, и доказывать римлянам, что ничего плохого его власть не принесет. Конечно, и Долабелла, и в первую очередь Марк Антоний попали в опалу.
Но беспокойного рубаку это опечалило ненадолго, он нашел себе новое увлечение. Бросив любовницу, Марк Антоний… женился. Его избранницей, причем по взаимной страсти, стала красавицабогачка Фульвия. Наследница Гракхов, еще и от своих первых двух супругов получившая немалые средства, была вдовой. Красивая вдовушка с огромными деньгами оказалась под стать самому Марку – так же любила повеселиться, посорить деньгами и не знала удержу в любовных похождениях.
Первый ее муж Клодий тоже не был образцом верности, за ним числилась даже любовная связь с собственной сестрой Клодией, а также осквернение праздника Доброй Богини в доме верховного понтифика, которым в то время был Цезарь. Клодий в женской одежде проник в дом, чтобы встретиться с тогдашней женой Цезаря Помпеей. Присутствие мужчины на этом празднике было невиданным святотатством, тень легла и на супругу понтифика. В результате Клодия наказали не слишком сильно, а Цезарь развелся со своей женой, заявив, что жена Цезаря должна быть вне подозрений. Многие подозревали, что Клодий невольно оказал Гаю Юлию своеобразную услугу, скомпрометировав его жену. Во всяком случае, выступать против Клодия на суде или както мстить ему понтифик не стал. Позже Клодий был убит своим политическим противником.
Фульвия долго вдовой не пробыла, снова выскочила замуж, снова быстро овдовела и превратилась в очень заманчивую мишень для многих. Но далеко не все рискнули связываться с красоткой, прекрасно понимая, что обрастут рогами и станут посмешищем всего Рима. А Марк Антоний рискнул. Он женился на вдове, причем в Риме утверждали, что действительно по любви и с ее стороны тоже. Красавицаактриса Кифеида с жалостью констатировала, что они потеряли прекрасного любовника:
– От Фульвии увести Марка Антония не сможет никто!
На долгое время она оказалась права, беспутный Марк после женитьбы серьезней не стал, но супруге не изменял, как и она ему, к вящему изумлению всех, прекрасно помнивших об их репутации. Действительно, любовь творит чудеса.
Через много лет эти чудеса закончатся после новой встречи Марка Антония с Клеопатрой. Они станут друг для друга последней и роковой любовью.
Но тогда до этого было еще очень далеко. Царица жила в Александрии, Цезарь готовился к новым битвам с помпеянцами в Африке, а Марк Антоний зализывал раны неудавшегося правления в объятиях супруги.
Почта принесла диктатору неожиданное послание: о себе напомнила египетская царица.
Цезарь не мог поверить своим глазам: Клеопатра в письме просила подробно рассказать о том, как римляне мостят свои дороги! Сначала мелькнула мысль, что это лишь повод лишний раз напомнить о себе, но вчитавшись, понял, что не только. Царица Египта действительно злилась на своих строителей, которые не чета прежним, возводившим пирамиды. Нынешние сляпали дорогу так, что она разъехалась после первого года использования.
Что ж, даже если такое письмо попадет в руки недоброжелателей, упрекнуть Цезаря в любовной переписке с египетской царицей никто не сможет. Он подробно разъяснил, что нужно для начала вырыть траншею глубиной по пояс рослому мужчине, а шириной с желаемую будущую дорогу, выложить края каменными плитами для крепости, а потом наполнять слоями: крупный камень, камень помельче, песок, снова камень, известь, черепичная крошка. И только после этого укладывать каменные плиты плотно и ровно.
Конечно, она сообщала о маленьком Цезарионе, а он расспрашивал о ее делах, здоровье, о… муже.
И всетаки ему было не до Клеопатры, тяжелым грузом давили дела, отложить которые не было никакой возможности.
Приведя в порядок дела в Риме, Цезарь осенью отправился на Сицилию, где уже были сосредоточены войска для наступления на остатки помпеянцев в Африке. Никто не отправлялся в море в декабре, с наступлением осеннего ненастья навигация закрывалась до самой весны, мало того, авгуры сказали, что все предзнаменования неблагоприятны для наступления в ближайшее время. Но Цезарь никогда не беспокоился о подобных вещах, кроме того, он прекрасно понимал, что, отложив наступление до весны, он даст возможность противнику хорошо подготовиться.
И рискнул. Сколько раз за свою жизнь Цезарь рисковал и всегда выигрывал! Он не собирался отступать и на сей раз. С армией, куда малочисленней, чем у его противников, переправляясь в зимнюю непогоду и без надежды пополнить в Африке запасы продовольствия, Цезарь все же рассчитывал победить. И это ему удалось!
Битва при Тапсе 6 апреля 46 г. до н. э. позволила Цезарю разгромить основные силы помпеянцев, невзирая на их численное превосходство и то, что они тоже использовали при наступлении слонов.
У Цезаря было правило: он прощал раскаявшегося противника, отпуская его на все четыре стороны. Но только один раз! Если тот снова оказывался в рядах врагов, такого следовало убить. После битвы при Фарсале, когда армию Помпея не столько побили, сколько просто разогнали или распустили, большая часть ее легионеров снова оказалась под знаменами помпеянцев. Даже если бы их простил диктатор, его легионеры этого делать не собирались. Теперьто они прекрасно понимали, что, просто разогнав противника, будут вынуждены снова же с ним воевать. Больше никто никого брать в плен и отпускать не собирался, резня была страшной. Римляне убивали римлян безжалостно. Пострадали даже несколько командиров Цезаря, пытавшихся остановить резню, их тоже убили.