Вскоре дверь открыла женщина лет двадцати пяти, смотревшая на них сквозь прутья решетки. Рядом с ней стоял маленький мальчик, обвивший ручонками бедро матери.
– Что вам нужно? – неприветливо спросила женщина, безошибочно вычислив в гостях полицейских. – Я копов не вызывала.
– Мы разыскиваем Чарльза Уошберна, мэм, – сказал Босх. – Этот адрес указан как его домашний. Он сейчас здесь?
Женщина неожиданно взвизгнула, и Босх не сразу понял, что она смеется.
– В чем дело, мэм?
– Это вы о Мелком? Это его вы величаете Чарльзом Уошберном?
– Да. Так он здесь или нет?
– А с чего ему быть здесь, скажите на милость? Вы совсем глупые, или как? Он задолжал мне деньги. Так откуда ему здесь быть? Если он явится сюда, то ему лучше сразу со мной рассчитаться.
Босх, конечно, все понимал. Он окинул взглядом мальчонку и снова посмотрел на его мать.
– Простите, как вас зовут?
– Латишия Сеттлз.
– А вашего сыночка?
– Чарльз-младший.
– А вы, случайно, не знаете, где может сейчас находиться Чарльз-старший? У нас ордер на его арест как раз за уклонение от выплаты вам алиментов. Потому мы его и разыскиваем.
– Наконец-то зашевелились, но что-то поздно. Как только я замечаю, что этот гад проезжает мимо, тут же звоню вашим людям, но еще ни разу никто не явился на вызов. И вот вы тут, а я, как назло, не видела этого недомерка уже месяца два.
– Тогда, быть может, вы что-то слышали, Латишия? Никто не говорил вам, что встречал его в округе?
Она покачала головой.
– Он куда-то запропастился.
– А что с его матерью и бабкой? Они когда-то здесь жили.
– Бабуля уже умерла, а мамаша давно уехала отсюда и живет теперь в Ланкастере.
– Чарльз навещает мать?
– Без понятия. Раньше он вроде ее проведывал на дни рождения и все такое. Но сейчас, хоть убейте, я даже не знаю, жив ли он вообще. А я не могу сводить сына к зубному или какому другому врачу, и ходит он всю жизнь в одних обносках.
Босх кивнул. «Настоящего отца у малыша никогда не было», – подумал он, вовсе не собираясь сообщать этой женщине, что они охотятся на Чарльза Уошберна совсем не потому, что тот отказывается содержать своего ребенка.
– Латишия, вы не будете возражать, если мы зайдем?
– Зачем это?
– Просто осмотреться и убедиться, что вы в безопасности.
Она потрясла железную решетку.
– Тут безопасно, можете не беспокоиться.
– Значит, войти нам нельзя?
– Нет. Охота мне, чтобы вы увидели, какой у меня дома бардак! Я не подготовилась к вашему приходу.
– Хорошо. А как насчет заднего двора? Мы можем его осмотреть?
Вопрос явно озадачил ее, но она пожала плечами.
– Валяйте. Но только там вы его все равно не найдете.
– Ворота запираются?
– Они сломаны.
– Понятно. Ну так мы пройдемся?
От крыльца Босх и Чу двинулись по дорожке, ведущей к боковой части дома и упирающейся в деревянную ограду. Чу пришлось поднять створку ворот, державшуюся на одной ржавой петле, чтобы они смогли пройти. Так они попали на задний двор, захламленный старыми сломанными игрушками и предметами меблировки. Валявшийся среди травы каркас посудомоечной машины напомнил Босху увиденное двадцать лет назад в проулке – нагромождение у стены уже негодной бытовой техники.
Левую сторону двора занимала стена бывшего магазина автопокрышек, выходившего фасадом на Креншо. Но Босха интересовал главным образом забор, отделявший двор от проулка. Он оказался слишком высоким, чтобы через него можно было выглянуть наружу, и Босх подтащил к нему трехколесный велосипед с оторванным задним колесом.
– Поосторожнее с этим, Гарри, – предостерег Чу.
Но Босх уже встал одной ногой на седло велосипеда и подтянулся к верхней кромке забора. Ему открылся проулок и то место, где двадцать лет назад убили Аннеке Йесперсен.
Потом Босх спрыгнул на землю и пошел вдоль забора, проверяя на ощупь каждую доску, не окажется ли среди них сломанной или оторванной нарочно, чтобы через прореху можно было легко проникнуть внутрь двора или выбраться наружу. Он миновал две трети ограды, когда одна из досок под нажимом его руки поддалась. Босх остановился, вгляделся внимательнее и потянул доску на себя. Она не была прибита гвоздями ни к нижней, ни к верхней перекладинам забора и потому легко снималась, образуя щель дюймов в десять шириной.
