Каладин споткнулся; рукоять выскальзывала из пальцев. Он упал на колени на самом краю пропасти и едва удержался, чтобы не свалиться вниз.
Парень закачался, одной рукой ухватившись за скалистый уступ, в то время как другая его рука болталась над пустотой. Заглянул в бездонную тьму, и головокружение едва не свело его с ума. Как же красиво! Каладин всегда любил взбираться на высокие скалы с Тьеном.
Инстинкт самосохранения вынудил его отпрянуть от края. Группа пехотинцев, выставив щиты, заняла позиции и толкала мост вперед. Лучники обменивались стрелами с сородичами, пока солдаты не установили мост, и тогда тяжелая кавалерия обрушилась на противника. Четыре моста упали, но шестнадцать сумели навести, предоставив армии возможность для мощной атаки.
Каладин попытался отползти подальше, но просто рухнул, где стоял; его тело отказалось подчиняться. Он даже не мог перекатиться на живот и лишь обессиленно подумал: «Я должен идти… Проверить, жив ли тот, обветренный… перевязать его раны… спасти…»
Но не мог. Не мог пошелохнуться. Не мог думать. К собственному стыду, он позволил себе закрыть глаза и погрузиться в беспамятство.
– Каладин.
Он не хотел открывать глаза. Проснуться означало вернуться в мир жуткой боли. Мир, где беззащитных, измученных людей вынуждали бежать навстречу летящим стрелам.
Это был воплощенный кошмар.
– Каладин! – Женский голос был легким, как шепот, но требовательным. – Они собираются тебя бросить. Вставай! Ты погибнешь!
«Я не могу… я не могу вернуться… Оставь меня в покое».
Что-то ударило его по лицу – невесомое, но болезненное. Парень поморщился. Это было ничто по сравнению с остальной болью, но почему-то оно оказалось более действенным. Он поднял руку, отмахиваясь. Движения было достаточно, чтобы сбросить оцепенение.
Каладин попытался открыть глаза. С одним не вышло – кровь из пореза на щеке стекла на веки и запеклась плотной коркой. Солнце переместилось. Прошло несколько часов. Он застонал и сел, прочищая глаз от засохшей крови. Земля поблизости была усеяна трупами. В воздухе пахло кровью и кое-чем похуже.
Два мостовика, еле держась на ногах, пинали каждое тело по очереди, проверяли, кто живой, а потом снимали с трупов жилеты и сандалии, распугивая кремлецов, которые хотели поживиться мертвечиной. Каладина они не тронули. У него нечего было брать. Его бы оставили с трупами, бросили на плато в одиночестве.
Девушка-спрен нетерпеливо порхала над ним. Он потер челюсть там, где она его ударила. Некоторые спрены могли двигать мелкие предметы и швыряться маленькими зарядами энергии, что делало их весьма убедительными.
Сегодня, видимо, это спасло Каладину жизнь. Он застонал, чувствуя боль сразу во многих местах.
– Дух, у тебя есть имя? – спросил несчастный, вынуждая себя подняться на израненные ноги.
На плато, куда перешла армия, солдаты обшаривали мертвых паршенди, что-то искали. Подбирали оружие, видимо? Похоже, войско Садеаса победило. По крайней мере, нигде не было видно живых паршенди. Они или погибли, или сбежали.
Это плато выглядело в точности как те, которые армия пересекла на пути к цели. Единственным отличием было то, что в его центре имелось… что-то большое. Оно выглядело как огромная камнепочка – вероятно, нечто вроде куколки или раковины высотой добрых двадцать футов. Одну сторону вскрыли, обнажив скользкие внутренности. Каладин не заметил это во время атаки: лучники отвлекли все его внимание.
– Имя, – рассеянным тоном проговорила спрен ветра. – Да. У меня действительно есть имя. – Она удивленно взглянула на израненного приятеля. – А почему у меня есть имя?
– Я-то откуда знаю?
Каладин вынудил себя пойти вперед. Ноги полыхали от боли.
Он сильно хромал.
Ближайшие мостовики изумленно вытаращили глаза, но парень не обратил на них внимания и ковылял по плато, пока не нашел труп мостовика, который все еще был в жилете и сандалиях. Тот самый человек с обветренным лицом, что был с ним так добр… Стрела попала ему в шею. Каладин не стал смотреть в его устремленные в небо глаза, где застыл ужас, а забрал одежду незнакомца – кожаный жилет, кожаные сандалии, рубашку на шнуровке, в красных кровавых пятнах. Каладин был себе противен, но знал, что не может рассчитывать на одежду от Газа.
