Проходные дворы биографии - Александр Ширвиндт 21 стр.

Принцип сочетания романтизма и реализма, характерный для этой пьесы, получил свое дальнейшее развитие на сцене в постановке режиссеров С.А. Майорова и С.Л. Штейна…

…Герои, с которыми мы знакомимся, отличаются один от другого характером, наклонностями, темпераментом. Но всех их объединяет одно – юношеское вдохновенное горение, непрерывные поиски лучшего и светлого…

Богатый внутренний мир всех этих людей еще ярче выявляется при сопоставлении их с Юрием Лещевым, этим «гордым» отщепенцем в дружном рабочем коллективе. Лещева, красивого хлыща, модного циника и мещанина, подлого, безвольного и отвратительного в этой безвольности, прекрасно играет артист А. Ширвиндт…

Киса моя! Брошенная моя девочка!

20-е число. Вчера был мой день рождения – 25 лет, четверть века, полжизни, если не больше. Если ты будешь читать мое письмо поздно-поздно вечером, поймешь, как это уже грустно и страшно – половина жизни, отпущенной тебе свыше, прошла, половина. Еще столько же (а в общем, ничего), и все, все, все кончится. Погаснет свет, Киса! Мы преступно живем, преступно тратим время. Мы ссоримся с тобой, не находим общего языка. Ты до сих пор не можешь быть моей и целиком раствориться во мне. Что-то пустое и глупое занимает огромный процент в жизни, то, что мы делаем на сцене, – да ну, к черту, все и так ясно.

Изнемогаю здесь от тоски и безвыходности. Люби меня, очень жди, и главное – постарайся сделать так, чтобы нам ничто не мешало в жизни – слишком много мне приходится приспосабливаться и крутиться – хочется дома быть хозяином своих желаний, своей семьи, и главное – ты, ты, моя Кися, слышишь?

Кисонька моя! За последнее время никаких особых событий не произошло. Несколько дней назад приехала Инка Кмит, сыграла Магду в «Завязанных глазах»[42] довольно прилично.

Вчера я, Юрка и Вадька эксплуатировали здешний телецентр как могли. Играли отрывок, читали стихи и басни, говорили текст за кадром про А.А. Дейнеку (оказывается, он великий художник). В общем, мы втроем изобразили целый журнал «Литература и искусство». Обещали заплатить 3 ставки, и до отъезда. Свое рождение не справлял, а пошел к Левке Лосеву (у нас с ним в один день – рождение). Посидели очень скромно и тихо. Было грустно и обидно. Мне подарили грузовик, папку и флакон (пш-пш), а я любил и думал о тебе и о доме и ругал родителей, что родили меня в такое время. Мишка когда-нибудь тоже будет поносить нас за это!

Вчера в театре вывесили списки отъезжающих в Куйбышев. Еду 30-го числа на пароходе, буду 1-го уже в Куйбышеве.

Сегодня 23-е число, осталось 7 дней до отъезда, а там уже пойдет счет легче и быстрее.

Киса! Какой я у тебя умница! Лечу зубы! Поставил уже две пломбы и еще один раз пойду!

На пляж ездим очень редко – замучили концертами. Жара, слава богу, немного спала, и появился ветерочек – можно дышать. Ходил, смотрел по магазинам чего-нибудь интересного – пустота зияющая.

В письме ты обещала мне звонить и не позвонила. Почему? Я плохо сплю, все время прислушиваюсь к телефону.

Живем мы дружно и мирно – втроем клянем театр, окружающих и вместе тоскуем по дому. Ребята передают тебе большой привет и целуют Мишку. Я надеюсь, что ты ждешь и любишь меня. Без этой надежды и уверенности жизнь потеряла бы для меня всякий смысл и интерес.

Твой

P.S. Получил твое письмо. Поблагодари всех, почтивших мою память, и поцелуй страстно. Не понимаю, почему не дозвонилась до меня, жду звонка.