Чу встал рядом, заинтересованный находкой.
– Человек не особо крупного телосложения мог бы легко проскользнуть в эту дыру и оказаться в проулке, – заметил он.
– И я подумал о том же, – отозвался Босх.
Это была констатация очевидного. Вопрос же заключался в том, расшаталась ли планка забора от старости в последнее время или служила потайным ходом в проулок Чарльзу Мелкому-2 Уошберну еще в шестнадцатилетнем возрасте, когда он искал возможности добиться полноправного членства в банде?
Босх попросил Чу снять проем в заборе на мобильный телефон. Позже он распечатает фото и приобщит к делу. Потом он вставил доску на место и вернулся к осмотру остальной территории двора. Он заметил, что Летишия Сеттлз стоит у открытой задней двери дома и наблюдает за ними через еще одну металлическую решетку. Она наверняка понимает, подумал Босх, что они пришли по душу ее бывшего муженька вовсе не потому, что тот не платит ей денег на ребенка.
Глава шестая
Когда Босх приехал домой, на столе уже красовался праздничный торт, а дочь возилась на кухне с ужином, поминутно сверяясь с поваренной книгой.
– Ух ты, как вкусно пахнет, – сказал он.
Под мышкой у него была папка с делом об убийстве Йесперсен.
– Держись подальше от кухни, – распорядилась дочь. – Отправляйся на террасу и жди, когда тебя позовут. А папку свою, будь любезен, положи на полку, по крайней мере до конца ужина. Кстати, можешь заодно и музыку включить.
– Слушаюсь, босс!
Стол в гостиной был сервирован на двоих. Положив папку в книжный шкаф, Босх включил музыкальный центр и выдвинул отсек для компакт-дисков. Дочь уже вставила туда пять его самых любимых исполнителей: Фрэнка Моргана, Джорджа Кейблса, Арта Пеппера, Рона Картера и Телониуса Монка. Нажав на кнопку воспроизведения, он вышел на террасу.
На столике в глиняной вазе для цветов, наполненной льдом, его дожидалась бутылка «Флэт тайер». Это его несколько удивило. Ему нравилось пиво, но дома он почти никогда не держал алкогольных напитков и точно помнил, что ничего не покупал в последнее время. Конечно, его дочь выглядела старше своих шестнадцати лет, но не настолько, чтобы ей продали пиво, не взглянув на дату рождения в водительских правах.
Откупорив бутылку, он сделал большой глоток. Холодная жидкость приятно защипала горло. Но еще приятнее было расслабиться наконец после долгого дня поисков пистолета и способа поимки Чарльза Уошберна.
В итоге план был составлен с помощью Джорди Ганта. Завтра утром на оперативках перед выездом на задания все патрульные и полицейские в штатском из южной части города получат копии фотографий Мелкого-2, объявленного приоритетным субъектом для задержания. Официальным предлогом станет все то же уклонение от уплаты алиментов, но, как только Уошберн окажется под арестом, Босха уведомят об этом и он отправится к нему, чтобы побеседовать совсем на другую тему.
Но рассчитывать только на удачу в розыске Босх не собирался. Многое еще предстояло сделать ему самому. А потому, забыв про день рождения, он принес домой папку с делом, собираясь вновь тщательно изучить каждую страницу в поисках упоминаний Уошберна, как и любой другой ниточки, которую он не заметил прежде или забыл проверить.
Хотя теперь от первоначальных намерений приходилось отказаться. Дочь готовила особый ужин в честь его дня рождения, и только это было сейчас важно. Он представить себе не мог ничего более восхитительного в жизни, чем вечер, который можно провести с ней вдвоем.
Держа бутылку пива, Босх оглядел каньон, на краю которого прожил больше двадцати лет. Он давно наизусть знал каждый его изгиб, каждый цветовой оттенок камня. Ему был знаком постоянный легкий шум, доносившийся с проложенного по дну шоссе. Известна тропа, протоптанная койотами в глубь соседнего леса. Но крепче всего была собственная уверенность, что он никогда уже не покинет этого места. Ему на роду написано оставаться здесь до самого конца.
– Ну вот, все готово. Надеюсь, я ничего не испортила.
Босх обернулся. Мэдди открыла створку двери так, что он не услышал ни звука. Он улыбнулся, заметив, что она к тому же успела переодеться в подобающее для праздничной трапезы платье.
– Я весь – нетерпение, – сказал он.
Главное блюдо уже было подано к столу – свиные отбивные под яблочным соусом с запеченной картошкой. Торт домашней выпечки на время отодвинули в сторону.
– Очень хочу, чтобы тебе понравилось, – сказала Мэдди, усаживаясь за стол.
