Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Божии дела, Божии слова,
Кто вас задом наперед прочитал,
Кто рабу Божию (имя)
Тяжкой смерти предал,
На две стороны развались,
Ангеллхранитель, от того откачнись.
Будьте вы, мои дела, крепки,
Будьте вы, мои слова, лепки.
Которые слова сказаны назад,
Встаньте заново наперед.
Никто моего дела не перебьет.
Дело мое крепче укладу,
Тверже каменного булату.
Тоску унимаю, тяжкую немочь вынимаю
С костей, с ясных очей, с буйной головы,
С темени, с мозгов,
С челюсти, с зубов.
Матушка Богородица Семистрельница,
Отстреляй своими стрелами
От рабы Божией (имя)
Все уроки, призоры, щипоты,
Ломоты, потягалища,
Все верченное, поперечное и бесконечное,
Отпевальное, поминальное, погребальное.
Ключ моим словам, замок моим делам.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Венчание с покойником
Из письма: «Матушка Наталья Ивановна! Очень Вас прошу, прочитайте мое письмо и помогите мне ради Христа. Я очень боюсь, что Вы мне не поверите, подумаете, что кто-то так шутит, поэтому я и пишу свой телефон. Умоляю Вас, позвоните мне, иначе я умру.
Попробую описать, как это все случилось. Шесть недель назад ко мне в дверь позвонила женщина. Сперва я ее не узнала, она была в трауре и как бы даже не в себе. Это была мать одного моего знакомого парня – Дениса. Он пытался за мной ухаживать, но мне нравился другой, и я отказала Денису. Мать Дениса – Надежда Тимофеевна —еле держалась на ногах, и я попросила ее войти в квартиру. Я сразу же по ее виду поняла, что-то случилось с сыном, но боялась спросить ее об этом. Надежда Тимофеевна сказала сама: «Любочка, девочка моя, ты, наверное, знаешь, что Денисочка мой умер». И она заплакала. Немного погодя она снова заговорила: «Никого у меня больше не осталось на этом свете. Сама я из детского дома, ни родителей, ни родных не знала. Был у меня сыночек, да больше нет. А я ведь только и жила для него. Он даже жениться не успел, был бы теперь у меня внучек, или внучка, или сноха, которую я бы баловала и любила, как свою дочь. Никого нет! Никого!» И она снова зарыдала. И тут она стала меня умолять, чтобы я стала женой ее Дениса.
Я уставилась на нее и думаю: точно, тронулась умом с горя. Как я могу стать его женой, если он умер? Будто услышав мои мысли, Надежда Тимофеевна стала умолять меня, чтобы я не отказывала ей, ведь уже завтра Дениса закопают и будет поздно, а ей так необходимо, чтобы кто-нибудь у нее остался после Дениса.
Не вытерпев, я ее перебила, спросив: «Вы разве не понимаете, что гроб в загс нельзя нести, какая я ему буду жена?»
Но Надежда Тимофеевна тогда сказала: «Конечно, я это понимаю, но он так любил тебя, и если ты только станешь его женой, то я отдам тебе все, что у меня есть, а сама я уйду жить в монастырь. Разве тебе помешает квартира, ведь, в конце концов, ты можешь ее потом продать, обещаю, что я перепишу все на тебя, сделаю дарственную на квартиру, дачу и на все, что имею. У меня есть двести тысяч долларов. Я их собирала для сына, а теперь это будет все твое! Тебе нужно будет только надеть ему на палец кольцо и быть в фате и свадебном наряде. Никто об этом никогда не узнает, мы будем в комнате только втроем: Денис, ты и я. Пойми, я всегда мечтала, что когда-нибудь он введет в дом свою невесту в фате, в белом платье. Не лишай же меня того, что облегчит мне мое горе! Я буду считать тебя своей невесткой, и все, что я имею, будет твоим.
Квартира и дача у нас очень дорогие. У нас хорошая мебель, посуда и есть деньги. Ты получишь все это, а я буду думать, что он женился на той, которую любил больше, чем меня.
