Потом позвонила Тамара Ивановна.
— Докторша вчера приходила к Зинаиде и не попала в дом. Когда домофоны устанавливали, у Зины ста пятидесяти рублей не было, поэтому ей переговорник не поставили, только ключ дали. К ней если кто приходит, звонит соседке внизу, та открывает. А я откуда знала?
— Но сегодня доктор в квартиру попала? Хорошо.
— Я этим мастерам позвонила, они теперь триста за установку хотят.
— Намек понял. Пусть делают.
Вечером Петров привез детскую одежду.
— Богато ребенка содержали, — оценила Тамара Ивановна. — А платья-то зачем? У нас же мальчики.
— Пол уточнить я не сообразил. Как Зина?
— Нервничает. Ты бы ее успокоил, что, мол, не обеднеешь от трат.
В квартире Петрова витал непривычный запах — лекарств и женщины.
— Здравствуй, Зинаида. Как самочувствие?
— Здравствуйте. Я понимаю, что это полное безобразие — мое присутствие здесь и все ваши хлопоты.
— Во-первых, пока ты была в бессознательном состоянии, мы перешли на «ты» и вообще страшно сблизились. Во-вторых, если ты такая понятливая, то убери с лица кислое выражение и не порть мне настроение. О, слезы. По какому вопросу?
— Я два дня детей не видела. Тамара Ивановна… — Зина не договорила и уткнулась в подушку.
Петров пошел разбираться с медсестрой.
— Пневмония бывает вирусная, — заявила Тамара Ивановна. — Три дня карантина положено.
— Но ведь она, пока не свалилась, была с детьми. Что, если мы ей издали их покажем? Дайте-ка мне эти платья потаповской внучки.
Зина увидела детей и рассмеялась. Ваня и Саня, наряженные в розовое и белое платья, с кружевными чепчиками на голове, смотрелись на руках у Петрова необыкновенно потешно.
— Они же мальчики! — хихикала Зина.
— Как? — изумился Петров. — С чего ты взяла? Как определяли? Да те ли это дети?
— Те, те, — кивнула Зина, — только подросли. Дайте мне их, пожалуйста.
Близнецы, увидав протянутые мамины руки, ответили встречным порывом.
— Нельзя, братцы, — остановил их Петров, — у вашей мамы карантин. Пошли купаться, там уже и воду напустили.
Тамара Ивановна от помощи в купании младенцев отказывалась, но Петров уверял ее, что Саня и Ваня имеют тенденцию к потопляемости, поэтому торчал в ванной. Они поиграли в знакомую игру «Съешь крокодильчика», потом Петров отнес вымытых и переодетых детей в комнату.
Ужинал дома с Зиной. Петров накрыл журнальный столик у Зининой тахты, сам сел в кресло перед телевизором. На середине кровавого боевика Зина мирно уснула Ее присутствие не раздражало Петрова — словно он завел ласкового котенка, и с его появлением все в доме стало по-другому, но не хуже. Правда, котенок не выселил бы хозяина на раскладушку…
Следующим вечером Зина решительно велела перевести ее домой. Тамара Ивановна устроила ей постель на диване в большой комнате, сама переночевала с малышами в детской.
* * *Зина смогла помогать медсестре только через десять дней.
Тамара Ивановна прожила у Зины три недели.
Петров приходил почти каждый вечер, играл с малышами, развлекал разговорами Зину и Тамару Ивановну. На полчаса-час он окунался в атмосферу семейной жизни и должен был признать, что удушливой она ему не казалась.
Тамара Ивановна тихой сапой подталкивала его на решение материальных проблем соседки. Он не возражал, только посмеивался над простодушным лукавством пожилой женщины.
— Вот манежа нет, — вздыхала Тамара Ивановна, словно говоря сама с собой. — Так было бы хорошо — посади туда детей и живи спокойно. Двоим-то в кроватке тесно, а по полу дует, да и уползают они. Но где Зине на манеж денег взять?
На следующий день Петров приносил манеж.
— Уже неделю дети на улице не были, — сокрушалась Тамара Ивановна. — Конечно, разве я могу их в этой коляске возить? Вывалятся они, большие уже. Им нужна другая, с креслицами. Я видела, для близнецов спаренные делают. Дорогие, поди.
Петров покупал коляску.
Когда Зина поняла, кто раскручивает соседа на подарки, она настрого запретила Тамаре Ивановне подстрекать его, даже пригрозила, что вернет все обратно.
— Да что ты ломаешься? — уговаривала ее Тамара Ивановна. — У него же денег куры не клюют. В субботу дружки приходили в карты играть, так деньгами весь стол был завален. А ты нуждаешься.
