Скольких вы уже добыли, спросил Баль. Майор как-то сгорбился и замолчал. И что-то, тлевшее в его глазах, погасло. Ни одного, сказал майор. Ни живого, ни мертвого. Все имеющиеся фотографии гусей сделаны со спутников... Что скажешь?
Согласен.
Кличка майора - Лонге...
Его уже нет.
Шагая на закат в зев ущелья, к стелющемуся далеко внизу туману, с полуживым пленником на согнутой спине (кланяйся! кланяйся судьбе пониже!), с памятью об Али и рюкзаке, с постоянным ощущением живой мишени, за непереносимым Люка - нога в ногу, что скажешь?
Согласен?!
- Коу-линк! Коу-линк! Коу-линк! - далеко позади черные фигуры выхлопывались прямо из воздуха, из чернильного вечернего неба и падали на тропу.
Остолбенев, Люка и Баль наблюдали за десантом из ниоткуда. Лишь когда над головой засвистели первые пули, пришли в себя. Люка врезал из автомата длинной очередью. Гуси тут же расползлись по щелям, как тараканы.
Баль и Люка затаились за большим камнем. Рядом лежал пленник с закрытыми глазами.
Быстро темнело.
- Смотри, - сказал Люка, кивнув на гуся, - будь на его месте человек, давно бы температурил, в бреду метался при таком ранении. А ему хоть бы что...
- Ты правда врач? - спросил Баль.
Люка медленно кивнул, не отрывая взгляда от тропы:
- Правда... Только я уже давно никого не лечил... - он помолчал. Знаешь, Вадим, я ведь раньше горы любил. Экскурсии водил каждый год во время отпуска... Последний раз со мной двое напросились: парень-студент, вроде тебя, только попроще, да подружка его - та вовсе пигалица пигалицей... Господи, чего они вытворяли, сколько я с ними натерпелся! Я же зеленый от злости по камням лазил, разорвать их на куски готов был за шуточки и выходки постоянные... Две улыбки - от уха до уха. Живее не бывает... А потом мы наткнулись на гусей... Я попутчиков своих как сейчас вижу - лежат оба рядом и серьезные такие, будто господа узрели. Рюкзаки у обоих продырявлены, а оттуда труха всякая, с кровью смешанная, сыплется. Пули, видно, со смещенным центром были... Пять лет... а я все там! - он ударил кулаком по камню и схватил Баля за ремень. - Послушай, малыш! У тебя времени - одна минута! Не больше! Я их, собак, знаю! Бери гуся и уходи!..
"Вот оно! Вот!" - подумал Баль.
- Ты должен донести его живым! Я не хочу, чтобы и на этот раз их взяла! Ты видишь, еще немного, и мы оба останемся здесь навсегда! Как Али, как Лонге, как те ребята из вертолета! Уходи! Я прикрою! Через меня им не переступить! Я злой, и мне все равно! Я здесь уже давно остался...
Люка повернул лицо к странному, мерцающему закату, и Баль заметил две влажные полоски на его впалых щеках.
Лицо врага.
Лицо брата.
Все равно, когда он плачет.
- Нет, - твердо сказал Баль.
Люка усмехнулся.
- Перед кем ты набиваешь цену? Передо мной? Не та публика!
- Мне на это плевать! - крикнул Баль.
- Не-е-ет! Ты ошибаешься! - Люка стал похож на хищника, готового к прыжку. - Это мне плевать! Потому что я пришел сюда мстить! А ты здесь ради минутного бзика! Долг! Долг! - передразнил Люка. - Что же, задолжал, так плати! Тебе - не мне - нести эту печать до конца... Вот ключ от браслетов! Уходи!
Баль достал из жилета один из двух оставшихся рожков и протянул Люка:
- Я тебя ненавижу! - произнес севшим голосом. - Если выживем; я тебя найду! Найду, где бы ты ни был...
- ...и убьешь! - Люка с улыбкой потрепал Баля по щеке. Люка был спокоен:
- Иди по тропе, не сворачивая. Наши тебя наверняка встретят... Шума мы наделали!
Баль нес пленника. Тяжело ступал по белеющей в темноте тропе и считал выстрелы, доносившиеся издалека:
- Люка... Снова Люка! Гуси! Люка! Гуси, гуси...
Господи, не дай ему умереть!
Господи, я никогда в тебя не верил, и я признаю, что это моя главная ошибка! Но соверши чудо! Даруй ему жизнь! Я уверую! Я отплачу! Ну, хочешь, я никогда... никогда не увижу Эмми?!
Автоматный треск слился в одну многоголосую жестокую мелодию, и тут же все стихло.
- Люка... - прошептал Баль, всей сутью ощущая безжизненность наступившей тишины.
- Люка! - позвал он безнадежно, почти плача.