Не знаю, как и почему, но в общем я согласилась. Вечером я пришла к Денису в квартиру, как мы и договорились с его мамой. Еще из прихожей Надежда Тимофеевна повела меня в комнату, где на диване лежали шикарное белое платье, фата, перчатки и туфли на шпильке. Она вышла, и я стала одеваться. Все было вроде как во сне. Мне было немного жутко, но я успокаивала себя тем, что уже завтра это все закончится. По договору я должна была провести у них в доме время до самых похорон.
Наряд был великолепный и, видимо, стоил очень больших денег. Мать Дениса работала главным специалистом в банке. Квартира была очень большая и была дорого обставлена. Что таить греха, мысленно я уже к ней примерялась. Скоро все это будет мое, думала я. Мне не хотелось думать о том, что еще мне предстоит делать в той комнате, где стоял гроб с телом Дениса.
В конце концов, думала я, ведь актеры играют в фильмах покойников и целуют покойников, когда якобы по сценарию убивают их любимых. Буду и я представлять, что просто снимаюсь в фильме. Я смотрела на себя в зеркало, и мне не верилось, что это я. Я была красива в свадебном наряде.
Вошла Надежда Тимофеевна и сказала: «Какая красивая невеста у моего сына, он будет счастлив, когда ты станешь его женой». Взяв меня под руку, она повела меня в зал, посреди которого стоял очень красивый лаковый гроб.
Я такой видела в фильмах. Денис был как живой, и я в душе приободрилась, что он не белый и не синий, каким я его боялась увидеть. Он будто спал. Возле гроба стоял стул и больше никого не было. Я стояла и не знала, как себя вести. Но всю инициативу взяла в свои руки его мать, она сказала: «Сыночек, я исполнила твою мечту, она твоя невеста и будет твоей женой. Ты ее любил больше меня, а для меня нет ничего дороже тебя и твоих желаний. Сейчас вы будете венчаться, я только включу свадебный марш».
И она нажала на кнопку магнитофона. Тихо полилась музыка, которую обычно играют на бракосочетании.
«Согласна ли ты, невеста, Любовь Сергеевна Тищенко, взять в мужья Дениса Семеновича Орлова?» – спросила громко и твердым голосом Надежда Тимофеевна. Она смотрела на меня, и я сказала: «Да, согласна». – «Обещаешь ли ты быть ему верной женой и любить его до конца своих дней?» – «Да, – ответила я, – обещаю». – «Возьми тогда одно кольцо и надень себе на палец, кольцо в руке у Дениса».
Я разжала руку Дениса, в ней действительно было обручальное колечко. Руки у меня тряслись, и я чуть не уронила его на пол. Про себя я твердила: «Это как в фильме, как в фильме». Но подсознательно понимала, что все это реально. Затем по подсказке Надежды Тимофеевны я взяла второе кольцо, которое лежало на блюдечке, и надела его на правую руку Денису. Теперь мы оба были с ним при кольцах.
«Объявляю вас мужем и женой. А теперь поцелуйтесь», – велела мать Дениса.
Я наклонилась и поцеловала Дениса в щеку.
«Нет! – сказала его мать. – Целуй его в губы».
Сама не знаю, как это вышло, но я его поцеловала.
Моя новая свекровь открыла шампанское и разлила в бокалы. Мы выпили за нашу с Денисом любовь. Рядом с гробом был стол, ведь это происходило в гостиной. И вскоре на столе появились еда и вино. Подсознательно мне хотелось приглушить свой страх, и я выпила два больших бокала вина. «Свадьба – так свадьба, – говорила Надежда Тимофеевна, – пей, дорогая!»
Алкоголь стал действовать, и я ощутила даже некую легкость и приподнятость настроения. «Я теперь богата», – думала я. Будто услышав мои мысли, Надежда Тимофеевна сказала: «Вот видишь доллары, они все теперь твои, здесь двести с лишним тысяч, но ты должна до конца выполнить мою волю. Целуй и ласкай тело своего мужа, пусть он получит то, чего он был лишен при жизни».
