– Накорми солдат великого Прота, – отдала указания Ролли. – Сам пробуй каждый раз еду, чтобы они не боялись отравления. Накорми хорошенько. Им предстоит дальняя дорога.
Уж не долины ли Рога имеет она в виду?
Когда гвардеец ушел выполнять приказ, девушка отвернулась в сторону светлеющих вдали стен Ворот Иса. Какое-то время она молчала, думая о своем. Она даже слегка прикусила губу, явно испытывая некие сильные чувства. Может, ненависть к такому наглецу, что пришел и откровенно сказал, что отберет у нее все.
– Мы будем ждать, когда вы будете готовы нас завоевать. Хотя и не думаю, что у вас что-либо выйдет. Или что вы успеете. Противно-то как… И так кругом непонятно кто… – наконец сказала она с разочарованием.
Я только приподнял брови. Мне плакать хотелось, видя ее потерянное личико и расстроенные глаза. Она ждала друга, а получила неизвестно кого. Я смог только невероятными усилиями сдержаться и не сказать ничего лишнего, типа: «Я пошутил, что вы… мы никогда не посмеем…»
Она посмотрела мне в глаза, и я заметил слезы, так и не сорвавшиеся с ресниц.
– Простите, – сказал я. – Вы ждали дружбы, а приютили врага.
– Это неважно сейчас… – сказала она. – Скоро и нас, и всего этого уже не будет. Правда?
Я искренне сочувствовал ей:
– Мне жаль, что я вам поведал это. Иногда лучше умирать в неведении.
Она кивнула. Но не ответила. Галера повернулась кормой к крепости и начала набирать ход.
– Я надеюсь, вы спасетесь, – сказал я. – Если сможете, бегите к нам, когда начнется бомбардировка планеты. Я приму вас в капсуле.
Она грустно покачала головой и сказала:
– Я не ваша любовница, не ваш друг и не семья вашего друга. Спасайте их. Я буду со своим народом, для которого нет защиты, кроме повелительницы и богини. Мы сто лет воюем со всем миром. И мы еще не погибли. Ваш Единый бог на нашей стороне. Надеюсь, он не отступит от нас в самый страшный час. Если же нас минует страшная участь, то милости просим в очередь желающих нас захватить. До открытия военных действий ваши суда атакованы моим флотом не будут. Ниже по течению Иса не ходите. Там сфера наших интересов. Пойдете хотя бы торговым кораблем без моего соизволения, начнется война. Я сожгу со своих галер все ваши прибрежные города.
Я кивнул. Мне хватало забот на ближайшие полгода и без Апрата.
– Первое применение излучателя в войне со мной – и я пошлю против вас гвардию. Они у меня все с излучателями, – сказала она, глядя на алеющий закат, в котором купалась одна из лун.
– Согласен, – ответил я.
– Отлично. Объявите о нашем решении своим людям. Незнание не освобождает от ответственности. В данный момент мы не находимся в состоянии войны.
– И миром тоже не пахнет, – горько сказал я.
– Вы расстроены? – словно насмехалась она надо мной.
Я задумался:
– Да, наверное.
– Отчего? Вы сами рветесь к власти. Война и кровь – это неизбежная жертва амбициям…
Я кивнул, полностью с ней соглашаясь.
Она тоже кивнула слегка и, все так же перебирая четки, скрылась за дверьми в надстройке. Следом за ней зашел ее гвардеец. Наверняка любовник, подумал я отчего-то с ненавистью. Я вернулся к своим людям, которые прямо на палубе ели поданные им на подносах мясо и овощи. Вскочил на кера. Молча посидел, потом сказал им:
– Поели? Не успели? Ничего, дома поедим… Даром съездили.
Многие пожали плечами, мол, они и не сомневались. До берега оставалось меньше мили, когда на палубе снова появилась Ролли. Она посмотрела на меня, и я, не выдержав, аккуратно направил Толстяка к ней. Остановился, и кер бесцеремонно обнюхал правительницу Апрата. Фыркнул, замотав головой… и склонил перед ней голову. Мы улыбнулись: она мне, я ей.
– Даже если будет война между нами, – сказала она, – я буду с теплотой вспоминать этот вечер и вашего доброго кера.
Я чуть не завопил: «А меня?!» Но меня она не упомянула и лишь добавила:
– Если мы выживем после бомбардировки.
