— Так тем более нечего бояться. Вас они трогать не станут.
— Дурак, — сказал Старик с сожалением, вставая. — Я для чего рассказал? Чтобы похвастаться? Мне это не нужно. Меня и так знают. Просто ничего мы не знаем про планету, на которой живем, там могут бродить монстры еще похуже уже знакомых. Не расслабляйтесь. Если ночь прошла — это еще не значит, что все кончилось. Сами знаете — мы встаем еще до рассвета. Пока скотину на водопой отгоним, пока позавтракаем и фургоны растащим. Пока волов в них запрягут, солнце уже высоко стоит. Вот этот промежуток самый опасный. Ты не поленись, поработай.
Он, не прощаясь, быстро ушел.
— О чем это он, «поработай»? — с недоумением спросил я.
— А, мы друг с другом давно знакомы, Ковбой меня когда-то учил. Его действительно хорошо знают, очень удачливый рейдер. Вдруг все бросил и пошел за этими. Ты не бери в голову, он это мне сказал. Есть у меня такая способность, чувствовать неправильность. Не могу объяснить как, но, если специально напрячься, могу унюхать любого врага за несколько километров. Вернее, не так. Какой мне враг тигр, просто кушать хочет. Но вот если он имеет намерения меня сожрать, то я буду знать заранее. Включилось у меня такое после той истории с зомби. Я надеюсь, тебя не надо предупреждать, что даже среди своих о таких вещах лишний раз упоминать не стоит? Кому надо, тот знает. Вот и хорошо…
Глава 5 ПОДЗЕМЕЛЬЕ
— Ага, — довольным тоном сказал Волк, остановившись и глядя на речку. — Значит, все правильно.
Остальные подъезжали один за другим и радостно переглядывались. Мы только что выехали на берег довольно широкой и полноводной реки. Вид, открывшийся нам, был красивый. По берегам росли главным образом ивы, березки и осины, хотя кое-где попадались и хвойные деревья. Нормальный российский пейзаж.
— Где-то здесь надо поискать место для переправы. Если мы не сильно отклонились от направления, еще день, и будем на месте. — И Волк толкнул лошадь коленями. Остальные двинулись за ним.
— И откуда видно, что это то самое место? — тихо спросил я у Доцента.
— А ты еще раз на реку посмотри. Внимательно.
Я завертел головой, пытаясь понять, что такое они все видят. Река как река, не слишком широкая на фоне Дуная, по дороге мы видели уже парочку похожих, не считая бесчисленных ручьев.
— Не понял? — спросил Доцент, усмехаясь.
— Нет.
— Все речки, которые мы видели, идут с севера на юг и впадают в Дунай, — тоном лектора сообщил он. — А куда эта течет?
— О! — умно сказал я, глядя на мусор, проплывающий внизу.
— Вот именно. Она вытекает из Дуная и идет, что интересно, вверх. Совершенно ненормальное поведение для воды. Значит, можешь сразу убедиться, что мы въехали в аномалию. Самое место для поиска.
Через четверть часа мы заметили, как река стала поворачивать мимо огромной скалы. Здесь она широко растекалась, и уровень воды позволял легко перейти на другую сторону. Цепочкой обогнули скалу и, выезжая на противоположный берег один за другим, останавливались, глядя вниз. За излучиной река разом становилась много шире и мельче — то тут, то там из-под воды виднелись камни. Она плавно отклонялась на восток, делая огромную петлю, и берег постепенно сглаживался и сливался с равниной, лежавшей к северу и востоку. В широкой долине, поросшей высокими травами, паслись стада животных. Там были зубры, олени, дикие лошади и мелькало множество птиц.
— Ну, — пробурчал Дядя, — с пищей проблем не будет.
— Есть, — напряженно сказал Рафик, разглядывавший в бинокль склон холма. — Там все заросло, но цвет у земли другой.
Кузнец уверенно ткнул рукой в соседний холм:
— Там тоже.
— А я что говорил? — воскликнул Волк. — Тут не старый дом, тут целый поселок. Надо было забить на баптистов болт и идти сюда сразу. Мы просто не успеем все осмотреть, холода скоро.
— Договор есть договор, — с обычным для него брезгливым выражением лица сообщил Дядя. — Плевать на сектантов, слово надо держать.
— Поехали посмотрим, — хором сказали Доцент с Торопыгой.
— Я смотрю, вы явно перевозбудились, — холодно сообщил Рафик. — Нет уж, сначала разобьем лагерь, потом пойдем смотреть на месте. Или, может, мы прямо кинемся разбираться между собой? Сначала надо найти хоть что-то.
Никто не ответил.
