Менмаатра всегда считал, что Бен-Бен – это всего лишь красивая легенда. Из области преданий седой древности. Которые нельзя проверить и которые полагалось просто принять в сердце свое вместе со священными историями о деяниях великих богов Та-Мери.
И вдруг наткнуться на свидетельство существования легендарного камня! Вот бы найти его и преподнести в дар Амону-Ра.
Лихорадочно роясь в свитках папируса, сберегавшихся в «Доме Жизни» на протяжении многих веков, Сети обнаружил кое-какие зацепки. Это была копия донесения одного из военачальников своему царю, последнему из государей Пятой династии, основанной Усеркафом и Хенткавес, Унасу. Хнумхотеп, так звали вельможу, сообщал, что «благая тяжесть, порученная его заботам, благополучно доставлена в Идфу и упокоилась в золотом руднике».
Что это за «благая тяжесть»? Из легенды было известно, что Бен-Бен, несмотря на свои относительно небольшие размеры, обладал тяжелым весом. А вдруг повезет, и «тяжесть», о которой говорит Хнумхотеп, как раз то, что и нужно? В любом случае, необходимо проверить. Даже если это будет старинный клад золота и драгоценностей, припрятанных Унасом на черный день, все равно неплохо.
Не долго думая, Сети снарядил экспедицию в Идфу и лично возглавил ее.
Бентрешит пыталась отговорить возлюбленного. Она поведала ему о том, что ночью к ней явился сам Хентиаменти. Песиголовец злобно оскалился и ничего не сказал ей, только провел ладонью себе по горлу, словно перерезая его кинжалом.
– Дурной знак! – заломив руки, волновалась молодая жрица.
– Успокойся, – поглаживал ее по плечу фараон, – успокойся, любимая! Анубис не властен над живыми. Он же владыка загробного царства. Вероятно, он просто хотел напомнить тебе о том, что ты должна совершить молебен о душах усопших родственников.
– Нет! – не сдавалась Бентрешит. – Он вещует несчастье! Возможно, смерть. Мою смерть! Не покидай меня! Молю тебя, о могучий бык!
– Оставь! – с досадой оторвал от себя ее руки Сети и оттолкнул девушку.
Та упала на пол и смотрела на повелителя снизу вверх глазами побитой собаки. Менмаатра стало не по себе. Однако упрямство взяло верх. Он таки поехал в Идфу.
Придворным было объявлено, что царь отбыл инспектировать золотоносный рудник, на котором, вроде бы, выявлены хищения драгоценного металла.
«Год 9-й царствования Менмаатра, третий месяц лета, день 20, – записал в официальном отчете об этой поездке царский летописец. – Вот в этот день Его величество пересек пустыни справа от гор. В желании его было увидеть копи, что дают золото. Когда Его величество миновал большой путь, он остановился для отдыха в пути поразмышлять. Затем он сказал: „Как тяжела эта дорога безводная! Что станет со странниками, кто поможет их высохшему горлу? Кто утолит их жажду? Ведь вода так далеко, а пустыня безлюдна – горе человеку, жаждущему в пустыне! Как я могу позаботиться о них, о продлении их жизни?“. Затем Его величество взвесил это в мыслях своих, он разведал пустыню, выискивая низменность, чтобы вырыть шахту; бог руководил им, ибо он исполняет желания им любимых. Строителям было приказано вырубить шахту среди гор, дабы охладить сердца жаждущих, опаленные летней жарой».
И только нескольким наиболее приближенным к царю лицам было известно, что в глубокой, в сто двадцать локтей шахте, вырытой по приказу Сети, была найдена не вода, а пирамидообразный тяжелый камень, привезенный в Абидос и надежно укрытый в подвалах «Дома жизни» Хентиаменти. Весь отряд, принимавший участие в походе, по приказу главного чати Пасера, был уничтожен. Визирь не пожалел даже собственного племянника. За свою исключительную исполнительность Пасер и был ценим и отличаем государем.
