Обелиск в далекой мексиканской столице напоминает нам, однако, не только о человеке, чье имя на нем значится, но и о том движении, той международной организации, у истоков которой стоял Троцкий. Долгое время революционер возражал, протестовал, возмущался, когда его оппоненты манипулировали понятием "троцкизм". Еще когда Троцкого исключали из Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала, опальный вождь, загнанный в угол, осыпаемый поносной критикой Куусинена, Тореза, Мэрфи, Пеппера, Бухарина, Катаямы, Сталина и других членов международного органа коммунистов, более похожей на брань, отрицал наличие особого течения "троцкизм", а признавал лишь "левую" оппозицию[224]. Эту же линию Троцкий проводил и в начале 30-х годов.
В конце декабря 1932 года Троцкий, находясь еще на Принкипо, пишет письмо Александре Ильиничне Рамм, переводчице его книг, о том, что высылает ей свою рукопись большой статьи "Завещание Ленина"[225]. К письму Троцкого приложена большая статья, выдержанная в обычном духе антисталинской полемики, но одновременно в ней содержится специальный раздел "Легенда о "троцкизме". Автор пишет, что создатели легенды — Зиновьев и Каменев. Именно они, по согласованию со Сталиным, "левую" оппозицию в партии окрестили "троцкизмом". Хотя, если быть точным, впервые ввел в официальный оборот слово "троцкизм" Сталин, заявивший в работе "Троцкизм или ленинизм", что нужно рассмотреть вопрос о "троцкизме как своеобразной идеологии, несовместимой с ленинизмом"[226].
С тех пор коммунисты, не столько разделявшие постулаты марксизма, сколько соглашавшиеся с Троцким в его политических оценках, стали именоваться "троцкистами". С начала 30-х годов в СССР подобный ярлык был равносилен смертному приговору.
В действительности же, уверяет Троцкий, то были настоящие "большевики-ленинцы". Тут трудно возразить: все "настоящие" большевики-ленинцы одинаковы. Все они стоят на платформе диктатуры пролетариата и все уверены в правомерности и возможности переделать мир на коммунистических началах. И Троцкий, и Сталин, и те, кто шел за ними, исходили из ложных посылок. Хотя, например, Зиновьев утверждал, что "троцкизм был (и в значительной мере остается) только "левым" нюансом в "европейском" (т. е. оппортунистическом) псевдомарксизме, коренным образом враждебном большевизму"[227]. Правда, уже в 1926 году Зиновьев заявит, что его борьба с троцкизмом была самой большой ошибкой в его жизни, "более опасной, чем ошибка 1917 года". Увы, и это не было последним словом Зиновьева. Еще через год Зиновьев, вымаливая прощение у Сталина, вновь будет говорить об "опасности троцкизма" как одного из проявлений "псевдомарксизма"[228].
Нет, я не отрицаю появления и существования троцкизма. Я уже говорил, что в онтологии марксизма в России выделяются три основных направления: ленинизм, троцкизм и сталинизм. Ленин на марксизм смотрел прежде всего с точки зрения использования его идей для организации революционного движения. В марксизм Ленин мало что внес нового, если не считать его теоретических размышлений о революционной партии и организационных вопросов. Сталинизм же явился трагическим гротеском ленинизма. Троцкизм, в свою очередь, можно представить (в теоретической области) как наиболее радикальную форму марксизма, применительно не только к России, но и ко всей "мировой коммунистической революции". Поэтому можно, пожалуй, говорить, что троцкизм — наиболее ярко выраженная попытка "применения" европейского марксизма в России, его крайне радикальный вариант. Это замечали и другие наблюдательные исследователи. Так, профессор из Оксфорда Барух Кней Пац пишет в своей фундаментальной монографии "Общественная и политическая мысль Льва Троцкого", что "теория русской революции этого вождя является попыткой наиболее решительного приспособления марксизма к России начала XX века… Вскоре Троцкий заявил, что теория марксизма подтверждена событиями русской революции"[229].
Троцкизм явился экстремистской формой марксизма, многие элементы которой Сталин заимствовал затем в своей практике, естественно, никогда не ссылаясь при этом на своего предтечу. Троцкизм можно понять, лишь оценив его непоколебимую уверенность в классовых постулатах, высшей справедливости революционного насилия и убежденность в неизбежности планетарного коммунистического будущего. Выступая на III Конгрессе Коминтерна 23 июля 1921 года, Троцкий заявил: "Только кризис является отцом революции, а период процветания — ее могильщиком"[230].