Алкоголь и вид денег сыграли свою роль, я хотела угодить своей названной свекрови и стала целовать его лицо, руки, грудь, всего.
«Сними бюстгальтер и прильни к его груди», – велела мне мать Дениса. Я немного колебалась, и мне тут же дали еще вина. Я разделась и, взяв его руку, приложила к своей груди. Со стороны, наверное, казалось, что это он сам водит своей рукой по моей груди и моему животу, но это я водила его руку. Мне было приятно, и меня вдруг стало все это возбуждать. Я очень захотела мужчину, и я стала тереться о его тело. Я вдруг поверила, что это действительно мой муж и я просто обязана дать ему все, что смогу, напоследок.
Утром я приняла ванну, меня покормили, в голове стоял шум от выпитого, и мне жутко хотелось спать. Состояние мое было ужасным. Потом приехала ритуальная машина. Меня удивило, что провожающих не было. Были только я, Денис и его мать. Рабочих похоронного бюро я не считала. Перед тем как закрыть гроб и опустить его в могилу, я снова его поцеловала в губы долгим поцелуем. Мне уже казалось, что я действительно хороню своего мужа.
На другой день, как мы и договорились, я снова пришла к ним в квартиру. Надежда Тимофеевна отдала мне дарственные документы и сказала:
На другой день, как мы и договорились, я снова пришла к ним в квартиру. Надежда Тимофеевна отдала мне дарственные документы и сказала:
«Ты даже не спросила, почему он умер, а ведь он лишил себя жизни из-за тебя. Ты себя очень высоко ценишь и никого не замечаешь вокруг себя. Вот и сыночка моего не заметила. А ведь он закончил школу с серебряной медалью, знал два языка, прекрасно рисовал и писал стихи. Кстати, большая часть его стихов о тебе. Как он волновался, когда шел туда, где должна была быть ты. Как он горевал, когда ты его в очередной раз прогнала от себя прочь! Не ребенок уже и не мужчина еще. Умный, добрый, интеллигентный мальчик, в которого я вложила всю свою надежду, всю свою любовь. Я прочла в его дневнике, как ты последний раз над ним глумилась и при всех его унижала и гнала. И он посчитал, что и в самом деле такой, раз ты его таким видишь. Это ты его сломала и уничтожила! Вот его последнее письмо – читай!»
«Милая моя мамочка, ты самая хорошая, ты самая бесценная, таких больше нет и никогда не будет. Прости меня, что я причиню тебе боль, прости за то, что ты будешь плакать из-за меня, твоего глупого сына. Я не могу и не хочу жить без Любы. Она меня не любит и презирает. Она никогда не будет моей. Зачем мне жить, если она меня не любит! Мне так плохо, что легче умереть, чем так страдать. Прости меня, мама, и прощай. Твой сын Денис».
Дочитав письмо, я подняла глаза на мать Дениса. Если бы вы видели ее глаза! В них было столько ненависти и горя, что меня всю передернуло как от электрического тока.
«Возьми ключи, – сказала Надежда Тимофеевна, – и иди домой. Завтра меня здесь уже не будет. Документы теперь у тебя, я слово сдержала. Уходи, я не могу тебя видеть».
Через неделю мне стало известно, что мать Дениса отравилась и ее уже похоронили. Казалось бы, живи и радуйся. Ведь не у каждой девчонки есть столько денег и такое имущество. Но с какого-то момента я почувствовала, что со мной не все благополучно. Стала сильно болеть грудь, и именно в том месте, куда я подносила мертвую руку Дениса. У меня ныл и болел живот. Моя мама настояла, чтобы я легла на обследование. В больнице мне был поставлен диагноз – рак. Мама, конечно, не знает о том, что со мной произошло. И я никогда не осмелилась бы ей это рассказать. Я сильно переживаю и страдаю – зачем я пошла тогда в дом к Денису?
