Но если nepotismo часто всплывает в обсуждениях и репортажах о политике, то о favoritismo написано и сказано гораздо меньше. В течение многих десятилетий местные власти левого крыла следили за тем, чтобы всевозможные контракты доставались «красным» кооперативам. И такие насквозь «кровосмесительные», несправедливые и антиконкурентные отношения распространены очень широко. На это то и дело указывают правые политики, чтобы продемонстрировать, что не все предосудительные поступки в Италии можно свалить на Сильвио Берлускони и его сторонников. Но это, похоже, никому не интересно.
Еще менее предосудительным считается обмен услугами. Он играет важную роль в жизни итальянцев и, как мне кажется, лежит в основе многих проявлений коррупции. Несколько лет назад социологическая служба провела опрос с целью выяснить, как часто итальянцы обращаются за помощью к родным и знакомым. Оказалось, что за предыдущие три месяца почти две трети просили содействия родственника; более 60 % – друга и более трети – коллеги по работе. Если бы любезность была оказана без ожидания чего-либо взамен, то никакой проблемы в этом не было бы, но в Италии есть глубоко укоренившаяся традиция, восходящая еще к античности: за услугу следует рано или поздно отплатить. «Omnia Romae cum pretio» («Все в Риме имеет свою цену»), – написал Ювенал во времена Траяна, и с тех пор ничего не изменилось.
Из наложения культуры взаимных одолжений на широкую распространенность протекционизма и кумовства получило свое развитие такое явление, как raccomandazione, так же известное как spintarella («покровительство») и – что звучит невиннее – indicazione («указание»), или segnalazione («подача сигнала»). В самом широком смысле слова, raccomandazione («рекомендация») может обозначать любое ходатайство одного человека перед другим в интересах третьего. Есть множество более или менее безобидных примеров: скажем, мэр звонит в местный гараж, чтобы сын друга, только что прибывший в город, получил хорошее техобслуживание по разумной цене. Гораздо менее безобидна широко распространенная практика вмешательства влиятельных людей в интересах их родственников, помощников или клиентов, чтобы подвинуть их повыше в листах ожидания в больнице или обеспечить им льготное получение государственного жилья.
В этом более широком смысле raccomandazione распространены настолько широко, что политики иногда открыто признаются в оказании подобного содействия. Это явление было даже упомянуто, хотя и довольно неохотно, в постановлении Верховного Суда. Судьи заявили, что «прибегание к raccomandazione теперь настолько вошло в привычку и укоренилось на практике, что большинству людей кажется незаменимым инструментом не только для того, чтобы получить причитающееся им, но и для того, чтобы восстановить приемлемое качество работы неэффективных государственных служб».
В более узком и повсеместно применяемом смысле raccomandazione относится к поиску работы. В прежние времена и это было довольно безобидно. Можно даже утверждать, что до 1960-х система raccomandazioni вносила свой вклад в рост мобильности рабочей силы и превращение Италии в более справедливое общество, в котором положение человека зависит от его способностей. Обычно сельский житель, который решил поискать работу в другом месте, обращался к приходскому священнику или мэру за raccomandazione, которую можно было бы предоставить возможным работодателям. Обычно там говорилось, что он или она имеет хороший характер и не состоит на учете в полиции. Возможно, указывались еще какие-то подробности. По сути это было тем, что сегодня назвали бы характеристикой. В некоторых случаях raccomandazione могла быть адресована кому-то конкретному, на кого священник или местный чиновник имели влияние. Но чаще самым большим, в чем они могли проявить свою власть, был отказ в raccomandazione кому-то или из-за недоброжелательного отношения, или из-за искренней убежденности, что этот человек ее не заслуживает.
По мере того как самыми влиятельными организациями в итальянском обществе становились партии, именно политики превращались в главных raccomandatori. В обществе, где соискателями работы теперь были в основном городские жители, функционеры христианских демократов заменили приходских священников в роли вершителей судеб, которые выносили вердикт, кто достоин, а кто не достоин рабочего места. У некоторых функционеров даже были помощники, единственная задача которых заключалась в том, чтобы сортировать просьбы о raccomandazioni и решать, заслуживают ли они внимания. Правая рука Джулио Андреотти Франко Эванджелисти был легендарным распределителем привилегий от имени своего руководителя.
