15 октября Троцкий телеграфировал Ленину и Свердлову о необходимости назначения заместителя председателя Реввоенсовета Республики: «Ввиду того, что работа заместителя имеет преимущественно формальный, упорядочивающий характер, считаю единственно подходящую кандидатуру Склянского как лица, хорошо знакомого со структурой ведомства и руководившего Военно-законодательным советом. Склянский будет при этом условии назначен начальником Управления делами Реввоенсовета Республики с непосредственным подчинением ему Военно-законодательного совета как кодификационного аппарата».
Позднее вхождение в Реввоенсовет Э.М. Склянского связано с его участием в подготовке отчёта Высшего военного совета. Отчёт был готов к 16 октября. В документе указывались задачи, стоявшие перед Высшим военным советом, начиная со сбора «разрозненных, без связи действующих войсковых частей», учёта их и сведения в отрядные организации на северном, западном и южном участках отрядов Завесы для удобства управления ими; переформирования отрядов в более совершенные единицы (дивизии), укомплектование Завесы, организации местных комиссий для разбора и улаживания инцидентов с немцами в пределах демаркационной зоны и т.д.[560] Учитывая пожелание Троцкого, ЦК РКП(б) назначил 22 октября Э.М. Склянского заместителем председателя Реввоенсовета Республики. Вот как Троцкий описывает знакомство со своим постоянным в будущем коллегой: «Среди других партийных работников я застал в военном ведомстве военного врача Склянского. Несмотря на свою молодость — ему в 1918 году едва ли было 26 лет, — он выделялся своей даровитостью, усидчивостью, способностью оценивать людей и обстоятельства, т.е. теми качествами, которые образуют администратора. Посоветовавшись со Свердловым, который был незаменим в делах такого рода, я остановил свой выбор на Склянском в качестве моего заместителя. Пост заместителя стал тем более ответственным, что большую часть времени я проводил на фронтах. Склянский председательствовал в моё отсутствие в Реввоенсовете, руководил всей текущей работой комиссариата, т.е. главным образом обслуживанием фронтов, наконец, представлял военное ведомство в Совете обороны, заседавшем под председательством Ленина. Если кого можно сравнить с Лазарем Карно французской революции, то именно Склянского. Так как приказы печатались в центральных органах и местных изданиях, то имя Склянского было известно повсюду». Кроме того, Троцкий писал о своём заместителе: «…За все годы работы, встречаясь с ним с небольшими перерывами ежедневно, ведя с ним по телефону деловые разговоры по нескольку раз в день, чувствовал, что моё уважение и любовь к этому несравненному работнику росли изо дня в день. Это была превосходная человеческая машина, работавшая без отказа и без перебоев. Это был на редкость даровитый человек, организатор, собиратель, строитель, каких мало. Да, талантливость организатора широкого масштаба, связанная с деловой уверенностью, с выдержкой, со способностью отдавать своё внимание мелочам повседневной кропотливой работы, — это встречается не часто. Между тем именно это сочетание большого творческого размаха со способностью сосредоточения на мелочах, сочетание таланта с трудолюбием — это и создаёт настоящих строителей, и одним из талантливых представителей этого типа в наших рядах был Склянский»[561].
Э.М. Склянский фактически руководил всеми делами в отсутствии председателя, в последующем — координировал деятельность других органов, поддерживал связь РВСР с СНК и Советом обороны.
Вместе с тем в состав Реввоенсовета Республики попали и давние недоброжелатели Л.Д. Троцкого. Для установления взаимоотношений высших военных руководителей в сентябре 1918 года нужно вернуться к событиям лета 1918 года.
В мемуарах Н.П. Кобозева — сына П.А. Кобозева есть эпизод, рассказанный последним, о том, как в 1918 году Ленин в разговоре сначала винил Троцкого в отдаче приказа — под угрозой расстрела разоружить Чехословацкий корпус, а затем, по воспоминаниям, добавил, «перейдя почти на шёпот:
— Нет худа без добра. Теперь у нас есть отличный предлог к организации наших вооружённых сил, но не против Германии… а против нашей внутренней контрреволюции»[562]. Кобозев (или его сын), конечно, лукавили: Троцкий наверняка гнул ту же линию, что и Ленин: им нужен был любой предлог для создания собственной вооружённой силы. Безусловно, правдивым было воспоминание о следующем заявлении Ленина: или к зиме 1918/19 года мы создадим миллионную армию для защиты Советской республики (вернее, собственной власти…), или слетим. Для введения в заблуждение германского правительства Ленин планировал применить тот же приём, что во время большевистского подполья, когда после запрета очередного печатного органа появлялся новый — не будет «Красной армии», будет «Социалистическая», «Революционная», «Рабоче-крестьянская» или любая другая[563].
