Эх, Юра, Юра! Опять ты забываешь, что теперь ты – адвокат. И обязан любой ценой облегчить участь своего подзащитного, а не выискивать способы, как бы его засадить в тюрягу.
Но с другой стороны, чтобы защитить, я должен знать все обстоятельства дела. Если моя подзащитная врет и я даже с уверенностью не могу сказать, как ее зовут, то о какой эффективной защите может идти речь?! Короче говоря, я должен был разыскать Веру Кисину.
Сделать это, к счастью, не представляло труда. Ее наверняка знало много людей. Ну не может, черт возьми, телеведущая потеряться как иголка в стоге сена.
Я решительно направился на телевидение. Но перед этим еще раз, просто так, на всякий случай, поднялся к квартире Зои Удоговой. И что бы вы думали? На этот раз дверь была опечатана обычными полосками бумаги. И кроме того, отсутствовали гвозди, которыми в прошлый раз была забита дверь. Немало подивившись этому обстоятельству, я внимательно прочитал надписи на печатях. Печать принадлежала окружной прокуратуре. А ведь все следственные действия по этому делу прекращены еще два месяца назад! Что-то странное творится с этой дверью. Кстати, неплохо бы и мне заглянуть в эту квартиру…
До телекомпании СТВ я еле дозвонился. Как обычно в таких конторах, телефоны заняты с утра до вечера. После пятнадцати минут непрерывного набора по одному из телефонов, указанных в справочнике, мне все-таки ответили. Какая-то сонная секретарша сказала, что Веры Кисиной нет. Тогда я попросил соединить с их начальником (о котором мне говорила моя подзащитная). Мне ответили, что это невозможно, однако Петр Шовкошитный на месте, и если я приеду, то она закажет мне пропуск.
Был будний день, и к окошку пропусков стояла очередь человек из двадцати. Промаявшись в очереди примерно с полчаса, я протянул женщине за толстым стеклом свое удостоверение члена Московской городской коллегии адвокатов. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. Так и оказалось.
– Мне в телекомпанию СТВ. К Петру Шовкошитному.
Удостоверение мое не произвело никакого действия.
– Пропуск вам не заказан, – произнесла она, и захлопнув корочку, протянула ее мне обратно.
– Как так? – возмутился я. – Я же договаривался!
Она посмотрела на меня так, будто я только что приехал из амазонской сельвы и не знаю, как работает слив унитаза.
– Я вам русским языком говорю – заявки на вас нет. Нет заявки – нет пропуска. Нет пропуска – никто вас не пропустит.
– Я адвокат. Мне надо поговорить с Петром Шовкошитным, – не отставал я.
– Да будь вы сам… – она не уточнила, кто именно, но я не сомневался в том, что она не пропустит даже генсека Организации Объединенных Наций, вздумай он прорваться на телевидение без пресловутой заявки.
– Можно от вас позвонить?
– Нет, – буркнула она, – телефон в фойе.
Пришлось отстоять еще одну очередь – к телефону. Потом началось снова бесконечное верчение диска, пока я опять не наткнулся на сонную девицу.
– Я Гордеев. Адвокат, – радостно закричал я, услышав в трубке ее голос.
– Какой Гордеев? – ответила она совершенно равнодушно.
– Я вам звонил!
– Когда? – У девушки явно была амнезия.
В конце концов через час после прихода на телевидение я поднимался на лифте на пятый этаж, где находились редакции телекомпании СТВ.
Кабинет Шовкошитного находился через два поворота направо и три налево, спуска по маленькой лесенке и отсчета «пятой двери справа». Короче говоря, я с благодарностью вспомнил школьные годы, игру «Зарница», где я должен был в лесу найти по спрятанным в траве деревянным стрелкам пионерский барабан.
Секретарша Шовкошитного воззрилась на меня, стоило мне войти в приемную. В ее глазах было непонимание и даже легкая обида на то, что вот, дескать, пришел отрывать нас от важных дел со своими глупостями. Так смотрят секретари больших начальников. Впрочем, сейчас каждый начальник мнит себя большим. Ну и секретарши соответственно…
– Гордеев, адвокат, – учтиво представился я.
Секретарша даже бровью не повела.
– Я хотел бы поговорить с вашим шефом.
После паузы, во время которой она, видимо, решала, удостоить меня своим вниманием или нет, секретарша все-таки приоткрыла свой очаровательный ротик и неприветливо произнесла:
– Вам назначено?
– Я звонил, – уклончиво ответил я.
– Не знаю. Сейчас доложу.
Она пробежала изящными пальчиками по кнопкам селектора и совсем другим, медовым голоском сказала:
– Петр Васильевич, тут к вам адвокат Гордеев.
– По какому делу? – донеслось из селектора.
Секретарша вопросительно посмотрела на меня.