Он сел и использовал те части рубашки, что были почище, чтобы сменить свои импровизированные повязки, потом надел жилет и сандалии, стараясь как можно меньше двигаться. Подул легкий ветерок, унося прочь запах крови и голоса солдат, звавших друг друга. Кавалерия уже строилась, словно им не терпелось вернуться.
– Имя. – Спрен ветра прошлась по невидимой опоре и оказалась напротив его лица. Она опять была в облике молодой женщины, в развевающемся платье с изящными ножками. – Сильфрена.
– Сильфрена, – повторил молодой раб, завязывая сандалии.
– Сил, – сказала дух и наклонила голову. – Это забавно. Получается, у меня есть и прозвище.
– Поздравляю.
Каладин опять поднялся, шатаясь.
Поодаль, уперев руки в боки, стоял Газ со щитом на спине.
– Ты, – крикнул он, тыкая пальцем в Каладина. Потом жестом указал на мост.
– Да ты шутишь. – Каладин посмотрел, как остатки мостового расчета – меньше половины от первоначального числа – собираются вокруг моста.
– Неси или оставайся тут. – Газ как будто сердился.
«Предполагалось, что я погибну, – понял Каладин. – Потому он не дал мне ни жилета, ни сандалий. Я был в первом ряду».
Все, кто был с ним рядом, погибли.
Он почти что сел и позволил им уйти. Но смерть от жажды на безлюдном плато была не той смертью, которую стоило выбирать. Каладин заковылял к мосту.
– Не беспокойся, – сказал один из мостовиков. – На этот раз они позволят нам идти медленно, делать много привалов. И дадут несколько солдат в помощь – чтобы поднять мост, нужно самое меньшее двадцать пять человек.
Каладин вздохнул, занял свое место, и какие-то невезучие солдаты присоединились к ним. Вместе они подняли мост. Конструкция ужасно тяжелая, но им все же это удалось.
Бывший воин шел, неуклюже переставляя ноги. А ведь еще недавно казалось, жизнь уже не сможет с ним сделать такого, что было бы сквернее рабского клейма с глифом «шаш», хуже, чем потерять на войне все, ужаснее, чем потерпеть неудачу, спасая тех, кого поклялся защищать.
Похоже, он ошибся. Мир приберег для него кое-что особенное. Одну последнюю пытку, предназначенную исключительно для Каладина.
И имя ей – Четвертый мост.
7 В рамках здравого смысла
Шаллан заспешила по рыжевато-оранжевому коридору, покрытому теперь пятнами сажи. Девушка надеялась, что фрески на стенах не слишком пострадали.
Впереди показалась группа паршунов с тряпками, ведрами и стремянками – собирались отмывать грязь. Когда Шаллан проходила мимо, паршуны безмолвно поклонились. Они умели разговаривать, но редко это делали. Многие казались немыми. Ребенком она считала мраморные разводы на их коже красивыми. Это было до того, как отец запретил ей проводить время рядом с паршунами.
Она сосредоточилась на своей цели. Как же убедить Ясну Холин, одну из самых влиятельных женщин в мире, передумать и взять в ученицы Шаллан Давар? Принцесса явно упряма; она уже много лет сопротивлялась любому принуждению к миру со стороны обителей.
Девушка вошла в главную пещеру с высоченным каменным потолком и нырнула в толпу хорошо одетых людей. Она чувствовала себя сбитой с толку, но увиденный мельком духозаклинатель ее зачаровал. Дом Давар в последние годы вышел из забвения. Это случилось в первую очередь благодаря политическим талантам ее отца, которого многие ненавидели, но беспощадность позволила ему высоко подняться. А еще благодаря богатству – доход от недавно открытых месторождений мрамора на землях семьи Давар.
Шаллан всегда подозревала, что с этим богатством что-то нечисто. Каждый раз, когда очередная каменоломня семьи оказывалась выработанной, ее отец вместе с помощником уходили и… обнаруживали новое месторождение. Только допросив советника, Шаллан и ее братья узнали правду: их отец, используя запретный духозаклинатель, создавал новые залежи, соблюдая разумную осторожность, чтобы получать доход, но не вызывать подозрений.
Никто не знал, откуда у него фабриаль, который она теперь прятала в своем защищенном кошеле. Духозаклинатель был испорчен – сломался в тот самый злосчастный вечер, когда умер отец. «Не думай об этом», – приказала себе Шаллан.
Они наняли ювелира, и тот отремонтировал испорченный инструмент, но фабриаль все равно не работал. Их дворецкий – доверенное лицо отца, советник по имени Луеш, – умел пользоваться устройством, но даже он не смог заставить духозаклинатель действовать.