Зачем поддалась на уговоры его матери? Ответ один. Наверное, захотелось богатства. Денис и его мать снятся мне каждый день. Они будто встречают меня на вокзале. Я выхожу из поезда, а они с цветами стоят и ждут меня. Наверное, я скоро умру.
Наталья Ивановна! Спасите меня, и я больше никогда не буду делать плохо людям. Я все сделаю, чтобы стать лучше. Позвоните мне, пожалуйста, я буду очень ждать.
Люба».
Когда я дозвонилась до Любы, мне сообщили, что она умерла.
Как снять кольцо рабства
Из письма: «Уважаемая Наталья Ивановна. Я решилась написать Вам письмо. Хочу поделиться историей, которая произошла со мной 40 лет назад. Случай мой поучительный и может послужить кому-нибудь предостережением. Дружила я с одним парнем, звали его Антон. Мы с ним встречались два года до армии, и еще три года я его ждала, пока он служил. А когда Антон вернулся, я его приревновала к своей подруге, и мы поссорились. Чтобы проучить его, я пошла на танцы с парнем, который уже давно уделял мне внимание. Звали этого парня Дима, и был он старше меня на 12 лет. Когда мы с ним возвращались с танцплощадки, он стал уговаривать меня зайти к нему домой. Я подумала, что наверняка сейчас Антон отирается возле моего дома. Так пусть он помучается и поревнует меня, как я его ревновала к своей подружке. В общем, я согласилась зайти в гости к Диме. Дверь нам открыл Димин отец и, увидев меня, сказал: «Дай-ка я погляжу, по кому мой Димка сохнет», – а потом позвал нас пить чай с пирогами. Я обратила внимание, что в их доме много всяких икон, это теперь все открыто молятся, даже президент, а в то время такое количество икон было редкостью. Увидев, что я озираюсь на иконы и на горящую лампадку, отец Димы спросил: «Ты веруешь в Бога?» Я ответила: «Не знаю».
«Да, – сказал Никита Андреевич, – ты не знаешь, поэтому не веришь, а вот я знаю, что Бог есть и что молитвой можно сделать все что угодно!»
«Что, например?» – спросила я.
«Да хоть что, ну, к примеру, вот Димка мой сохнет по тебе, а ты его не любишь. Я могу взять водичку и заговорить ее молитвой. Ты эту водичку выпьешь, и краше моего Димки для тебя мужиков не будет, не веришь?» Я ответила: «Нет». «Ну так давай проверим», – сказал Димин отец. «Давайте», – засмеялась я. «Садись на табурет и держи стакан с водой, а я буду читать заговор на любовь».
Сейчас я бы так не сделала, а тогда я села на табурет и взяла в руки стакан с водой. Все это походило на игру. Я не верила в слова Никиты Андреевича, а зря. Он встал позади меня и стал читать какую-то молитву. Читал он чуть слышно, иногда я разбирала слова: Господь Бог, камень Алатырь, прилипись к нему и т. д. В конце он сказал: «Аминь». Потом он погасил свечку и сказал: «Выпей водичку, пей, не бойся». Я постеснялась отказаться и выпила эту воду.
Потом мы сидели в комнате Димы, и он мне пел песни под гитару. Неожиданно мне стало казаться, что я его знаю сто лет. Каждую его черточку и его пальцы, которыми он перебирал струны гитары. Мне было так хорошо возле него, так спокойно, как не было еще никогда. Дима обнял меня и стал целовать, и в сердце у меня была такая сладостная мука, что я даже застонала. Уже под утро он пошел меня провожать домой. Из своей комнаты выглянул отец Димы и, перекрестив меня, сказал: «Пришла в дом чужой, а уходишь снохой».
Я подумала, что он так шутит, и улыбнулась. Утром я проснулась с мыслями о Диме. Про Антона я не думала и не хотела думать. Он был где-то далеко в моем сознании, будто я никогда с ним не встречалась и не ждала его три долгих года из армии.