Если верить воспоминаниям, Ленин в этот период рассчитывал на неспособность немцев перебросить значительные силы с Западного фронта (театр военных действий с Антантой) на Восточный. Это и было гарантией, что не придётся возобновлять войну с Германией, имея у себя в тылу восставший Чехословацкий корпус.
Далее следует рассказ, в котором есть направленная информация. Разобраться в правдивости тех или иных воспоминаний (к тому же не непосредственного участника событий, а сына участника) крайне сложно. Мемуары написаны в 1973 году — имя Троцкого оставалось под запретом, отзываться о нём положительно было небезопасно. В то же время отношения Троцкого с Лениным и «ленинской гвардией» (а Кобозев безусловно был «ленинцем») всегда были напряжёнными, поэтому сам факт спокойного рассказа о председателе Высшего военного совета внушает определённое доверие к столь специфическому источнику.
Не приходится сомневаться в тезисе: Ленин не верил Троцкому «ни на грош» и собирался сместить его после создания боеспособной армии. О недоверии Ленина Троцкому, помимо Кобозева, свидетельствует и Вацетис (причём теми же словами)[564].
Однако указанные в воспоминаниях причины требуют пояснения: Троцкий «сидит в Высшем военном совете, окружил себя спецами и ни одного заседания нет, которое не было бы известно за границей»[565]. Безусловно, Ленин боялся Троцкого как возможного военного диктатора; у Троцкого оставались связи за границей, установленные им на посту наркома по иностранным делам и ранее, до революции (особенно в США); не исключено, что представители Антанты предлагали ему помощь в организации переворота при условии отмены Брестского мира и возобновления войны с Германией. Утверждение, что ни одно заседание Высшего военного совета не обходилось без иностранных представителей, было, конечно, сильным преувеличением. Но при этом на заседаниях неоднократно обсуждались вопросы, связанные с германской агрессией и возможностью возобновления войны — на этих заседаниях присутствие представителей Антанты было вполне возможным. 8 января 1931 года задержанный по делу «Весна» кадровый военный, резервист РККА Д.Д. Зуев рассказал на допросе в ОГПУ о двух заседаниях Высшего военного совета: на обоих председательствовал Троцкий, присутствовал также К.Б. Радек; по вопросу о штатах — представители итальянской или французской военной миссии (Зуев не мог припомнить точно какой). На заседании «принимались штаты № 220, 3-бригадная дивизия и т.п., отдельно ставились условия приёма офицеров, и правовое положение инструкторов внутри РККА[566]. Основание для датировки даёт штат № 220.
23 июля Высший военный совет рассмотрел доклад своего военного руководителя — генерала М.Д. Бонч-Бруевича. Генерал писал, что для «исчерпывающей полноты сведений о дислокации» германских частей разведывательные органы обменивались сведениями с органами разведки французской, английской и итальянской армий. Вопреки приказу Наркомвоена № 66 от 1918 года, запрещавшему оказывать содействие «французским и английским сухопутным и морским офицерам», М.Д. Бонч-Бруевич и его коллеги настаивали на продолжении обмена разведывательными сводками с французской, английской и итальянскими миссиями. Высший военный совет в составе председателя Л.Д. Троцкого и членов — военных специалистов Н.М. Потапова и Е.А. Беренса — не счёл возможным верить информации органов, руководящих враждебными Советской России военными действиями, и не нашёл потому основания обмениваться сведениями с английской и французской миссиями[567]. Всё это так… в принципе. Только вот постановление Высшего военного совета могло быть «отвлекающим манёвром», призванным замаскировать ведшиеся в действительности переговоры…
23 июля Высший военный совет рассмотрел доклад своего военного руководителя — генерала М.Д. Бонч-Бруевича. Генерал писал, что для «исчерпывающей полноты сведений о дислокации» германских частей разведывательные органы обменивались сведениями с органами разведки французской, английской и итальянской армий. Вопреки приказу Наркомвоена № 66 от 1918 года, запрещавшему оказывать содействие «французским и английским сухопутным и морским офицерам», М.Д. Бонч-Бруевич и его коллеги настаивали на продолжении обмена разведывательными сводками с французской, английской и итальянскими миссиями. Высший военный совет в составе председателя Л.Д. Троцкого и членов — военных специалистов Н.М. Потапова и Е.А. Беренса — не счёл возможным верить информации органов, руководящих враждебными Советской России военными действиями, и не нашёл потому основания обмениваться сведениями с английской и французской миссиями[567]. Всё это так… в принципе. Только вот постановление Высшего военного совета могло быть «отвлекающим манёвром», призванным замаскировать ведшиеся в действительности переговоры…
