И Женя завел нудную лекцию о фотоделе. Я старательно попыталась скрыть разочарование. Похоже, Женька и впрямь не трогал фотографию. Мои расспросы его совершенно не смутили и не испугали.
– Слушай! – выпалил Женька. – Я вспомнил! Погибла фотка.
– Где?
– Ну мы с Тинкой-то разошлись…
– Знаю!
– И мне понадобились кое-какие снимки с Гоа.
– Зачем?
– Ну там были интересные интерьеры.
– И что?
– Я позвонил Тинке…
– Короче!
– И она мне отдала снимок, один! Остальные, ну те, что с интерьерами, а не с пляжа, погибли. Тинка на альбом чашку с кофе пролила. И та фотка накрылась. Мне жаль было, помнится, там интересное дерево имелось.
Я вздохнула, да уж! Я сама перепортила кучу снимков, на один, как сейчас помню, выплеснула кетчуп, когда смотрела альбом, потом уронила пакет с другими в лужу. Все ясно! Надо идти дальше.
– Коли у тебя обе руки левые, – бухтел Женя, прихлебывая кофе, – то, учитывая…
Я встала:
– Извини, мне пора.
Женька кивнул:
– Покеда. Стой!
– Что случилось?
– Твоя клиентка когда придет?
– Она позвонит.
– Ладно, – согласился Женя и, схватив со стола забытый кем-то журнал, вперился в него взглядом.
Я пошла на выход и около двери машинально посмотрела на себя в зеркало. Да уж, видок не из лучших: чересчур бледная кожа, серые губы и глаза почти без ресниц. Надо срочно покупать себе косметику. Хотя, если признаться честно, жаба душит отдавать большие денежки зря. Ведь все мазилки у меня есть, надо просто заехать к Раисе и взять забытую у нее косметичку.
Резкий звонок мобильного заставил вздрогнуть. Я поднесла трубку к уху и услышала недовольный голос Борьки Крюкова.
– Романова, ты где?
– Ну… в районе Таганки.
– Молодец, – уже более веселым тоном сказал Боря, – я испугался, что ты забыла!
– О чем? – осторожно поинтересовалась я.
– Шутница ты, Романова, – захихикал Крюков, – катишь себе на передачу, а сейчас надо мной издеваешься. Впрочем, молодец, от Таганки три минуты езды до нас, а эфир только через час.
Я едва не шагнула мимо ступеньки. Радио! Господи, совершенно вылетело из головы! Какое счастье, что «Стройкварт» расположен в двух шагах от станции, носящей мелодично-интеллигентное название «Бум».
Глава 9
Борька встретил меня у охранника.
– Эй, Романова, двигай сюда.
Я не успела опомниться, как он втянул меня в лифт, довез до второго этажа, протащил по длинному коридору и втолкнул в небольшую комнату, заставленную кожаными диванами, произведенными в тридцатых годах прошлого столетия. Если вы когда-либо смотрели кинофильмы о застенках НКВД, то сразу представите, о чем речь. Отчего-то наши кинематографисты любят запечатлевать чекистов, сидящих на таких черных, мрачных, чуть проваленных диванах.
– Устраивайся, – велел Борька.
Я плюхнулась на скользкие подушки.
– Значит, так, – зачастил Крюков, – у тебя сегодня гость, певец Луис.
– Кто?
– Дед Пихто, – мигом обозлился Борька. – Слушай внимательно!
– Извини, я не поняла, какой певец? Он тенор, баритон или бас?
Крюков замер с раскрытым ртом.
– Луис? Фанерщик.
Я растерялась:
– Столяр?
Борька заморгал, потом спросил:
– Ты издеваешься?
– Нет, конечно, ты же сам только что заявил: Луис – фанерщик.
– Романова! – взвыл Борька. – Умереть не встать! Луис поет под фанеру, усекла?
Я с трудом пыталась сориентироваться.
– Под фанеру? В каком смысле? На ней играют? А как?
