– Я их просмотрел у себя в кабинете, так что не волнуйся, ад – по-прежнему огнедышащая пропасть, если это может тебя утешить. – Рорк бросил ей мемо-кубик. – Об этом я тоже позаботился в кабинете. Средний уровень, гостиница «Большое яблоко». Им это подойдет.
– Спасибо. – Ева сунула кубик в карман.
Склонив голову набок, Рорк наблюдал за ней с интересом.
– Не сказать, что у тебя отдохнувший вид.
– Будь я девушкой, я бы жутко обиделась.
Вот теперь он улыбнулся, подошел к ней и поцеловал в губы.
– Ну, значит, нам обоим повезло, что ты не девушка. – Он потерся щекой о ее щеку. – Рождество уже совсем близко.
– Знаю. Вся комната пропахла этой здоровущей елкой, что ты сюда приволок.
Он оглянулся на елку через плечо и улыбнулся.
– Тебе же понравилось развешивать игрушки на ветках.
– Да, это было здорово. Но мне еще больше понравилось трахать тебя до полного одурения под этими ветками.
– Да, это был приятный вклад в рождественскую атмосферу. – Рорк отстранился и провел большими пальцами у нее под глазами. – Не нравятся мне эти тени.
– Ты купил участок, умник. Тени прилагаются.
– Хочу назначить вам свидание, лейтенант, раз уж наши воскресные планы сорвались.
– Я думала, свидания теряют актуальность после сцены у алтаря. Разве в Уставе супружеской жизни не так сказано?
– Ты не прочла, что написано там мелким шрифтом. В канун Рождества, если только ничего экстренного не случится. Только мы с тобой, в гостиной. Мы откроем подарки, выпьем море яичного коктейля и будем по очереди трахать друг друга до полного одурения.
– А печенье будет?
– Вне всякого сомнения.
– Я в игре. А теперь мне пора. – Ева сунула ему свою кофейную кружку. – Пибоди ждет меня на месте. – Потом она притянула его за волосы к себе и наградила звонким поцелуем. – Увидимся.
Он гораздо лучше горячего душа и крепкого кофе умел взбодрить ее и настроить на рабочий лад. И у нее был в запасе еще один классный трюк для поднятия настроения.
Она сбежала по ступеням, схватила со столбика перил свое пальто и, набрасывая его на плечи, послала Соммерсету широкую зубастую улыбку.
– Я придумала, что подарить тебе на Рождество. Новенький, блестящий стальной штырь тебе в задницу. Тот, что ты носишь последние лет двадцать, небось уже весь износился.
Ева спустилась к машине. Улыбка все еще играла у нее на лице. Надо было признать, что, несмотря на паршиво проведенную ночь, чувствовала она себя неплохо.
Пибоди топала взад-вперед перед входом в гостиницу, когда Ева подъехала. Судя по тому, как она утюжила тротуар, либо она пыталась избавиться от лишних калорий, либо ей было холодно, – но это вряд ли, так как ее шея была в шесть слоев обмотана чем-то длинным и непонятным, – либо она была жутко обозлена.
Стоило только заглянуть в лицо напарнице, как третья гипотеза возобладала.
– Что это такое? – спросила Ева.
– Что «что такое»?
– Эта штука у тебя на шее.
– Это шарф. Моя бабушка его связала, прислала мне и велела сразу открыть посылку. Я так и сделала.
Ева, поджав губы, изучила зигзагообразные красные и зеленые полосы.
– Нарядно.
– Он теплый и красивый и как раз по сезону, не так ли?
– Наверное. Ну, так все-таки: вызвать санобработку или тебе нравится та муха, что тебя укусила?
– Он такой ублюдок. Полная, стопроцентная задница. И как меня угораздило связаться с таким кретином?
– Не спрашивай меня. Нет, серьезно, – Ева вскинула руку. – Меня не спрашивай.