Она продолжала стоять рядом с моим кером, пока плоскодонная галера рывком не заползла на песок. Когда мои люди уже спустились по настилу на мелководье, я кивнул на прощание Ролли и последовал за ними. Низкая галера немедленно выбрала на борт сходни и мощным рывком снялась с мели. Я стоял на берегу, удерживая переминающегося на песке Толстяка, и смотрел вслед галере. Я так хотел на прощание увидеть эту девушку в голубой тунике. Помню, тогда я думал, что она мне просто понравилась. Ее мягкие манеры, ее трогательная незащищенность, ее глаза… Если бы кто сказал, что я банально влюбился… я бы рассмеялся. А может, и нет.
Словно смилостивившись надо мной, на корме появилось маленькое голубое пятнышко. Так далеко отошла уже галера. Но воображению и этого хватило. Мне грезилось, что она стоит у лееров и смотрит на меня, чуть грустно улыбаясь. И может быть, даже жалея, что мы с ней расстались так.
Начался сухопутный путь домой. Несколько стычек по дороге, как с речным народом, так и с лагги, дали мне понять, что противоположный берег от крепости правительницы Апрата населен не менее густо, чем ее берег. Возникла идея после всех приключений воздвигнуть здесь крепость. Особенно на случай войны с Апратом.
Дома я рассказал все Игорю. Он только покачал головой и сказал:
– Вот и ты влюбился. Один я до старости прохожу, так и не поняв, что это такое. А мне, кстати, немного осталось. Но ничего, мне и плотских утех хватает, – рассмеялся он.
– Если бы ты ее увидел, – поморщился я от его хохота, – то тоже бы втюрился.
Десантник ухмыльнулся и заявил:
– Знаешь, у меня редкий месяц на Земле отбоя от баб не было. Они на мне висли, словно взбесившиеся кошки. Я помню, что пару раз даже в казармы сбегал, когда уж очень надоедали.
– Да ты и здесь особо воздержанностью не страдаешь, – заметил я.
Он пожал плечами и, несмотря на то что было душно, подкинул дров в очаг. Мы по привычке валялись на полу и предавались воспоминаниям… Я изредка вздыхал, украдкой думая о Ролл. А Игорь, вопреки обыкновению, даже не издевался.
Во время моего отсутствия ничего особенного не произошло, кроме разве что присоединения к нам еще пары разбитых в пух и прах родов. Они были лагги и даже вроде тоже родственники Инты. Нас это мало волновало. Нас травмировало другое… Скоро начнется высадка десантной группы, а у нас только две сотни более или менее готовых к встрече бойцов. Ну, и ополчения около трех сотен. Остальные были раскиданы по дальним гарнизонам. Где брать воинов, кроме как в лесах, мы даже не предполагали. А Инта был против категорически. Вот что значит свободная воля вождя!
Через два дня, поручив Инте все неотложные дела, мы с Игорем поехали к капсуле. Ничего не придумывая, просто сказали, что едем на недельную поездку в горы. Максимум недельную. Скорее всего, вернемся через три дня.
Инта проводил нас до ворот внешнего заграждения и там попрощался.
До капсулы мы добрались без приключений и неприятностей. Только в поселке металлургов пришлось изрядно выпить с поселенцами за их труд и здоровье. Рабов среди поселковых я видел предельно мало. Это мое последнее указание давало знать. Каждого отличившегося на труде освобождать, а если он остается в поселке, то и платить ему достойно за труд. Платить пока еще в валюте морского народа. Как Раста там крутился, чтобы денег на выплаты найти, – отдельная история. Дошло до абсурда: часть освобожденных рабов смогла наладить контакты с северянами, что приходили из-за гор Утренней Влаги раз в месяц. Северяне с удовольствием скупали наше железо и расплачивались монетами морского народа, непонятно откуда у них бравшимися. Но… эти несколько в недавнем прошлом рабов брали себе ТАКОЙ откат за услуги, что я заподозрил Расту в нечистоплотности и воровстве. Но делать было нечего – платить мы были вынуждены, а поступления валюты пассов были жестоко малы. Свой монетный двор мы пока не могли открыть. Да и не очень хотели, пока не прояснилось до конца, начнем мы следующий поход или не начнем. Вот и вынуждены были терпеть такую ситуацию. Уезжая из поселка, я пообещал себе, что лично устрою в следующий раз ревизию в поселке.
