Особенно озадачили Стоянова три радиограммы — с донесением из самой Германии:
«В Магдебурге, в зоне Среднегерманского канала, расположены крупные склады продовольствия и горючего», —
эта была передана накануне ареста Попова.
«Донесение Журина. Министр войны Михов сообщил членам совета, что во время посещения им главной штаб-квартиры Гитлера на Восточном фронте фюрер лично рассказал о подготовке небывалой по своим масштабам стратегической наступательной операции, которая начнется в середине лета. Танковые соединения Гудериана и Гота нанесут удар на центральном секторе фронта. К тому времени войска будут оснащены новым оружием. Детали плана уточняются».
Это донесение было передано в Москву в самом начале апреля. И третье:
«Журин сообщил, что царь Борис в сопровождении начальника генерального штаба Лукаша посетил ставку Гитлера. Подробности следуют».
Радиограмма датирована 15 апреля, накануне ареста. Именно в этот день царь и генерал Лукаш вернулись из Германии. Значит…
Значит, подпольная организация располагает огромными связями, охватывающими не только военный аппарат, но даже и самые приближенные к царю круги. И это донесения за неполные две недели. А что содержалось в предыдущих радиограммах? Как давно уже действует в Софии разведгруппа?
И самое главное: откуда она получает информацию? О железнодорожных перевозках — пусть от рабочего Василева. О передвижении войск — от писаря Владкова. Но остальные? Из самого рейха, из дворца? И прежде всего: кто такой этот «Журин», сообщивший факты, которые представляют особую государственную тайну, и так оперативно получивший благодарность командования Красной Армии?..
К сожалению, доктор Делиус оказался прав: арестованные молчат. Радист в лазарете. И с адвокатом они тогда перестарались — он тоже не скоро придет в себя…
Кочо вспомнил, что произошло в той каморке за дверью комнаты следователя, даже уловил запах крови. Глаза его снова помутнели.
— Доктор Делиус! — войдя в комнату, доложил адъютант.
— Проси.
Стоянов провел ладонью по лицу, сгоняя оцепенение. Застегнул воротник кителя.
Абверовец, как всегда; был отутюжен, вычищен, элегантен. Сейчас, поутру — в светло-сером костюме, с неизменным белым уголком платка в нагрудном кармане.
— Какие новости? — спросил он, располагаясь в кресле, доставая мундштук.
— Все в порядке. Группа обезврежена. Рация прекратила работу.
— Та-ак… — многозначительно протянул доктор. — А кто такой Журин?
Из-за толстых стекол очков глаза Делиуса смотрели на генерала холодно.
«Он все знает! — с раздражением подумал Стоянов. — Он тоже ведет расследование, не доверяя нам. И получает все из первых рук. Кто работает на него? Недев? Или этот прохвост-следователь?..» Впрочем, возмущаться бессмысленно: Стоянову известно, что и за ним гестапо и абвер установили слежку.
— Кто такой Журин, мы пока еще не знаем, — ответил он.
— Не знаете? С-союзнички, нечего сказать! А вы знаете, что этот мифический Журин выдал противнику?
Стоянов никогда прежде не слышал от абверовца такого тона. В нем звучали злоба и презрение. «Как он смеет! Он ниже меня по чину!..» Но генерал охладил свой гнев: доктор Делиус — немец, представитель начальника гитлеровского абвера. И ссориться с ним неблагоразумно. Особенно сейчас.
Делиус резко поднялся, подошел к Стоянову. Под слоем пудры кожа в сети мелких дряблых морщин — как туалетная бумага.
— Хороши! Болтуны! И ваш министр и ваши члены военного совета! — гневно продолжал он. — Выдать операцию, подготовка которой требует всех усилий рейха!..
Делиус глубоко затянулся. Выпустил дым. Потом другим, озабоченным тоном сказал:
— У нас за такой просчет начальник контрразведки получил бы пулю в затылок… Не представляю, что скажут в Берлине.
Он снова помедлил. Потом, еще ближе подойдя к Стоянову, приблизил свое лицо к его лицу и тихо проговорил:
— Об этой радиограмме Журина я докладывать адмиралу Канарису не буду. И вам рекомендую из дела ее изъять и помалкивать. Достаточно всего прочего.
«Ага, струсил! — догадался Кочо. — Своя шкура дороже. Ну что ж… Устраивает. И ты теперь у меня в руках!..»