– Разве я виновата, что у нас туго с бюджетом? Нет, не виновата, – объявила Пибоди, тыча пальцем в лицо Еве. – Разве я виновата, что его дурацкая семья живет в дурацкой Шотландии? Нет, я так не думаю. Ну и что, если мы провели какие-то жалкие пару деньков с моей семьей на День благодарения? – Конец длинного шарфа взлетел и затрепетал на ветру, когда Пибоди взмахнула руками. – Моим родственникам хватило ума жить в Соединенных Штатах Америки! Разве не так?
– Я не знаю, – опасливо ответила Ева, потому что глаза Пибоди загорелись маниакальным блеском. – Их так много.
– Ну, тогда я скажу: да, им хватило ума! И я упомянула – мимоходом, чисто случайно, – что, может, нам лучше остаться дома на Рождество. Ну, ты понимаешь, это же как-никак наше первое Рождество вместе, хотя, судя по тому, как он себя ведет, оно может оказаться последним. Тупой недоумок. Эй, ты чего пялишься? – набросилась Пибоди на мужчину, который оглянулся на нее, проходя мимо. – Давай-давай топай. Тупая задница.
– Эта тупая задница – всего лишь ни в чем не повинный прохожий, один из тех, которых мы присягали защищать.
– Все мужики такие. Все до единого. Он обозвал меня эгоисткой! Сказал, что я не желаю делиться. Ну уж это полная чушь! Разве он не носит мои серьги? Разве он…
– Если он еще что-то твое носит, я категорически не желаю об этом знать. Мы на работе, Пибоди.
– И вовсе я не эгоистка, и вовсе не глупо я себя веду. А если ему так приспичило ехать жарить каштаны в Шотландии, пусть катится к той самой матери. Я этих людей не знаю.
По ее щекам покатились слезы, и Ева заволновалась.
– Нет, нет, нет! Нет! Никаких слез на работе. Никаких слез перед местом преступления, черт тебя дери!
– Его родители, его семья, его кузина Шейла. Ты же знаешь, как он всегда о ней рассказывает. Нет, я просто не могу туда поехать. Мне еще надо сбросить пять фунтов, и я еще не прошла до конца курс по уходу за кожей. Мне надо сузить поры, а то сейчас они напоминают лунные кратеры. А на билеты уйдет наш месячный бюджет. Почему мы не можем просто остаться дома?
– Я не знаю. Не знаю. Ну, может, потому что он-то уже гостил в твоей семье на праздники и…
– Но он уже знал моих родителей! Разве не так?
В глазах у Пибоди все еще стояли слезы, заметила Ева, но сами эти темно-карие глаза горели такой яростью, что непонятно было, как слезы до сих пор не превратились в пар.
– Он же заранее познакомился с моими родителями! Ему же не пришлось ехать в первый раз к незнакомым людям. И потом, моя семья – это совсем другое дело.
Ева знала, что не следует задавать этот вопрос, но слова сами собой выскочили из ее рта.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что это моя семья. И я же не отказываюсь знакомиться с его родными! Когда-нибудь. В свое время. Но почему я обязана ехать в чужую страну и есть хаггис[6], или как там его. Это омерзительно.
– Да уж, держу пари, что десерт из соевого сыра с семьей на День благодарения гораздо вкуснее.
Полные ярости глаза Пибоди превратились в опасные щелочки.
– Эй, ты на чьей стороне?
– Ни на чьей. Я нейтральна. Я эта – как ее? – Швейцария. Теперь мы можем приступить к работе?
– Он спал на кушетке, – дрожащим голосом призналась Пибоди. – А когда я утром встала, оказалось, он уже ушел.
Ева испустила тяжелый вздох.
– Когда у него смена начинается?
– В восемь, как у меня.
Ева вынула коммуникатор и связалась с отделом электронного сыска.
– Не надо! – Пибоди в панике подпрыгнула на месте. – Пусть не думает, что я за него беспокоюсь.
– Заткнись! Лейтенант Даллас, сержант. Детектив Макнаб заступил на смену? – Получив утвердительный ответ, Ева кивнула. – Спасибо. Это все. – Она отключила связь. – Как видишь, он на работе. Вот и нам пора.