— Это его деньги, и я ни в чем не нуждаюсь. Тамара Ивановна, вы бы на моем месте копейки чужой не взяли. Я же вижу, что вы за человек.
Тамара Ивановна, которая договаривалась только ухаживать за детьми и больной, готовила еду Зине и Петрову, стирала и убирала в двух квартирах. Она была настоящей труженицей — не присаживалась ни на минуту, пока была работа, которую она не должна, а могла сделать. У себя в семье она стала главной кормилицей: дочь уволили по сокращению с завода, зять пьянствовал, внуки учились в техникуме.
* * *— С чего ты решила, что я безвозмездные подарки делаю? — Петров изобразил не только изумление, но и легкую обиду, когда Зина попросила его не покупать им больше вещи и продукты. — Я, Зиночка, бизнесмен. А где ты видела бизнесмена, который швыряет деньги на ветер?
— Правда? — обрадовалась Зина. — Значит, ты как бы нам в долг даешь?
— Что значит «как бы»? Ты меня пугаешь. Я начну думать, что ошибся с вложением денег.
Петров слегка выпил, актерствовать под хмельком он любил, и получалось у него неплохо. Но Зина все-таки подозревала, что он дурачится.
— Я совершенно серьезно. — Она внимательно заглядывала ему в глаза.
— Здесь шутки кончаются. Деньги-то немалые, — строго сказал Петров. — У меня, кстати, все траты зафиксированы.
Петров достал записную книжку, помахал ею в воздухе и быстро убрал, чтобы Зина не вздумала ее посмотреть.
— Я не смогу в ближайшее время с тобой рассчитаться, во всяком случае полностью. Приедет Игорь…
— Минуточку, — остановил ее Петров, — давай выясним отношения. Я на тебя и твоего мужа совершенно не рассчитываю. Мои должники — это Ваня и Саня. В старости, когда я буду дряхл, немощен и разорен, они мне принесут денежки на блюдечке из голубой каемочки.
— С голубой каемочкой, — поправила его Зина и улыбнулась. — Очень хорошо. А то я, знаешь, какой-то содержанкой себя чувствовала.
Теперь усмехнулся Петров. Содержанка! Уморила! Знала бы она, во что они обходятся, содержанки! Сегодня он присутствовал при телефонном разговоре молоденькой певички Анфисы, которую раскручивали на телевидении, и Ровенского.
— Юрик! — верещал голос Анфисы из динамика громкой связи. — Я хочу кофточку купить!
— Почем нынче кофточки? — довольно улыбаясь, спросил Ровенский.
— Пришли мне с водителем две тысячи баксов, постараюсь уложиться. А вечером идем лобстеров кушать, я помню, милый.
* * *Но когда через несколько дней Зина показала бумагу — ее обязательство за детей, Петрову стало противно. Он читал: «Я, Зинаида Олеговна Бойко, паспорт серия… номер… проживающая… действуя за моих несовершеннолетних детей, Александра и Ивана, составляю настоящую расписку о том, что мои сыновья, Александр и Иван, по достижении совершеннолетия обязуются вернуть Петрову Павлу Георгиевичу три тысячи долларов США за помощь, оказанную мне при воспитании моих сыновей…»
— Это Валя по моей просьбе сделала, — говорила Зина, пока он читал. — Как только смогу выходить на улицу, заверю у нотариуса. Ты, пожалуйста, подпиши вот здесь: «С условием расписки согласен».
— Откуда взялась сумма? — поинтересовался Петров.
— Павел, я умею считать деньги.
Зина видела, что он старается скрыть неприятное впечатление, которое произвела на него бумага. В самом деле, человеку доставляло удовольствие делать добрые дела, а тут ему говорят: в отдаленном будущем получите за них денежки.
Зина забрала листок, двумя руками взяла его руку:
— Павлик, если бы не ты, мы бы, наверное, погибли. Я уж точно была к этому близка. Тут даже всякие слова благодарности теряют смысл. Ты нас просто спас.
Она поднесла его руку к губам и поцеловала.
Петров на секунду застыл. Он пережил мгновенную смену чувств. Вместо раздражения, даже брезгливости — растерянность и теплота. Перед ним стояла не замученная мать семейства, не болезненная девочка-подросток, а женщина. Очень симпатичная, надо признать, женщина.
Теперь он взял легкие Зинины руки, поднес к своим губам и по очереди поцеловал.
— На самом деле это я отогрелся рядом с вами. С тобой, — не удержался он от заигрывания.
Петров смотрел на нее ласково и чуть насмешливо. Зину позабавила столь быстрая смена его настроения, и ей были приятны знаки внимания, от которых она успела отвыкнуть.