– Это по поводу одной из ваших сотрудниц.
Она повторила мою фразу в селектор.
– Пусть заходит, – велел начальник.
Секретарша индифферентно показала на обитую коричневым дерматином дверь:
– Проходите.
Петр Шовкошитный оказался добродушным лысеющим бугаем, одетым в черный френч с блестящими серебряными пуговицами, с толстенькими, как сигарные окурки, пальцами.
– Присаживайтесь, – кивнул он подбородком в сторону стула, – чем могу?
Я сел.
– Меня зовут Юрий Гордеев…
– Очень приятно, – профессионально-учтиво вставил Шовкошитный.
– Я бы хотел задать вам несколько вопросов об одной вашей сотруднице.
– Так, интересно, – сделал он заинтересованное лицо, – и о ком же?
– О Вере Кисиной.
– Та-ак, – протянул он, – то есть вы хотите сказать, что вы адвокат Веры?
Что значит профессионал! Вопрос в самую точку! Если бы я еще знал, что на него ответить…
– Нет, – сказал я после секундного замешательства, – но интересы моей подзащитной могут сильно пересекаться с интересами Веры Кисиной.
Шовкошитный кивнул:
– Понятно. И что же вас интересует?
– Прежде всего я хотел бы лично встретиться с Кисиной.
Он пожал плечами:
– А почему бы вам не обратиться к ней самой?
Вопрос был совершенно закономерный. Я решил немного схитрить:
– Дело в том, что я не знаю, как ее найти. Вы не подскажете адрес или телефон?
– Конечно подскажу. – Он открыл небольшую телефонную книжку и продиктовал мне номер телефона. Телефон был той самой квартиры, где согласно записи в домовой книге проживала Зоя Удогова.
– Скажите, а когда она появляется на работе?
Шовкошитный широко улыбнулся:
– Теперь уже вы ее вряд ли здесь застанете. Разве что она придет ко мне в гости.
– Почему?
– Потому что Вера уволилась.
– Уволилась?
– Да.
– И когда же?
– Примерно месяца два назад.
Вот те раз! А кто же тогда сидел в тюрьме?!
– А вы не могли бы поточнее припомнить?
– Зачем же припоминать? Сейчас я позвоню в наш отдел кадров и скажу вам точно.
– Позвольте, но моя сестра совсем недавно видела Веру Кисину по телевизору!
Шовкошитный замялся:
– Ну, вы знаете, мы иногда даем ее передачи в записи. Знаете, зрители привыкли…
Пока искали приказ об увольнении, я, сгорая от нетерпения, спросил:
– Скажите, а вы когда-нибудь бывали в ее квартире?
– Был один раз. Помню, Вера пригласила на день рождения сына.
– А вы были знакомы с Леной Филимоновой?
– Да. Был. Я знаю ее много лет… Однако, господин адвокат, прежде чем отвечать на ваши вопросы дальше, я хотел бы узнать, чьи интересы вы защищаете? Мне бы не хотелось, чтобы мои ответы нанесли вред…
– Не беспокойтесь. Вере Кисиной они вреда не нанесут. Скорее наоборот. Может быть, они ей сильно помогут.
Видимо, моя фраза прозвучала слишком многозначительно, потому что Шовкошитный сразу же насторожился и попытался выведать обстоятельства дела.
– К сожалению, Петр Васильевич, ничего сообщить вам не могу. Это профессиональная тайна. Конечно, вы можете отказаться отвечать на мои вопросы – это ваше право. Но поверьте, может быть, от вас сейчас зависит судьба Веры Кисиной.
Я сказал это как можно более проникновенно. И мне показалось, что Шовкошитный поверил. Во всяком случае, он заметно встревожился и потянулся к телефону.
– Да что вы мне тут все время талдычите про судьбу Веры? Сейчас я ей позвоню…
Он набрал номер, который только что продиктовал мне.
– Вам никто не ответит. И не пытайтесь, – сказал я.
Тем не менее он не опустил трубку на рычаг. Я слышал длинные гудки. А потом… представьте мое удивление, когда на том конце провода ответили!
– Алло, – произнес Шовкошитный, – позовите, пожалуйста, Веру… Простите, а с кем я говорю, в таком случае?
Выслушав ответ, Шовкошитный как-то странно глянул на меня.
– Спасибо… – Он положил трубку. Потом вытянул из лежащей на столе пачки «Мальборо» сигарету, закурил и металлическим голосом произнес: – Ваши документы.
– А в чем де…
– Ваши документы! – сказал он громче.
Я достал из кармана мое удостоверение, паспорт и водительские права. Шовкошитный изучил все это чуть ли не под микроскопом, потом вернул.
– Значит, вы адвокат Гордеев?
– А в чем де…
– Ваши документы! – сказал он громче.