- Там нет... - услышал он совсем рядом и долго стоял неподвижно, борясь с непреодолимым, паническим желанием бросить в ущелье ту тяжелую тряпичную куклу, которую таскал на себе весь день и которая вдруг заговорила.
Светила огромная полная луна. Они сидели в тени на краю пропасти и смотрели на горы.
Лунные долины.
- Ты хорошо знаешь наш язык, - сказал Баль.
- Да, - голос гуся был глух и слаб, - это просто... Убить труднее... Мне...
Баль кивнул. Это так. Гусь заметил их первым. А с таких расстояний гуси обычно не промахиваются.
- Почему ты заговорил только со мной?
- Можно... Уже конец.
- Мне? - Баль проглотил комок.
- Нам... Здесь, - гусь коснулся подбородком правой стороны своей длинной шеи, - зашито... Крайний случай... Рядом - ты умрешь... И я...
Баль посмотрел на гуся с отвращением.
- Зачем же вы пришли сюда?! Только за этим?!
Гусь дернул головой.
- Цель - не Земля. Земля временно, иногда... В трансканалах часто сбои - нужен срочный выход на планете. Это Земля... Здесь переход к исправному каналу... Нужно несколько минут. Место всегда пустынное, постоянное... Здесь, в горах...
- Но почему тайно?! Почему не прийти к нам, не рассказать, не попросить, наконец, помощи?! - Баль ударил прикладом по земле. - Стрелять проще?!
- Нет! Но мы уходим! Все! С планеты - дом! Навсегда! Наш мир - смерть! Новый искали трудно-долго. Рисковать нельзя... Больше ждать не можем...
- Не понимаю! - крикнул Баль, - Мы же люди! Разве мы не можем договориться?! Плохой контакт всегда лучше хорошей стрельбы!
- Раньше думали так же... - сказал гусь.
- А теперь иначе?
- Да.
- Но почему?!
- Причина нашего бегства - контакт... Мое лицо... - Гусь сжал пальцами морщинистую кожу на щеках. - Ужасно... До ожога - совсем другое... Как наши души... До контакта... - добавил он печально.
Они надолго замолчали.
Потом Баль сказал:
- Послушай, я не знаю, что там у вас произошло, мне страшно даже представить себе контакт, из-за которого население целой планеты пускается в бега... Но вот мы вдвоем тут сидим и очень даже неплохо понимаем друг друга... Пойдем! Никто не желает вам зла. Мы ведь так похожи, неужели ты мне не веришь?!
Гусь сжался в комок:
- Ты и я... это не все... Мы - люди...
Баль закрыл глаза. Это действительно не все... Потому что у Баля и у гуся есть начальство, есть законы, есть принципы, есть история, есть, наконец, родственники, близкие, ради которых... И кто знает, что произойдет, когда все это соприкоснется, перемешается и забурлит... Мы люди! Мы живем в золотых клетках страхов, сомнений и запретов, через которые переступать не дано...
- Убей меня... - тихо сказал гусь, - это выход... Уйдешь, будешь жить... Иначе нельзя...
Гусь замолчал.
Баль смотрел на зажатый в ладони ключ от наручников. Думал обо всем сразу: и покинутой планете и Люка, об Али и Эмми, о Лонге, о золотых клетках, а также о великой своей безысходности...
Обстоятельства ни разу не позволили ему сделать самостоятельный выбор. И сейчас, оставленный один на один под луной с такой простой и жуткой разгадкой диких гусей, он опять-таки лишен выбора.
Баль потянул скованные руки гуся к себе и раскрыл ключом браслеты.
- Ты решил? - спросил гусь, безучастно взирая на свое освобождение.
- Я иду с тобой! К вам... - сказал Баль, нервничая.
Гусь медленно повернулся лицом к Балю. В зеркальной черноте непривычно круглых глаз отразились две удивленные луны.
Баль не позволил ему ничего сказать.
- Я согласен на все! - крикнул.
- Здесь... - сказал гусь и пополз к одиноко выделяющейся белой скале. Каждые полметра давались ему с невероятным напряжением и болью - гусь стонал. Баль попытался было помочь, но получил отпор.
- Стой! - зло прокричал гусь. - Пока нельзя... Проверю...
"А если убежит?" - подумал Баль. "Не мне нести эту печать до конца", сказал Люка.
Баль незаметно сбросил ремень автомата с плеча, подхватил АКМ правой рукой и, сдвинув предохранитель, опустил дулом вниз.
Гусь замер шагах в десяти перед скалой. Что-то там делал. Что именно, в лунном свете было не разобрать. Неужели для таких вещей им не требуются приборы?
- Сюда! - позвал гусь, - можно...
