– Я для кого все это говорю? Может, тебе лучше выйти на первой станции и вернуться в Париж? Скажу Легрену, что ты занемог. Уж как-нибудь без тебя справлюсь.
– Прости, у меня что-то голова закружилась, но сейчас уже прошло, – соврал Анутан, – меня в дороге часто укачивает. Но я соберусь.
Юноша закрыл глаза и принялся глубоко и напряженно дышать. Клодин взглянула на Сантини заинтересованно.
– Тебе нужно какое-то лекарство?
– Не беспокойся. Ничего страшного. Уже все в порядке.
Клодин с серьезным видом взяла кисть Сантини, нащупала пульс и покачала головой.
– Пульс слишком частый. До Авиньона сиди спокойно. Мне не нужен там инвалид… Ох уж эти мужчины! Одни проблемы… У меня есть одна хорошая таблетка. Вот, сейчас. – Клодин порылась в сумочке. – Держи под языком и ни в коем случае не глотай.
Юноша безропотно выполнил указание. Какое-то время молодые люди молчали! Потом Антуан заботливо поинтересовался:
– А ты себя хорошо чувствуешь?
– Почему ты спрашиваешь?
– Ты ж вчера в обморок упала около квартиры Леруа!
Клодин презрительно скривила губы и отвернулась к окну. Спустя мгновения Антуан услышал.
– Мог бы не напоминать мне об этом, невежда!
Антуан расстроился, что Клодин его так назвала.
Будь он чуть поопытнее, он бы понял, что это хороший знак для начала нежных отношений.
16
Климов уже почти допил сок, когда его мобильник заверещал. Он потянулся за трубкой, взглянул на дисплей. Номер не определился. Зато голос Климов сразу узнал. Эвелина говорила быстро и взволнованно.
– Алексей! Только что мне звонил Пьер!
– Пьер Консанж? Вы что, знакомы?
Наверное, трудно было спросить что-то глупее, но Эвелина никак не отреагировала на это.
– На него сегодня совершено покушение. Он едва остался жив. Я еду к нему. Но еще он очень хочет видеть вас. Записывайте адрес.
– Сейчас, сейчас.
Алексей достал из кармана ручку, схватил со стола салфетку и записал то, что ему продиктовала Трофимова.
Часть четвертая
1
Рыбкин выбирал персики для своих девочек, когда увидел ее. Она стояла возле кондитерского отдела и о чем-то переговаривалась с продавщицей. Та показывала ей то на одно место на витрине, то на другое; что именно там находилось, Рыбкин разглядеть не мог. В большом Новоарбатском гастрономе толпилось много народу, и разные люди периодически закрывали ему видимость. Оставив персики, он подошел поближе, так, чтобы все было видно. Так оно и есть. Рыбкин не ошибся… Девушка, которую он недавно видел вместе с Климовым, выбирала пирожные. Набралась уже почти целая коробка, а она, похоже, не собиралась останавливаться.
Рыбкин смотрел на Марину как зачарованный. Не думал он, что встретит ее так скоро, эту ослепительную брюнетку, подруги Лешки Климова! Крепко запала она ему в сердце после той их встречи на Тверской!
Марина случайно повернулась. В ее глазах читалось недоумение. Она привыкла к заинтересованным взглядам мужчин, но это тип таращился на нее против всяких правил и выглядел при этом откровенно глупо. Рыбкин в ответ на суровый взгляд покупательницы пирожных растерянно улыбнулся и пролепетал:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте, мы разве знакомы?
– Ну, как бы сказать… Я уверен, что вы меня не помните…
– Ну, я бы так не сказала, лицо знакомое, но знаете…
– Все знаю. У вас сотни знакомых, тысячи поклонников и я всего лишь маленький винтик в этой машине любви.
Рыбкин говорил очень громко, почти кричал, поскольку его от девушки отделяло приличное расстояние. Как это ни парадоксально, именно этим нелепым криком он и заинтриговал Марину…
– Мы где-то с вами пересекались?
– Параллельные прямые не пересекаются – так нам завещал Лобачевский. Если только в вечности…
– Любопытная версия. А вы что, математик?
– Все мы немного математики, особенно в магазине. Но сегодня разрешите мне быть вашим рыцарем…
Рыбкин понимал, что заинтересовывает девушку, и удивлялся своей прыти. Он уже запамятовал, что может быть просто обаятельным мужчиной, а не покорным мужем или штатным редакционным анекдотчиком.
Подхватив коробки с пирожными, он увлек Марину к выходу, где, словно засадный полк, всех покупателей ожидал угрюмый ряд кассовых аппаратов.
Как Марина не отказывалась, Рыбкин заплатил за пирожные, и теперь они стояли под козырьком у входа магазин.