Я достал из кармана мое удостоверение, паспорт и водительские права. Шовкошитный изучил все это чуть ли не под микроскопом, потом вернул.
– Значит, вы адвокат Гордеев?
Я пожал плечами:
– Как видите.
– А знаете, кем представился мне только что мужчина в квартире Веры?
– Кем? – пробормотал я, предчувствуя неладное.
Шовкошитный глубоко затянулся:
– Сказал, что он адвокат Веры Кисиной и что зовут его Юрий Гордеев.
Я вскочил, перегнулся через стол Шовкошитного и схватил трубку. Снова набрал телефон. Однако мне повезло меньше, чем бывшему шефу Веры Кисиной. Ответом были только длинные гудки.
Шовкошитный внимательно следил за моими действиями. Я положил трубку и сел на стул.
– А что он сказал о Вере Кисиной?
– Сказал, что она в тюрьме.
Я чуть не подпрыгнул на стуле. Этого еще не хватало! Хотя… а что, если настоящая Вера Кисина тоже находится в тюрьме. И Зоя Удогова решила использовать ее историю в своих интересах? Логично? Вроде да. Кроме того, подобные истории вечно описывают в детективах.
Короче говоря, двойники плодятся как кролики. Вот и у меня появился свой… Теперь бы выяснить, кто это.
Тут в кабинет вошла секретарша и положила на стол Шовкошитному приказ об увольнении Веры Кисиной. Он был помечен двадцать седьмым июня – немногим более трех месяцев назад.
– Вика, у меня совещание. Никого не пускайте и не соединяйте, – распорядился Шовкошитный.
Когда секретарша вышла, он прикурил еще одну сигарету и сказал:
– Ну что ж, господин Гордеев, теперь вам придется объясниться, что это все значит. Теперь эта история касается и меня, так как Веру я знаю давно и считаю ее почти что своим другом.
А в конце концов, почему бы и нет? История настолько нелепая, что ее можно рассказывать кому угодно – все равно никто не поверит. Разве что любители научной фантастики.
– Ладно. Я вам расскажу. Но прежде вы ответите на несколько моих вопросов.
Шовкошитный кивнул:
– Хорошо.
– Вера сама пришла увольняться?
– Да, – ответил он как-то неуверенно, – но я ее не видел.
– А кто видел?
– Дело было так. Где-то за полтора месяца до того, как Вера решила уволиться, с ней стало происходить что-то странное. Она ходила какая-то смурная, рассеянная. Сбивалась во время прямого эфира. Однажды зашла ко мне и попросила отпуск. Я не согласился: замены Вере не было. Она расплакалась. Но потом взяла себя в руки и ушла. У нее явно что-то случилось, но что – я не знаю. Вера очень скрытный человек. А у меня времени не было с ней поговорить по душам.
– Скажите, а у нее была подруга здесь, с кем она могла откровенничать?
Шовкошитный покачал головой:
– Нет. Она со всеми держала себя приветливо, ровно, но чтобы дружить – нет… пожалуй, нет. Только один человек может знать об этом – Лена Филимонова. Вы у нее спросите, наверняка она вам все расскажет…
– Лена Филимонова позавчера была убита в своей квартире, – сказал я.
Теперь пришло время удивляться Петру Шовкошитному.
– Убита? Кем?
– Идет следствие. Пока версий никаких, – развел я руками.
Он покачал головой:
– Я ей звонил последний раз месяца три назад…
– Давайте вернемся к нашему разговору. Итак, вы не знаете причину ее угнетенного состояния?
– Нет.
– И что случилось после того, как она просила у вас отпуск?
– В этот день Вера должна была вести очередную передачу в прямом эфире. Но на работу не пришла. Мы все, конечно, переполошились, я лично звонил ей домой. Даже послал одного из сотрудников: она живет здесь недалеко. Но все безрезультатно: дома ее не было. Мы тогда подумали, что с ней произошел какой-то несчастный случай. Ну, там, автомобильная авария или что-то в этом роде. Правда, непонятно было, где ее сын. Но на следующий день все выяснилось. Вера позвонила мне и сказала, что ее срочно отправили в больницу, что ей предстоит операция.
– Операция? Она не сказала, какая именно?
– Сказала, что по женским делам. Вы понимаете, это не принято уточнять в разговорах с мужчинами. Она сказала, что, видимо, пробудет в больнице долго, а потом уедет на родину восстанавливаться.
– Она не сказала, в какой больнице будут делать операцию?
– Нет. Вера просила не навещать ее, потому что, дескать, там очень строгий режим. Ну мы и не навещали.
Бред какой-то! Судя по рассказу Зои-Веры, в этот момент она лежала на операционном столе, где ей изменяли лицо.
– Петр Васильевич, а вы не заметили каких-то странностей в голосе Веры?
– Каких странностей? – не понял он.