Думаю, что в троцкизме нашла выражение ленинская убежденность в возможности путем неограниченного насилия "пришпорить" историю и в кратчайшие сроки добиться коренных социальных преобразований. Как вспоминал один из лидеров меньшевизма Р.А.Абрамович, с введением политики "военного коммунизма" Ленин вначале уверовал, что стратегическая цель революции близка. "В начале 1918 года Ленин, — писал Абрамович, — почти на каждом заседании Совнаркома настаивал на том, что в России социализм можно осуществить в шесть месяцев. Троцкий замечает, что когда он впервые услыхал этот срок, он был поражен — шесть месяцев, а не шесть десятилетий или, по крайней мере, шесть лет? Но нет, Ленин настаивал на 6 месяцах»[231]. Троцкий был поражен, но не возражал. Как мы знаем, его сроки мировой революции вначале тоже колебались в пределах пяти-восьми лет после Октября, хотя позже он и избегал говорить о временных координатах всемирного пожара, или переносил их вперед на десятилетия[232]. К слову замечу, социал-демократическая ветвь русских революционеров исповедовала более спокойный путь социальной эволюции, страшась всплеска русской смуты. Но этим людям не оказалось места в России после Октября. Впрочем, будучи за границей, они не могли себя чувствовать в полной безопасности. Агенты Секретно-политического отдела НКВД регулярно докладывали в Москву, чем занимаются Дан, Абрамович, Розенфельд, другие меньшевики[233].
В троцкизме марксистские постулаты были выражены в наиболее рафинированной форме. Но в противовес Сталину теория Троцкого формально отвергла тоталитарность режима, хотя совсем не ясно, как тогда "применять" диктатуру пролетариата, которой изгнанный революционер молился всю жизнь. Таким образом, троцкизм являл собой утопическую попытку синтеза диктатуры и демократии, единовластия одной партии и политического плюрализма. В действительности троцкизм представлял собой утопию радикального марксизма в России. Казалось, что обелиск в мексиканской столице — это финальная точка в драме движения, у истоков которой стоял Троцкий. Но нет. Не все так просто. Троцкизм жив. Почему? Что питает надежды его сторонников? Разве историческая неудача социализма в СССР и восточноевропейских странах не дала им новой пищи для разочарований и размышлений?
Троцкизм — сектантский взгляд на проблемы сегодняшнего бытия, будь то классический капитализм или то, что мы называли "развитым социализмом". Сегодняшние троцкисты по-прежнему считают, что революционное обновление мира не только необходимо, но и возможно. Достаточно пролистать подшивку "Журнала интернационального марксизма", который и сейчас издается Интернациональным комитетом IV Интернационала.
В связи с 50-й годовщиной образования IV Интернационала комитет принял резолюцию, в которой утверждается, что мир — на пороге новых революционных потрясений, а теория перманентной революции Троцкого "подтверждена всей жизнью". С точки зрения "Журнала", в условиях, когда "Горбачев пресмыкается перед Уолл-Стрит", идет быстрая реставрация капитализма внутри СССР. Комитет IV Интернационала подтверждает, что "защита завоеваний Октября требует, как историческую необходимость, свержения бюрократии путем политической революции". Поразительно, но время для троцкистов как будто остановилось; то, что Троцкий требовал в 1936 году в своей "Преданной революции" в отношении Сталина и сталинизма, спустя полвека повторяют его последователи в отношении Горбачева! В этом пережевывании уцененного историей и перетряхивании ветоши перманентной революции тем не менее видна живучесть левого радикализма, по-прежнему полагающего, что мир можно перестроить в результате глобальной кавалерийской атаки пролетариата.
Чтение троцкистского "Журнала" создает иллюзию мысленного погружения вглубь десятилетий. Судите сами, к чему призывает сегодня трудящихся комитет IV Интернационала:
Великая историческая цель — объединить разнообразные национальные отряды международного пролетариата в одну армию — сейчас может быть достигнута. Боевой клич революционного марксизма — "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" — станет основой классовой борьбы в каждой стране. Старые сталинские и социал-демократические партии, гнилые остатки давно мертвых Второго и Третьего Интернационалов, со все большим отчаянием цепляются к отжившей национально-государственной системе и капиталистическим господам. Итак, пришла эпоха Четвертого Интернационала. Задачи Интернационального комитета — это собрать кадры, готовые решительно действовать согласно этим перспективам, сплотить рабочий класс под знаменем Четвертого Интернационала и готовиться к победе предстоящей мировой социалистической революции"[234]. Пусть читатель не думает, что эта пространная цитата взята из 30-х годов. Нет. Это фрагмент резолюции Интернационального комитета IV Интернационала, принятой в канун 50-летия основания троцкистской организации, в августе 1988 года.