Баль сделал шаг и вдруг отчетливо осознал, что уходит отсюда по-настоящему. Возможно, навсегда. Эти горы, эта луна, эти камни, эта ноющая тревога внутри - все это могло быть в последний раз. Может быть, его просто убьют. Даже не выслушав... Что же мне делать, Эмми?
Он все еще топтался на месте, когда прямо на скале, примерно в двух метрах над землей, вдруг возникла непроницаемо голубая треугольная брешь.
- Коу-уу-у!!! - завыло тяжело и мучительно из открывшейся глубины.
Гусь растерянно замахал руками, закричал, захлебываясь и путая языки:
- Уходи! Мэдапе! Опасность! Не то... Охрана! Мэдапе! Уходи! Не стреля...
- ...линк! Коу-линк! Коу-линк!
Словно в замедленном кино, Баль увидел, как четыре огромные черные фигуры выскакивают из бреши и плавно летят к земле, подогнув в прыжке широко расставленные ноги. И руки пришельцев судорожно вздрагивают от плюющихся адским огнем длинных неповоротливых труб.
- Коу-уу-у!!! - завыло тяжело и мучительно из открывшейся глубины.
Гусь растерянно замахал руками, закричал, захлебываясь и путая языки:
- Уходи! Мэдапе! Опасность! Не то... Охрана! Мэдапе! Уходи! Не стреля...
- ...линк! Коу-линк! Коу-линк!
Словно в замедленном кино, Баль увидел, как четыре огромные черные фигуры выскакивают из бреши и плавно летят к земле, подогнув в прыжке широко расставленные ноги. И руки пришельцев судорожно вздрагивают от плюющихся адским огнем длинных неповоротливых труб.
Гуся перерубило пополам и изорвало в куски первой же очередью. Баля ударило в левый бок, по ногам, крутануло в воздухе и швырнуло на землю. Перед глазами еще стояли огненные круги, когда он, воя от боли, выпустил первую длинную очередь. По тому, как резко оборвался похожий на слоновий топот звук ответных выстрелов, понял, что попал. Но брешь снова ожила.
- Коу-линк! Коу-линк! - следовало почти непрерывно.
Баль стрелял, полагаясь больше на слух, лишь фиксируя затуманенным взглядом результат. Бил короткими, злыми очередями в несущиеся по воздуху, явно уменьшившиеся в размерах силуэты. И выстрелы отмеряли бешеный ход времени. Только однажды была вечность - когда менял магазин. Последний. И была последняя цель. Мелькнула перед глазами и застыла на камнях, прошитая навылет.
Выждав и собравшись с силами, Баль попытался встать. Вместо привычных мускулистых ног он ощущал лишь дикую боль. Не смел даже посмотреть, что же у него там осталось, и, сгорая от жалости и ненависти, пополз к груде неподвижных тел под скалой.
Видеть смерть врага.
Последнее желание.
Обогнул первых четверых гигантов, распластанных, страшных, и почти добрался до скалы, когда услышал над собой крик одинокого гуся и шум летящего по воздуху тела...
Он стоял совсем близко - под луной белый, как ангел, и лицо его было спрятано в тени надвинутого на глаза шлема, а ствол странного, с боковым магазином, автомата смотрел Балю в лоб.
Прощальный взгляд.
Отчего так долго?
Гусь отбросил оружие и, повернувшись спиной, принялся рыться в той груде неподвижностей, что сотворил Баль. И что-то его там поразило настолько, что гусь встал, как вкопанный, и долго не шевелился. А потом сдернул шлем. Лунный ветер тут же растрепал вырвавшиеся на свободу длинные вьющиеся волосы.
- Эй!.. Эй!.. - прохрипел Баль.
Она оглянулась. Баль увидел прекрасное, спокойное лицо.
Лицо ангела.
Что-то блеснуло в ее руке. Раздался негромкий хлопок, и она рухнула лицом в камни.
Забыв о боли, Баль пополз вперед. Он не замечал, что скользит в липких черных ручейках, вытекающих из-под многочисленных разбросанных тюков. То, что это какие-то упаковки, а не гуси, он разглядел только теперь. Как и то, что все они продырявлены. Его пулями...
Теряясь в догадках, Баль торопливо распорол ножом ближайший тюк и в ужасе отпрянул.
Мы - люди!
Нож выскользнул из руки и долго, долго падал в темноту, переворачиваясь и отбрасывая лунные блики. И было тихо, совсем тихо, хотя Баль кричал. Долго и страшно...
Заикаясь и лязгая зубами, он ползал среди камней, рвал ногтями неподатливую плотную ткань упаковок и везде натыкался на одно и то же...
Мертвые глаза младенцев. Он расстрелял терпящий бедствие караван детей.
Кажется, он кричал еще.
Кажется, он умирал.
Кажется, в висках все слабее стучала кровь, а ему мерещились автоматные очереди - гимн для золотых клеток. И Каин - исполнитель его.