**************************************************************************************
"Ну вот, сейчас она меня поцелует - и всё будет как всегда"... - со скучающим видом подумал Влад, когда Надя притормозила автомобиль у бордюра на площади перед аэропортом.
Предчувствия его не обманули: Надя с хозяйским видом повернулась к нему и смачно, как в мелодрамах, чмокнула его в губы:
- Счастливо долететь, Ромальцев, - сказала она, тут же поправляя испорченный макияж. - Позвони, как доберешься...
Влад бросил взгляд на ее ладную фигуру, на отросшие с прошлогодней встречи волосы платинового цвета, на лицо, скрытое под маской различных косметических и парфюмерных ухищрений.
- Счастливо оставаться, Эсперанца! - нагнувшись к окошку, он изобразил беззаботную улыбку, а затем захлопнул дверцу и больше уже ни разу не оглянулся.
В N-ске крупными хлопьями валил пушистый снег. На газонах, крышах, деревьях он лежал, никем не тронутый, сияя ослепительной зернистой белизной. Наде это зрелище было привычным, а вот Ромальцева всегда настораживали огромные снежные шапки на подоконниках и козырьках подъездов; иногда он не узнавал тех мест, в которых они частенько бывали летом. Раньше они даже спорили с Надей на эту тему. Раньше... когда ему все это было интересно... А как давно это было...
Проследив за его вялой походкой, Надежда покачала головой:
- Дурачок... - она закурила длинную, коричневого цвета, "More". - С твоей внешностью, с твоими данными - и так сутулиться?.. Чего человеку надо?..
Она никогда не понимала Ромальцева. Мужа своего знала, как пять пальцев, а Влад для нее по-прежнему оставался темным лесом. Дрему-у-учим таким лесом. Может быть, это потому, что она редко его видела? Да она и своего супруга не так уж часто видела до того, как разгадала всю его подноготную. Или это от того, что Ромальцев слишком много хочет от этой жизни - то, до чего простые смертные и додуматься не могут? И знает прекрасно, что не получит и половины. Маленький принц... А "блюдечка с голубой каемочкой" не нужно? А полетать? Странный, нетипичный случай... Но парень интересный, по крайней мере, раньше таким он и был: они взахлеб говорили о книгах, музыке, о своих взглядах на выверты этой жизни, да и на многое другое, о чем перестали говорить вот уже года два. Не хотела бы она с таким жить: никогда не угадаешь, что у него на уме. Каким же он был в детстве? Уж мамочка его постаралась: сын без нее и шагу ступить не может. Посмотреть бы на нее, что она из себя представляет, эта Зинаида Петровна Ромальцева...
Надя докурила, завела мотор и развернулась, чтобы выехать на юго-западное шоссе, которое вернуло бы ее в город. Вдалеке под мост нырнула электричка, издав протяжный вой, схвативший Надю за сердце...
Влад прошел на посадку. Конечно, в ростовском аэропорту его будет ждать мать. А потом - снова все как всегда. Каждый день одно и то же... Может быть, к лучшему, если сегодняшний рейс окажется роковым, и самолет сверзится с трехкилометровой высоты куда-нибудь в казахстанскую степь?.. Ромальцев встряхнулся: ну и дикие же мысли! А сколько народу еще погибнет?! Ему-то ладно, даже забавно: то-то мамаша запричитает! Любимый, ненаглядный первенец, как же! До сих пор на коротком поводке обожаемого держит... И по вечерам: сядет смотреть какое-нибудь "мыло" по телеку, пропитается слащавой слезливостью - и давай фантазировать: ой, как же, если что с Владичкой случится, как в сериалах?! ой, что же она будет без него делать?! ах, даже внучочков от него, родимого, не останется ей в утешение!.. Верно сказал как-то Дениска, младший брат: "Ты с него сначала строгий ошейник сними, мамуль!" Как же её это зацепило! Правда глаза колет. И самое главное, не хочется Владу избавляться от этой зависимости. И бесит она его, и без неё никак. Замкнутый круг.