Чтение троцкистского "Журнала" создает иллюзию мысленного погружения вглубь десятилетий. Судите сами, к чему призывает сегодня трудящихся комитет IV Интернационала:
Великая историческая цель — объединить разнообразные национальные отряды международного пролетариата в одну армию — сейчас может быть достигнута. Боевой клич революционного марксизма — "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" — станет основой классовой борьбы в каждой стране. Старые сталинские и социал-демократические партии, гнилые остатки давно мертвых Второго и Третьего Интернационалов, со все большим отчаянием цепляются к отжившей национально-государственной системе и капиталистическим господам. Итак, пришла эпоха Четвертого Интернационала. Задачи Интернационального комитета — это собрать кадры, готовые решительно действовать согласно этим перспективам, сплотить рабочий класс под знаменем Четвертого Интернационала и готовиться к победе предстоящей мировой социалистической революции"[234]. Пусть читатель не думает, что эта пространная цитата взята из 30-х годов. Нет. Это фрагмент резолюции Интернационального комитета IV Интернационала, принятой в канун 50-летия основания троцкистской организации, в августе 1988 года.
За истекшие полвека из политической жизни исчезли многие организации, партии и даже целые государства, а международная партия троцкистов жива. Думаю, что одна из причин этого — устойчивый исторический авторитет ее основателя.
Обелиск на чужбине, таким образом, — не только свидетельство гибели лидера "Мировой партии социальной революции", но и показатель живучести "классических" форм исторического революционаризма. Он для Троцкого был тем же, что Библия для верующего. Даже когда все говорило, по словам Троцкого, об "отливе" мировой революции, он вещал о скором начале "прилива". Выступая 21 июня 1924 года на V Всесоюзном съезде работников лечебно-санитарного дела, Троцкий под бурные аплодисменты закончил свою речь словами: "Коммунисты говорят европейскому рабочему: если придешь к власти, если создашь советские соединенные штаты, ты объединишь сразу два могущественных континента, получишь в свои руки великолепную технику, необъятные пространства и естественные богатства, величайший энтузиазм революционного класса, пришедшего к власти. Если тебе придется столкнуться лицом к лицу с вооруженной мировой контрреволюцией, — а придется, — ты построишь свою Красную Армию и тебе не придется начинать сначала, ибо ты получишь на закваску Красную Армию Советского Союза, уже опаленную войной и окрыленную победой"[235].
Возникает вопрос: находясь в изгнании, предпринимал ли Троцкий что-либо для распространения идей "левой" оппозиции в СССР, в других компартиях? Была ли его борьба только идейной? Анализ "архива Снейвлита", наследия Троцкого, как и некоторых материалов НКВД, дает основание утверждать, что попытки возродить и активизировать борьбу против сталинского режима предпринимались. Осенью 1932 года Л.Седов, например, пересылает отцу из Берлина свои записи разговоров с Гольцманом, сторонником Троцкого, который помогал переправлять в СССР троцкистскую литературу и получать там социально-политическую информацию для изгнанника. Сын пишет, в частности, что надежды на создание блока Зиновьева — Каменева — Ломинадзе нет. Они "сломались". Седов сообщает, что пока что его "посылки" в Москву и Ленинград доходят и попадают в нужные руки[236].
Как видим, еще в 1932 году Троцкий имел некоторую связь с редеющими рядами своих сторонников. Корреспонденты Седова сообщали, например, что на Украине люди пухнут с голоду тысячами. Из деревень бегут. Председателя колхоза, не выполнившего план хлебозаготовок, прокурор Украины приказал голым посадить на лед. По рукам ходит антисталинский документ, который, говорят, написал Бухарин. Более или менее работает, но осторожно, группа Ломинадзе. В стране процветает воровство. Начинают создавать распределители для партийного аппарата. Строят завод, не заканчивают и начинают другой. Правые не смирились с поражением…[237]
Из этих отрывочных сведений, которые Седов сообщал отцу, явствует, что оппозиционная борьба хотя и резко ослабла, но целиком не прекратилась. Эти свидетельства дают основания Троцкому считать, что представители как "правой", так и "левой" оппозиций еще в начале 30-х годов осторожно пытались раздуть тлеющие угли недовольства сталинской политикой. Находясь в Европе, Троцкий шлет циркуляры в организации единомышленников с призывом активизировать борьбу против Коминтерна и Сталина[238]. При этом лидер "левой" оппозиции не ограничивается идейными наставлениями, а советует "работать совершенно нелегально"[239]. В архиве НКВД, в литерном деле под названием "Издания", — многие сотни документов, печатных изданий, листовок, выпускавшихся троцкистскими организациями антисоветской, антисталинской направленности. Эффективность распространения этой литературы в СССР была очень низкой, но отдельные экземпляры все же попадали в страну[240].
