– Куда он его бросил? – спросил я.
Не нравилось мне все это, ох как не нравилось. Выстрел в голову, брошенный пистолет с глушителем. Снова заказное убийство. И снова в нашем районе. Все те же длинные и быстрые ноги, синяя куртка, лицо под капюшоном, солнцезащитные очки.
Паренек подвел меня к месту, куда, по его наблюдениям, упал выброшенный пистолет. Газон действительно был запущен: свежая трава бурно прорастала сквозь прошлогоднюю некошеную – попробуй что-нибудь найти в этих зарослях. Я попробовал. И нашел, но не сразу, а минут через пятнадцать.
«ПБ» – пистолет бесшумный, на основе обычного «макарова» с заводским глушителем. Главный недостаток – шумный стук затвора при стрельбе. Да и пробивное действие не очень сильное. Поэтому киллеры не очень-то ценили такое оружие.
– Ну что там у тебя? – спросила подошедшая Дарья Борисовна. – Нашел пистолет?
– Нашел. Пусть пока полежит.
– А я в сумку заглянула. Деньги и документы на месте...
– А убийце не нужны были деньги. Ему нужна была смерть. Вернее, не ему, а заказчику...
– Интересно знать, кого убили? – тускло, с трагическим затуханием в голосе спросила она.
– Женщину. Обыкновенную русскую женщину.
– Почему русскую? Может, она китаянка?
– Все равно жаль. А почему именно китаянка?
– Потому что есть в ней что-то восточное. Смотри, какая красивая!
Она показала мне раскрытый паспорт покойницы, ее фотографию. Она действительно была слегка похожа на китаянку. Восточная внешность, большие раскосые глаза, очаровательные черты лица, мягкая от души улыбка.
– Зовут Елена.
– Русское имя.
– Отчество – Степановна. Фамилия Хворостова.
– Знакомая фамилия.
– В графе семейное положение указан муж – Хворостов Роман Евгеньевич.
– А место его работы не указано? – озадаченно поскреб я щеку.
– Нет... Я ему уже позвонила, – скорбным тоном сказала она.
– Кому?
– Подполковнику Хворостову... Это его жена...
Не любил я этого типа, но зла ему тем не менее не желал. И мне искренне было жаль, что у него в семье случилось такое горе. Но видеть его при этом здесь не хотел. Прежде всего потому, что Хворостов мог банально помешать следственным действиям. Вдруг истерика с ним приключится, труп жены бросится обнимать, а это сейчас делать никак нельзя.
– А вот это ты зря: он здесь нам не нужен...
– Но я должна поставить его в известность.
– В РУБОП не звонила?
– На этот раз обойдутся.
– А я бы их огорчил. Боюсь, что Меднянского не Заварский заказал. И там синяя куртка, и здесь, и ноги длинные... И пистолет, возможно, один на двоих... Возможно, два дела в одно придется объединить...
– Не верю я, что между Меднянским и женой Хворостова может быть какая-то связь...
– Может, и не было никакой связи. Может, и киллеры разные. Надо во всем разобраться...
Сначала к месту происшествия прибыл наряд патрульно-постовой службы, выставил оцепление. Затем появилась оперативно-следственная бригада с неизменным дядей Ваней в своем составе.
– Снова заказное? – удивленно и даже с упреком посмотрел на меня криминалист, как будто я организовал это убийство.
Ответить я не успел, потому что рядом с нами под скрип тормозов остановилась серебристая «Тойота». Глянув на лобовое стекло, я увидел прилипшую к нему изнутри голову.
Торможение оказалось настолько резким, что водитель уткнулся лбом в стекло. Выбить его не смог, но и убирать голову обратно не спешил, как будто нарочно хотел остаться в этом положении. Что-то неладно с ним...
Но вот водитель все-таки отлепил голову от стекла, с ожиданием боли на лице осмотрел пространство впереди себя. И, увидев лежащую на земле женщину, скривился так, будто кто-то всадил ему нож между лопаток. Зажмурив на какое-то время глаза, он рывком покинул машину и направился к мертвой женщине.
Это был подполковник Хворостов. Если раньше он походил на щеголя, то сейчас напоминал мокрого воробья, что, впрочем, не делало его карикатурным. Горе у человека, и даже я, закоренелый холостяк, мог это понять.
Он был в форме, но патрульный милиционер все-таки преградил ему путь к огороженному сектору. Хворостов, недолго думая, схватил его за грудки. Безумный взгляд, свирепый оскал, неистовый рев. Сержант растерялся под натиском такой ярости, хотел было отступить, но Хворостов продолжал держать его за ворот куртки, трясти. Но с каждым его движением сила в руках заметно уменьшалась, и сам он все больше сникал, пока совсем не остановился, закрыв глаза, чтобы остановить слезы. Тогда Бесчетова и подошла к нему, взяла под руку.