– Надо же, пирожные вы мне купили, а я даже имени вашего не знаю…
– Что ж, позвольте отрекомендоваться, Станислав!
– Марина!
Они с шутливой крепостью пожали друг другу руки.
– Ну что же, Станислав, мне пора. Давайте-ка пирожные, – Марина потянулась к руке Рыбкина с намерением завладеть своим законным имуществом. Но Рыбкин и не собирался выпускать то, что на данный момент позволяло ему задержать девушку хотя бы на полминуты.
– Марина, неужели вам не хочется узнать, где мы виделись? – спросив это, он увидел, что девушка потемнела в лице. Ему стало жутко, он не понимал причины такой внезапной перемены.
– Оказывается, вы не только пристаете к женщинам на улице, но еще и задаете им глупые вопросы.
Слова вышли резкими и обидными. К этому времени Нежданова уже вспомнила, что недели полторы назад случайно встретила этого человека, когда уговорила Алексея пройтись по Тверской с заходом в несколько ее излюбленных бутиков. В магазине они с Алексеем слегка повздорили, и Климов, видимо вознамерившись по своему обыкновению позлить свою обожаемую, заприметив сослуживца, окликнул его и долго о чем-то разговаривал, так, будто он никуда не торопился и его никто не ждал. Марина стояла рядом и не могла дождаться, пока этот тип уйдет. А он оказался изрядным говоруном, долго не отпускал Алексея, беспрерывно тараторя. А Алексей тоже хорош! Он даже пытался предложить своему болтливому дружку зайти вместе с ними выпить по чашечке кофе! Марина тогда поблагодарила Бога за то, что этот хмырь отказался от предложения и отбыл, суетливо меряя шагами Тверскую.
Погода менялась. Небо затягивало, то и дело дул резкий прохладный ветер. Марина тянулась к коробке с пирожными с явным намерением забрать их. Судьба давала Стаське еще пару мгновений надежды изменить свою жизнь. Вот-вот коробку надо будет вернуть. Марина смотрела на Стаську недобро, в глазах поблескивали сердитые искорки. Рыбкин думал уже разжать пальцы и проститься со своей надеждой, как на Москву пролился дождь, внезапный летний дождь, в котором больше отчаяния, чем прохлады, и после которого в городе поднимаются, как сытые змеи, влажные удушливые пары.
Мелкие и частые капли в один миг пролились на Марину и Рыбкина, намочив их волосы, придав им новый влажный запах. Девушка испуганно отпрянула. Стаська метнулся за ней.
– Ну вот, сама природа не хочет, чтобы мы так быстро расстались…
– У вас зонт есть? – Марина все еще морщилась.
– Зонта нет. Кто же носит зонт в такую жару?
– Предусмотрительные люди. Вы, видно, не из таких. Хорошо бы найти где-нибудь зонт, но, похоже, требовать этого от вас абсурдно. Где же вы его возьмете?
– Вы плохо обо мне думаете. – Стаська оживился. – Подождите меня, только не уходите, я прошу.
Станислав Рыбкин, отец двух дочерей и почти идеальный супруг, не купивший сегодня впервые в жизни то, что просила жена, бросился в магазин, чтобы приобрести зонт для женщины, которую едва знал.
Вернулся Рыбкин действительно очень быстро. В руках он держал зонт. Марина, увидев это, захлопала в ладоши.
– Вы начинаете исправляться!
– Я не волшебник, я только учусь.
Рыбкин ловко раскрыл зонт, буквально вознес его над головой Марины и галантно предложил ей жестом взять себя под руку. Девушка быстро просунула пальчики к сгибу его локтя.
На тротуаре уже блестели огромные лужи, вода хлестала со всех сторон, и босоножки Марины моментально намокли. Она оглядывала их украдкой, но с тревогой и тоской, и это не укрылось от ее новоявленного ухажера.
– Да. Так далеко мы не уйдем.
– Что вы предлагаете?
– А вы способны принять мое предложение?
– Думаю, что да.
– Ну, тогда предлагаю выпить где-нибудь по бокалу вина за знакомство…
– Но мы же не сегодня познакомились. – Эти слова девушка сопроводила легким смешком. – Так что пить за знакомство не актуально.
– Вы вспомнили?
– Вспомнила, и без малейшего удовольствия.
– Вы ставите меня в тупик…
– Хочу посмотреть, как будете выкручиваться.
– Вы коварны, как все красавицы…
– Не без этого.
– Так и быть. Выкручиваться так выкручиваться. Пойдемте, выпьем чего-нибудь просто так, погреемся. Вы не продрогли?
– Да, вы большой ловкач. Выкрутились так выкрутились. Ничего не остается делать, как согласиться.
Перед ним призывно сияла вывеска сетевого кафе, где можно было вкусно и недорого перекусить. Станислав вопросительно указал на кафешку глазами. Девушка, помедлив немного, согласно кивнула.