– Ну, может, какие-то непривычные интонации, или еще что.
Шовкошитный задумался.
– Вы знаете, – сказал он наконец, – я вспомнил, что тогда обратил внимание на то, что говорила она с небольшой хрипотцой. Но я подумал, что это от болезни.
– Понятно… Значит, после того как Вера заходила к вам в кабинет, в следующий раз вы ее увидели, только когда она пришла увольняться?
Шовкошитный покачал головой:
– Нет. Я ее не видел в тот день.
– Как так? – удивился я.
– Я как раз отъезжал в этот момент. Буквально на час-полтора. За это время она успела уволиться и уйти. Я еще, помню, удивился, что она меня не дождалась. И, главное, потом не позвонила. Исчезла – и все.
– А вы ей тоже не звонили?
– Звонил. Но по телефону ни разу никто не ответил.
Он замолк и вытащил еще одну сигарету.
– Хорошо, но с кем-то она общалась в тот день.
– Ну, конечно. С секретарем нашего отдела кадров. Но она у нас новенькая, пришла сюда уже после ухода Веры.
– А вас не насторожило, что Вера не подходит к телефону?
Он отрицательно покачал головой:
– Она говорила, что собирается ехать на родину, куда-то, кажется, на Северный Кавказ. Поэтому я не придал большого значения тому, что ее нет дома. Скажите, а Вера действительно в тюрьме?
Вместо ответа я вытащил из портфеля фотографию.
– Вы узнаете эту женщину?
Шовкошитный посмотрел на карточку.
– Да, это Вера…
Вдруг он запнулся, будто ему в голову внезапно пришла какая-то мысль:
– Погодите-погодите. Дайте фотографию.
Он покрутил фотографию в руках.
– Это Вера, но.. какая-то не такая, – наконец заключил он.
– Что значит «не такая»? – насторожился я.
– Не могу сказать с полной уверенностью. Что-то в лице изменилось.
– Но вы уверены, что это действительно Вера?
Он кивнул:
– Да. Абсолютно уверен. Видите, вот тут маленькая родинка у подбородка. Это Верина родинка. Ну и взгляд, и вообще. Я ее знаю много лет и уверен, что это она. Но все-таки какая-то не такая. Может, это после болезни?
Я вышел от Шовкошитного уже под вечер. Конечно, пришлось сдержать слово – рассказать ему почти все подробности дела моей подзащитной. Опасаться разглашения тайны следствия или какой-либо другой тайны не приходилось: известно мне было очень мало. Почти ничего.
Воха встретил Яшу в гараже и на удивление был практически трезв. Он разобрал то, что осталось от зебры, на запчасти и сосредоточенно разглядывал кучу деталей.
– Яш, может, давай тебе мотоцикл из этого барахла соберем?
– Где одноглазый? – Яша сгорал от нетерпения, в нагрудном кармане куртки лежала коробочка с заветным глазом, и ему не терпелось его примерить. План в его голове созрел уже очень давно и был на удивление прост.
Воха обтер руки промасленной тряпкой, чтобы удобнее было жестикулировать:
– Нашел я его за Объездной. Гляжу, типа, трактор стоит, в кузове зебра, у меня тут сердце зашлось. Тяжело, блин, в деревне без нагана. Я бы этим сволочам руки бы поотрубывал, в натуре…
– Наганом-то, – прервал Яша друга, пока тот окончательно не разошелся и не пошел крушить все направо и налево.
– Наганом? Легко! Ну я и говорю. Трактор, типа, стоит, а этот придурок в поле цветочки нюхает. Типа, на сексуальное свидание приехал. Я к нему. За машиной говорю, типа, приехал и за тобой, кореш. А он, типа, чекист. Кто да что… Да, короче, другой человек ему стрелку забил. Ну, я ему растолковал, в натуре. Кто есть ху. Он, типа, поверил, только, говорит, без трактора не поеду. Уведут. Пристроили мы эту арбу на стоянку, ну и, значит, сюда. Я пацанам-клиентам сказал, что у меня, типа, отгулы, и давай зебру выхаживать. Поселил этого кренделя в гараже, как ты просил. А он ночь поспал и свалил. Надо, говорит, трактор проведать. Свалил, и с концами. Не объявлялся, в натуре. Только вот шмотки бросил, может, вернется или по типу того…
– Пили много? – поинтересовался Яша.
– Да этот придурок трезвенник. – От возмущения Воха сложил пальцы веером и замахал ими перед лицом товарища. – Бомж – трезвенник! Отпад, в натуре!
Яша осмотрел оставленные Михалычем шмотки: разводной ключ, термос, мешочек с махоркой, противогаз – и с сомнением покачал головой:
– Может, и не вернется…
– Ну а бабки? Я же ему только половину отстегнул. Он что, чисто, такой бескорыстный?