Но критерии, которые применяли он и ему подобные, существенно отличались от тех, которые использовали – или должны были использовать – священники и местные чиновники. Для трудоустройства требовалась уже не высокая нравственность, не отсутствие проблем с полицией, а лояльность определенной партии. Более того, у политического деятеля или его помощника – в отличие от сельских священников и начальников полиции – почти всегда были рычаги влияния на человека, который мог предоставить работу или требуемую услугу.
Операция «Чистые руки» резко ограничила власть партий. Но политики, и не только они, продолжают раздавать привилегии в форме raccomandazioni. Опросы последних лет показывают, что до половины всех итальянцев обязаны своему трудоустройству raccomandazioni. Одно из самых подробных исследований было проведено финансируемой государством организацией по исследованию занятости – Isfol. Она установила, что 39 % опрошенных нашли себе работу с помощью родственников, друзей, знакомых или действующих сотрудников фирмы. Еще 20 % трудоустроились в государственном секторе на основе открытого конкурсного отбора. Но в результатах опроса удивляло, насколько мало итальянцев использовали пути трудоустройства, которые считаются нормальными в других обществах. Только 16 % нашли работу, отправив резюме, и только 3 % откликнулись на рекламные объявления в прессе.
Несколько лет назад новостной журнал L'Espresso обнаружил, что итальянская почтовая служба хранила базу данных специально для raccomandazioni, в которой содержались имена raccomandati и их raccomandatori. Среди последних был и ватиканский кардинал.
Raccomandazioni по самой сути своей несправедливы. Они создают препятствия на пути к меритократическому обществу и приводят к упадку нравственности. Я лично знаю итальянцев, которые упорно трудились на своих должностях и добились лишь того, что их обошли на карьерной лестнице – а в некоторых случаях и выжили с работы – raccomandati. В одном случае raccomandata, из-за которой уволили моего знакомого, была любовницей нового директора.
Raccomandazioni означают, что людей назначают на должности, несмотря на отсутствие необходимой квалификации. Они ведут к тому, что контракты заключают с компаниями, не способными выполнить их максимально эффективно. Они закрывают доступ иностранным инвестициям. И поощряют коррупцию: кто-то, кто обязан своими средствами к существованию благоволению другого, не может отказаться, если этот другой однажды попросит оказать недозволенную или даже незаконную услугу.
Коррупция также сдерживает экономику и делает итальянцев беднее, чем они могли бы быть, – это упускают из виду те итальянцы, которые равнодушно пожимают плечами при упоминании взяточничества. Возьмем лишь один пример: страна, в которой сумма взяток в плановом порядке добавляется к государственным контрактам, сталкивается с тем, что ей приходится собирать эту надбавку дополнительно в форме налогов. Это, в свою очередь, уменьшает совокупный чистый доход, понижает потребление, сокращает спрос и, таким образом, сдерживает рост. Коррупция ограничивает конкуренцию, делая экономику менее эффективной и производительной.
Оценка потерь от взяточничества – еще более рискованное мероприятие, чем проведение международных сравнений. Но, согласно последним оценкам национальной счетной палаты Италии, коррупция обходится стране в такую сумму, которой хватило бы, чтобы покрыть все выплаты процентов по ее обширным государственным долгам. Ирония в том, что сами эти долги, по крайней мере частично, – результат завышенных правительственных расходов из-за tangenti.
Если верить мнению Transparency International о том, что в 2000-х Италия уверенно обошла по степени коррумпированности другие страны, то этому могут быть три объяснения. Одно – что другие страны постепенно стали менее коррумпированными, в то время как Италия оставалась на месте. Второе – вариация на ту же тему: в Италии положение дел улучшилось, но в остальном мире улучшение было еще значительнее. И, наконец, последнее: возможно, Италия действительно стала за последние годы более коррумпированной страной. К сожалению, есть основания думать, что именно это последнее объяснение верно.
Примечательно, что восхождение Италии в таблице Transparency International закончилось в том же году, когда был избран Сильвио Берлускони и начался десятилетний период его управления страной. Именно под его руководством обстановка изменилась.
Примечательно, что восхождение Италии в таблице Transparency International закончилось в том же году, когда был избран Сильвио Берлускони и начался десятилетний период его управления страной. Именно под его руководством обстановка изменилась.
