Как и у меня, впрочем. По большей части. Вот только свирепости у меня нет. Я гуманист. Согласен, глупое качество в сегодняшней жизни, но — таким родился. Добро в нашем мире причинять не так-то просто, куда лучше следовать темному пути зла, находя для каждой подлости бесконечную цепочку оправданий. Жить по совести — просто жить и оставаться человеком — сложно. Думаю, и в этом мире правила игры в жизнь неизменны. Человек везде одинаков. Что же касается нелюдей… Хм, м-да… Могу ли я назвать себя человеком, если щеголяю острыми лисьими ушами? Впрочем, это-то сейчас не важно. Мне бы вспомнить хоть что-то о прошлой жизни Джорека.
А может, у меня получится вспомнить, что случилось с Лисом вчера? Это ведь самые свежие, последние его воспоминания?
Давай, Тиха, ты сможешь! Раскодируй хотя бы пару строчек. Тем более, торопиться пока некуда.
Я сосредоточился, до боли зажмурив глаза.
Мало-помалу картинки начали проясняться, но это потребовало от меня таких усилий, что я начал хватать воздух ртом, словно пробежал километров десять. И это при моем новом богатырском теле!
Вчера… Вчера-вчера-вчера… Так что же случилось вчера? Вчера на тропе Джорек по прозвищу Лис повстречал существо… Человека или нелюдя? А что, тут есть нелюди, кроме меня? Кажется, да, и много…
Итак, Лис повстречал давнего знакомого. Об этом говорило ощущение приятного спокойствия и… вожделения, заполонившего громадное тело Джорека. Вот это чувство оказалось настолько сильным, что я немедленно присел на корточки, устыдившись вполне естественных реакций своего организма. Скажем так: у Джорека все работало, как часы, и даже лучше.
Я поворошил обрывки воспоминаний, пытаясь сложить из них общую картину. Мутное пятно лица… мелодичный смех. Женщина! Давняя знакомая. Вот оно что. Вот значит как. И здесь не обошлось без бабы. С другой стороны — радостно, что мой бугай нормальной ориентации, радостно.
Смех… Манящий запах знакомой женщины — острый и пряный. Протянутая тонкая рука…
Я-Джорек расслабился, сбросил в траву манатки, положил сверху меч. Выпрямился и шагнул к женщине, которая стояла в пятне лунного света, шагнул, сгорая от желания. Кажется, тут, в этом лесу, мне назначили интимную встречу.
Смех… Острый слух Лиса притупился, обоняние слышало только запах женщины. Н-да, половая сила есть — ума не надо. Я-Джорек придвинулся к барышне, где-то на периферии сознания различив за грудой валунов шорох, и — тут-то меня и убили. Услышал щелчок, не успел отпрянуть — стрела с серебряным наконечником вошла под левую лопатку. Черт, как же больно!
Я-Тиха резко выдохнул и оперся руками о землю. Не каждый день случается пережить собственное убийство. Голова закружилась, перед глазами поплыли цветные пятна. Помимо воли я снова погрузился в воспоминания.
Боль, вспышка ярости… Я рухнул на колени, пытаясь вырвать стрелу, и таки вырвал ее, обливаясь кровью. Пробитое сердце екало, стучало все слабее, но я-Джорек с глухим рычанием пополз вперед, чтобы, аки мавр, сомкнуть пальцы на шее предательницы. Золотые волосы… Да, у нее были золотые волосы, длинные и шелковистые!
Из-за деревьев за ее спиной появились какие-то существа в балахонах. Нелюди… Явно — нелюди. Я не смог рассмотреть их толком. Женщина что-то промолвила… странные интонации. Она будто извинялась передо мной. Потом существа схватили меня под белы руки и… мое сознание угасло.
Я вернулся к реальности, стоя на коленях и задыхаясь. Голова кружится, боль стучит в виски свинцовыми молоточками, в теле слабость.