– Пахнет соблазнительно и выглядит великолепно, – одобрил Босх. – Уверен, мне понравится.
– Очень хочу, чтобы тебе понравилось, – сказала Мэдди, усаживаясь за стол.
– Пахнет соблазнительно и выглядит великолепно, – одобрил Босх. – Уверен, мне понравится.
Он расплылся в широченной улыбке. Дочь ни разу не прикладывала столько стараний, хотя с тех пор, как переехала жить к нему, они уже отпраздновали два его дня рождения.
Мэдди подняла бокал, наполненный безалкогольным энергетическим напитком.
– За тебя, папа!
Он поднял бутылку с пивом, уже почти пустую.
– За вкусную еду, красивую музыку, а главное – за прекрасную компанию!
Они звонко чокнулись.
– Если хочешь еще пива, достань из холодильника, – сказала Мэдди.
– Откуда оно взялось?
– Не беспокойся. Я нашла способ.
Она заговорщицки прищурилась.
– Как раз это меня и волнует.
– Пап, не начинай, пожалуйста. Разве нельзя просто насладиться ужином, который я приготовила?
Он кивнул, решив оставить эту тему. На время.
– Конечно, можно.
Он взялся за еду, заметив, что как раз в этот момент из музыкального центра донеслись первые аккорды «Песни Хелен». Это была чудесная мелодия, Босх чувствовал любовь, вложенную в нее Джорджем Кейблсом, и давно проникся уверенностью, что Хелен – жена или возлюбленная музыканта.
В меру прожаренная свинина в сочетании с яблочной подливкой действительно оказалась отменной. Но он ошибся, решив, что для соуса дочь использовала полуфабрикат. На самом деле она не стала упрощать себе задачу. Нет, это была теплая мякоть настоящих яблок, запеченных сначала в духовке, как в ресторане «Дю-Парс» готовят начинку для яблочного пирога.
Улыбка вернулась на его лицо.
– Действительно очень вкусно, Мэдди. Спасибо.
– Подожди. Ты еще не пробовал торт. Он называется «Мраморный» и чем-то похож на тебя.
– В каком смысле?
– Ну, не в том, что он каменный, конечно. Но в нем чередуются темные и светлые слои. Мне кажется, это как твоя работа, как все, что ты видишь в жизни.
– Еще никто так философски не сравнивал мою жизнь с едой, – задумчиво сказал Босх. – Я – «мраморный» торт, подумать только!
Оба рассмеялись.
– А еще у меня есть для тебя подарки! – воскликнула Мэдди. – Я только не успела их красиво завернуть. Поэтому принесу чуть позже.
– Ты так много сделала для меня. Спасибо, милая.
– Ты делаешь для меня не меньше, папа.
Это и умилило его, и навеяло грустные мысли.
– Надеюсь, это так. Очень надеюсь.
Закончив с ужином, они решили устроить небольшой перерыв, прежде чем приступить к «мраморному» торту. Мэдди отправилась в свою комнату, чтобы упаковать подарки, а Босх снял с полки папку с делом об убийстве. Пристроившись на диване, он заметил школьный рюкзак дочери, брошенный на пол под журнальный столик.
Отложить это до ночи, когда дочь уляжется в постель, или сделать прямо сейчас? Но на ночь она могла унести рюкзак в спальню, дверь которой запиралась.
И Босх решил, что тянуть не стоит. Наклонившись, он ухватился за рюкзак и расстегнул молнию на небольшом отделении в его передней части. Сверху лежал бумажник дочери. Босх его уже видел и знал, что дамских сумочек она не носит. Быстро открыв бумажник, на одной из сторон которого была вышита эмблема пацифистов, он осмотрел содержимое. Кредитная карточка, которую он завел ей для экстренных случаев, и водительское удостоверение оказались на месте. Босх проверил дату рождения на правах и убедился, что она указана верно. Еще там лежала пара чеков и дисконтных карточек из «Старбакса» и «Ай-Тьюнс» и рекламный буклет фруктового мороженого в торговом центре – купи десять и получи одно бесплатно.
– Папа, что ты делаешь?
Босх поднял взгляд. Его дочь стояла в дверях, держа в каждой руке по подарку. Она осталась верна «мраморному» мотиву. Оберточная бумага была разрисована черно-белыми спиралями.
– Я? Я… Просто хотел убедиться, достаточно ли у тебя денег, и увидел, что бумажник пуст.
– Я потратила все деньги на этот ужин. Это все из-за пива, верно?
– Детка, я только не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Когда ты подашь документы в академию, это тебе может сильно помешать, если…
– У меня нет фальшивого удостоверения личности, если ты об этом. Пиво по моей просьбе купила Ханна. Теперь доволен?
Она бросила подарки на стол, развернулась и скрылась в конце коридора. Босх услышал, как дверь ее комнаты с грохотом захлопнулась.