— Согласен, — ответил он.
— Сейчас главное — Журин, — снова взялся за мундштук Делиус и великодушно поделил ответственность. — Мы оба недооценили значение этой разведгруппы.
6. ЭКСТРЕННОЕ СОВЕЩАНИЕ
Рано утром 18 апреля члены высшего военного совета были подняты с постелей телефонными звонками своих адъютантов как по тревоге:
— Министр вызывает на экстренное совещание!
Утро было солнечное, непривычно жаркое для апреля. Зелень уже разлилась по городу вовсю. В синем небе сверкали купола собора Александра Невского. На улицах все были охвачены спешкой: детвора торопилась в школу, домохозяйки — в магазины. По тротуарам, расталкивая прохожих, неслись мальчишки-газетчики с утренними выпусками газет.
Они пронзительно кричали:
— Налет на заводы Шкода в Чехословакии!
— Монтгомери готовит атаку на Роммеля!
— Секретные переговоры с англичанами в Анкаре!..
Генералы собрались в зале, ожидая министра. Образовались группки.
— Чем вызвано столь экстренное совещание? — строил предположения седоголовый генерал Марков, командующий второй армией. — Видимо, связано с ростом дезертирства.
— Возможно, дело в экспедиционном корпусе в Греции, — гадал командующий третьей армией генерал Стойчев. — Вчера я был у министра, когда он читал отчет штаба корпуса. Он был очень озабочен: греческие партизаны активизируются…
— Да нет же, господа! Царь возвратился из Берлина. Я слышал: Гитлер настаивает, чтобы мы послали дивизии на Восточный фронт…
Министр Михов вошел, как всегда, стремительно. Одновременно с ним из дверей кабинета появились генерал Кочо Стоянов и доктор Делиус.
Все члены высшего совета поспешили к своим креслам. И каждый успел отметить, что министр мрачен: не избежать разноса.
— Господа! — поторопил Михов, не дожидаясь, когда перестанут скрипеть кресла. — Генерал Стоянов должен сообщить вам нечто чрезвычайное. Прошу!
Кочо встал, неторопливо оглядел лица присутствующих: «Кто из них?» — и без предисловий начал:
— В Софии с помощью немецкой военной разведки раскрыта советская радиофицированная резидентура. Ее руководитель — известный столичный адвокат Александр Пеев.
По залу прошел шум: многие знали адвоката или по крайней мере слышали о нем.
— Перехвачены радиограммы. Они свидетельствуют, что резидентура располагала широкой сетью информаторов. Возможно, что Пеев, как бывший офицер, использовал свои знакомства и в военных кругах…
Стоянов зачитал некоторые радиограммы, однако ни словом не упомянул о донесении, раскрывающем замысел немецкого наступления, и ответ на него из Москвы. Докладывая, он продолжал разглядывать членов совета. «Кто? Этот белый, как круг сыра, генерал Марков? Нет… Генерал Доскалов? Начальник генерального штаба Лукаш? Начальник судебного отдела Никифоров?.. Невероятно. Хотя все может быть… Чувствуют, что у германских братьев дела не очень-то блестящи, особенно после Сталинграда, и хотят заручиться искуплением грехов на будущее. Опасная игра, господа!..»
Он закончил доклад, помедлил и, стараясь держать все лица под своим взглядом, сказал:
— Наиболее ценные сведения поставлял Пееву некто по кличке Журин…
Ни одно лицо за столом совета не дрогнуло, никто не заерзал. «Нет, не может быть, чтобы кто-то из этих генералов…»
— У нас есть все возможности, чтобы обнаружить эту личность в самое ближайшее время!
Кочо сел. Министр повторил, что он чрезвычайно обеспокоен этим известием и в то же время глубоко благодарен немецким друзьям за сотрудничество. Он поклонился в сторону доктора Делиуса.
— Прошу каждого члена высшего совета проверить в своем управлении, штабе и отделе все возможные каналы утечки военной информации, — сказал Михов. — Враги трона и государства должны быть обезврежены!
На этом заседание закончилось.
7. АЛЕКСАНДР ПЕЕВ И НИКИФОР НИКИФОРОВ
Генерал Никифор Никифоров узнал об аресте адвоката в первый же вечер, 16 апреля.