Кое-как добрался до груды камней, присел, низко опустив голову. Боль и слабость медленно отпускали…
Ладно, подведем итог. Для того, чтобы вселить меня в тело воина, его сначала понадобилось убить и, что характерно, стрелой из серебра. Почему убить — вопрос, со всех точек зрения, интересный, но ответа на него я пока не знаю, но приложу все силы к тому, чтобы узнать. Джорек — если ориентироваться по ощущениям — терпеть ненавидел магию и ничего о подобных ритуалах не знал, во всяком случае, в его закодированных воспоминаниях не содержалось и намека на такое знание.
Ясно одно: Джорека именно убили — стреляли прицельно в сердце практически в упор, чтобы не успел отпрыгнуть, уклониться. Убили — а потом каким-то образом вылечили смертельную рану. И вселили в тело меня, Тиху Громова, коротышку и неудачника. А что же мозг? Без поступления кислорода его кора умрет за шесть минут, это скажет вам всякий любитель сериала о докторе Хаусе. И человек, если его потом оживить, превратится в идиота. Или местным бойцам законы природы не указ? Как знать, может, кора их мозга выполнена из лучшего (полированного?) дуба? Ясно мне, что ничего не ясно. И дело тут, конечно, не обошлось без магии.
А может, я того, зомби? Ну, нет. Я чувствую боль, тепло, жажду и весь спектр эмоций, а значит, я жив-живехонек. Ну и сердце, опять же, колотится. К тому же зомби, со всей очевидностью, не способен думать — все из-за отмершей коры. Это только в дурацких фильмах и играх зомби ведут себя как полуразумные существа. Короче, не зомби я, нет.
Предположим пока, что некто, включая бывшую пассию Джорека, решил с неизвестными мне целями устроить рокировку и переправил мое сознание — или душу — в тело Лиса, а его душу — в мое тело. Не завидую я парню. Шел на свиданку, а вместо бабы получил стрелу в сердце, помер — и очухался в теле безработного избитого коротышки, которого уже лет пять тошнит от собственной тусклой жизни. Ах да, еще и похмелюга у него. Веселенький пинок судьбы, что тут говорить.
Очевидно, что многие — если не все — навыки Джорека при мне и не слишком меня обременяют, скорее, помогают обживаться. И к тому же я теперь — воин с могучими габаритами, боец ростом метр девяносто. Свирепый вояка.
Ура, что ли? Пожалуй, ура.
Вот только я отдал бы и рост и умение биться за воспоминания Лиса.
Пить хотелось все сильнее.
Я встал, пересиливая головокружение, добрался до вороха своих вещей и опустился на корточки.
Мои руки сами откопали в манатках объемистую деревянную флягу. Сознание в этом не участвовало. Некоторые вещи я теперь проделывал на инстинктах-воспоминаниях моего тела. На несознательных воспоминаниях. К счастью, их мне не заблокировали.
Я выдернул пробку и поднес флягу к губам, думая как следует напиться. Во фляге оказалось вино. Блин, терпеть не могу эту кислятину. Я с трудом убрал флягу от лица, сделав всего два глотка. Слушай, Лис, я люблю пиво. Могу иногда жахнуть водки, накатить стопарик вискаря на чьем-нибудь дне рождения, но от любого вина меня выворачивает наизнанку, и с этим тебе, мой неживой приятель, придется считаться.
Я вылил содержимое фляги в траву. Это далось мне легко, хотя на середине движения кисти возник рефлекс отторжения: дикарь во мне начал сопротивляться, но я-Тиха запросто его обломал.
Острые уши услужливо подсказали: рядом протекает ручей. Гм. Напьюсь я ключевой водицы, заодно наберу во флягу, ну и посмотрю на себя — красивого.