— Вот и правильно, — разглядывая всех по очереди, сказал он. — Лучше помолчите. Вернемся домой, недовольные могут валить на все четыре стороны. А сейчас я здесь командую.
— Подожди, — сказал Волк и протиснулся мимо меня к стене.
Я воткнул лопату в землю и, с облегчением вздохнув, сел прямо на землю, глядя, как напарник старательно расчищает камень. За последние дни мы при помощи этого замечательного инструмента перекидали столько земли, раскапывая стену, что вполне могли в дальнейшем поделиться опытом с экскаватором. Мозоли уж точно были совсем не игрушечные. Впрочем, и остальные работали не меньше, отвлекаясь, только чтобы подстрелить очередного оленя на еду. Вчера добрались до входа в одно из зданий, после чего мы вдвоем были отправлены на новые раскопки больше чем за километр от прежнего места. Это было достаточно обидно, хотелось и самому посмотреть, что там интересного.
— Ага, — довольным тоном сообщил Волк. — Правильно копали, можешь посмотреть.
— Я и так прекрасно вижу, — не вставая, сказал я. — Невразумительные черточки и кружочки. То ли от времени, то ли еще по каким причинам, толком разобрать нельзя. Вполне возможно, это была надпись, и можно даже ее скопировать. Ты еще скажи, что на ней написано: «Главное хранилище артефактов».
— Зря смеешься, читать эти надписи многие могут.
— Вот только с пониманием проблемы. Каждая буква понятна, а что написано, хрен его знает.
— Древнеегипетского языка тоже никто не знает, но надписи вполне читаются. Но тут ты прав, Розеттского камня с надписью на двух языках — и чтоб непременно один был русский, пока не нашли. Только в данном случае и читать не нужно. Эти поселки строили по одному плану — кругами вместо прямых улиц. Сдвиг у них, что ли, был, прямых углов не любили. В больших кругах жили, в маленьких были мастерские и склады. Ты еще спрашивал, почему мы так странно копаем — то здесь, то там, а не подряд. Подряд раскопки делать — это работа на несколько лет и не одному десятку человек. Так что мы пытаемся сливки снять, и за это нормальный археолог, учившийся по учебнику Авдусина, просто обязан нас на месте расстрелять.
В жилых помещениях почти ничего найти нельзя — или сгнило, или унесли. А вот в общественных зданиях все что угодно бывает. Такая невразумительная надпись — это четкое указание, что здесь не частный дом, и почти наверняка что-то будет. А еще это значит, что вход должен быть прямо под ней. Он всегда выходит на восток, но вечно гуляет. То справа, то слева, иногда посредине. Скорее всего, дома позже достраивали, но попробуй правильно найди, если тут все заросло и землей засыпано. А теперь вот точно известно, что мы на правильном пути. Хотя странно это, очень высоко должен быть вход. Разве что здесь что-то нетипичное.
Он взял свою лопату и с героическим видом воткнул ее в землю под надписью.
— Знаешь, — вставая и нехотя берясь за свою, сказал я, — у меня такое впечатление, что иногда ты забываешься и выпадаешь из образа дикого чеченца, только что слезшего с гор. Начинаешь нормально разговаривать и употребляешь массу слов, которые тебе должны быть неизвестны. При этом даже акцент почти исчезает.
— Для начала — я вовсе не чеченец, — ухмыляясь так, что даже на волчьей морде, совершенно не приспособленной к передаче человеческих эмоций, была написана усмешка, сообщил он.
Я успел привыкнуть к его достаточно жуткому виду и уже давно не воспринимал как какого-то урода. Ничего нечеловеческого в его поведении при всем желании найти было нельзя.
— Я — гордый ингуш, — продолжал Волк, — что гораздо лучше, но поскольку все равно вайнах, то не особо волнуюсь по этому поводу. Это там было различие, да и то не для ментов, которым без разницы, с кого бабки собирать. Хотят считать чеченом, на здоровье… И потом, я успел окончить три курса экономического факультета МГУ, пока… М-да, это неважно. Во всяком случае, я учился не за деньги, их у нашей семьи не было. А археологические раскопки — первое дело для таких искателей Фортуны, как мы. Вот только не любят господа рейдеры делиться информацией друг с другом. Незачем конкуренту знать разные интересные подробности. Можно ведь наведаться после ухода другой группы и на совершенно законных основаниях найти что-нибудь на самом видном месте, куда те заглянуть не догадались.
Все это время он, говоря, продолжал безостановочно копать, выбрасывая землю наверх. Внезапно лопата провалилась в пустоту.
Все это время он, говоря, продолжал безостановочно копать, выбрасывая землю наверх. Внезапно лопата провалилась в пустоту.