– Вот подонок! – Слезы высохли, взгляд Пибоди окаменел, губы сжались и стали тонкими как лезвие скальпеля. – Пошел на работу, как ни в чем не бывало.
– Господи! Моя голова. – Ева обхватила ее руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону. – Я собиралась сделать это позже. – Она сунула руку в карман и извлекла маленькую, красиво упакованную коробочку. – Ладно, черт с тобой, бери сейчас.
– Мой рождественский подарок? Как мило! Но я сейчас не в настроении…
– Открывай ее, а не то убью на месте.
– Есть, мэм. Открываю. – Пибоди сорвала бумагу, сунула ее в карман и открыла крышечку. – Это кодовый ключ?!
– Точно. Он от машины, которая будет ждать в аэропорту заокеанской страны. Воздушная перевозка на двоих будет организована на одном из самолетов Рорка. Туда и обратно. Счастливого Рождества, мать твою. Делай с ним, что хочешь.
– Я… ты… на самолете Рорка? Бесплатно? – Щеки Пибоди порозовели. – И… и… и… машина, когда мы туда доберемся? Это так… Это обалденно!
– Отлично. Теперь мы можем идти?
– Даллас!
– Нет. Нет. Никаких объятий. Отстань! Нет! О черт! – пробормотала Ева, когда Пибоди обхватила ее и сжала в медвежьих объятиях. – Мы на дежурстве, мы в общественном месте. Отпусти меня немедленно, а не то так врежу, что твои лишние пять фунтов, которыми ты уже всех достала, улетят прямо в Трентон, столицу штата Нью-Джерси.
Ответ Пибоди оказался бессвязным и невнятным: в эту минуту она прижималась лицом к плечу Евы.
– Вот только попробуй оставить сопли на моем пальто, и я тебе не только врежу, но еще и задушу твоим шарфом.
– Поверить не могу. Я просто поверить не могу. – Всхлипывая, Пибоди отодвинулась. – Это же просто супер. Супер, супер, супер! Спасибо. О боже! Чтоб мне пропасть! Спасибо!
– Да, да, да.
– Теперь придется туда ехать. – Пибоди взглянула на ключ в коробочке. – Я хочу сказать, теперь мне нечем отговариваться… Главный повод отпал… То есть, я хочу сказать, причина. Главная причина отпала, так что… О черт!
– Как скажешь. – Ева вспомнила, как предвкушала момент вручения подарка, какое у нее было хорошее настроение. Теперь от досады у нее разболелась голова. – Как ты думаешь, теперь мы можем заняться убийством? Ну хоть на пару минут, а? У тебя найдется для него окошко в твоем расписании?
– Да, попробую выкроить время. Спасибо, Даллас. Честное слово, спасибо огромное. Теперь мне действительно придется ехать. Боже, даже не верится – я поеду в Шотландию.
– Пибоди, – грозно проговорила Ева, пока они входили в гостиницу, – лед все тоньше.
– Все, я уже почти перестала психовать. Еще минутку.
Тот же клерк сидел за стойкой администратора. Ева даже не стала утруждать себя и вынимать жетон, просто начала подниматься по ступеням, пока Пибоди что-то бормотала себе под нос насчет сборов, красного свитера и пяти фунтов.
Не обращая на нее внимания, Ева проверила полицейскую печать на двери, за которой совершилось убийство. Убедившись, что печать не нарушена, она двинулась дальше по коридору.
– Как только они освободят номер, пусть им займутся «чистильщики». По полной программе, – добавила Ева.
Она постучала, и Бобби через секунду открыл дверь. Его лицо осунулось, как будто горе выело плоть. От него пахло мылом, а за его плечом, через открытую дверь ванной, было видно все еще запотевшее зеркало над раковиной.
Телевизор что-то глухо бормотал: диктор сообщал заголовки утренних новостей.
– Входите, э-э-э… входите. Я думал, это Зана. Думал, может, она забыла ключ.
– Ее здесь нет?