Все эти документы подтверждают, что Троцкий делал попытки развернуть против сталинских компартий и самой ВКП(б) не только идейную, но и политическую борьбу. Несмотря на эти усилия, Троцкому становилось ясно: революционный паводок ушел. движение левых не стало массовым. Однако революционер не опускал руки, а продолжал бить в колокол революции, коим для него был "Бюллетень"… Звук его был глухим и невнятным.
Но даже эти слабые попытки Троцкого повлиять на поведение оппозиционеров в СССР и активность троцкистских групп в Европе были быстро замечены ОГПУ — НКВД. Провал нескольких "транспортов" (посылок с литературой), арест ряда лиц, имевших на руках "Бюллетени оппозиции", привели к ужесточению репрессивных мер. Любые контакты советских людей с лицами, подозреваемыми в троцкизме, немедленно фиксировались. Некий Бальдони, за которым следила советская разведка, встречался в Москве с Буду Мдивани, врачом Власовой, с семьей Преображенского, Доната и т. д. Как только это было установлено, "Вест" немедленно проинформировал Секретно-политический отдел ГУГБ НКВД[241]. Все лица, имевшие контакт с "предполагаемым троцкистом" Бальдони, были арестованы. Такие были страшные времена.
По данным Ежова, в конце 1936 — начале 1937 года только в центральных учреждениях Москвы были арестованы тысячи "троцкистов-вредителей". Например, эта картина, по Ежову, в народных комиссариатах была такой:
Арестовано и осуждено троцкистов с октября 1936 года по февраль 1937-го:
В Наркомате путей сообщения — 141 человек
В Наркомпищепроме — 100 человек
В Наркомместпроме — 60 человек
В Наркомвнуторге — 82 человека
В Наркомате земледелия — 102 человека
В Наркомате финансов — 35 человек
В Наркомпросе — 228 человек
и так далее…[242]
Не только знакомство с лидером "левой" оппозиции или служба под его началом в годы гражданской войны квалифицировались как государственное преступление, но и само упоминание имени Троцкого, хранение в личной библиотеке его книги, любое косвенное доказательство "причастности" к главному еретику грозило тюрьмой, а то и худшим. Везде проводились чистки, везде искали троцкистов. Шло негласное соревнование. Партком Наркомата финансов, меньше всех разоблачивший троцкистов, подвергся разгрому. Наверх шли сводки, как с фронта: сколько выявлено, разоблачено, арестовано.
Вот, например, как боролись с троцкистами на историческом факультете Института красной профессуры. На общем собрании заслушивают доклад профессора А.В.Шестакова "Методы и приемы вредительской работы на историческом фронте".
Приведу лишь один-два фрагмента доклада: "Тов. Сталин в письме редакции журнала "Пролетарская революция" указывает, что троцкисты путем искажения исторической действительности ведут подрывную работу… Например, Дроздов в рассказе о тирании греческой колонии в Пантикапее…дискредитирует идеи демократии по сравнению с фашистской тиранией"[243].
В докладе и выступлениях говорят о "троцкистском определении диктатуры Шамиля"; о том, что "вопреки указаниям тт. Сталина, Кирова и Жданова, утверждается, что Александр I занимал двойственную позицию во внешней политике"; о том, что "профессор Пионтковский маскировал свое вредительское рыло, пытаясь реставрировать капитализм в СССР…"[244].
И этот бред произносили люди с учеными степенями и званиями. Духовная тирания калечила людей, учила "видеть врагов", проявлять ожесточенную нетерпимость ко всему, что могло показаться подозрительным. Ну а разве дело ограничивалось этими позорными публичными судилищами? Нет, конечно.
Как явствует из докладной записки и.о. директора Института красной профессуры от 27 декабря 1937 года ("исполняющие обязанности" менялись быстро, так как руководителей сажали одного за другим), из принятых в учебное заведение в 1931–1937 годах 408 человек отчислены 296. Как "отчислены" становится ясно, когда знакомишься с судьбой преподавателей института. "Разоблачены и арестованы как враги народа преподаватели: Ванаг, Пионтковский, Гайстер, Сеф, Томсинский, Невский, Долин, Цобель, Мадьяр, Рейснер, Сафаров, Смирнов, Дроздов, Дубровский, Дубыня, Фридлянд, Фролов, Кин, Будзинский, Зеймаль"[245] и другие (в списке нет инициалов, что было обычным для того времени).