Женушка моя любимая!

Пфчи-пфчи-пфчи – шлепают колеса старой посудины «НовиковПрибой», похожей на пароход из «Волги-Волги». Душный волжский день, даже от реки очень мало прохлады. Сижу в каюте и думаю, думаю о тебе.

Выехали вчера в 6 часов вечера. Как прелестно вечером на пароходе: широченная вода с мелькающими маяками и бесконечными кострами на берегу, равномерное и уютное плюханье колес и музыка, музыка – хорошая и плохая, но здесь приобретающая какой-то странный нереальный колорит и романтическое звучание, исходящее как будто от самой воды.

Сидел на носу, обдуваемый теплым влажным ветром и струями музыки, и до слез было грустно, одиноко и думалось о том, что почему-то всегда в жизни если хорошо, то не до конца, если счастлив, то не целиком. А из пены у носа и колес все время выплывали образы Кисы улыбающейся, Кисы грустной и нежной и чаще всего (почему-то) Кисы беременной, кроткой, счастливой, с аппетитным, каким-то очень невесомым пузом, таким, каким я запомню его на всю жизнь.

А в салоне в этот вечер передавали по телевизору из Саратова закрытие наших гастролей – «Так и будет», – и мы смеялись, что ни уехать, ни улететь, ни даже уплыть от своих невозможно. После 2-го акта чествовали театр – вручали грамоты, цветы. А когда там, на суше, вручали Колеватову грамоты нам, на воде, то мы в салоне хлопали друг другу и жали руки – к величайшему недоумению и радости пароходной публики. Когда же в Саратове произносили фамилию твоего мужа, то без ложной скромности должен тебе сообщить, что овация была намного больше, чем у другой любой фамилии, ведь недаром говорят, что в Саратове театр не прозвучал, а прошел лишь один спектакль – «С завязанными глазами», и один артист – Ширвиндт.

Киса! Духота сгущается – закрыл жалюзи в каюте, а всего только час дня. Большая часть наших уплыла 30-го, мы – 31-го, а последние – 1-го числа. Вадюша поехал 30-го передовым – с наказом вырвать хорошее жилье, посмотрим. Езды – две ночи и день.

Бесконечный соблазн – махнуть с палубы прямо в Волгу, она так заманчива, а здесь так душно и жарко. Конечно, ехать так можно только с тобой и только очень недолго – дня два, максимум три, а то загнешься от скуки и недвижимости. Пойду из комнаты писать на палубу.

Вышел! Хорошо – прохладно, а в каюте – мразь.

Вчера смотрел «Войну и мир». Девочка обворожительна и прелестна до ужаса – Наташа, другой не придумаешь. Мы с мрачным Колычевым даже всплакнули пару раз, да и вообще фильм сделан очень эффектно, со вкусом, большой любовью к материалу и почти ничто не шокирует, пожалуй, кроме подбородочка и рукоприкладства к голым женским местам – мне понравилось.

Впереди виден какой-то город, где будем стоять 1 час. Побежим купаться и покупать помидоры. Очень надеюсь, что по приезде в Куйбышев меня будет ждать твое письмо, а то уже давно ничего не получал.

Ты там не обижай стариков и будь внимательнее, ладно? Поцелуй их очень нежно, прочти что можно из письма и скажи отцу, чтобы не ленился писать письма – делать все равно им нечего.

Твой

Береги Мишку.