Ручей сыскался метрах в тридцати, в распадке. Чистейшая вода струится по каменистому ложу, деревья полощут ветви, птицы заливаются. Для Тихона Громова — картина непривычная. Для Джорека — обыденность. Он знает все породы деревьев, по щебету различает породы птиц, умеет охотиться, при желании — ежа убьет голым задом. Неплохо для бугая. И куда лучше — чем было раньше, там, в моей другой жизни.
Я припал на колено и напился, зачерпывая горстью. Затем нашел островок спокойной воды среди камней и уставился на свое отражение.
Мать моя женщина…
Вышел я и ростом, и статью, и мордой. Сиречь физиономией. Была в свирепых резких чертах моего голубоглазого альтер-эго какая-то первобытная привлекательность. Подбородок из литого чугуния, ломаные светлые брови на тяжелых дугах, тонкие суровые губы. Ай, хорош! Ай, красавэц! Все бабы будут наши! Я — как Жерар де Мордье в лучшие его годы! Далеко не хомо эректус, сиречь человек прямоходящий. Скорее — хомо сапиенс, с легкой добавкой… инакости.
Голова крепилась к могучей жилистой шее. Еще более могучими выглядели плечи. Вообще мускулатура рельефная. Не такая, конечно, какой привыкли щеголять жрущие стероиды и фуросемид культуристы, но массивная, и — соразмерная телу. Малый я объемистый, килограммов сто двадцать, похож, скорее, не на Шварценеггера, а на Ральфа Меллера, что сыграл в «Гладиаторе» и в сериале «Конан». Всегда завидовал габаритам этого немца.
Я напряг бицепсы и покрасовался в отражении. Да-а-а… Были люди в наше время. Но — люди ли? Так-то меня не отличить от человека, если бы не уши…
И зубы. Верхние и нижние клыки все-таки выступают слишком заметно, такими только сырое мясо рвать… Или глотки. Зато — никаких следов кариеса!
Я нагнулся, рассматривая свой собственный оскал. Веселый такой, звериный.
Я нагнулся, рассматривая свой собственный оскал. Веселый такой, звериный.
Легкий ветерок колыхнул волосы. В груди родилось чувство опасности. Кто-то смотрел на меня, беспардонно разглядывал с той стороны ручья.
7
Я начал медленно выпрямляться. Одновременно поворачивал голову, чтобы понять, откуда тянется нить взгляда. Ага, есть. Смотрят чуть сбоку — примерно там, где русло ручья делает изгиб, исчезая в зарослях сочно-зеленой осоки.
Кто-то изголодался по общению. А может, просто хотел жрать.
Я распрямился, тихо вздохнул, отбросил дурацкий хвост волос за спину.
Что за манера — растить волосы ниже поясницы? Гномы растят бороды до пупка, а северные дикари, стало быть, не стригутся, чтобы волосы свисали до зада. Стесняются своих ягодиц, очевидно. Нет, нафиг этот хвост — срежу при первой возможности! Я не Джорек, я — Тиха, приятно познакомиться.
Взгляд прикипел ко мне намертво. Я сделал шаг в сторону — маленький такой шаг. Начал пятиться вбок. Взгляд вел меня, не отрываясь. Странный взгляд. Не живой и не мертвый. Холодный. И явно — нечеловеческий.
Мой нос попытался уловить запах таинственного наблюдателя, но ветер дул в другую сторону. Тут я понял еще одну штуку: птицы в округе притихли. Где-то там, вдали, они чирикали себе, но вот здесь — рядом со мной и взглядом — нишкнули, сидели тихонько, зажав клювы лапками.
Наблюдатель немного сместился. Стал ближе. Я зарычал — предостерегающе, злобно.
На том берегу, метрах в двадцати от меня, колыхнулись кусты, и что-то большое с шумом приземлилось в воду.
Сквозь мельтешение листьев обрисовались острые плечи и коричневый ком головы…
Нелюдь!
Я рванул к своим вещам, к мечу, бросив злосчастные волосы за плечи, босиком по корням и сухим веткам. Инстинкты Джорека не протестовали. Лучше встретить врага мечом, чем голыми руками.