Какая-то девушка в соседнем кресле попросила его помочь пристегнуть ремень. Ромальцев помог, и соседка сказала что-то о погоде. Он согласился и отвернулся. Как всегда... С её стороны был вполне ясный намек на то, что она была бы не прочь познакомиться. Скучно все это... Скучно и пошло. Они все почему-то покупаются на его синие глаза. Наверное, зря говорят про зеркало души. В случае Влада его глаза просто хорошо маскируют отчаянную пустоту...
Несколько часов полета прошли как сон. Ромальцев и в самом деле дремал, сколько мог, время от времени бросая под язык конфетки от тошноты.
А на следующий день его снова ждала опостылевшая работа, рутина, надоевшие лица, сонный начальник... Дома - мать у телевизора... Пара-тройка звонков от знакомых, размышления, как скоротать очередной скучный осенний вечер... Нудная карусель повторяющихся фактов, полное отсутствие смысла жизни... И абсолютная предсказуемость. А еще говорят, что Россия - страна неожиданностей. Какое там! И неубедительно звучит: "Так все живут". Все - не все, а ему, Владу, хотелось бы другого. Или уже не хотелось бы?.. Нет, не хотелось бы.
Когда совсем стемнело, он подошел к балконной двери, щелкнул шпингалетом и впустил в комнату сырой, по-зимнему промозглый воздух. Да, да, скорее бы уже зима. Межсезонье только усугубляет и без того противные мысли...
- Владичка?! - настороженный голос матери из ее комнаты. Ты куда?!
- На балкон, - буркнул Ромальцев.
- Накинь что-нибудь!
Мама не была бы собой, если бы не сказала этого. Влад почти засмеялся. Но, с другой стороны, надо же было ей хоть что-то сказать...
Хорошо жить на одиннадцатом этаже! И особенно хорошо, когда есть и застекленная лоджия, и открытый балкон. Если же на этом балконе отсутствует веревка с прищепленными к ней шмотками, цепляющими тебя по голове на каждом шагу - это уже верх блаженства...
Ромальцев облокотился о перила и посмотрел на город. Вдалеке красными огнями светилась телебашня. Воздух прозрачный, но откуда-то с гор тянет газом. И до сих пор не было ни снежинки, даже удивительно. Да, это не снега Надиного N-ска... Тоже мне, Эсперанца, Снежная Королева... Ей нравится, когда он так её называет, и это стало в определенной степени ритуалом. Еще два года назад все было иначе...
А ну как прыгнуть вниз?.. Вот был бы номер... С такой высоты - секунды три свободного полета... Или пять? Но зато это будет настоящий полет. Только вот приземляться, пожалуй, больно будет... Влад с детства не выносил боли. Что скажешь, настоящий невротик с шизоидными наклонностями, вот и весь сказ. Если уж делать что-то такое над собой, то чтобы не было больно, чтобы не успеть осознать и отказаться - в то время, когда уже поздно отказываться... А так он не прочь.
Ромальцев подумал, вытащил не начатую пачку "Парламента", разглядел ее - и курить не стал.
У кого это так орет магнитофон?.. Странно, что кого-то до сих пор прельщают эти приевшиеся и однообразные развлечения. Собирается толпа, накачивается горячительными напитками, ведет пустые разговоры - и расползается. И каждый раз одно и то же. Скучно.
Он повернулся и ушел в комнату. Закрывая двери, увидел свое отражение на стекле. Ну, хорошо, двадцать восемь, летом двадцать девять, привлекательная внешность, хорошая фигура (когда не горбится, словно старик), глаза цвета морской волны... Экзотика, конечно: с откровенно южным типом - светлые глаза. Приманка для девчонок, мышеловка. А ему всего этого не нужно, потому как скучно.
Ничего толком не видевший, он полностью уверен, что все знает. Есть интеллект, а вот где душа? В маминой шкатулке, куда однажды из любопытства он залез пятилетним мальчишкой и получил за это по рукам?