Крюков закатил глаза:
– Романова, ты что, пролежала всю жизнь в нафталине? Не знать про фанеру! С ума сойти. Фанера – это запись. Луис только бегает по сцене, приплясывает и разевает рот. Честно говоря, он полный ноль. Все его хиты сделаны звукорежиссером в студии. Неужто ты не слыхала про такое?
Я кивнула:
– Уж не настолько я отстала от жизни, просто не знала, что данное явление называется «фанера». Откровенно говоря, я не слежу за популярной музыкой.
– Ладно, – успокоился Борис, – едем дальше. Луис завалит к тебе на полчаса, задашь ему пару «оригинальных» вопросов, типа: ваши творческие планы или: о чем вы думали, когда сочиняли песню «Очи синие», и дело с концом. Луис треплив, любого диджея переговорит. На всякий случай возьми.
– Это что? – спросила я, беря листок.
– Информация о Луисе, – скривился Борька, – ну там, родился, женился, развелся, женился, развелся, в общем, всякая лабуда.
– Зачем она мне?
– Вдруг пригодится. Потом Луис уйдет, затем будет перерыв на новости и викторина. Плевое дело! Задаешь вопросы, режиссер выведет в эфир ответы зрителей, давай пошли.
Борька вскочил и резво впихнул меня в крохотную комнатенку, все свободное пространство которой занимал стол, над ним висело два микрофона, рядом стояли стулья. Я села слева, увидела большое окно и женщину, сидевшую по ту сторону стекла перед большим пультом. Она помахала мне рукой и сделала такое движение, словно надевала шапку. Я поняла ее правильно и натянула на голову лежащие на столе наушники.
– Влетаем в четыре двенадцать, – раздался в моих ушах мелодичный голос, – сначала колокольчики, затем блямки, и понеслось. Вылететь тебе надо в двадцать сорок, позже никак, унесет.
– Извините, я первый раз в студии, – робко сказала я.
– Ничего, – успокоила меня режиссер, – все когда-то случается впервые. Видишь красную кнопку?
– Да.
– Скажу «начинай», смело ткни в нее и говори, все понесется в эфир. Закончишь, выключишь. Ничего хитрого. За минуту до конца я дам музыку в «ушки», и все. Не боись. Ну, ни пуха тебе.
Я затряслась мелкой дрожью. Господи, ну зачем я согласилась на эту авантюру? Ведь сейчас опозорюсь на всю страну. И потом, где гость?
– Начинай!
Я беспомощно посмотрела по сторонам. Делать-то чего? Сижу одна!
– Начинай!
В состоянии грогги, я нажала на выступающую из стола кнопочку. Вмиг над окном вспыхнула красная лампочка.
– Давайте же, – потребовала режиссер, – эфир не терпит пустоты.
Я проглотила слюну и пролепетала:
– Добрый вечер…
– Громче!
– Здравствуйте, товарищи, то есть, господа, дамы и кавалеры…
– С ума сойти! – восхитилась режиссер.
Я покрылась потом. Дальше-то что делать?
– Добрый вечер…
– Хорош здороваться! – рявкнула режиссер.
Я растерялась окончательно, но тут по моим ногам пробежал легкий сквозняк, и в соседнее кресло опустился молодой парень в сильно потертом джинсовом костюме. Поверьте, никогда в жизни я так не радовалась гостю, как в этот момент.
В моем голосе появились твердые нотки.
– Добрый вечер всем, кто с той стороны радиоприемника.
– Я офигеваю, – ожила режиссер, – ты, между прочим, не у «Спидолы» сидишь, чукча!
Но я решила не обращать внимания на вечно недовольную тетку.
– У нас в студии гость, певец Луис. Здравствуйте!
– Приветик, – прогундосил паренек, распространяя запах мятной жвачки.
– Расскажите о ваших творческих планах, – бодро оттарабанила я.
Луис поерзал на стуле, кашлянул и сказал:
– Ну… типа… того… этого, ясно?
– Нет, – совершенно честно ответила я и, решив, что он плохо расслышал вопрос, задала его снова.