– Роман Евгеньевич, мне очень жаль.
– Что жаль? – всхлипнул он. И открыв глаза, бесновато глянул на нее. – А может, это не она?
Он прошел под веревкой ограждения, осторожно, словно боялся разрушить надежды на чудо, приблизился к трупу. Навис над ним, обхватив голову руками, закачался, из груди вырвался сдавленный стон.
Лицо покойной было изуродовано вышедшей через глаз пулей, но Хворостов и не смотрел на него. Он и без того узнал свою жену.
Дарья Борисовна снова взяла его под руку, но в этот раз ее тон прозвучал не в пример жестче:
– Роман Евгеньевич, вы мешаете работать.
– Да, конечно...
Он позволил отвести себя в сторону. Увидев меня, встрепенулся, страдальческую гримасу на какие-то мгновения подменила начальственная строгость.
– Вы что здесь делаете, товарищ капитан?
– Работаю, – ответил я, едва удержавшись от соблазна съязвить.
– Ну да, ну да... – болезненно скривившись, качнул головой Хворостов. – Знаю, как вы работаете...
Мне совсем не понравился его тон. Я попытался, но не смог сделать скидку на его страдания.
– Как я работаю?
– Где капитан Петрович, там трупы... Сколько людей вы убили, капитан?
Это был не просто камень, подполковник запустил целый метеорит в моей огород – раскаленный до плазменной яркости, гиперзвуковой, взрывной. И я не смог выразить свое возмущение лишь потому, что у меня перехватило дыхание от такой наглости, а лицо как будто онемело.
– Зачем вы так говорите, Роман Евгеньевич? Капитан Петрович выполнял свой долг, – вступилась за меня Бесчетова.
Но похоже, Хворостов и без нее понял, что хватил через край. И сделал примирительный жест – немощно коснулся пальцами моего плеча. И сквозь зубы шепнул: «Извини!»
– Трупы, – кивнул я. – Три трупа в лесу, труп на Каланчевской, труп на Карамзина, труп здесь...
Что-то щелкнуло у меня в сознании, что-то подтолкнуло меня на этот счетный ряд. Там труп, там труп... Неспроста все это, неспроста... Надо взращивать сумеречный зачаток, развивать его в мысль.
– Да ты извини, капитан, с языка сорвалось. – Хворостов тупо смотрел куда-то мимо меня.
Бродят мысли у него в голове, заскакивают на язык, но как будто не с ним это происходит. Он сейчас не с нами, он сейчас в той жизни, где жена была живой.
– С языка?! Сорвалось?.. С вашего языка?
Так, блокирующая оболочка в памяти затрещала по швам. Давай, Петрович, напрягай извилины, может, и родишь трассирующую мысль... Видимо, от умственного напряжения выражение моего лица стало таким же невменяемым, как у собеседника. Может, потому и дернула меня Бесчетова за рукав.
– Вы знали тех людей, которых убили в лесу!
Все-таки я выстрелил! Потому что вспомнил наш разговор с Хворостовым, когда он приходил снимать меня с должности. Тогда, чтобы, помимо прочего, обосновать свое решение, он упрекнул меня в том, что из-за меня погиб киллер. Тогда, помнится, Гнутьев сделал ему внушение, после чего подполковник сказал, что действовал я, в общем-то, правильно. И еще он добавил, что немного знал погибшую семью. И сказал, что это неважно... А может, именно это и важно!
– Каких людей? – тряхнув головой, спросил Хворостов.
– Семья Коротеевых. Отец, мать, младшая дочь – их киллер убил. Осталась только старшая дочь...
– Да, да, Коротеевы... – с трудом осмысливая наш разговор, кивнул подполковник. – Мы с Леной к ним в гости ходили...
– Вы их знали?
– Ну, если в гости ходили...
Краем глаза я увидел идущих к нам рубоповцев, Глыжина и с ним Пригожих. Бесчетова тоже их заметила, но в отличие от меня на месте она не осталась и ревностно перегородила им путь, не подпуская ко мне. Похоже, она почувствовала, что я нащупал ниточку, дернув за которую можно было распутать клубок заказных убийств. А ей вовсе не хотелось отдавать РУБОПу зачетную галочку в показателях раскрываемости убийств.
– А откуда вы их знали?
– Лена с ними познакомилась. Она в Москву с ними ездила, экскурсия там была... Извини, капитан, мне нужно немного побыть одному...
Хворостова трясло как в горячечной лихорадке, в лице ни кровинки, подбородок нервно подрагивал. В заторможенном ритме он повернулся ко мне спиной, на негнущихся ногах направился к своей машине. Только тогда Дарья Борисовна подпустила ко мне взбудораженного Никиту. Вернее, она просто не в состоянии была его удерживать.
– Здорово, Петрович! Опять заказуха? – в привычной своей беспардонной манере прогрохотал Глыжин.