Кися! Уже вечер! Высокий берег с церковкой вдали безумно напоминает мне Мышкин и все хорошее, что связано с ним. Помнишь, как мы провожали глазами с нашего сеновала проплывавшие мимо суда с огоньками кают и белизной очертаний, а теперь я из этой каюты смотрю на проплывающие сеновалы. И кто знает, может быть, какая-нибудь влюбленная пара смотрит на мой огонек и мечтает, как и мы с тобой (помнишь?), о чем-то, чего всегда хочется и что редко удается испытать, – о большом, как не помещающееся в груди дыхание на сильном ветру, счастье, о том, которое не здесь, а где-то там проплывает мимо нас, загадочно мигая и соблазнительно намекая на настоящее и именно нам необходимое, – уплывает и оставляет в душе осадок горечи и неудовлетворенности тем кусочком берега, где живем мы, заставляя мечтать и делать чего-то непонятное. А когда стоишь на другом, казалось бы в иной момент, желанном кусочке мира, опять грезится вдали чудный огонек – тот, что нужен только нам и около которого можем быть счастливы. И так вся жизнь, как огонек каюты, мерцает обманчивым огнем неиспытанного и прекрасного – не потому ли, что сами мы не умеем сделать радостным и счастливым свой, пусть несовершенный и скромный, очаг, который зовется семьей, где бы он ни был?

Письмо Наталии Николаевны

2 августа 1959

Кисонька!

Сегодня пришло письмо твоим, где ты пишешь, что гастроли возможны до 1 сентября. Ты что? Еще 5 дней? Я или схожу с ума, или приезжаю к тебе.

У меня почти в каждой долгой разлуке вдруг наступает такой момент, когда больше ждать невозможно. Я устала без тебя, понимаешь, устала и больше не могу. Последние несколько дней мне все кажется, что ты меня зовешь. Сегодня почему-то очень сердито крикнул: «Татка!» И в лесу вдруг вижу тебя, и сердце останавливается на мгновенье. А когда оказывается, что это не ты, становится так плохо, так плохо, что хуже некуда.

Утром просыпаюсь с ощущением счастья, как в детстве. Потом думаю, откуда это чувство, ведь ты еще не скоро приедешь, так не скоро, что еще и помечтать в деталях нельзя о встрече. И становится грустно, очень грустно. И не хочется просыпаться до тебя. Но, Киса, я все равно счастлива, слышишь? Счастлива, несмотря ни на что. Счастлива, потому что люблю тебя. Счастлива, потому что ты любишь. Потому что у нас Мишка. И потому что через месяц мы будем вместе, все время вместе, и не только в сентябре, а всю осень, зиму, весну – каждый день и каждую ночь. Какое это счастье! Такое, что мне не верится.

Ну, в поездке еще куда ни шло, но что потом, в Москве, в рабочие будни я буду с тобой и в дождливую погоду, и в мороз, и каждый день, а не только в праздничные солнечные дни – нет, этого не может быть, уж слишком это большое счастье.

Сегодня 2-е, ровно месяц, как ты уехал. Боже, как еще долго.

Целую. Жду.

Жена

Медленно ползет 5-е число. Я, как могу, помогаю ему в этом. Сплю, шляюсь по городу, опять сплю.

Кися! Сейчас пошли с Юрочкой Колычевым – стояли минут двадцать в очереди и купили вам ситчик – очень симпатичный. Мне нравится, во всяком случае. Посылаю тебе его бандеролью. И очень мне хочется, чтобы к югу у тебя были два веселеньких платьица, ладно? Попроси маму от моего имени и лучше отдай кому-нибудь – за полмесяца сошьют. Если тебе понравится ситчик, напиши мне обязательно. Я буду искать еще. Здесь появляется иногда китайский – в Москве его не найдешь.

Ты пишешь мне о Театре Моссовета так, как будто от Мирки Кнушевицкой зависит, взять меня или не взять. И все дело за моим согласием. Но даже если эта возможность и существует, ты ведь знаешь мое отношение к скачкам по театрам туда и обратно – все надо взвесить и подумать серьезно. Приеду – поговорим. Сыграть что-нибудь интересное хочется до ужаса – как мне надоели стиляги, жлобы и мальчик в трусиках, которых я играю каждый день, и пока на горизонте никаких перспектив.

Сейчас с Юрочкой пойдем на концерт Геохланяна.