Шлепки по воде добавили мне прыти. Я ломился сквозь подлесок на первой скорости, как призовой кабан, а молчаливый охотник мчался за мной, кажется, иногда припадая на все четыре лапы. Я чуял, как земля подрагивает от его скачков.
Вот и валуны. Я подхватил меч с кучи барахла, сдернул ножны, обернулся. Руки сами выставили блеснувшее оружие. Клинок на уровне груди, обмотанная кожей рукоять сжата обеими руками.
— Ичих-ха-а-а!
Похоже, это был боевой вопль Джорека.
Преследователь не выскочил с ревом следом за мной, не вышел чинным шагом, не выбрел, ковыляя, на четырех лапах. Он… остановился. Метрах в десяти от дороги в густом кустарнике маячил силуэт — с оплывшими плечами и головой, от взгляда на которую меня пробрала оторопь: это был настоящий ком. Бугристый, голый, лишенный растительности ком. Пока даже мои новые глаза не могли различить подробностей сквозь мельтешение листьев. Морда — или лицо? Не понять… не вижу… Толком не могу разглядеть ничего… Лица словно нет, на его месте как будто бугристая поверхность без глаз, носа, рта.
Существо словно наткнулось на стену. Оно ощупывало ее передними… руками? Лапами?.. Тыкалось башкой, но не могло ступить вперед и шага.
— Ну, давай! — крикнул я, внезапно осмелев. — Подходи, бери посылку, zlyden pisukaviy!
Меч подрагивал в руке, отблескивал зловещей синевой.
Существо не издавало звуков. Просто тупо рвалось ко мне сквозь невидимую преграду. Я, говоря откровенно, чувствовал бы себя куда более уверенно, если бы услышал рев, лай, даже безумный хохот, если бы оно хотя бы щелкнуло зубами!
Чувства Джорека внезапно подсказали: здесь, на тропе, никакой опасности для меня нет. Вот просто — нет, хоть ложись да засыпай, или… занимайся тем самым, за чем Джорек вчера сюда и явился.
Тварь начала движение вбок, с хрустом проламываясь сквозь заросли и пытаясь пробиться сквозь стену то на четвереньках, то — становясь на задние конечности. Угу, хоть тушкой, хоть чучелком, лишь бы за границу… Я поворачивался следом, острием меча как стрелкой отмечая путь твари.
Она отходила все дальше: невидимый барьер, сквозь который ей не было хода, тянулся вдоль лесной тропы. Вопрос: есть ли в барьере брешь, и почему я запросто прошел сквозь него? Загадка. А выпустит ли меня стена обратно к ручью, а?
Когда треск сучьев под ногами-лапами твари слегка утих, я начал медленно красться, повторяя в обратную сторону путь своего бегства.
Раздвинул кустарник мечом, ступил туда, где недавно находилась тварь. Прошел чуть вперед. Вэлкам, так сказать, ту зэ хэлл. Значит, меня — пропускает. И то хорошо. Даже — замечательно.
Я потянул носом, пытаясь своим новым обостренным чутьем уловить запах неведомой зверушки. А вот фиг. Я слышал терпкий запах леса, гнилых листьев, коры, а вот твари — нет. Она просто не пахла ничем. Странные такие чудеса.
Вдали раздался частый топот. Я спешно отбежал к валунам. Когда оглянулся, силуэт твари снова оказался напротив меня. Она начала двигаться в другую сторону, все так же пытаясь нащупать брешь. Я слышал треск, хруст, и — никаких иных звуков. Ладно бы рев, так хотя бы посопела для порядка!
Я рассмеялся и молодцевато выпятил грудь. Показал твари средний палец.
— Вот тебе загранка! Вот тебе Courchevel с бабами!
Как интересно я мешаю местную лингву с родным языком, заметили?
Треск и хруст постепенно затихли. Тогда я положил меч в траву и занялся своей экипировкой.