– Как видишь.
– Да вижу... Хворостова жену застрелили, да? – спросил он, едва заметно кивнув на «Тойоту».
– Застрелили... Все тот же длинноногий в синей куртке и очках...
– Ну да, длинноногий, – из глубины раздумья отозвался он. – Высокий и худощавый?
– И это было.
– Что ж, тогда выходит, что Заварский не только Меднянского заказал.
– А ты уверен, что Заварский его заказал?
– Хотелось бы верить, – озадаченно поджал губы Глыжин.
А мне хотелось поделиться с ним своими соображениями, на которые навел меня Хворостов. Но стоящая за Глыжиным Бесчетова заговорщицки подмигнула мне и для большей убедительности нахмурила брови.
– Думаю, не все так просто, – покачал я головой.
– Похоже на то... Кстати, Хворостов у нас и высокий, и длинноногий.
– Вот им и займись, – совсем не весело сказал я.
– Алиби у него спросил?
– Я что, враг своим барабанным перепонкам?
– Ну да, можно и нарваться... Но я все равно спрошу.
– Лучше не сейчас.
– Да, дела… прямо эпидемия какая-то заказных убийств.
– Если свирепствует такая эпидемия, значит, кому-то это надо.
– Кому?
– Вам это дело тянуть, вам и думать.
– Так мы и вас подпряжем, – игриво глянув на Бесчетову, сказал Глыжин.
– А мы сопротивляться не будем, – лукаво улыбнулась она. – Только если мы найдем убийцу, в зачет это пойдет нам, а не вам.
– А вот ревность – это не хорошо, э-э...
– Дарья Борисовна.
– Не хорошо, Дарья, ревновать... Хотя для дела это, конечно, полезно... Давайте договоримся, вы меня в курсе держите, а я вас, ну, если вдруг там косточка в земле какая.
– Договорились, – кивнул я.
Показатель раскрываемости нашего отдела меня уже мало интересовал. Главное, киллера найти, а через него заказчика. И не так уж важно, кому достанутся лавры... Но в то же время хоть как-то, но я проникся солидарностью со своей начальницей, а она очень хотела срубить палку в отчетность. Поэтому я и не стал делиться с Глыжиным информацией, полученной от Хворостова, но которую я по праву мог назвать своей интеллектуальной собственностью. К тому же пока еще неясно, какое отношение поездка в Москву могла иметь к убийству.
Поездка в Москву...
– А ведь и Меднянский был в Москве! – озаренно протянул я, глядя, как майор Глыжин склоняется над трупом потерпевшей.
Он не мог слышать меня, да и я говорил не для его ушей.
– Меднянский?! – заинтригованно вскинулась Бесчетова.
– Да, недавно ездил. На экскурсию. Путевку где-то выиграл и поехал... Надо бы и насчет Моносеевой пробить, соседка ее может знать. Но ты сама к ней отправишься.
– Почему я? – не очень-то возмутилась начальница.
– Потому что я сексуальный агрессор.
– Это ты на что намекаешь? – Дарья Борисовна изобразила страх передо мной, но вышло это у нее совсем неубедительно.
И улыбка предательская на губах выступила.
– Я не намекаю. Вы сами говорили, что я сексуально домогался гражданки Чижовой.
– Да, кажется, было такое.
– Поговорите с ней, узнаете, можно ей верить или нет.
– И поговорю.
– А я, пожалуй, с Багеровым поговорю. Может, зря мужик мается...
– Мается, – кивнула Дарья Борисовна. – И ни в чем не признается.
– Потому что невиноват. Хотя все может быть...
– Его уже в СИЗО перевели, – напомнила Бесчетова.
Увы, но все занозы в деле об убийстве Моносеевой втыкались в тщедушную плоть Багерова. Все сходилось на нем. И половой контакт был с бывшей женой накануне происшествия, и время, когда он покинул квартиру, примерно сходилось с моментом убийства. Примерно, потому что погрешность в установленном времени смерти составляла не меньше часа, а за такой промежуток много зла можно натворить. К тому же он действительно мог претендовать на квартиру бывшей жены, потому что до сих пор был прописан там. И хотя орудия убийства не нашли, Багеров был взят под стражу, следователь прокуратуры предъявил ему обвинение и отправил в следственный изолятор.
Глава 8
К тюремным стенам я привык так, как свыкается врач с больничными палатами с их казенной убогостью и угнетающими запахами болезней. Но может ли привыкнуть врач к тому, что его пациенты время от времени умирают... Мог бы я быть уверенным в том, что заключенные несут справедливое наказание… Запах кислой баланды, прогорклый дух безнадежности действовали мне на нервы так, будто я сам содержался здесь на казенном пайке.