Был на Геохланяне, слушал музыку – очень грустно, а сегодня получил от тебя хорошее письмо – доброе, любящее, ласковое! Киса моя! Как долго идут все-таки письма с дачи! Почти пять дней. Пиши, маленький, чаще, не ленись.

В театре очень противно – склоки, мелочь и дрязги – иду вечером играть, как на пытку. Распределили новую комедию Нариньяни, про стиляг – к счастью, не попал. Поговаривают о новой пьесе Моэма. И если не обосрутся, то это будет очень интересно. А если меня там не займут, то буду скандалить, вплоть до ухода. Прозондируй у Мирки серьезность ее разговоров о театре, только не от моего имени, ладно? Узнай, когда театр их приходит из отпуска, какие пьесы заваривают и какие роли освободились от Вальки Гафта, все выясни точно и напиши мне.

Сегодня седьмое число, я его не считаю, значит, уже 8-е. Значит, почти треть Куйбышева уже есть. Осталось взять себя в руки и потерпеть еще 20 дней. Очевидно, нам придется очень недолго пожить на даче, да? Надо будет сразу же выезжать. Но мы всетаки пару-троечку дней поживем, да? Какие у тебя соображения, как с Курепиными все решили по срокам?

Киса! Ты мне ничего больше не пишешь о рабочих перспективах, и что там получается, и что ты для себя решила. Главное, чтобы тебя грело то, что ты будешь делать. Остальное – блеф и чепуха. Только этим и руководствуйся.

Скоро нашему сыну будет год! Ты не забываешь рассказывать ему про папу и заставлять говорить обо мне – он должен встретить меня «па-пой» и обязательно узнать меня, а не то я обижусь и сразу начну обвинять тещу в том, что она неправильно воспитывает ребенка, а тебе не нравится, когда я обвиняю маму, – так что пусть он меня любит и помнит.

Не давай его перехваливать и таскать все время на руках. Не балуй, ладно? А то выйдет чего-нибудь не то из него, что тогда мы с тобою, старички, делать будем?

Жди и считай дни, как я их считаю.

Твой скучающий муж-изгнанник

Кис! Не знаю, что такое творится в душе, в мыслях! Все подчинил себе какой-то сумбур, какой-то страшный, всепоглощающий психоз, болезненный непокой, рождающий вспышки страшной, безысходной тоски и пустоты, но вдруг кидающий всю натуру в яростную энергию ненависти и презрения и – до «кусаться» – враждебности к окружающим.

Ты мне писала не однажды, что иногда тебе не верится, что у тебя сын, муж, семья и что, когда нет меня, ты подчас ощущаешь себя прежней маленькой девочкой. Странное у меня состояние в этих гастролях. Я с первого дня стал волноваться за Мишку и скучать по нему. И с каждым днем все сильнее и острее тоскую по тебе. Не как по чему-то далекому, а как по своему лучшему, любимейшему «куску» себя, своего «я», которого почему-то нет со мной. И я должен два месяца жить неполноценным, обескровленным существом, без покоя, без стимула, без уверенности в каждом своем шаге.

Я знаю, что мы – разные характеры. Страшная вещь эти характеры. Ты сейчас, как и всегда, спокойна, и чем дальше ты не видишь меня, тем покойнее и забывчивее мой образ, лицо и реальность твоего чувства и отношения ко мне (которое, очевидно, в обычное время стабильнее и увереннее, чем мое, теперь настолько неравноценно, что даже от разговоров с тобой по телефону, которые я так трепетно ожидаю, я не получаю ничего, кроме неудовлетворенности и обид на твою холодность и покой). Наверное, так и надо. Так правильно. И не нужно фантазировать, чтобы потом разочаровываться. Ты для меня сейчас как божество (я не преувеличиваю). Ты действительно ангел. Ты мне грезишься днем и снишься ночью.