Фараон не спешил делиться тайной с абидосскими жрецами. Вначале он сам хотел как следует изучить великую святыню, а уж затем можно будет подарить ее жителям Та-Мери в виде особой царской милости. Возможно, это стоит приурочить к празднику «сед» – Великому Царскому Юбилею, когда отмечается тридцатилетие восшествия государя на престол. И ничего, что до «седа» Менмаатра еще целых двадцать лет. Явления Бен-Бена ждали тысячу лет. Потерпят еще немного. Тридцать и тысяча – сопоставимые ли сроки?
А пока нужно все продумать, написать специальный ритуал для действа. Это можно поручить хотя бы верному Иунмутефу. Он, конечно, не Джедефхор, но талантом его боги тоже не обделили.
Бентрешит, естественно, удостоилась великой чести узреть святыню.
– Интересно, зачем это Унасу понадобилось прятать Бен-Бен? – размышлял вслух Сети. – Возможно, он чувствовал приближение неурядиц и разрух, которые вскоре потрясли Та-Мери, и хотел обезопасить камень от осквернения? В любом случае, нам этого не узнать.
Девушка молчала. В немом благоговении она рассматривала находку.
Как-то ей довелось побывать в Хеп-ку-Пта, куда она сопровождала Иунмутефа. Верховный жрец сводил Бентрешит на плато Расетау, где находились великие пирамиды. Бен-Бен был точной копией горизонта Хуфу. Или это царь скопировал камень, просто увеличив пропорции?
Четыре грани Бен-Бена имели форму треугольников и были гладкие-прегладкие. Под слоем полировки проглядывались неведомые значки, похожие на священные иероглифы. Было непонятно, каким образом нанесены эти рисунки на поверхность, и почему их видно. Словно кто-то покрыл камень слоем толстого, но прозрачного стекла. Однако ж не стекло это было.
Жизнь, казалось бы, вернулась на наезженную колею. Царь, как и прежде, частенько наезжал в Абидос. Наблюдал за строительством храма, подолгу беседовал со жрецами. Отдавал пыл тела Бентрешит. Но дольше всего пропадал в подвалах «Дома жизни» Хентиаменти.
А вот характер молодой жрицы сильно испортился. Она стала какой-то раздражительной. То и дело жаловалась Сети, что ей почти еженощно снится скалящийся Анубис, грозящий смертью. Сердилась из-за того, что де он, Менмаатра, больше внимания уделяет мертвому древнему камню, а не ей, живой и еще такой молодой. Даже поддразнивала его, цитируя слова любовной песни:
Великий Дом только удивлялся переменам, произошедшим с его возлюбленной.
Пару месяцев назад все, наконец-то, прояснилось. Причиной резких изменений в характере Бентрешит явилась… беременность юной жрицы, понесшей от своего возлюбленного и повелителя.
Он не знал, радоваться ему или огорчаться. После некоторых раздумий Менмаатра решил посоветоваться с Иунмутефом. Старый жрец не был фанатиком, хоть и искренне верил в богов. Он поймет. Нужно будет попросить его разрешить Бентрешит от святых обетов. Отпустить ее в мир. А там Сети купит ей небольшой домик на окраине Уасет. Царица Туйа не ревнива. Они уже столько лет вместе. У них взрослые дети. Еще один незаконнорожденный ребенок не станет серьезной помехой для семейного счастья.
Спешные государственные дела, связанные с организацией очередного похода в Ливию, призвали царя в столицу. Он так и не успел переговорить с Иунмутефом. Какая разница? Месяцем раньше, месяцем позже.
Вырваться в Абидос удалось вот только сейчас, на праздники в честь Осириса.
Однако, где же это Бентрешит? Или уже подошло время, и она просто не может показываться на людях из-за величины своего живота?
Менмаатра призвал к себе верховного жреца.
Прямо спросить Иунмутефа об интересующем его предмете он сразу не решился. Сначала поинтересовался, как идут работы по завершению строительства святилищ Ра-Хорахте и Птаха. Затем они обсудили, что еще нужно для украшений заупокойного храма в честь фараона. Жрец попросил заменить старшего в бригаде художников, расписывающих храм Исиды. Мастер стал стар и уже не может как следует руководить людьми. Плавно и незаметно Сети перешел к обсуждению прошедшего празднества.
– Кстати, кто это нынче представлял Исиду? – как бы невзначай поинтересовался он.