Как же все надоело!..
ЧЕРЕЗ ТРИ ДНЯ...
Хвойный запах смешался с дымом костра. Хрустально звенит ледяной ручей. Здесь не бывает смены суток, обычной и привычной в другой реальности. Здесь все так же и все по-другому...
Если забраться с одной стороны одеяла, постеленного на слежавшийся снег, то с другой стороны можно выбраться и оказаться уже в другом городе, иной стране. И это так естественно! Как тяжело видеть сны, где для путешествия из одной местности в другую требуются часы, а подчас и дни, месяцы...
Высшее искусство - научиться подолгу отсутствовать в той реальности, то есть, не засыпать здесь. Но это привилегия немногих - тех, кто еще слишком юн, кто находится в состоянии статики и ждет следующего воплощения, ждет с нетерпением и любопытством, прекрасно понимая, что, оказавшись там, он все забудет... Вот новый парадокс реальностей: ТАМ обладающие высшим искусством были бы в почете, и на них возложили бы самую трудную миссию.
Путники возвращаются, находят новых учеников, делятся своими знаниями и опытом. Учителя ЧУВСТВУЮТ, что ждет каждого из них в конце, в месте соединения всех спиц колеса. Дело Трекеров - Путников, Даосов, Пилигримов - предупредить. Сколько учеников не возвращаются на пирамиду Восхождения, забывают, как они карабкались по крутой лестнице, радуясь за себя и других, страдая от порывов шквального ветра, подхватывая соскользнувшего Попутчика... Прельстившись ирреальностью ТОГО пространства, они вначале прибегают к различным уловкам, чтобы заставить молчать свою основу, свое главное составляющее, и чтобы побывать ТАМ, где все можно подержать в руках, насладиться телом, оглядеть глазами. Затем они агрессивно встречают своих бывших спутников, потому что не в состоянии понять их; ком постепенно растет, забвение все сильнее окутывает их сущность... И - последняя стадия: срываясь в пропасть, они хватают за ноги своих некогда Попутчиков, чтобы сдернуть их за собой.
- Ну и устаешь же от тебя! - Третий Даос поймал за руку своего напарника, сбитого ударом крыла призрачной птицы, в которую обратился вселенский вихрь. - Высший уровень скольжения - и вдруг... - в сотый раз он претерпевает метаморфозу, качает головой и в виде пернатого медвежонка вскарабкивается на сосну, чтобы окончательно исчезнуть, тем не менее присутствуя и там, и здесь; словно в давно позабытой сказке, в пространстве медленно тает покрытая птичьим пухом мордочка.
У Помощника Верховного это вызывает невольную улыбку: для него эта сказка совсем не позабытая. Он отвык от своего мира, забыл об отдыхе. Бесконечная цепь засыпаний и пробуждений, без статичного отдыха, не отбила у него желания подниматься. Но Помощник устал...
О, блаженное состояние высших! Когда же наступит момент, и он сможет присесть на ступеньку и отдохнуть на уровне новичков-учеников?! Когда ему выпадет бесконечное бдение у костра, игра с невидимыми энергетическими шарами?!.. Как ему этого хочется! Но... сейчас - нельзя... И еще долго будет нельзя... А может, не долго? Может, то, что чувствуют они оба и забывают, оказавшись ТАМ, - не ошибка? Может быть, когда две составляющие части бессильны, на помощь приходит третья?..
Учитель давал ему советы, выслушивал, но никогда не делал что-либо за него. И всегда оказывался рядом во времена отстранений. Места, где они встречались, в иррациональном пространстве назывались "Алтай", "Древний Египет" или "Кемет", "Тибет", "Гималаи"...
- Я почти разучился менять облик, - заметил как-то Помощник.
Старик усмехается:
- Ты уже не один, а потому тебе это не нужно. Сейчас Она смотрит на нас твоими глазами...
- Попутчик обижен на меня: мы стали меньше общаться с ним...