Я так надеюсь, что после этих гастролей мы будем по-настоящему счастливы и чутки к самолюбию друг друга (ведь у меня самолюбие, Кис!). Я не знаю, хватит ли у меня сил выдержать этот август без тебя. Мне все говорят, что я рано начал себя так тоскливо настраивать, но что поделаешь – я не настраиваю – тоска нахлынула и поглотила меня всего. И чем дальше от момента разлуки, тем все-таки ближе к встрече – хотя еще долго-долго.

Думай, Кися! Люби, жди и знай, что я твой весь с потрохами – цени это, как я ценю и люблю тебя!

Жена, любимая, далекая, родная!

У нас ЧП. Юрочка заболел острейшей дизентерией, и уже в 4 часа дня мы его самолетом отправили в Москву. Ходим с Вадюшей и прислушиваемся к своим животам – ведь у нас один стакан, одна миска и так далее. Завтра придется делать профилактику, если уже не поздно. Крепко целую – пока здоровый, тьфу, тьфу. Если бы ты видела, какая счастливая была рожа у Юрки, когда он улетал, а мы с Вадюшей с завистью глядели на этого дизентерийного счастливца.

Киса моя! Скоро-скоро.

Кисонька!

Сегодня 10-е число! Вчера, 9-го, на целый день с 7 утра уехали, были на Куйбышевской ГЭС, в Жигулях, играли там два спектакля, утром и вечером. ГЭС огромная и величественная. Красиво. Приехали в 3 часа ночи. Последние два дня с Вадюшей ходим под страхом дизентерии – принимаем разные антибиотики, или как их там. Пока все благополучно.

Утром сегодня получил от тебя письмо на имя моего отца. Если ты хочешь адресовать мне письма таким образом, то учти: получать их мне довольно трудно – ты должна понимать, что я доказываю, что ты у меня немного не в себе и путаешь мои инициалы с инициалами моего отца. Они с трудом в это верят. Потом мы идем к начальнику почты, где вскрываем письмо, и начинается публичное чтение. Обращение «Кисонька», как резонно замечает начальник, может относиться в равной степени как к Александру, так и к Анатолию, и так далее. Полупорнографическая вырезка, положенная тобою именно в это письмо, а не в другое, заставляет собравшихся экспертов очень подозрительно на меня смотреть, понимая, что к этой вырезке я могу иметь прямое отношение. Обратный ответ, написанный тобою от моего лица, дает право начальнику сначала спросить, грамотный ли я, а потом сказать, что жена у меня действительно странная и, очевидно, не помнит, как зовут ее мужа. И в таком роде до конца письма. Когда проштудировали его и стали совещаться, я уже не очень и настаивал на нем, так как прослушал его в четком прочтении и с комментариями начальника почты. Спросив, снимался ли я в фильме «Атаман Кодр», они переменились и вежливо письмо отдали, журя тебя уже по-отечески.

Так вот, если тебя эта эпопея устраивает, то пиши и дальше папе письма в Куйбышев. Ответом, написанным тобою на твое письмо, в целом доволен. Почти все правильно.

Относительно драпировки – здесь можно поискать такую. Напиши, сколько надо и какого цвета будут обои. Денег мне не надо – найду.

Киса! Осталось 20 дней.

Целую крепко.

Муж

P. S. Остальное ты уже сама себе написала, по-моему, в издевательской форме. Не буду больше писать тебе ласковых писем, коль ты смеешься над ними.

Письмо Наталии Николаевны

16 августа 1959

Начало письма не сохранилось

…У меня с самого твоего отъезда был целый ряд ориентиров до твоего возвращения. Так, должны были два раза приехать гости и после этого дня через два ты приедешь. Должны были пройти 7 суббот и воскресений, поэтому я всегда радовалась понедельнику – еще одно воскресенье прошло. Пять раз вымыть голову – вчера предпоследний раз, теперь буду мыть перед твоим приездом. Сегодня, надеюсь, предпоследнее воскресенье, со дня на день жду гостей.

Я немножко обалдела от гостей. Сейчас на даче у нас всего 13 человек.