– Уважаемый Луис, расскажите, пожалуйста, нашим слушателям о своих творческих планах.
Внезапно певец повернулся ко мне и с выражением неземного удивления в голосе воскликнул:
– Втыкалово не работает.
– Вы о чем? – не поняла я.
– Ну я не втыкаюсь!
– Во что? – изумилась я, судорожно ища глазами розетку.
Бог их разберет, этих певцов новой эстрады. Вдруг ему нужно, чтобы почетче выражаться, подключиться к электросети.
– Мы на какой говорильне сидим? – не успокаивался Луис.
– Э… э…
– На «Буме»? – продолжал Луис. – Может, я попутал чего и на «Маяк» пришкандыбал? К Дубовцевой явился, а? Ну, ежкин пень, Дубовцева шибко умная, я прямо взопрел от Люды, когда у ей сидел!
– Это «Бум»? – спросила я у режиссера.
Та повертела указательным пальцем у виска и кивнула.
– Это «Бум», – подтвердила я.
– Ваще я в непонятках.
– Да в чем дело?
Луис пододвинулся поближе к микрофону.
– Хули вам, козлы. Ваще в дуболом не вломился. Сижу около чувырлы, а она капает речи шнурковские. Нас че, тут больше нет? Эй, косяки, отставьте бормоталово и катите сюда, ну саавсем я не туда заехал!
Я уставилась на него во все глаза. Однако интересно, о чем он тут говорил.
– У нас звонок, – прозвучал в голове голос режиссера.
– У нас звонок, – послушно повторила я.
– Надя! – рявкнула тетка с той стороны стекла.
– Что, Надя? – переспросила я.
Но ответа не услышала, потому что в студии зачастил высокий девичий голосок:
– Ой, ну ваще, в отрубах сижу! Луис! Я тащусь. Ты пилишь?
– Погонялово скажи, – поинтересовался мой сосед по студии.
– Надюха.
– Пилю, Надька, весь заколебался уже.
– А Свин?
– Свина ваще бортанули.
– А Свин?
– Свина ваще бортанули.
– Вау! Он ширялся?
– Не, бухал.
– Классняк, Луис, ты супер.
– А ты селедка, – не остался в долгу певец.
Мне показалось, что сравнение с сельдью должно обидеть Надежду. Но она счастливо засмеялась.
– Продолжаем разговор, – приказала режиссер.
Я, встревоженная тем, что не понимаю практически ни слова из речей гостя, решила все же взять вожжи в свои руки:
– Дорогие слушатели, мне хочется сейчас сказать пару слов о Луисе. Он родился шестого мая в городе Леснорядске, оттуда, не закончив средней школы, уехал в Москву, где незамедлительно стал солистом группы «Чудовищная коровка».
– Вау! – ожил Луис.
Но я решила, что больше не дам сбить себя и перекричала молодого нахала:
– Луис женился на Маше Ветровой, потом на Кате Листуновой, затем на Ольге Репневой, следом на Олесе Загузовой, сейчас он состоит в браке с Машей Ветровой…
Листок выпал у меня из рук.
– Вы второй раз женились на своей первой жене? – неожиданно вырвался у меня вопрос.
– Ваще прикинь, – заржал Луис, – вторые грабли подкачали, сам опупел, как сообразилка заметалась. Они обои Машки, так и не фига бы! Ан нет, и закликухи у них – Ветровы! Соображаешь карусель?
Я осторожно кивнула:
– То есть вы хотите сказать, что ваши первая жена и последняя носят одинаковые имя и фамилию? Действительно, редкое совпадение!
Луис прищурился:
– Ну насчет «последней» ты схамила, я еще не умер вроде.
Я почувствовала себя гениальной ведущей. Однако стала понимать Луиса! Приободрившись, я собралась продолжить захватывающее чтение, но тут в ушах зазвучала тихая музыка. Чайковский. «Времена года». Боже, волшебные звуки!
– Спонсор прогноза погоды фирма «Кряк»! – заорал противный голос.
Я вздрогнула.