Жена Пеева Елисавета — ее арестовали вместе с мужем — упросила, чтобы разрешили захватить с собой вещи. Возвращаясь в перевернутую вверх дном квартиру, она столкнулась на лестнице с соседом, с которым Пеевы многие годы дружили семьями. Шепнула:
— Площадь Райко, дом генерала Никифорова. Скажите ему, что мы все арестованы!
Никифоров и Пеев познакомились сорок лет назад, в стенах юнкерского училища.
Никифоров и Пеев познакомились сорок лет назад, в стенах юнкерского училища.
В роду Никифоровых незыблемыми были две традиции — приверженность к военному делу и любовь к России. Дед получил образование в Киеве. Дяди — в Артиллерийской академии в Петербурге. Старший, Константин, после освобождения страны русской армией от оттоманского ига стал первым военным министром Болгарии.
Никифоровы были не одиноки в своих глубоких симпатиях к России. Большинство болгар питало такие же чувства. В них находили выражение и братские узы славянства и благодарность за освобождение родины от многовекового чужеземного рабства. Поэтому все события, происходившие в Петербурге или Москве, тотчас находили отклик в Софии. Так произошло и когда Российскую империю сотрясла первая революция 1905 года. В среде болгарской интеллигенции, и особенно у молодежи, вспыхнул интерес к социализму, к марксизму. Даже в стенах царского военного училища образовался тайный социалистический кружок. В него вошли одиннадцать юнкеров. В их числе — Никифор Никифоров, будущий начальник генерального штаба болгарской армии Лукаш и даже будущий военный министр Михов… Руководителем кружка стал Александр Пеев, весьма образованный, начитанный юноша, страстно увлеченный революционными идеями.
Собираясь в укромных уголках после занятий по строевой подготовке или тактике, передавали по кругу нелегальные брошюры. Впервые узнали имена Маркса, Энгельса, Плеханова. А затем и Ленина… При осмотре личных вещей то у одного участника кружка, то у другого надзиратели обнаруживали запрещенные книжки. Виновников сажали в карцер. Это будоражило их воображение, вызывало сладостное чувство подвижничества. Но постепенно «социалистический» пыл у большинства юнкеров охладел. Энергию молодости они переключили на служебное рвение, приверженность монархии и стремление к блестящей карьере.
Это же отчасти можно было сказать и о Никифорове. С революционными идеями преобразования общества он расстался. Однако и не разделял верноподданнических чувств других своих однокашников, без раздумий принявших новый курс в политике царского двора. На болгарский престол сел отпрыск австро-венгерской монархии Фердинанд — немец по национальности. Он всячески обострял отношения с Россией и крепил дружбу с Германией. Никифор Никифоров, как и многие другие, этого принять не мог. В Софии состоялось торжественное открытие Народного театра. На акте освящения его стен присутствовал сам Фердинанд. Толпа молодежи освистала царя. Среди студентов был и Никифор Никифоров. Ему грозил военный суд. Спас высокопоставленный дядя. Ограничились двенадцатью сутками гауптвахты и двойкой по поведению в табеле.
В один год и Никифор Никифоров и Александр Пеев получили первый офицерский чин подпоручика, недолго прослужили взводными командирами и опять же почти одновременно были уволены из армии: женились без разрешения начальства, а их жены не имели приданого. Последнее было обязательным для жен офицеров болгарского царя. Жена Пеева Елисавета была студенткой факультета филологии Софийского университета. Жена Никифорова Елена — народной учительницей. Обе — из малообеспеченных семей. В царском указе об отчислении молодых офицеров в запас так и говорилось: «За то, что вступили в брак с неподходящими девушками, без одобрения». Это происшествие сблизило молодые семьи.
Общность интересов проявилась и в том, что оба — Никифор и Александр — поступили на юридический факультет. Никифоров начал к тому же работать репортером в газете «Камбана» («Колокол») — левом издании антимонархического направления. А Пеев все свободное время стал отдавать социалистическим кружкам, марксистской литературе.