Неподалеку от этой парочки кутался в плащ, неуклюже сутулясь, чтобы капли не проникли за воротник, отец Марины, Борис Нежданов. Когда дверь за его дочерью и ее новым знакомым закрылась, он поспешил за ними, но вовремя умерил свою прыть, дабы не быть рассекреченным. Теперь он решил ни на секунду не выпускать Марину из поля зрения, чтобы не позволить жизни и роковым обстоятельствам отнять ее у него, даже если придется пойти против многовекового замысла Организации. Знал бы он, что и его персона с этого дня находится под пристальным и неусыпным надзором.
Дневник отшельникаВы никогда не задумывались о том, что связывает людей? Почему в этом мире абсолютно чуждых друг другу индивидуумов, где любая коллективная цивилизация клеймится позором как тоталитарная и нарушающая права человека, люди сходятся и называют друг друга приятелями, друзьями. Причины такого схождения столь просты, сколь и туманны. Все достаточно понятно с отношениями полов, где на первый план выходят животные плотские инстинкты. Каждому человеку необходимо свое количество чувственной активности со стороны особей противоположного пола. И если этой активности категорические не хватает, любой или любая существуют в ожидании ее. Рано или поздно объект будет найден, и не исключено, что разыграется даже большая любовь. Если бы было дозволительно производить эксперименты над отношениями, я наверняка бы провел следующее исследование. Одна и та же девушка встречает одного и того же мужчину в тех же самых обстоятельствах Но в первом случае она одинока, ей не хватает тепла, она давно не влюблялась, а во втором ее чувственная сфера переполнена, она счастлива и удовлетворена. Скорей всего, в первом случае мы получим бурный роман, а во втором – почти полное безразличие со стороны женщины. Заметьте, мужчина тот же самый, ситуация та же самая. Все это говорит об одном: суть отношения между полами, суть плотского влечение – в сложном равновесии гормонального состояния, а вовсе не в достоинствах партнера, за которые якобы «она его полюбила». Переворачивать эту ситуацию зеркально нет никакого смысла. Вопреки распространенному заблуждению, в сколько-нибудь продолжительных отношениях выбирает и решает все женщина, а мужчина лишь позволяет себя выбрать. Сам мужчина вообще к протяженным отношениям не стремится. Его плотская цель – всегда сиюминутное удовольствие. Длительные взаимоотношения с женщиной со стороны мужчины в основе своей имеют не эротическую подоплеку. Здесь скорее можно вести речь о некотором энергетическом дополнении, о невозможности полноценно существовать без партнера-супруга, если угодно – о чистой, ничем не замутненной дружбе. Но не более…
Все эти выведенные мной только что правила, как водится, не без исключения, но сценарий сближения в целом предсказуем. Все то, что отнесено человечеством к сфере трагической возвышенной любви, это обычно извечная борьба духовного с плотским, попытка подавить плоть за счет поклонения, обожания и прочего. Отсюда целая череда культов. Отсюда вся великая лирическая литература. Заметьте, что о счастливой от начала до конца любви не только не интересно писать, но и почти невозможно без зевоты читать. Искусство требует сопереживания, а оно только в трагедии, то есть в нереализованном стремлении.
Это не я придумал, это вывел человеческий опыт за тысячелетия. За сим, рискуя быть обвиненным в цинизме и в отсутствии политкорректности, рассуждения о влечение полов обрываю. Да и они всего лишь часть жизни, а не вся жизнь, как уверились некоторые европейские писатели в конце двадцатого века.