– Его величество обратило внимание на девушку? Она и впрямь обладает редкостным артистическим талантом. Моя внучка, – не без гордости сообщил Иунмутеф.
– А где та жрица, которая обычно исполняла эту роль?
Осторожно. Главное, чтобы не показать заинтересованности.
– Она умерла, – сухо процедил сквозь зубы жрец.
Боль. Сердце сжала тяжелая рука.
– Как это произошло?
– Его величеству лучше не знать. Это грязная история. Бентрешит, так ее звали, оказалась недостойной служанкой богов. И великие ее покарали!
– Однако…
– Государь, – сурово посмотрел жрец в глаза Сети, нарушив придворный этикет, – не стоит копаться в навозе. Он может забрызгать царские одеяния. Будет смердеть.
Фараону ясно дали понять, что дальнейшие расспросы не приведут ни к чему хорошему. Происшедшее с Бентрешит – это внутреннее дело жреческой касты. А жрецы не любят выносить сор из дома.
Отпустив Иунмутефа, владыка Обеих Земель погрузился в горькие раздумья. Как выяснить, что же на самом деле произошло с его возлюбленной. Боги, хоть вы помогите!
Наверное, молитва сына Амона-Ра была услышана кем-то из небожителей. В помещение «Дома жизни», где Сети предавался печали и унынию, просочился гладко выбритый человек средних лет, одетый в леопардовую шкуру.
– Ты кто? – вскинулся Менмаатра и схватился за кинжал. – Тебе чего?
– Жизнь, здоровье, сила Его величеству! – запричитал жрец бабьим голосом. – Я Небуненеф, великий жрец Хатор в Дендера!
– Чего хочешь?
– Справедливости, государь, справедливости!
– Ну! – грозно насупил брови Сети.
Разбираться в жреческих интригах ему сейчас ох как не хотелось. Но, может быть, слуга Хатор знает что-либо о судьбе Бентрешит. Посмотрим, послушаем.
Небуненеф донес о святотатственных поступках своих собратьев из храма в Дендера. Оказывается, жрецы Хатор нарушают законы древней религии. Они невероятно жадные, и свои личные сокровища, золотые монеты, драгоценные камни, прячут прямо в саркофаге Хатор в ее усыпальнице, находящейся под самой кровлей храма.
– Неслыханно! – восклицал толстяк. – Я до этого был великим жрецом Инхара в Тине. Принял должность в Дендера как великую честь, будучи много наслышан о благочестии тамошней братии. А на поверку вышло, что все их благочестие показное.
Сети милостиво кивал. Вот кого нужно поставить верховным жрецом Амона в столице. Он-то уж наведет там порядок. А то зарвались святые отцы. Совсем зарвались. Хотят стать выше фараона.
– А здесь, в Абидосе, ты не заметил ничего необычного?
– Боги великие! Его величество, жизнь, здоровье, сила, зрит в самый корень. Неслыханное святотатство! Одна из здешних жриц Исиды спуталась неизвестно с кем, нарушила обеты девства и забрюхатела.
– И где она сейчас? Говори!
– Ее схватили и пытали. Жестоко пытали, государь. Хотели узнать имя богохульника. Девчонка не выдержала мук и покончила жизнь самоубийством. Так и не выдав милого дружка. Вот мерзавка-то…
– Довольно! – сдавленным голосом прервал его Великий Дом. – Ступай! Я подумаю, как мне наградить тебя.
«За что, о Хентиаменти? За что? – в который раз с горькими словами молитвы обращался Сети к статуе Песиголовца, таинственно скалившейся на него из полумрака. – Чем я прогневил тебя? Я ли не украшал храмы богов и твои в том числе? Я ли не был щедр к жрецам? А то, что я посягнул на Бентрешит, так тебе ведомо, что помыслы мои были чисты. И собирался же уладить все это по закону. Да ведь тебе, знаю, нет дела до суеты живых. Ты хранишь покой мертвых…
Ужели моя вина в том, что пренебрег твоим предупреждением и потревожил многовековой покой камня Бен-Бен? Будь он проклят во веки веков! Или прав был мудрец Джедефхор, заклинавший не ворошить прах давно минувших времен?