– Завтра на всей территории России…
– Кнопку нажми! – рявкнула режиссер.
Я нажала пупочку, красная лампочка потухла.
– Ну ты, блин, чудо в лохмотьях, – покачал нечесаной головой Луис и ушел.
Я осталась в кресле, плохо понимая происходящее.
– Чего насупилась? – хмыкнула режиссер. – За временем кто следить будет? Пушкин? Вот и вынесло на погоде! Повторяю для тупых, за минуту до вылета я даю в «ушки» музыку, как услышишь, мигом сворачивайся, о'кей? – Хорошо, – бодро ответила я.
– Сейчас викторина, вопросы есть?
– Да, здесь лежат!
– Отлично, не забудь сказать номер телефона, прямо с него начинай!
– Я его не знаю.
– Глаза раскрой, – рассвирепела режиссер, – бумажка у микрофона прикреплена.
Я пошарила глазами и увидела на столе табличку с телефоном.
– Поехали, начинай!
Чувствуя себя опытным радийным волком, я бодро выполнила приказ и застрекотала:
– Еще раз добрый вечер.
– Твоя привычка без конца здороваться способна довести до энуреза, – не преминула заметить режиссер.
– У нас викторина, – отмахнулась я от нее, – в студии включен телефон: девять семь девять семь пять… то есть семь девять девять пять семь, нет, семь девять семь…
– Полная жопа! – в негодовании взлетела над стулом режиссер. – Там всего семь цифр! Семь! Возьми себя в руки, коза!
– Сама такая, – не вынесла я оскорбления.
– Идиотка, ты в эфире! Читай номер!
Чувствуя, как по спине ползает стадо ежей, я вперилась в бумажку и, призвав на помощь все небесные силы, ухитрилась-таки озвучить правильно номер телефона.
– Молодец, – одобрила режиссер, – теперь вопрос.
Я послушно начала читать набранные крупным шрифтом строки.
– Этот композитор написал много балетов. Один из них посвящен птицам, превращающимся возле волшебного озера в девушек. Назовите произведение и фамилию композитора.
Не успел закончиться текст, как я возмутилась. Разве можно давать такие простые задания. Всем понятно, что речь идет о «Лебедином озере» Петра Ильича Чайковского! Сейчас телефон раскалится! Но режиссер молчала, я озвучила текст еще раз.
– Есть звонок, вывожу, Катя!
– Але, – запищал тонкий голосок, – типа, я в курсах об чем речь, говорить?
– Конечно, мой ангел, кстати, за правильный ответ вам вручат билеты на концерт Луиса в количестве двух штук. То есть, конечно, не Луисов будет два, а контрамарок.
– Вау! Суперски! Классняк, – обрадовалась Катя.
– Итак, ваш ответ.
– Это Филя Киркоров, «Зайка моя».
Режиссер упала грудью на пульт. Я попыталась сохранить серьезность.
– Нет, неверно. Вы плохо слушали вопрос, речь идет о птичках, а не о длинноухих, и Киркоров, безусловно, крайне талантливый и яркий певец, но тут совсем ни при чем.
– Следующий звонок, Миша!
– Ну ваще-то, – загудел невидимый юноша, – сложняки у вас постоянно! Всем билетик на Луиса охота!
– Луис не трамвай, – не утерпела я, – на него билеты не продают, речь о концерте, если знаете, о каких птичках балет, то прошу!
– Так воробьи!
– Нет!!! – заорала я. – Слушайте подсказку: они белые и черные.
– Пингвины, штоль? – озабоченно спросил Миша.
Вы мне не поверите, но никто из дозвонившихся до эфира людей не мог правильно ответить. Я наслушалась различных вариаций на тему. Слушатели припомнили всех: попугаев, орлов, колибри, ворон, сорок, голубей. Один парнишка даже сказал:
– Птица-секретарь.
Когда до конца эфира осталось чуть больше шестидесяти секунд, я наконец услышала долгожданное:
– Лебеди!