Они наняли ювелира, и тот отремонтировал испорченный инструмент, но фабриаль все равно не работал. Их дворецкий – доверенное лицо отца, советник по имени Луеш, – умел пользоваться устройством, но даже он не смог заставить духозаклинатель действовать.
Долги и обещания отца превосходили их возможности. У них не было выбора. У ее семьи осталось еще немного времени – скорее всего, не больше года, – прежде чем пропущенные платежи станут непростительными и прежде чем отсутствие отца уже невозможно будет скрыть. В кои-то веки изолированное, провинциальное расположение их земель оказалось преимуществом – этим они объясняли задержки в обмене сообщениями. Ее братья вели игру, рассылая письма от имени отца, временами изображая его и распространяя слухи о том, что светлорд Давар планирует что-то грандиозное.
Все ради того, чтобы она смогла воплотить в жизнь свой отважный план. Разыскать Ясну Холин. Стать ее ученицей. Узнать, где принцесса держит духозаклинатель. И подменить его неработающим.
С фабриалем они откроют новые каменоломни и восстановят состояние. Сотворят еду, чтобы накормить свою армию. Имея достаточно средств, чтобы выплачивать долги и давать взятки, они смогут объявить о том, что отец скончался, не опасаясь уничтожения.
Шаллан замешкалась посреди главного холла, обдумывая следующий шаг. То, что она собиралась совершить, крайне рискованно. Ей придется исчезнуть так, чтобы ее в тот же миг не обвинили в краже. Хотя девушка уже достаточно времени посвятила размышлениям на эту тему, ничего придумать так и не удалось. Но у Ясны много сильных и знатных врагов. Должен быть способ свалить на них «поломку» фабриаля.
Об этом она подумает позже. Пока что ей как-то предстояло убедить принцессу взять себя в ученицы. Любой другой результат неприемлем.
Шаллан нервно вскинула руки в знаке просьбы о помощи: прикрытая защищенная рука пересекает грудь и касается локтя свободной, поднятой и с растопыренными пальцами. Подошла полная женщина в сильно накрахмаленной белой рубашке со шнуровкой и черной юбке – такая одежда была универсальным знаком старшего слуги – и почтительно присела:
– Да, светлость?
– Паланеум, – сказала Шаллан.
Женщина поклонилась и повела ее вглубь длинного коридора.
У большинства женщин вокруг – включая служанок – волосы были убраны, и Шаллан почувствовала себя слишком заметной из-за распущенных волос. Из-за рыжины она еще сильней выделялась на общем фоне.
Вскоре пол круто пошел вниз. Но и через четверть часа Шаллан все еще различала где-то позади звон колокольчиков. Возможно, потому здешние жители их и любили; благодаря колокольчикам даже в недрах Конклава можно слышать мир снаружи.
Прислужница подвела ее к величественным стальным дверям и поклонилась. Шаллан отпустила ее кивком.
Она не могла не восхититься красотой дверей; створки покрывала искусная резьба – сложные геометрические узоры из кругов, линий и глифов. Что-то вроде чертежа, разделенного на две половины. Увы, изучать детали было некогда, и она вошла.
За дверями обнаружилась такая большая комната, что просто дух захватывало. Стены из гладкого камня тянулись ввысь; слабое освещение не позволяло определить, насколько высоко, но она видела где-то далеко огоньки. На стенах рядами располагались маленькие балконы, в точности как частные ложи в театре. Из многих лился мягкий свет. Единственными звуками были шелест страниц и тихий шепот. Шаллан прижала защищенную руку к груди: великолепное помещение подавляло ее.
– Светлость? – К ней приблизился молодой слуга. – Вам что-то нужно?
– Да, новое чувство перспективы, – рассеянно проговорила Шаллан. – Что…
– Перед вами Вуаль, – негромко объяснил слуга. – Она предваряет сам Паланеум. Оба возникли еще до того, как был основан город. Некоторые считают, что эти залы вырезали сами Певцы зари.
– А где книги?
– Паланеум как таковой находится вон там. – Слуга взмахом руки указал на несколько дверей на другой стороне зала.
Через них она вошла в маленькое помещение, разделенное на части толстыми хрустальными стенами. Шаллан подошла к ближайшей, потрогала. Поверхность хрусталя была грубой, как тесаный камень.
– Духозаклятые? – спросила она.
Слуга кивнул. За ним прошел другой прислужник, указывая путь пожилому ревнителю. Как и у большинства ревнителей, у этого старика была бритая голова и длинная борода. Простые серые одеяния подвязаны коричневым кушаком. Слуга увел его за угол, и Шаллан теперь едва могла различить их силуэты с другой стороны, точно тени, плавающие в хрустале.