— Есть, — сдавленно произнес Волк.
Мы молча переглянулись, и я переместился к нему поближе. Потом, все также ни слова не говоря, мы заработали как одержимые. Пот ручьями стекал по лицам, но, даже задыхаясь от усталости, мы продолжали копать, пока не освободили вход. Это была не дверь. Ее как раз намертво переклинило, и, сколько мы ни пытались, сдвинуть было невозможно. Зато в верхней части при перекосе осталась довольно большая щель, куда можно было протиснуться.
Мы посмотрели друг на друга. Оба грязные, в земле и потеках пота, с горящими от возбуждения лицами.
— Кажется, это был приступ золотой лихорадки, а, Боксер? Будем звать остальных?
— Я голосую — слазить посмотреть самим.
Волк поднял голову и посмотрел на солнце.
— Часа два у нас есть до обеда, потом пойдем позовем остальных. Слегка прогуляемся, только не рассчитывай на что-то особенное. Хотя новичкам везет.
Он подтянулся, зацепившись за верхний край отверстия, и, обдирая бока об узкую дырку, скользнул вниз.
— Нормально, — тут же раздался его голос. — Можешь лезть.
Я быстро собрал вещички и пропихнул их туда же. Потом, ухватившись руками за верх, ногами вперед отправился следом. Пол оказался неожиданно близким и мягким.
— Ты что, охренел, — прошипел Волк, — зачем тебе здесь винтовка с рюкзаком? Тут даже покойников нет, чтобы в них стрелять.
— Я без своей любимой, — вешая СВД на плечо, сказал я, — чувствую себя голым. И потом, знаю я эти шуточки: вылезем, а там ничего нет. И будете мне дружно поливать мозги, что нельзя оружие оставлять без присмотра. Я это еще в армии кушал. А в рюкзаке фонари и еда, прямо здесь и перекусим.
Я осмотрелся. Из дыры падал тусклый свет, позволяя хорошо рассмотреть круглое, абсолютно пустое помещение, на полу которого за многие годы скопился толстый слой земли и сгнивших листьев, поднимающийся почти до самой щели в дверях. Неудивительно, что я так мягко спрыгнул. В противоположной от нас стороне было темное отверстие в виде арки, ведущее в коридор.
— Ну что, пошли? — утвердительно спросил Волк и двинулся в ту сторону, подсвечивая фонариком, извлеченным из рюкзака, пока я пялился по сторонам. — Это прихожая, если внимательно посмотреть вон туда, — он показал на свод арки, — можно увидеть очередную надпись. На этот раз вполне читабельную, но также совершенно непонятную. Они есть всегда и давно уже не вызывают особого интереса. Порогов тут нет, но под ноги смотри внимательно. Иногда пол проваливается. Это не ловушки, просто от времени.
Через несколько минут коридор резко оборвался. Очередная арка вела в еще одну круглую комнату, где посредине возвышалось монументальное сооружение, явно исполнявшее роль стола, а дорога, идущая дальше, была перекрыта проржавелой решеткой. Я тронул ее, и рука провалилась вместе с остатками витого прута. Тогда, недолго думая, ударил ногой и пробил изрядное отверстие. Еще пару ударов — и можно было нормально пройти.
Волк подошел, отряхивая руки. Все это время он деловито шарил по останкам стола.
— Пусто, — сообщил он. — А ты, я вижу, постигаешь науку археологию. Ногами их — эти никому не нужные древности, нечего разными глупостями маяться. Идем.
Коридор был по-прежнему пуст, но теперь по бокам стали часто попадаться закрытые решеткой помещения. В одно мы ради интереса зашли, выломав преграду, но, кроме пыли, ничего интересного не обнаружили.
— Тебе не кажется, — спросил я, — что коридор идет по большому кругу? Вроде прямо идем, но ощущения какие-то странные.
— Не кажется, — рассеянно ответил Волк, заглядывая в очередную комнату. — Он всегда идет спиралью. Я ж говорю, они прямые углы явно недолюбливали. Так что Америку тебе открыть не удалось. Но место очень занимательное. Никогда о таком не слышал. Мне почему-то кажется, что это все очень напоминает тюрьму. Контрольный пост на входе, камеры, решетки. Ты обратил внимание, что стены внутри исписаны явно вручную? Надо думать, ихним матом по поводу содержания.
— А где тогда трупы?
— Какие еще трупы?
— Ты посмотри внимательно — решетка вмурована в стены. Выйти нельзя. Ну жрать заключенным, допустим, сквозь прутья давали, а как они вышли?
Волк подошел к очередному отверстию и, светя фонариком, внимательно осмотрел решетку.