– Ура, – вырвалось из моей груди, – абсолютно, стопроцентно верно! «Лебединое озеро». А теперь имя композитора?
– Ну, – осторожно протянуло милое сопрано, – кажется, Маяковский!
– Нет, он был поэт.
– На «ский» тоже заканчивается.
– Верно, – ободрила я девушку. – Ну-ка, что вы любите пить по вечерам, а?
– Водковский! – заорала девица. – Ну точно! Водковский!
Я лишилась дара речи, но тут очень кстати сначала зазвучала тихая музыка, а потом бодрый голос речитативом завел:
– Новости спорта.
Мне снова не удалось вовремя «вылететь» из эфира. Без всякого напоминания я выключила кнопку, повернулась и локтем сшибла оставленную кем-то открытую бутылку «Святого источника». Вода потекла по джинсам. Дверь в студию распахнулась, влетел парень, он схватил «уши» и брякнул:
– Чего сидишь, топай давай, ща мой эфир. Ну ты даешь! Воды налила, хорошо не коротнуло, ну раззява!
Я выползла в холл. Из другой двери высунулась режиссер:
– Молодец!
– Ужасно!
– Меня Ликой зовут, – прищурилась тетка, – ты шикарно держалась! Прямо здорово! В другой раз только имей в виду, у нас аудитория молодежная, с ней надо разговаривать попроще. Ну типа, как Луис!
Я горестно вздохнула:
– Попытаюсь, хотя сей сленг мне не слишком знаком.
– На, – протянула Лика конверт.
– Это что?
– Деньги за эфир, ты же внештатница, поэтому каждый раз станешь получать.
Я заглянула внутрь и ахнула:
– Ой, да тут целая куча денег!
– Сто двадцать пять долларов в рублевом эквиваленте! Это за неделю!
Я пришла в полный восторг. Отличная цена всего за пару часов мучений. Надо, пожалуй, найти учителя речи тинейджеров.
– Ты в другой раз памперсы в эфир надевай, – хихикнула Лика.
– Я просто воду пролила, – пояснила я, ощущая, как мокрые джинсы противно липнут к ногам.
Лика фыркнула и попрощалась со мной. Я побежала вниз. Сейчас накуплю всем подарков!
Войдя в квартиру, я наткнулась на Лизу и протянула ей диск:
– На.
– Это что?
– Игрушка.
– Спасибо, – кивнула девочка. – Ты разбогатела?
Решив слегка попрактиковаться в разговорной речи, я кивнула:
– Набашляла хрустов.
Лиза вытаращила глаза:
– Эй, Лампа, ты чего?
– Набашляла хрустов. Так говорили у нас в консерватории студенты, которые, несмотря на строжайший запрет ректора, лабухали по кабакам. Вы теперь по-другому выражевываетесь?
Лиза скорчила гримасу:
– Лампудель! Это отвратительно! Так в нашей школе никто не разговаривает.
– Да? – с сомнением спросила я. – А как надо? Научи, пожалуйста! То-то я Луиса не поняла! Увы, я безнадежно отстала от жизни!
– Ты слушала Луиса?!
– Ну, в общем и целом как бы сказать…
– Жуть! Никому не рассказывай!
– Что, так стыдно?
– Отвратно. Имей в виду, от Луиса балдеют только те уроды, которые наслаждаются радио «Бум»!
Я заморгала, но все же выдавила из себя:
– Оно такое плохое?
– Отстой для безголовых чурбаков, – пояснила Лиза. – А уж ведущие у них! Ну прямо тушите свечи. Если девушка признается, что она наслаждается «Бумом», ни один приличный человек с ней не станет иметь дело.
– А если она там работает диджеем? – решила уточнить я. – Пару раз в неделю, внештатно? Тогда как?
Лиза скривилась:
– Знаешь, в этом случае ей остается только застрелиться! Нормальный человек на «Бум» не пойдет! Ты деньги-то где раздобыла?
Понимая, что правду нельзя говорить ни в коем случае, я промямлила:
– Ну, нам с Федорой клиент попался.