Месяц мы с Димой повстречались и подали заявление в загс. Приходил Антон, просил прощения и уговаривал выйти за него замуж, но я не хотела его видеть, не хотела его слышать, все мои мысли были только о моем Диме. Накануне свадьбы Дима сказал мне, что со мной хочет поговорить его отец. Я уже не удивлялась тому, что в их семье все решает отец Димы. Мать их была незаметной и тихой женщиной, и если мы втроем о чем-то весело говорили, то она в это время сидела тихо с каким-то совершенно отрешенным лицом. Про себя я решила, что она или не совсем здорова, или у нее такой замкнутый характер.
Да если честно, кроме Димы, меня мало кто интересовал и ни до кого не было никакого дела.
В тот вечер отец Димы сказал: «Ну, будущая сношенька, садись, давай поговорим. Слово мое такое. Живем мы по своим давнишним законам, и у нас заведено еще испокон веков, что венчаются наши жены медными кольцами, а не золотыми. Конечно, потом ты можешь носить золотые украшения, но на свадьбе кольцо будет то, которое ты получишь от главы дома, то есть от меня. Если ты не согласна, тогда и свадьбы не будет, потому что жена моего сына должна уважать наши порядки».
Я посмотрела на Диму и сказала: «Надежда Крупская, жена Ленина, носила медное обручальное кольцо, а уж я тем более не возражаю». Все засмеялись, и Димин отец, хлопнув руками по коленям, сказал: «Ну вот и добре».
В день нашей свадьбы Никита Андреевич сказал: «Давайте руки, я вас благословлю и сам повенчаю» – и подал два медных кольца.
Подавая мое кольцо, он, перекрестив меня и кольцо, сказал: «Держи и носи, раба Надежда, кольцо, и будешь ты отныне рабой своего мужа Дмитрия».
Действительно, с этого дня я превратилась в мужнюю рабу. Слова против сказать не могла. Было такое чувство, что он мое сердце и мое дыхание. Забери его – и я тут же умру. Каждое его слово, все, что произносили его губы, я спешила тотчас же и в точности исполнить.
Сказал: «Не пойдешь к матери», – и я не шла, хотя знала, что мама тяжело больна. Я, наверное, не смогу объяснить то состояние и те чувства, которые испытывала в то время. Это не был страх наказания, это был глас, которого мне нельзя было ослушаться. Так чувствует себя собака возле своего хозяина. Он будет бить, пинать, а трогать его нельзя, потому что он хозяин. Наверное, так же чувствовали себя рабыни, когда их били, убивали, а они принимали это как должное, так как другой жизни они не знали. Если бы он в то время велел мне взять веревку, сделать петлю и задавиться, я бы и это исполнила беспрекословно!
Вы не подумайте, что я ненормальная. Впрочем, Вы-то должны знать, что такие способы существуют, иначе бы я Вам об этом не писала. Прожила я в замужестве сорок лет и семь месяцев, и только когда он умер, я освободилась от наведенного рабства. По-другому я не могу сказать. Муж мой никогда меня не обижал, не повышал на меня голоса, но каждую минуту мое сердце трепетало от страха перед ним. Я до смерти боялась его прогневать, боялась потерять его любовь. Моя жизнь была в его полной власти. Оглядываясь на прожитые годы, я все поняла, а понимать стала с тех пор, когда он умер. Причем мой муж знал, когда он умрет, и с точностью назвал дату и время своей смерти. Так все потом и сбылось – и дата, и время. Перед смертью он сказал: «Когда я умру, положи наши кольца ко мне в гроб, под подушку. А как голова твоя просветлеет и ты все поймешь, прости меня за все. Ведь я тебя еще девчушкой приметил и полюбил. Ты знаешь, отец мой многое умел и знал, вот и подсобил мне в моем горе. Сох я по тебе и шибко тебя ревновал к твоему Антохе и готов был что угодно для тебя сделать, чтобы ты не за него, а только за меня пошла.