Она шагнула вперед, но ее спутник кашлянул:
– Мне понадобится ваш пропуск, светлость.
– Сколько он стоит? – нерешительно спросила Шаллан.
– Тысячу сапфировых броумов.
– Так дорого?
– На обслуживание множества больниц, открытых королем, требуются средства, – извиняющимся тоном сказал мужчина. – Харбрант может продавать лишь рыбу, колокола и сведения. Первые два вида товаров едва ли уникальны. А вот третье… скажем так, Паланеум – величайшая коллекция книг и свитков во всем Рошаре. Возможно, превосходящая даже Святой Анклав в Валате. Согласно последним подсчетам, в наших архивах семьсот тысяч текстов.
Ее отцу принадлежали восемьдесят семь книг. Шаллан их всех прочла несколько раз. Сколько же сведений может содержаться в семистах тысячах?! Так много, что с ума можно сойти. Как же ей хотелось ознакомиться с содержимым тайных полок! Можно было провести месяцы за чтением одних только названий.
Но нет. Возможно, когда она убедится, что братья в безопасности… что состояние семьи восстановлено… тогда и вернется. Может быть.
Девушке показалось, что она отказывается от теплого фруктового пирога, умирая от голода.
– Я могу подождать где-нибудь здесь?
– Вы можете использовать один из читательских альковов, – ответил слуга, расслабившись. Вероятно, он боялся, что она устроит сцену. – За них платить не надо. Там есть служители-паршуны, которые поднимут вас на верхние уровни, если пожелаете.
– Спасибо, – поблагодарила Шаллан и, повернувшись спиной к Паланеуму, опять почувствовала себя ребенком, которого заперли в комнате и не разрешили играть в саду из-за безумных страхов отца. – А светлость Ясна уже выбрала альков?
– Я могу узнать, – сказал слуга и повел Шаллан обратно в Вуаль, с ее далеким, невидимым потолком. Потом поспешно удалился, чтобы поговорить с кем-то еще, и оставил Шаллан у двери в Паланеум.
Она может вбежать внутрь. Пробраться…
Нет. Братья дразнили ее за излишнюю робость, но не робость сейчас удерживала ее на месте. Там, несомненно, есть охрана, и проникать туда бесполезно, это лишь уничтожит все шансы переубедить Ясну.
Заставить Ясну выслушать, доказать свою правоту. Даже от мыслей об этом Шаллан становилось плохо. Девушка ненавидела споры. В юности она ощущала себя изящной хрустальной фигуркой, которую выставили в шкафу под стеклом, чтобы можно было смотреть, но не трогать. Единственная дочь, последнее, что напоминает о любимой супруге светлорда Давара. По-прежнему казалось странным, что именно ей пришлось всем заняться после… после происшествия… после…
Воспоминания атаковали ее. Нан Балат в синяках, жилет изорван. Длинный серебристый меч в ее руке, достаточно острый, чтобы резать камни, точно воду.
«Нет. – Шаллан оперлась о каменную стену и сжала сумку. – Нет. Не думай о прошлом».
По привычке ища утешения в рисовании, девушка уже собралась достать бумагу и карандаши, но тут вернулся слуга.
– Светлость Ясна Холин действительно попросила выделить ей читательский альков, – сообщил он. – Вы можете подождать там, если желаете.
– Желаю, – сказала Шаллан. – Спасибо.
Слуга подвел ее к огороженному пространству, внутри которого четыре паршуна стояли на крепкой деревянной платформе. Шаллан в сопровождении прислужника ступила на платформу, и паршуны начали тянуть веревки, прикрепленные к вороту наверху, поднимая платформу. Единственными источниками света были сферы-броумы, закрепленные по углам подъемника на потолке. Аметисты, излучавшие мягкий фиолетовый свет.
Ей нужен план. Ясна Холин не из тех, кто может легко передумать. Шаллан придется ее чем-то поразить.
Они поднялись футов на сорок над поверхностью, и слуга взмахом руки велел паршунам остановиться. Шаллан последовала за старшим слугой по темному коридору к одному из балкончиков, что выступали на стене Вуали. Он был круглый, точно башенка, с каменными, по пояс, перилами. Занятые альковы мерцали разными цветами освещавших их сфер; в окружающей тьме огромного пространства казалось, будто балкончики зависли в пустоте.
В алькове стоял длинный изогнутый каменный стол, единственный стул и хрустальный сосуд, похожий на кубок. Шаллан поблагодарила кивком слугу. Тот удалился, а девушка вытащила горсть сфер и бросила в кубок, освещая альков.