Но вот в 1912 году началась Балканская война, и офицеров призвали из запаса под знамена царя. Оба оказались на одном участке фронта. Оба были награждены, крестами за храбрость и повышены в чинах. За Балканской последовала первая мировая война. И снова бои, чины, награды… Волей своих правителей, вопреки чувствам народа, Болгария в первой мировой войне выступила на стороне Германии против России. Война окончилась для страны поражением и позором…
После войны, оставив службу, Никифоров и Пеев завершили юридическое образование. Александр стал адвокатом и профессионалом-революционером, Никифоров же вернулся в армию и начал быстро продвигаться но служебной лестнице: военный прокурор в Софии, председатель военного суда в Русе, председатель высшего военного кассационного суда…
Он оказался талантливым юристом, энергичным и исполнительным. За два года до начала второй мировой войны был произведен в чин генерала и назначен начальником судебного отдела военного министерства и членом высшего военного совета. Восхождение его было долгим, но неуклонным. Вольнодумство и беспокойство юности были забыты. Только глубоко в душе, под панцирем расшитого золотом, украшенного многочисленными орденами мундира, все еще жило в нем чувство привязанности к России. И — тревога за судьбу Болгарии, все больше подпадавшей под влияние гитлеровской Германии. Он понимал — его родина превращается в фашистское государство.
С семейством Пеевых Никифоровы дружбу поддерживали. Правда, она стала менее пылкой, скорее традиционной: нечастые визиты, малосодержательные разговоры за столом. Почему бы и не поддерживать отношения? Пеев стал известным столичным адвокатом. А второй стороной его жизни, если она и существовала, Никифоров предпочитал не интересоваться.
Но вот наступил 1941 год. В январе премьер Болгарии Филов нанес визит Гитлеру в Зальцбурге. При встрече фюрер потребовал, чтобы Болгария как можно скорей присоединилась к пакту держав «оси» — Германии, Италии и Японии. Ни для кого в военных и политических кругах не было секретом, что это нужно Гитлеру для завоевания Балкан.
Филов согласился. Однако, опасаясь гнева болгарского народа, он поставил условие: правительство царя Бориса подпишет пакт, если на болгарской границе будут сконцентрированы германские войска. Гитлеру именно это и было нужно. Фашистские дивизии начали срочно перебрасываться через Румынию к рубежам Болгарии. В конце февраля Филов отправился на новую встречу с Гитлером в Вену — и первого марта подписал протокол о присоединении Болгарии к пакту держав «оси». На следующий же день немецко-фашистские войска вступили на землю Болгарии. Одновременно в стране начались повальные аресты коммунистов, разгон прогрессивных организаций. Началось — по гитлеровскому образцу — строительство концлагерей…
Третьего марта 1941 года Никифоровы нанесли визит Пеевым. Женщины увлеклись в гостиной обсуждением весенних мод, а их мужья уединились в кабинете, заставленном шкафами красного дерева.
Закурили. Молчали. О безделицах говорить не хотелось. А о главном — о том, что тревожило… Давненько они не открывали друг другу душу.
Первым прервал молчание Александр. Он подошел к полке, вынул томик в сафьяновом переплете. Перелистал.
— Слушай:
— Наша юность… — после паузы задумчиво проговорил Никифоров. — Юнкерское училище — и ты, наш трибун… А теперь у нас уже виски белые.
— Зато не только романтические мечтания, но и возможность помочь родине, — прервал его Пеев. — Мы давно с тобой не говорили откровенно, Никифор… Скажи: как ты относишься к тому, что войска Гитлера в Софии? Ты хочешь, чтобы Болгария вместе с Германией начала войну против России? Ответь честно — или лучше ничего не говори.
Никифоров задумался. Потом сказал:
— Я отвечу, Сашо… Присоединение Болгарии к фашистской оси — преступление против нашего народа, против всего славянства. Война же против России приведет Болгарию к третьей национальной катастрофе — более страшной для отечества, чем две пережитые.
— Я был уверен, что ты ответишь именно так, — кивнул адвокат. — И я уверен, что ты понимаешь: именно планами нападения на Советский Союз продиктована политика Гитлера на Балканах. Фюрер готовит себе выгодный плацдарм.
— Пожалуй, так.
— А теперь самое главное, — Александр оглянулся, как бы проверяя, нет ли кого-нибудь еще в комнате. — Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы расстроить планы Гитлера и царя Бориса.
— Но как?
— По крайней мере держать Советский Союз в курсе всех военно-политических событий, которые происходят в Болгарии. Прежде всего — знать все о происках фашистской Германии.
— Но как это сделать? — снова повторил Никифоров.
— Убежден, что ты будешь с нами… Слушай: я поддерживаю прямую связь с Генеральным штабом Красной Армии.