Куда более сложный механизм взаимоотношений задействован в таком сближении людей, которое общественность уже довольно давно нарекла дружбой. Как это ни парадоксально звучит, дружба реже всего возникает между людьми, действительно человечески склонными к общению друг с другом. То, что люди сходятся и дружат, определяется еще в самом начале жизни тысячью крупных и мелких причин, начиная от совместного проживания в доме и участия в дворовых играх до дружбы родителей между собой и горячего их желания подружить свои чада так же крепко. Такой род дружбы обычно не слишком длителен и заканчивается вместе с исчезновением изначальной причины. Люди переезжают, меняют школьные коллективы, перестают часто общаться семьи родителей – и от былых увлеченных игр, первых секретов, поверяемых друг другу, не остается и следа. Среди людей зрелых сближение, несомненно, происходит куда труднее, но зато и вернее. И хоть с годами человек приобретает массу навыков, призванных не соединять, а разъединять, членить и делить, человечество знает немало примеров высокой духовной дружбы, замешанной на общих нематериальных интересах. Это дружба мыслителей, художников, музыкантов, одним словом, людей высокодуховных. Такая дружба может потерпеть сокрушительное поражение только при одном условии: если в отношения между равными проникнет лживый и неуемный дух соперничества. Такая бацилла, внедряемая и культивируемая всем информационным людским обиходом, разъедает дружбу неодолимо, и до боли жалко порой видеть, как бывшие друзья превращаются в заклятых непримиримых врагов и вплоть до самой смерти пьют горькую чащу взаимной ненависти. Нельзя умолчать еще об одном роде дружбы. Я бы охарактеризовал ее условно как «гусарскую». Она зиждется на совместных забавах, часто распущенного и хмельного свойства. Она сладка, но неумолимо иссякает вместе с тем, как истекает из человека юность, с милыми пороками и шалостями, с легкостью и чуть несерьезным отношением ко всему серьезному. Она оставляет трогательные воспоминания, но почти никогда не бывает долговечной, жалкой и безуспешной попыткой вернуть годы назад. Забавы становятся с годами фарсом, а затянувшаяся гусарская дружба – карикатурой. Я не тешу себя надеждой, что кто-нибудь когда-нибудь найдет мои заметки и будет расшифровать их туманный смысл с глубокомысленным видом, все больше убеждаясь, что приобщился к таинственному источнику мудрости. Но если вдруг нынешние строки, написанные в последнем моем одиночестве, попадутся кому-нибудь на глаза, я предвижу всякие, в том числе и злобные, инвективы в свой адрес. «Не верил он, мол, в настоящую дружбу и любовь. Эдакий циник! Всех мерил по себе».
Нет, нет. Это не так. Есть дружба настоящая, долгая, когда судьбы связывается невидимыми нитями и общая память только укрепляет их. Есть и любовь, наверно… Просто любовь и дружба кончаются там, где их назвали и зафиксировали как дружбу и любовь. Мысль изреченная есть ложь. Помните? И напоследок еще об одном. Все, что я имел в виду здесь о дружбе, касается взаимоотношений между мужчинами. Дружба между женщинами или между мужчиной и женщиной до сих пор остается для меня тайной за семью печатями, и за ощутимой уверенностью в том, что они всего лишь иллюзия, изящный обман, мираж, даже рассуждать о них не берусь.
2
Этот район Парижа давно не считался респектабельным, хотя и находился всего в нескольких километрах от Лувра. Квартал Марэ, с его очень тесными улицами, нынче привлекал эмигрантов из Азии, а то и просто всякий сброд. Геваро уже начал жалеть, что отправился сюда пешком. Пекло невыносимое! «Жаль, не остановил такси. Силы надо экономить, чувствую, они понадобятся. Уже не попрыгаешь по Парижу, как лет пятнадцать назад».
На улице Сентонж Геваро остановился возле двери с вывеской на русском языке. Он заглянул внутрь, но ничего не смог разглядеть. Тогда он нажал кнопку звонка. Раздался несколько старомодный резкий звук. Вскоре дверь открыли.
Внутри узкого продолговатого помещения, по краям которого плотно друг к другу стояли книжные стеллажи, веяло прохладой и остро пахло бумажной пылью. Геваро вздохнул с облегчением, провел ладонью по лицу и вдруг совершенно по-детски, открыто и явственно улыбнулся.
– Да, Леон! Время, как говорится, не стоит на месте. Если бы мы встретились на улице, то я бы, возможно, тебя не сразу узнал.
– Не прибедняйся. С твоей потрясающей памятью на лица ты узнаешь любого. Даже если над лицом поработают лучшие гримеры Голливуда. Я ж помню…
– Не забывай, что я постарел. Годы делают нас умнее, но не лучше.
– Все мы стареем. А жаль… Такой команды, как была у нас, никогда не будет в полиции. Это уж точно. Молодые нынче о другом думают.
– Ты прав, старина, прав. Как ты сам поживаешь? Я, между прочим, здорово поразился, что ты назначил мне свидание здесь. Русский книжный магазин… Скажи прямо старому товарищу: что ты здесь забыл?
– Я как вышел в отставку, что произошло вскоре после того дурной памяти дня, когда Ганс Громила чуть было не лишил нас твоего общества, долгое время не знал, чем заняться, куда податься и для чего вообще жить. Смотреть, во что превращается старая добрая французская полиция, было просто омерзительно, особенно когда сам вышел из игры и уж точно не мог вмешаться. Но со временем, как ты знаешь, все старое уходит прочь, и наступает момент, когда уже и сожалеть об этом не приходится. Вот я и сторожу этот славный русский книжный магазинчик в те дни, когда он не работает для покупателей. В конце концов, сторожить это самое привычное для нас дело в каком-то смысле. Раньше я сторожил закон и тех, кто его нарушает, а теперь стал сторожить книги. Место хорошее. От дома недалеко… Да и никто нам здесь не помешает. Желаешь кофе? Могу сварить.