— По-моему, — она заговорщически улыбалась, — получилось ну очень патетично.
— По-моему, — она заговорщически улыбалась, — получилось ну очень патетично.
— Готов уронить слезу, — подстроился под ее тон Петров.
— Ужин готов, я хотела спросить… — Вошедшая Тамара Ивановна осеклась, увидев их стоящими близко друг к другу.
— Голоден как волк. — Петров отпустил Зинины руки. — А после ужина я вам кое-что покажу.
Несколько дней назад, играя с детьми, он обратил внимание, что они легко показывают или берут ту игрушку, которую он просит. Больше всего Ваня и Саня по-прежнему любили красный кубик и по-прежнему считали его съедобным Петров вместе с манежем купил им кубики с буквами и теперь хотел показать Зине и Тамаре Ивановне потрясающее, с его точки зрения, открытие.
— Зинаида, дети твои гениальны, вундеркинды и все такое прочее, — заявил он. — Демонстрирую.
Петров выложил на краю ковра ряд цветных кубиков, среди которых было два с буквами «А». Детей он поставил на четвереньках на другом конце ковра и скомандовал:
— Где же у нас буква «А»? Кто первый принесет ее дяде, Ваня или Саня?
Малыши споро заработали коленками и руками, доползли до кубиков и точно выбрали «А».
— Ты их читать научил? — поразилась Тамара Ивановна Зина рассмеялась, подхватила детей и поцеловала.
— Ага, вы думаете, — говорил Петров, глядя на нее, — что кубики с буквами так отличаются по размеру и цвету от остальных, что выделить их не составляет труда? Ошибаетесь. Эксперимент усложняем.
Он выложил ряд кубиков с буквами.
— Теперь все одинаковые, все с буквами, верно? Ваня, Саня, где наша любимая буква «А»?
Малыши доползли до ряда и точно выбрали нужную букву. Зина поразилась. Тамара Ивановна всплеснула руками:
— Ты что же детей мучаешь? Им еще всю жизнь учиться, пусть хоть сейчас отдохнут.
— Тамара Ивановна, с вашей педагогической установкой я не согласен. Губить таланты не позволим. Между прочим, сейчас мы в процессе освоения буквы «М». Номер пока отработан не полностью, но продемонстрировать можем.
* * *Петров удивлялся тому, как привязался к малышам. Он никогда не был особенно чадолюбив. С двенадцатилетним племянником Димкой он виделся раз в год, когда приезжал к своим в Омск. В промежутках между визитами на родину о племяннике почти не вспоминал. Дети приятелей большого умиления у него не вызывали. Поиграть с ними, ответить на вопросы, поговорить о жизни, пошутить он был не против, если это случалось не часто.
Саня и Ваня неожиданно растревожили в его душе новую область под названием умиление, вползли в нее и прочно обосновались. Петров думал о близнецах, когда ехал в машине, на работе, дома. Он невольно улыбался, вспоминая, как накануне они научились снимать штанишки: дергали друг друга за лямки на плечах, становились на четвереньки и быстро сучили ножками, пока не съезжали ползунки. Потом, довольные, смотрели на взрослых, разводили ручки в стороны с восклицанием вроде «Опа!». Еще Ваня и Саня устраивали потешные певческие дуэты: тянули на распев слоги «ба-на-ва-па», каждый свою партию, и периодически с громким шлепком захлопывали рты ладошками.
Петров удивлялся тому, что когда-то они казались ему совершенно одинаковыми, теперь он был полностью согласен с Зиной — лица у детей разные. Он уже не страшился брать их на руки. Подбрасывал их к потолку, кружил по комнате, изображая самолет. Самолет то падал, то набирал высоту, то выделывал замысловатые петли. И все это сопровождалось веселым гиканьем детей и бурными воплями самого Петрова.
Он уходил от них с желанием увидеть завтра их пытливые глазенки, придумать новую забаву, услышать заливистый смех, от которого душа словно умывалась.
— Знаешь, я была не права, — как-то сказала Зина.
— В чем? — спросил Петров. — Стоп, остановка. На пути салун. Надо выпить по рюмочке рома.
Малыши сидели у него верхом на коленках, скакали и изображали ковбоев.
— В том, что ты не похож на человека, имеющего детей. Павел, тебе надо завести семью и родить малышей. Из тебя получится замечательный отец.
— Зиночка, где я найду такую красивую, такую славную женщину и мать, как ты? С дырками на платье и других предметах туалета?
— Где у меня дырки? Я с перепугу даже все петли зашила. А ты цены себе не знаешь. Твоя жена будет счастливой женщиной.
— Если мне понадобятся письменные рекомендации, — отшутился Павел, — обещай, что ты мне их выдашь.