Прости же меня, о Хентиаменти! И дай мне возможность вновь встретиться с Ней!»
Фараон совершил возлияние и, на что-то надеясь, продолжал всматриваться в оскаленную морду бронзового Анубиса.
На какой-то неуловимо короткий миг ему показалось, что Песиголовец оскалился еще шире и… кивнул.
Или это просто заслезились утомленные глаза?
Или отбросил блик мигнувший факел?
Или…
На следующий день Его величество Сети Мернептах Менмаатра покинул Абидос, увозя с собой в столицу найденную им «благую тяжесть».
Через два месяца во время охоты на крокодилов государь погиб.
Так рассказывают. А правда ли это, ложь, кто знает?…
Глава четырнадцатая
Змея
Конечно же, расспросить Мону о татуировке Енски так и не успел.
Как оказалось, девушка была непричастна ко всем этим рождественским покушениям. И, скорее всего, татуировка в виде Ока Гора всего лишь дань местной моде. Мона, вообще, заходится в священной истерике от всего, что связано с историей ее родины. Алекс улыбнулся.
«Все равно, это не избавит ее от объяснений, что же ей от меня все-таки надо», – думал он.
Убийца найден и наказан. Конечно, Ральфу пришлось несладко. Убить человека – это не шутка. Впрочем, парень держался молодцом. Интересно, как он сам вел бы себя на месте студента?
Экспедиция превратилась в одно большое объяснение с полицией. Это очень огорчало профессора. Масса времени потеряна на нелепые бумаги и дурацкие объяснения.
Но, с другой стороны, все эти мучения скоро подойдут к концу. Сегодня утром он виделся с Бетси, и девушка многозначительно сообщила, что они уже близко. Близок успех, близки открытия…
А это значит, что можно будет вернуться домой. К любимой семье, уютному дому. И засесть за написание отчета. Самой сладкой была мысль о доме и уюте. То ли возраст все-таки необоримо брал свое, то ли свадьба сына так повлияла на его характер, но профессор все чаще задумывался о досуге, чем о работе. Алекс даже прикрыл глаза, предвкушая, как он греется у любимого камина с рюмочкой коньяка. Все эти нелепые метания из гостиницы в дом Хусейна и обратно утомили его. Возраст все-таки уже не тот. Наверное, возраст.
Алекс вздохнул.
Подходило время обеда. Пора готовится к встрече с Моной.
Он снял с колен недовольно заворчавшую кошку и отправился в ресторан. Естественно, под «конвоем» шейховых «моджахедов». Старик держал слово, данное мисс МакДугал. Хоть опасность, кажется, миновала.
Был полдень.
Войдя в ресторан, Алекс на минуту ослеп от темноты. Придя в себя, он осмотрелся. Ресторан больше походил на какую-то придорожную забегаловку. И хотя он сверкал чистотой и порядком, такой основной вещи, как уют, не наблюдалось. Какие-то нелепые искусственные цветы по углам, маленькая сцена в центре зала с монументальными портьерами. Если бы не сидящие за столиками арабы, можно было с уверенностью сказать, что ресторан – это пережиток второй мировой войны периода немецкой оккупации. Разве только нафталином не пахло.
«Удивительно, – подумал Енски, – Мона производит впечатление очень образованной и богатой женщины, а иногда выдает номера подстать дешевой уличной девке. Откуда с ее финансами любовь к такого рода заведениям?»
Брезгливо морщась, он нашел более-менее достойный столик и заказал холодный чай каркаде. Что-то он к нему пристрастился в последнее время. Шейх Хусейн утверждает, что ибискус весьма способствует мужскому здоровью.
В точно назначенное время появилась она. Алекс замер. Черные волосы подобраны в конский хвост. На руках позвякивают тончайшие золотые браслеты. На шее удивительной красоты обруч, который так же удивительно гармонировал с обручем на лбу. Одежда, перетекающая цветами перезревшего грейпфрута. На мгновение показалось, что все это он уже где-то видел. Но где? Енски вспомнил. Одеяние и украшения Моны полностью дублировали одно из изображений Клеопатры, что он видел в Британском национальном музее. В обстановке ресторана Мона смотрелась как золотой фунт среди медяков.