— Действительно, — задумчиво сказал он. — Если внутри кто-то был, куда делся? А если не был, на хрена решетки?
— Может, они были, но от старости рассыпались?
— Шестьсот лет — ерунда, все кости в пыль рассыпаться не могут, — задумчиво пробормотал Волк, шаря лучом фонарика по стенам камеры. Потом узкий луч света остановился. — Ну вот, и эта гадость тут.
— Что? — с недоумением спросил я, глядя на странный орнамент на потолке.
— Это называется «Выворотень». Из тех Вещей, которых человеку лучше не касаться. Обычно они мертвые, но иногда они бывают в рабочем состоянии и тогда тянут жизнь из человека. Он стареет, и все болезни моментально обостряются. А меченые, бывает, прямо на глазах дохнут. — Он шагнул к соседней решетке и посветил на потолок. — И здесь есть. Не, я в эти камеры заходить больше не буду и тебе не советую. И решетка тоже с каким-то орнаментом. Точно тебе говорю — тюрьма это, да еще и для смертников. Идем лучше дальше…
— И много таких «Выворотней» встречали? — через некоторое время спросил я, глядя на бесконечные темные отверстия.
— Да нет, не очень. В основном слухи ходят, пугают. Но вот это стало известно очень широко после одного случая. Ковбоя помнишь? Однажды он приволок с десяток таких рисунков, только вырезанных на металле, размером как у счетчика, и загнал их перекупщику за большие деньги. Все бы ничего, но тот вдруг помер, а потом в доме начали один за другим умирать люди. Полиция разобраться пыталась и ничего не нашла. А люди все умирают. Как число умерших за три десятка перевалило, эльфов позвали. Вот они и продемонстрировали на практике. Если положить под клетку с мышью или еще какой живностью эту самую руну, все очень быстро откидывают копыта, у кого они есть. А у кого нет, зависит от размера. Чем меньше, тем быстрее. А потом для общего образования напечатали рисунок, чтобы все знали. Вот только Ковбой говорит, что рун этих там было восемь, и что делают остальные — теперь уже никто не узнает. Может, наоборот, долголетие дарят. Унесли добрые эльфы в свои кладовые и возвращать с объяснениями — что это такое и зачем нужно, — не собираются. Только им тоже не удалось все найти. Пять нашли, а еще три то ли продать успели, то ли сперли. Где-то они гуляют и не известно, что делают. Трупы, во всяком случае, на улицах не валяются.
Он остановился, глядя на остатки очередной решетки, когда-то перегораживающей коридор. Потом осторожно перешагнул ржавые обломки и обвел фонариком помещение.
— Поздравляю, похоже, мы пришли в центр, — сказал он. — Экскурсия почти закончена. Если и здесь ничего нет, будем потом планомерно идти по всем камерам и смотреть, не завалялось ли там что. Только без меня. Это не храбрость — это дурь. Я под «Выворотень» не полезу. Но мучает меня мысль, что, где тюрьма, там и вещи заключенных храниться должны. Всякое такое личное имущество, которое отбирают на входе. Вон, смотри, стол, а за ним натуральный шкаф с ящичками. Стол, как и на входе, сгнил, а вот ящики выглядят как новенькие. Проверим?
Мы подошли к занимавшему всю стену стеллажу, сделанному из металла и выглядевшему как картотека. Он был поделен на множество отделений, и на каждом когда-то была надпись. Сейчас она еле разбиралась, полустертая от времени, да и освещение было не из лучших.
Волк положил на пол рюкзак, пристроил на него фонарик, чтобы он освещал ящик, и попытался засунуть в узкую щель лезвие ножа. Тот не входил, и меченый, не особо стесняясь, пару раз ударил со всей силы. Пользы от этого было немного: несмотря на то что ящичек не выглядел толстым, поддаваться он не собирался.
Я двинулся в другой конец комнаты, подсвечивая своим фонарем и надеясь найти более обещающее место для приложения сил. За спиной Волк продолжал пыхтеть и ругаться, пытаясь открыть столь полюбившийся ему ящик. И тут я увидел прямо на стене на уровне плеча нарисованную ладонь. Она очень напоминала человеческую, вот только безымянный палец чуть-чуть короче. Стоило чуть сдвинуться, и она исчезала. Вряд ли дело было в паршивом освещении, сколько я ни пытался разглядеть рисунок с разных ракурсов, видно было только оттуда, где я стоял, — с точно очерченного места. Я шагнул вперед и положил свою ладонь поверх нарисованной. И сразу торопливо отдернул руку. Очень слабо, но ощутимо долбануло током.
— Что ты там топчешься? — недовольно спросил Волк.