Подождав немного, он поднялся с дивана, прошел через коридор и осторожно постучал в дверь.
– Эй, Мэдди, перестань дуться! Ну извини меня. Давай съедим торт и забудем обо всем.
Ответа не последовало. Он дернул за ручку, но дверь оказалась заперта.
– Прекрати, Мэдди! Открой. Я прошу прощения.
– Ешь свой торт сам!
– Не хочу есть его без тебя. Послушай, я действительно виноват. Но я – твой отец. Мне нужно присматривать за тобой и защищать. И я всего лишь хотел убедиться, что ты не рискуешь нарваться на ненужные проблемы, вот и все.
Молчание.
– Знаешь, получив права, ты стала значительно свободнее. Мне так нравилось возить тебя в торговый центр, а теперь ты ездишь туда сама. Я хотел только узнать, не совершаешь ли ты по молодости ошибок, которые могут в будущем тебе навредить. Извини, если я сделал это неуклюже. Я прошу меня простить. О’кей?
– Я надеваю наушники и больше не услышу ни одного твоего слова. Спокойной тебе ночи.
Босх с трудом подавил искушение высадить дверь плечом. Вместо этого он прислонился к ней лбом и прислушался. До него донеслось лишь треньканье музыки из наушников.
Он вернулся в гостиную и снова уселся на диван. Затем взял мобильник и отправил дочери сообщение с извинениями, пользуясь принятым в полиции Лос-Анджелеса алфавитом. Он знал, что Мэдди сумеет прочитать его.
Питер
Роберт
Оливия
Стэнли
Томас
Индиго
Стэнли
Виктория
Оливия
Елена
Генри
Оливия
Генри
Лео
Уран
Питер
Оливия
Генри
Оливия
Оливия
Томас
Цапля
Анна
Босх подождал ответа, но телефон молчал, и он взялся за папку, вернувшись к работе, чтобы, погрузившись в дело Белоснежки, забыть на время о допущенном родительском промахе.
Самой объемной в уголовном деле была его хронология, поскольку сюда вносились отметки о каждом действии сыщиков, телефонных звонках и письменных запросах представителей общественности относительно хода расследования. ОПРБ установила в пешеходной зоне бульвара Креншо три рекламных щита, пытаясь привлечь внимание к нераскрытому убийству Йесперсен. Текст плаката сулил двадцать пять тысяч долларов за информацию, которая может привести к аресту и наказанию виновных. И сами плакаты, и в особенности соблазнительная сумма вызвали лавину телефонных звонков. Лишь малая часть из них диктовалась искренним желанием помочь, но гораздо больше было откровенно лживых сообщений и жалоб от местного населения, что полиция прикладывает столько усилий для раскрытия убийства белой женщины, хотя во время беспорядков насильственной смертью погибло значительно больше чернокожих и латиноамериканцев. Сотрудники ОПРБ, исправно отмечая дату и время каждого звонка, заносили в соседнюю графу краткий отчет о предпринятых действиях. При первом просмотре папки Босх лишь бегло пролистал эти страницы, но теперь, когда в расследовании появились первые конкретные имена, хотел внимательно изучить их и проверить, не всплывет ли какое-то в хронологии расследования.
В течение следующего часа он тщательно просмотрел десятки страниц. Ни на одной из них не фигурировали ни Чарльз Уошберн, ни Руфус Коулман, ни Трумонт Стори. Большая часть «информации» выглядела откровенно бесполезной, и Босх понимал, почему на нее никак не прореагировали. Несколько звонивших назвали конкретные имена подозреваемых, но следователи в ходе проверки установили непричастность этих лиц к преступлению. Нередко анонимные информаторы доносили на заведомо невиновных людей, зная, что полиции придется их допросить и, быть может, покопаться в личной жизни, а это всегда неприятно. Эдакое сведение мелких счетов, никак не связанное с убийством.
К тому времени, когда в 1993 году ОПРБ расформировали, а щиты сняли, поток звонков заметно оскудел. После передачи дела в участок на Семьдесят седьмой улице новые записи в хронологии появлялись совсем редко. Звонили главным образом брат Аннеке Йесперсен – Хенрик – да еще несколько журналистов, интересовавшихся, нет ли у полиции новостей. Но вот одна из последних записей неожиданно зацепила внимание Босха.
Первого мая 2002 года, то есть как раз в десятую годовщину убийства, в хронологическом разделе был зафиксирован телефонный звонок мужчины, назвавшегося Алексом Уайтом. Имя и фамилия ни о чем Босху не говорили, но, судя по записи, звонил он с телефона, код которого начинался цифрами 209. Звонивший хотел знать, закрыто дело окончательно или еще нет.