Отношения членов Реввоенсовета Республики не сложились задолго до сентября 1918 года. По воспоминаниям Н.П. Кобозева, его отец, получив предложение Ленина стать членом РВС Восточного фронта, выразил сомнения в целесообразности работы под руководством Троцкого, с которым он поссорился ещё во времена подавления войск атамана Дутова. Ленин же заверил Кобозева, что на деле ни о каком подчинении речи не шло: у Троцкого останется «высшая власть», а в руках Кобозева «будет реальная сила»; ответственным за снабжение армии в аппарате Наркомвоена будет «поручено проследить за снабжением… фронта всем необходимым, в том числе и боевыми частями»[568]. Возможность дачи председателем СНК такого обещания в принципе подтверждается источниками[569]. Троцкому неподчинение руководства Восточного фронта предполагалось объяснить опасением осложнений отношений с Германией, если Троцкий как наркомвоен захочет лично участвовать в создании вооружённых сил на Восточном фронте. Ленин также обещал дать Кобозеву разрешение на организацию собственного штаба фронта, выделив для этого в качестве руководителя оперативным отделом С.И. Аралова из Оперативного отдела Наркомвоена; указал, что «вопросами формирования частей, направляемых на фронт, поручено будет заниматься отделу формирований Наркомвоена, который будет направлять уже сформированные и вооружённые полки в распоряжение Кобозева («ваше дело ими распоряжаться далее по своему усмотрению»). Оперод до реорганизации в октябре-ноябре 1918 года был вполне самодостаточной организацией. Далее в мемуарах Кобозева очевидная фантазия: «Организация дивизий и армий целиком передаётся вам и с вас за это будет спрос»[570] (сказал якобы В.И. Ленин) — формирование дивизий из отрядов Завесы проводилось как в военных округах, так и на фронте в соответствии с приказом Высшего военного совета № 37 от 3 мая 1918 года, в который Высшим военным советом вносились впоследствии определённые коррективы[571].
Что удивительно, так это ссылка Н.П. Кобозева на полученную им от историка В.И. Минеева копию записи речи отца на заседании Истпарта Среднеазиатского бюро ЦК от 13 ноября 1927 года (ссылка на Партархив УзФИМЛ, без указания контрольно-справочных сведений — проверить затруднительно), в котором дублировался рассказ о назначении Кобозева главой РВС Восточного фронта (вернее — его председателем)[572].
Последний пассаж о создании первого в истории Реввоенсовета: «Отец добавил — таким путём возникло два органа военного управления: Высший военный совет во главе с Троцким и Реввоенсовет Волжско-Чехословацкого фронта во главе со мной, с дальнейшей перспективой развития в высший орган военного управления, и Троцкий отлично понял смысл этого разделения власти и отделения от него вопросов непосредственного управления реальной военной силой в лице создаваемой на Востоке миллионной рабоче-крестьянской революционной армии»[573].
Основанием для написания мемуаров о взаимоотношениях будущих членов РВСР в РВС Восточного фронта стали сведения, полученные сыном в 1938 году (!) — в самый разгар политических репрессий, когда любое неосторожное заявление и правдивое воспоминание могли стоить человеку жизни. В то время, когда осторожный Подвойский продолжал аккуратно присылать в редакции журналов статьи вроде «Ленин и Сталин — создатели Красной Армии» или «История РККА не знает ни одного важного шага в её организации — без руководства Ленина, Сталина, Свердлова, Дзержинского»[574], Кобозев якобы упоминал о Троцком — наркоме по военным делам и председателе Высшего военного совета. Естественно — в отрицательном ключе. Оставление Казани Кобозев «свалил» на коллегу Троцкого по «межрайонке» — репрессированному к тому времени И.И. Юренева[575].