- Пустяки. Ты мыслишь категориями того мира...
- Но...
- Тебе пора возвращаться... Вы просыпаетесь.
Помощник Верховного покорно пристроился на опавшей листве, чтобы уснуть и скользнуть за границу бессознательного...
______________________________________________________________________________________
Рената со стоном открыла глаза. Была глубокая ночь, на улице шел дождь, но ей было душно, под ребрами горело. Она встала и подошла к распахнутой форточке.
Николай, который кутался в одеяло на диванчике, тоже проснулся и недовольно пробурчал:
- Здрасьте вам! Сколько можно полуночничать? Выпей снотворного, что ли?
- Я не могу дышать... - жалобно ответила она, становясь в этот момент прежней - растерянной и беззащитной - Ренатой. Открой окно... Пожалуйста!
- У меня уже пятки посинели, и так все нараспашку... С тобой, ладонька, что-то не так...
- Пожалуйста!
- Лучше иди ко мне.
Утомленная беспокойной ночью, Рената доверчиво забралась к нему под бок.
- Легче? - он поудобнее устроил ее голову у себя на руке.
- Не знаю. По-моему, да... - сонно пробормотала она.
Прошло минут десять. Рената тихо спала, зато теперь Ник никак не мог найти удобного положения и задремать. Ее теплое тело, беспомощность, доверчивость будоражили воображение Гроссмана. Вот если бы все вернулось на круги своя, как раньше... Если бы он осмелился нарушить данное самому себе слово... Впрочем, а почему нет? Она по-прежнему его жена, так думают все, даже проницательная маман.
Ник приподнялся и заглянул в лицо Ренаты, отвел прядь волос от ее щеки, поцеловал в приоткрытые губы... "Танрэй"... автономно родилось в мозгу. Откуда?..
Гроссман поймал себя на том, что пальцы его осторожно касаются ее тела. Рената не проснулась, но в то же время, чувствуя прикосновения, прильнула лицом к его груди.
- Малыш! - тихо позвал он - так, как не звал никогда раньше.
Она распахнула глаза и сжалась. Во взгляде была боль, укор, недоумение - Николай не понимал, сколько там было всего, что нельзя высказать словами. Гроссман отстранился. Гранитные зрачки Ренаты при свете ночной лампы внезапно стали глухими и немыми, все чувства растворились под непроницаемой оболочкой. Она спокойно, как Сфинкс, взирала на него. Ей было все равно, что он собирается делать.
- Я хотел... уложить тебя поудобнее... - он оправдывается?! Да, он оправдывается. Гадкое чувство вины - ни за что, ни про что... В чем, собственно, он провинился?! В том, что не может, не умеет вытравить из себя свою слабость к ней?! Он хотел бы этого, но во всем этом сопротивляющийся разум улавливает что-то большее, нежели физиологические импульсы, нежели животные инстинкты... Как с этим всем бороться?
- Да, ты прав... - тихо сказала Рената. - Но нужно подождать. Все слишком сильно запуталось...
- Слишком.
- Я не смогу тебе этого объяснить. По крайней мере, сейчас.
- Не сможешь, - словно согласное эхо, откликнулся Ник, уже зная, что ничего не будет и сегодня. Он выключил бра и повернулся к стене. - Спокойной ночи.
Рената уставилась в потолок. Как хотелось оказаться ТАМ... И - непреодолимая преграда: не хватало воздуха, легкие горели от страшного напряжения, грудь ныла. Сколько уже дней продолжается это мучение... Хотелось уснуть навсегда, а приходилось возвращаться, каждый раз понимая всю мерзость окружающей реальности...
- Прости меня, - шепнули внутри. - Мы найдем выход, нужно лишь потерпеть...
"Я люблю тебя, - подумала она. - И готова терпеть, сколько нужно. Ты же знаешь, я смогу"...
- Прости...
Ник повернулся и, повинуясь чему-то невысказанному, набросил на нее одеяло:
- Спи, малыш...