– Она пошла купить кофе, бубликов и тому подобное. Я думал, пора бы ей уже вернуться. Мы еще вчера собрали вещи, – пояснил Бобби, когда Ева бросила взгляд на два чемодана, стоящие у двери. – Мы хотели быть готовы к отъезду. Мы просто больше не можем оставаться здесь.
– Почему бы нам не присесть, Бобби? Мы успеем кое-что прояснить еще до прихода Заны.
– Она уже должна была вернуться. В записи говорилось, что она отлучится на двадцать минут.
– В записи?
– Э-э-э… – Бобби окинул беспомощным взглядом комнату, ероша одной рукой свои светлые волосы. – Она оставила запись на будильнике и будильник завела. Она иногда так делает. Сказала, что проснулась рано и решила сходить в продуктовый магазинчик в паре кварталов отсюда, купить кое-чего, чтобы вы могли выпить кофе вместе с нами, когда придете. Мне не нравится, что она где-то там одна. И это после того, что случилось с мамой.
– Ну, может, в магазине много народа, вот и все. Она сказала, в какой пошла магазин?
– Я не помню.
Но он подошел к кровати, взял компьютеризированные дорожные часы-будильник и нажал кнопку воспроизведения.
«Доброе утро, милый. Пора вставать. Твоя одежда на сегодня в верхнем ящике комода, не забыл? Я уже встала, не хочу тебя будить. Знаю, ты плохо спал. Я выбегу на минутку, куплю кофе, бублики или сдобу. Нехорошо, если придет твоя знакомая, а у нас даже предложить нечего. Надо было раньше загрузить «автоповар». Извини, милый. Вернусь через двадцать минут: сбегаю в магазинчик в паре кварталов вниз по улице. Или вверх. Ничего не понимаю в этом городе. У меня будет для тебя кофе к тому времени, как ты выйдешь из душа. Целую, милый».
Заметив время записи на таймере, Ева бросила быстрый взгляд на Пибоди.
– Давайте я выйду и встречу ее, – предложила Пибоди. – Помогу покупки поднести.
– Присядь, Бобби, – сказала Ева. – У меня есть несколько вопросов.
– Хорошо. – Он не отрываясь смотрел на дверь, за которой скрылась Пибоди. – Зря я так волнуюсь. Просто она никогда не была в Нью-Йорке. Наверно, просто свернула не в ту сторону и теперь ходит кругами.
– Пибоди ее найдет. Бобби, давно ты знаешь своего партнера?
– Дензила? С колледжа.
– Значит, вы с ним еще и друзья?
– Да, конечно. Я был шафером у него на свадьбе, а он у меня. А что?
– Значит, он был знаком с твоей матерью?
– Мне пришлось ему сказать. Я позвонил ему вчера и сказал. – У Бобби задрожали губы, но он справился с собой. – Он меня прикрывает на работе. Говорит, что готов приехать, если нужно, но я не хочу, чтобы он сюда ехал. Все-таки скоро Рождество, а у него семья. – Бобби обхватил голову руками. – Все равно он ничего не сможет сделать. Ничего сделать нельзя.
– Какие у него были отношения с твоей матерью?
– Осторожные. – Когда Бобби поднял голову, на его губах показалось бледное подобие улыбки. – Вода и масло, понимаешь?
– Может, ты мне объяснишь?
– Ну, Дензил, он, если можно так сказать, человек рисковый. Я бы никогда не решился выделиться и организовать собственный бизнес, если бы он меня не подтолкнул. А мама… она была строга к людям, даже придирчива. Она не верила, что мы продержимся в бизнесе, но у нас дела идут неплохо.
– Они не ладили?
– По большей части Дензил и Марита старались с ней не сталкиваться. Марита – это его жена.
– С кем еще твоя мать не ладила?
– Ну, можно сказать, мама не была душой общества.
– Хорошо, как насчет тех, с кем у нее были хорошие отношения? С кем она была близка?
– Я и Зана. Всегда мне твердила, что ей никто, кроме меня, не нужен, но для Заны она сделала исключение. Она ведь меня одна воспитывала, ты же знаешь. Это было нелегко. Она многим пожертвовала, чтобы обеспечить мне хороший дом. Я был для нее важнее всех. Она всегда говорила, что у нее на первом месте я.