11 июня Совнарком обсуждал вопрос «о назначении Вацетиса Главнокомандующим и тов. Данишевского членом Революционного военного совета на Восточном (Чехословацком) фронте» (докладывал Л.Д. Троцкий). Резолюция — утвердить[576]. Таким образом, представление на руководящие должности на Восточном фронте, как и полагалось, сделал Совнаркому высший военный руководитель. На этом идиллия закончилась.
В Казани Троцкий окончательно рассорился с Кобозевым — тот, по воспоминаниям, сразу обвинил руководство Восточного фронта в оставлении города и заявил о намерении «судить изменников» и «помочь фронту вернуть Казань… своими оперативными распоряжениями», добавив о невозможности руководить «живой работой» в Высшем военном совете[577]. По порядку: Троцкий действовал действительно жестоко, расстреливая за измену не только военспецов, но и коммунистов[578].
Далее приводится рассказ, в правдивости которого сомневаться не приходится; только вот, на наш взгляд, в основе были не воспоминания 1938 года, а архивные документы, с которыми работал Н.П. Кобозев. В мемуарах фигурируют отнюдь не в качестве «врагов народа» репрессированный по делу «Весна» военспец Парфений Маргур, легендарный чекист — первый комиссар Петропавловской крепости Г.И. Благонаправов, автор «открытого письма» Сталину бывший моряк Ф.Ф. Раскольников и др. Итак, 16 августа 1918 года в Свияжск прибыли Главком И.И. Вацетис и член коллегии Наркомвоена К.А. Мехоношин, несколько позднее к ним присоединился К.Х. Данишевский. Собравшись, все четверо (включая самого П.А. Кобозева) решили перенести ставку РВС Восточного фронта в Арзамас и там продолжать работу, опротестовав в СНК распоряжения и приказы Троцкого, касающиеся компетенции РВС фронта[579].
Троцкий безуспешно пытался поставить РВС Восточного фронта на место. Телеграмма от 17 августа 1918 года:
«Арзамас, Реввоенсовету, <Казань>
Во избежание путаницы предлагаю за разрешением общегосударственных вопросов обращаться ко мне. Если представится надобность, я обращусь в Совнарком и ЦИК. Иной порядок недопустим.
По существу внесённых предложений отвечаю:
1) <создание> формирование унтер-офицерских и инструкторских батальонов в принципе утверждается;
2) выработку примерных штатов возлагаю на штаб Реввоенсовета в Арзамасе в суточный срок;
<ближайшим центром формирования>
3) центрами формирований предлагаю избрать Нижний, Москву, Петроград.
4) общее наблюдение за этой работой возлагаю на т. Мехоношина, которому с определёнными директивами Реввоенсовета отбыть на места формирований;
5) проект приказа <загот[овить]> изготовить штабу Реввоенсовета в суточный срок и сообщить мне текст по прямому проводу для утверждения и опубликования.
Наркомвоен Троцкий»[580].
В военном руководстве на Восточном фронте, по воспоминаниям, сложились две группировки: с одной стороны, И.И. Вацетис, С.И. Гусев, П.А. Кобозев, К.А. Мехоношин и К.Х. Данишевский, с другой — Л.Д. Троцкий, А.П. Розенгольц, выпускник ускоренных курсов Императорской Николаевской военной академии 1918 года П.М. Майгур (начальник штаба)[581]. К первой группе 23 августа примкнул С.И. Аралов, в телеграмме раскритиковавший Высший военный совет (прежде всего, М.Д. Бонч-Бруевича) и указавший в заключение: «Оперативный отдел считает необходимым передать штаб Высшего военного совета в полном составе на Восточный фронт в распоряжение Главкома Вацетиса, в руках которого предлагалось объединить командование всеми фронтами»[582]. В последнем случае не стоит заблуждаться: Аралов наверняка не столько хотел поддержать Реввоенсовет Восточного фронта, сколько избавить свой Оперод от мощного конкурента — аппарата Высшего военного совета: по свидетельству Главнокомандующего Восточным фронтом полковника И.И. Вацетиса[583], Высший военный совет, «стоявший во главе тогдашнего военного аппарата, оказался совершенно не приспособленным к кипучей и практической работе», и все обязанности этого совета «исполнял Оперод»[584].