Одежда была аккуратно свернута и лежала рядом с вещевым мешком из плотной серой ткани. Сбоку притулилась шляпа — тяжелая, с обширными вислыми полями. Ну, ясно, это от солнца. Я ведь рыжий. Плащ светло-каштанового цвета скручен в скатку. Именно на нем Джорек собирался предаваться любовным утехам…
Вместо труселей мне полагались подштанники на завязках. Слава богу, не красные. Натянул, завязал. Потом влез в штаны цвета хаки. Были они из мягкой ткани, я бы сказал, классического кроя — обычные штаны-дудочки, без клеша, бахромы и прочих излишеств. Пояс — из потрескавшейся старой кожи, вот-вот порвется, с тяжелой бронзовой пряжкой, изображающей оскаленную рожу какого-то неадекевата. Ничего так, сойдет. В родном краю у придурочных байкеров и неформалов встречаются пряжки и похуже. Застиранная рубаха надевалась через голову, ворот на шнуровке. Сапоги — из мягкой кожи, с коротким голенищем, тоже на шнуровке, подметка левого обвязана веревкой. Небогато что-то для героя… Я заправил штанины в сапоги, встал и пошевелил плечами. Нигде не жмет, надо же, какое удивление! И все натуральное, никакой синтетики.
Под всем барахлом лежали, крест-накрест, черные кожаные перчатки.
Интересно, на кой они мне сейчас, летом? Может, чтобы рукоятка меча не скользила? Да она вроде и так не скользит…
Ладно. Я заткнул перчатки за пояс и принялся обследовать торбу Джорека в тайной надежде найти там записку, мол, вот тебе, молодец, инструкции по прибытию на место. Пойди туда-то и туда-то. А вот сюда — не ходи, зарежут.
Худ был мешок, вообще-то. Для долгого пути Джорек мог бы экипироваться и поприличней. Ни тебе смены белья, ни жратвы, ни даже потрепанного томика Марининой. В мешке нашлись: точильный камень, кресало с огнивом (память Лиса подсказала, что это и как обращаться с этими вещами), маленький топорик в чехле, явно — чтобы рубить ветки для любовного ложа и костра, моток бечевы, хлебные крошки и кошелек — такой, как рисуют на старинных картинах: малинового бархата потертый мешочек с горловиной на шнурке.
И все. Странно. Как-то слишком по-спартански. Джорек-то у нас, конечно, неприхотливый малый, но как он намерен добывать пищу в лесу с помощью меча?
А может, благодетели меня того, обнесли? Чтобы усложнить, так сказать, задачу?
Я вдруг ощутил запах, который знал даже Тиха — ветеринар. Мешок насквозь продушился лошадиным потом. Ага, дело проясняется. Джорек странствовал на коне — но для визита в лес к даме почему-то решил отказаться от конной тяги — я четко помню, что двигался он пешком. Может, у дамы была аллергия на лошадей или лошадь гнусно ржала во время секса, — кто знает, да теперь уже и не важно. Главное я выяснил: раз пришел сюда ножками, значит, жилье неподалеку. Час ходьбы, или два.
При мысли о жилье в животе у меня заурчало. Да, надо выбираться отсюда, и чем быстрее — тем лучше.
Записки, понятное дело, не нашлось. Неведомые благодетели оставили меня в лесу со стертой памятью и прыскают в кулачки. Делают ставки — выберется Тиха в теле Джорека из пустошей или нет. А та, которая меня предала…
Чертов «Тотал реколл» наоборот! Волна ярости снова накатила. Я знаю, в чьем я теле, но весь массив воспоминаний у меня отобрали, и раскодировать даже незначительный эпизод стоит неимоверных усилий!
Я сжал кулаки, сердце яростно колотилось, дыхание вырывалось пополам с рычанием. Найду! Найду каждого, кто участвовал в «переселении душ», и нанесу добро, причиню справедливость! И даже ее, золотоволосую, покараю!