– Я понимаю, как это тяжело, но я обязана спросить. Что насчет ее имущества? Дом принадлежал ей, так?
– Это хорошее место. Когда имеешь сына, торгующего недвижимостью, сам бог велит иметь хорошую собственность. Она была неплохо обеспечена. Работала не покладая рук всю свою жизнь, экономила, с деньгами обращалась аккуратно. Она была бережлива.
– А наследуешь все ты?
Вопрос не вызвал у Бобби никакой реакции.
– Да, наверно, – ответил он равнодушно. – Мы об этом никогда не говорили.
– Как она ладила с Заной?
– Хорошо. Ну, поначалу у них бывали трения. Мама… я же говорил, кроме меня, у нее никого не было… В общем, поначалу, она не обрадовалась, когда появилась Зана. Ну, ты же знаешь, как матери себя ведут. – Тут Бобби спохватился и покраснел. – Извини, я сморозил глупость.
– Все нормально. Значит, она была недовольна, когда ты женился на Зане?
– Я бы сказал: она была недовольна, когда я женился, точка. Но Зана ее очаровала. Они прекрасно ладят… ладили.
– Бобби, тебе известно, что в пятницу твоя мать нанесла визит моему мужу?
– Твоему мужу? Зачем?
– Она хотела денег. Много денег.
Бобби уставился на Еву, а потом с сомнением покачал головой:
– Этого не может быть.
Ева заметила, что он не шокирован, всего лишь озадачен.
– Ты знаешь, кто мой муж?
– Да, конечно. Мы смотрели все эти репортажи по телевизору после скандала с клонированием. Я глазам своим не поверил, когда увидел тебя на экране. Поверить не мог, что это ты. Поначалу я тебя даже не вспомнил. Все-таки столько времени прошло. Но мама вспомнила. Она…
– Бобби, твоя мать приехала в Нью-Йорк с определенной целью. Она хотела снова встретиться со мной именно потому, что я замужем за человеком, у которого много денег. Она потребовала у него деньги, много денег.
Он не возмутился, но проговорил твердо и уверенно:
– Это неправда! Это не может быть правдой.
– Это правда, и, похоже, у твоей матери был сообщник. И именно этот сообщник убил ее, когда денег не дали. Держу пари, тебе не помешала бы пара миллионов, Бобби?
– Пара миллионов… Ты думаешь, я сделал такое с родной матерью? – Бобби с трудом встал. – Чтобы я поднял руку на родную мать? Пара миллионов долларов?! – Он стиснул ладонями виски. – Это безумие! Не знаю, зачем ты говоришь такие вещи. Кто-то вломился в номер, влез в окно, убил мою мать и оставил ее лежать в крови на полу. Думаешь, я мог такое с ней сделать?
Ева заговорила тем же твердым, бесстрастным голосом:
– Я не думаю, что кто-то вломился в номер через окно, Бобби. Я думаю, кто-то вошел в ее номер. Я думаю, она этих людей знала. Помимо смертельных ударов, у нее были и другие повреждения, нанесенные больше чем за сутки до смерти.
– О чем ты говоришь?
– Кровоподтеки на лице и теле. Все они были нанесены предположительно вечером в пятницу. Ты утверждаешь, что тебе о них ничего не известно?
– Я ничего не знал. Этого не может быть. – Теперь слова выскакивали у него изо рта судорожной икотой. – Она бы мне сказала, если бы кто-то ее обидел. Она бы мне сказала, если бы кто-то ее избил. Господи боже, да это какое-то безумие.
– Тем не менее кто-то избил ее. Через несколько часов после того, как она вышла из кабинета моего мужа, где вымогала у него два миллиона. Она ушла с пустыми руками. Это мне подсказывает, что она работала в паре с кем-то, и этот кто-то здорово разозлился. Она пришла в кабинет Рорка и потребовала два миллиона за то, что вернется в Техас и оставит меня в покое. Этот разговор записан на диске, Бобби.