А утром к ним ворвалась Роза Давидовна, не имевшая обыкновения "стучаться в собственном доме". Возможно, ее очень удивило бы, застань она какую-нибудь пикантную картинку в комнате сына: за пять лет совместной жизни это можно как-то отрегулировать, да и вообще, при таком стаже интимные вещи уходят на ...дцатый план.
- Кто из вас вчера мыл посуду?! - набросилась она на Николая, который спросонья не мог понять, что она хочет.
Рената села и прикрылась одеялом.
- Ну, я... - сознался Ник, прикидывая, что он мог забыть вымыть.
- Сколько же ж раз тебе можно говорить, чтобы не складывал ложки и вилки в поддон сушилки?! На лбу тебе написать, да и зеркало закрепить, чи що?! А?! - мадам Гроссман грозно подбоченилась.
- Роз, какая разница?!
- Яка разница?! А така, що один... - взглянув на Ренату, она почему-то осеклась и не стала продолжать свою любимую присказку.
- Доброе утро, - кивнула та и вежливо улыбнулась, не выказывая ни тени смущения.
Сообщив, что "вообще-то" уже девять часов, мадам Гроссман покинула спальню.
- Клад, что за женщина... - проворчал Гроссман, поглядывая на Ренату.
Та поднялась:
- Ник, свози меня к морю!
- Наконец-то! Работа подождет, поехали... - он был рад, что бывшая жена наконец-то ожила, и стал одеваться.
Тут послышалась трель телефонного звонка, которая прервалась на полузвуке: возбужденная утренним скандалом Роза Давидовна схватила трубку где-то на другом конце квартиры.
Рената медленно завязала пояс халата и поглядела на Николая.
Дверь снова вынесло, как от пинка.
- Колюня, тебя! - мадам Гроссман понизила голос: - Какой-то незнакомый мужчина. И еще: шо я вам, коммутатор?! На!
Она ткнула трубкой в Ника и с достоинством удалилась, на сей раз даже не взглянув в сторону снохи.
- Да? - сказал Ник.
Насторожившись, Рената следила за сменой выражений на его лице..
Первые три секунды в трубке длилось молчание, затем послышался хрипловатый голос:
- Нужно встретиться, переговорить.
К своему ужасу, Ник с первых же звуков узнал этот голос. Он совладал со своей мимикой, беззаботно взглянул на Ренату и снова уставился на собственную коленку, где на ткани джинсов обнаружил едва заметное пятнышко. Улыбка играла на его лице, когда он возил пальцем по пятну, словно желая стереть.
- Ага... А где? - он сумел справиться с волнением и не заговорить со своим одесским апломбом.
- Я сам найду тебя.
- Вот уж не нужно!..
Но трубка ответила ему прерывистыми гудками.
Рената сидела у зеркала и расчесывалась. В последнее время она так редко занималась своей внешностью, что это было странно. Казалось, зеркал для нее не существует. Но при этом она совершенно не подурнела, даже наоборот - оправившись от всех переживаний прошлых месяцев, она стала возвращаться в прежний облик.
- Это по работе, - не моргнув глазом, солгал Ник, хотя Рената ни о чем и не спрашивала. Ему это было нетрудно: в свое время он часто обманывал ее, правда, по другому поводу, и она к этому привыкла - настолько, что даже не пыталась разобраться, где правда, а где - ложь.
- Да, да, конечно... - рассеянно ответила девушка. - Как ты думаешь, что бы мне надеть?..
Ее невнимание задело Ника за живое. Такое ощущение, что эта куколка просто взяла да и забыла о нависшей опасности. Поразительное спокойствие! "Что мне надеть"... Вершина легкомыслия... Показать бы ее врачу, пока не поздно: что-то происходит у нее с головой. Изменение личности - достаточное основание для консультации у психолога, пусть состояние Ренаты и не похоже на угнетенное...
- Достаточно и того, что ты хоть что-нибудь наденешь, ладонька... - бросил он и, не прощаясь, ушел.