Дело не только в том, что во время его пребывания на посту премьер-министра против него постоянно проводились слушания или он находился под следствием из-за подозрений в совершении должностных преступлений, включая подкуп судей (в чем он был оправдан в 2007 году) и налоговое мошенничество (в чем он был признан виновным в 2013 году). Дело было также в том, что время от времени Берлускони говорил нечто такое, из чего можно было заключить, что его представление о коррупции весьма условно. Однажды, комментируя утверждения о том, что оборонная фирма Finmeccanica подкупом проложила себе дорогу к контракту в Индии, Берлускони заявил: «Когда крупные промышленные группы, такие как ENI, ENEL и Finmeccanica, ведут переговоры со странами, которые не являются по-настоящему демократическими государствами, необходимо принимать некоторые условия, если они хотят продавать свою продукцию».
Кроме того, при правительстве Берлускони законодательство не единожды изменялось таким образом, чтобы судам было труднее предъявить ему обвинение или осудить его. Эти изменения также усложнили задачу привлечения к ответственности обычных итальянцев, вовлеченных в коррупцию. Например, в 2002 году правительство снизило максимальное наказание за фальсифицированный учет с пяти лет до двух и ограничило условия, при которых могли быть предъявлены обвинения, так что предприниматели, которые составляли ложную отчетность, рисковали подвергнуться судебному преследованию, только если рассматриваемая сумма составляла более 1 % активов фирмы или 5 % прибыли. Берлускони был премьер-министром и тогда, когда парламент сократил сроки давности для различных преступлений – в особенности для должностных. Из-за медлительности итальянского правосудия это означает, что многие процессы по таким преступлениям заканчиваются прежде, чем дело доходит до вынесения приговора.
Некоторые из процессов против самого Берлускони застопорились как раз из-за сокращения сроков давности, инициированного его правительством. Об этом хорошо знают за пределами Италии. Но гораздо меньше известно о том, какое влияние эта мера оказала на общество в целом. Увольняясь в 2007 году из службы уголовного преследования, Герардо Коломбо, один из бывших прокуроров процесса «Чистые руки», сказал, что Италия стала свидетельницей «возрождения коррупции». К тому времени многочисленные процессы по должностным преступлениям проводились в обстановке полного понимания со стороны всех заинтересованных лиц, что ни к какому завершению они не придут. Таким образом, всем итальянцам был дан сигнал, что они могут совершать коррупционные действия, не опасаясь последствий.
Берлускони оправдывал изменения в законодательстве тем, что его несправедливо преследовали прокуроры левого крыла, желавшие добиться через суд того, чего его политические противники не сумели достичь посредством выборов: его устранения из общественной жизни Италии. Более 20 лет – фактически с тех пор как миллиардер и владелец СМИ занялся политикой и начал озвучивать эту претензию – проблема правосудия занимала центральное место в жизни страны.
18. Прощение и правосудие
Если бы у Италии был пупок, то это была бы площадь Венеции. На одной стороне возвышается грандиозная постройка, которая известна иностранцам как памятник Виктору Эммануилу, но настоящее ее название – Altare della Patria, или «Алтарь Отечества». Направо от алтаря – и где еще, если не в Италии, можете спросить вы, светский памятник назвали бы алтарем – дорога, которая проходит через Форумы к Колизею, самой узнаваемой туристической достопримечательности Италии. Слева балкон, с которого Муссолини разжигал патриотизм в народных массах. А прямо напротив гигантского беломраморного алтаря находится менее известный осколок богатого прошлого Италии: палаццо, в котором мать Наполеона, Мария Летиция Рамолино, доживала свои дни, после того как ее сына отправили в изгнание на Св. Елену.
«Все там», – сказал итальянский коллега-журналист, задумчиво глядя на площадь через одно из высоких окон Палаццо Бонапарта. Он держал в руках пакетик чипсов и время от времени запускал в него пальцы, ожидая, пока в соседнем с моим кабинете подсчитают его расходы. Сначала я подумал, что он имеет в виду те глубоко символичные здания, что виднелись из окна.
«Нет. Я говорю о людях, – сказал он. – Только взгляните: все, что вам надо знать об Италии, там, перед вашими глазами».