Можно изредка посещать цирк или театр. Бегать по кругу стадиона тоже полезно. Но превращать свою жизнь в аттракцион, уподобляться белке в колесе — на это Петров был не согласен.
После памятного обмена лобызанием рук в общении Павла и Зины появились новые мотивы. Петров говорил Зине полукомплименты-полунасмешки. Она воспринимала их с полупризнательностью и притворной обидой. Они подтрунивали друг над другом, не опасаясь насмешливого флирта — тылы оставались надежными. В их отношениях не было цветаевской высокой эмоциональности — «спасибо вам, что вы больны не мной», — скорее уж насмешливое пушкинское — «от делать нечего друзья».
Когда Зина окончательно выздоровела, распрощались с Тамарой Ивановной. Петров стал реже приходить к соседям, но раз-два в неделю к ним заглядывал Зина и малыши ему радовались.
Глава 2
Игорь нагрянул неожиданно. Он не стал звонить из Североморска, когда их лодка пришла на базу, — хотел сделать сюрприз.
Зина повисла у него на шее и боялась отпустить, словно он мог раствориться в воздухе.
— Вот моя любимая женушка, — целовал ее муж. — А где мои замечательные сыновья?
— Пойдем, — потянула его в комнату Зина, — нет, разденься, конечно. Ты сейчас скажешь, как они выросли. Знаешь, у нас столько всякого было!
Она говорила и говорила, не могла остановиться. Много дней она мысленно разговаривала с мужем, пересказывала свои заботы, делилась планами.
И теперь, когда он наконец приехал, Зина обрушила на него поток пережитого. Она рассказывала, как росли дети, как появлялись у них новые жесты и привычки, как она болела и как нуждалась. Едва ли не в каждой фразе Зина упоминала соседа, который помог в одном, сделал другое и третье.
— Я вас обязательно познакомлю. Он замечательный человек. Если бы не Павел! Как мы бы выкрутились?
Игорю не по душе был восторг, с которым жена говорила о постороннем мужике. Кроме того, она вообще не спрашивала о его делах, о тяжелом походе, о товарищах. Зина заметила, что Игорь слушает ее вполуха и на лице его легкое недовольство.
— Что же я все болтаю? — остановила она себя. — Это от радости. Ох, как я соскучилась, Игорек. Мы теперь замечательно заживем, мы теперь все вместе.
* * *Игорь к факту своего отцовства относился с гордостью. Так же он гордился бы хорошим мотоциклом или катером. «У меня двое сыновей!» — звучит, черт подери. Но, в отличие от мотоцикла, детьми лучше хвастаться на расстоянии. Младенцы вблизи — это маленькие крикливые создания, которые ежеминутно требуют внимания и заботы. Они желают, чтобы жизнь твоя уходила в песок, чтобы ты стал тупым механизмом по их обслуживанию. Сходить в магазин, покормить, искупать, посадить на горшок, переодеть, вынести на улицу, уложить спать — этому не было конца.
Близнецы превратили Зину в робота с часовым заводом. В глазах жены Игорь видел тревогу и беспокойство за детей. О том, что он тоже нуждается в заботе и веселом отдыхе, жена не задумывалась.
Одно из приятных составляющих их недолгого брака — Зинино восторженное восхищение мужем — почти сошло на нет. Чтобы снова запрыгали в ее глазах искорки, надо было применять силу — обнимать, ласкать ее. И оттаивала она не так, как прежде, не сразу. Он целовал жену и чувствовал, что она планирует расходы, или думает, что приготовить детям на ужин, или вспоминает, повесила ли белье сушиться.
* * *Через несколько дней после приезда мужа Зина пригласила Петрова вечером на чай. Игорь избавился от настороженного отношения к соседу, когда Зина показала ему расписку. Ничего не сказав жене, он только ухмыльнулся, но про себя отметил положительные моменты. Во-первых, формальности были соблюдены и платить долги в скором времени не придется. Во-вторых, этот богатый мужик выставил себя крохобором (младенцам деньги под проценты!), а жмотов Игорь презирал.
Они сидели на кухне. Петров слушал рассказы Игоря о службе, задавал вопросы. Зина впервые видела соседа спокойным и серьезным. Он бывал усталым, замотанным, чаще — насмешливым и дурашливым. А вот такой — корректно вежливый — он на работе, наверное. Сейчас Петров выглядел старше своих тридцати, солидный интеллигентный дяденька. Павел не острил, не говорил Зине забавных комплиментов. От ее попыток внести в разговор доверительность и дружескую теплоту мягко уходил, переводя разговор на другое, на то, что интересно Игорю.