Я сидел за облупленным столом в помещении для допросов и смотрел на сизых голубей, сидевших на телевизионной антенне. Такие же птички не так давно испачкали мне куртку, но сейчас, вспомнив этот случай, я лишь улыбнулся. И подумал, что на этих голубей могут смотреть арестанты из своих камер. Что думают люди, глядя на них, что вспоминают, какие надежды питают? Может, ждут весточку с воли по голубиной почте?..
– Разрешите?
Конвоир провел в комнату Багерова. Бедный, несчастный, затравленный и запуганный. Он смотрел на меня, как на какого-то камерного пахана, который мог его беспричинно обидеть, унизить, растоптать. А что он мог еще думать обо мне? Ведь я – представитель закона, по букве которого Багеров был взят под стражу. Закона, который не позволил ему остаться на свободе под подписку о невыезде. А ведь могли бы сделать бедолаге снисхождение...
Возможно, Багеров ненавидел меня, как бес – икону. Но выказывать он свои чувства не стал. Робко, но громко поздоровался, сложив руки на груди так, будто держал узелок с пожитками. Мне искренне было жаль этого человека, поэтому я поднялся ему навстречу, подал руку в знак приветствия, кивком головы показал на место, которое он должен был занять.
– Настроение у вас, Родион Андреевич, смотрю, ни к черту, – присаживаясь, заметил я.
– А от чего оно может быть хорошим? – с боязливым сарказмом спросил он. – Камера переполнена, условий нет... Да что там условия! Жизни нет!.. – обреченно махнул он рукой. – Но вам-то какое до этого дело? Вам главное – человека посадить.
– А вы ни в чем невиноваты?
– Представьте себе, нет!
– У вас жена с маленьким ребенком.
– И что с этого?
– У вас жена новая, а вы со старой спите.
– Но это мое личное дело.
– Ну, может, и личное. А может, небеса вас за это наказали.
– Я не верю в бога.
– Что ж, теперь у вас есть возможность убедиться в том, что бог есть. Изменили жене – оказались в тюрьме.
– Это слишком жестоко, – отчужденно, но вместе с тем и заинтригованно посмотрел на меня Багеров.
– Это предупреждение. Чтобы покаялись и больше не грешили.
– Я не пойму, это вы серьезно или издеваетесь?
– Серьезно.
– А мне кажется, издеваетесь. Мне срок за убийство светит, а вы мне про какую-то измену говорите.
– А была измена?
– Ну, допустим, была.
– А убийство?
– Нет!
– Что, и никто вашу жену не убивал?
– Убивал. Но это не я!.. И не надо, пожалуйста, меня путать. Я человек чувствительный, меня легко вывести из состояния душевного равновесия.
– Что ж, не буду испытывать вас на прочность. Тогда перейдем к делу. Скажите, не была ли ваша бывшая жена накануне убийства в Москве?
– Была... По путевке ездила...
– В апреле?
– Э-э... Кажется, в апреле. Да, в апреле.
– Перелет в бизнес-классе? Гостиница «Космос»?
– Вы откуда знаете?
– Работа такая.
– Да, ездила она в Москву, в апреле. Говорит, очень понравилось. А почему вы спрашиваете? – разволновался Багеров.
– А вас что-то беспокоит? – вопросом на вопрос ответил я.
– Да нет, – замялся заключенный.
– А мне кажется, беспокоит, – всматриваясь в его глаза, настойчиво сказал я.
– Вам показалось.
– Ну, если показалось, тогда ничем вам помочь не могу.
– А чем вы можете мне помочь?
– Родион Андреевич, мне от вас нужна правда и только правда. От этого, возможно, зависит ваша свобода. Возможно, сейчас вы пытаетесь скрыть от меня зерно истины, которое может вас спасти.
– Вы думаете? – занервничал Багеров.
– Вас тревожит что-то личное?
– Ну, в общем-то, да... Понимаете, мы расстались с Эльвирой по глупости, по моей глупости. К сожалению, я понял это слишком поздно... В общем, Эльвиру я любил и ревновал. А она у меня красивая, мужчины липнут...
Я бы мог поспорить с Багеровым, потому что видел Эльвиру мертвой и живой на фотографии. Не красавица, черты лица неправильные, крупные, сама полноватая, но была в ней некая чувственная изюминка, которая действительно могла привлекать к ней мужчин.
– И кто же к ней прилип?
– Да был один… Он у нее как раз после Москвы появился. Я так понял, они там, в поездке, познакомились.
– Как зовут?
– Э-э, Толик... Мой Толик, говорила... Правда, роман у них недолго длился. И она к нему охладела, и он... Со мной, сказала, лучше... А может, и не было ничего, может, она сама все придумала, чтобы меня раззадорить...
– То есть вы его не видели?
– Нет. Она говорила, что с Толиком познакомилась. Сказала, что роман у них... Мне кажется, она позлить меня хотела...