Была зима, и в поле зрения почти не попадались туристы. Площадь Венеции вновь заняли римляне, и там царил настоящий разгул беспорядка, еще более оголтелого, чем в разгар лета. Люди пересекали площадь во всех мыслимых направлениях, беспечно игнорируя пешеходные переходы. Motorini[100] и автомобили, фургоны и автобусы с ревом проносились в сантиметрах от них, поворачивая налево и направо и разъезжаясь друг с другом также на сантиметры. Среди автомобилей, несшихся по площади тем холодным днем, были macchinette – маленькие машинки с двигателем в 50 кубов, которыми в Италии можно управлять с 14 лет (или если вы лишились водительских прав за езду в нетрезвом виде или нарушение правил дорожного движения). Macchinette можно легко переделать так, чтобы они ездили намного быстрее, чем положенные им 45 км / ч, и они попадают в аварии примерно вдвое чаще, чем обычные автомобили. Посреди этого хаоса на возвышенном постаменте стоял полицейский, пытаясь регулировать движение. То и дело кто-нибудь из водителей – обычно на motorino[101] – делал вид, что не заметил поднятую руку, и продолжал движение в сторону одной из улиц, разбегающихся в разные стороны от площади, вызывая град судорожных свистков других полицейских, стоящих поблизости. Остановленный у обочины дороги водитель motorino, как правило, ввязывался в жаркий спор с полицейскими, разводя руками и убеждая их в своей невиновности с отчаянным выражением человека, которого совершенно неправильно поняли.
То, что мы созерцали внизу, было именно той Италией, которую имел в виду Муссолини, когда в кабинете за дверью того знаменитого балкона один немец спросил его, трудно ли управлять итальянцами. «Ничуть, – ответил он. – Это просто не имеет смысла».
Углубитесь в любую из улочек около Piazza Venezia, и вскоре вы наткнетесь на уличное кафе, которое – хотя по виду этого, возможно, и не скажешь – никогда не получало разрешения на работу в таком качестве. Делается это так: вы приобретаете кафе; через несколько месяцев ставите перед ним пару цветочных горшков; если никто не возражает, заменяете их кадками с более крупными растениями или даже небольшими деревьями в них; если и это проходит незамеченным, можете поставить между кадками и дверью в ваше кафе стол и пару стульев; затем еще и еще, до тех пор пока вы не будете готовы окружить весь пятачок линией кустов и, может быть, даже каких-нибудь цепочек, натянутых между столбиками, чтобы защитить то, что по закону является государственной собственностью, но к настоящему моменту выглядит так, будто бы относится к кафе. На этой стадии – а у вас могли уйти годы на то, чтобы зайти так далеко – вы готовы увенчать проект тентом и, возможно, какими-нибудь прозрачными пластиковыми или стеклянными стенками, чтобы защитить своих клиентов от холода зимой. Дюйм за дюймом, шаг за шагом, и вы преуспели в том, чтобы удвоить размер – и доходность – вашего кафе.
Итальянский подход состоит в том, чтобы сначала сделать, а потом просить разрешение, если вообще просить. Этот принцип применяется в миллионах перепланировок и расширений жилья, которые ни один местный чиновник никогда не одобрил бы, если только ему не дали бы bustarella («небольшой конверт»), плотно набитый банкнотами. И не только в этом. Тот же принцип был применен при строительстве целых зданий и даже микрорайонов. В 2007 году около Неаполя был обнаружен небольшой городок, состоявший из 50 зданий, которые вмещали более 400 квартир. Все это было abusivo (термин применяется к строительным проектам, которые не имеют официального разрешения). Группа по защите окружающей среды Legambiente однажды подсчитала, что в общей сложности 325 000 зданий в Италии abusivi. «Fatta la legge trovato l'inganno», как говорят итальянцы: «Законы издаются не раньше, чем в них находятся лазейки».
Однако приглядитесь повнимательнее, и вы увидите совсем другую сторону Италии. Как уже отмечалось[102], все остальные аспекты частной жизни жестко регламентированы. Это один из величайших парадоксов: итальянцы не станут повиноваться законам, и все же они будут придерживаться – причем со стальной твердостью – традиций. Только посмотрите на то, как люди загорают. В большинстве других стран вы приходите на пляж и обнаруживаете, что люди буквально разбросаны кругом в сумбурном беспорядке. Но в Италии это применимо только к так называемым spiagge libere (бесплатным пляжам). Большинство пляжей выглядит так, будто их придумал какой-то северокорейский комиссар: ряд за рядом одинаковых лежаков с одинаковыми зонтиками и проходом посередине, открывающим доступ к воде. И не то чтобы любой мог запросто пройти через пляж в море. Вход контролируется владельцами stabilimento balneare (буквально «купального учреждения»), которое распоряжается этой полоской пляжа. Некоторые stabilimenti balneari управляются местными властями, но большинство – частные фирмы (обычно с лицензией, выданной городом или муниципальным советом).