В самой капсуле, когда мы уже отметились в журнале, с сарказмом подшучивая друг над другом, мы первым делом включили старый фильм и завалились под него на узкие десантные койки. Уснули и проспали до обеда следующего дня. Проснувшись, я не торопясь умылся и сбрил бороду. Посмотрел в зеркало и отметил, что приключения все же сказались на моей внешности. Я похудел, и сильно. Скулы выделялись на лице, как в юности. Взгляд стал жестким и непререкаемым. Я даже удивился этим переменам. После бритья я самостоятельно постригся машинкой, повторив свои чудачества еще в летной Академии. И, честно говоря, остался доволен своим цивилизованным видом в зеркале. Я как раз лез принимать душ, когда в дверь замолотил Игорь. Про себя матерясь, я наскоро сполоснул голову и, одевшись, выскочил в проход.
Когда я вышел, то столкнулся с ошарашенным Игорем.
– Что случилось? – спросил я раздраженно.
– Идем, – только и сказал он.
Он притащил меня в рубку и включил новости эскадры. Я просмотрел список и спросил, в чем дело.
– Дату последнюю смотри, – ткнул пальцем в список Игорь.
Я посмотрел и присвистнул:
– Это же месяц назад! Даже больше.
– А я тебе о чем? Ни утренних докладов, ни новостей. Ни даже идиотских обращений к тебе! За месяц хоть что-то должно было случиться.
Я покивал, понимая, что это неправильно, и предположил, что передатчик накрылся. Игорь обозвал меня ослом и сообщил: единственное, что выживает в капсуле десанта при любых условиях, это основной и дублирующий передатчики.
– Что тогда?..
– Может быть только одно… Наши покинули орбиту.
Я недоверчиво скривился:
– Когда так мало до нулевого отсчета? Не верю.
Прежде чем я успел его остановить, он переключил тумблер и проорал в передатчик:
– Эй, есть кто-нибудь?
Я хотел до него дотянуться и ударить, но он, выключив связь, отскочил от меня.
– Ждем, – сказал он. – Какая разница как умирать? То ли от излучателя исполнителя, то ли от доброго, как бог, оружейника с его десяти и двадцати мегатоннами.
Я обругал его и посмотрел на мощность реактора. Он додумался ее не поднимать. Может, и не запитан был мощный передатчик.
– Видишь? – говорил мне полурадостно-полуиспуганно Игорь.
Я смотрел на экран и не видел ответа на его вопль. Проверил схему питания и выяснил, что как раз приемопередатчик-то и запитан по полной программе. И ответа на наш крик нет. Мы переглядывались с Игорем каждую секунду. Он улыбчиво-растерянно, а я растерянно-напуганно. Переглянулись – и снова на экран.
Но вот раздался сигнал приема и на нашем экране появился код сообщения. Не наш код. Я знал его… Да и Игорь не мог не знать. Мы его в первую очередь изучаем. Да и символ уж очень характерный… «капля в треугольнике». Никому в людском сообществе, под страхом обвинения в предательстве, не разрешалось использовать этот знак. Он со временем стал символом тех, кого не устраивала жизнь и нрав Земли. На Омелле этот значок означал, что в доме живет участник сопротивления. На Прометее бунтари делали такие наколки. На Георге Шестом стоят такие памятники, постоянно сносимые комендантами и восстанавливаемые местными жителями. А здесь, на Ивери, кто-то додумался его использовать в украшениях.
Символ Орпеннов. Символ безумной Матки-одиночки в открытом космосе. Символ гибели для всего, что несет человеческий след. Кроме тех, кто обозначен этим символом. Это знак Авианосца, пущенного в океан, чтобы дойти до цели и поднять в первый и единственный полет свои самолеты. Это наган, в барабане которого более тысячи автоматически наводящихся пуль. И это нечто болталось над нами и ответило на идиотский крик Игоря. Я сам побледнел, зато увидел, как бледнеет десантник. Медленно, словно не веря, он вывел на экран сообщение, и мы без труда прочли по-английски (они знали наши языки, а мы – их единый): «Пославшему сигнал кораблю немедленно выйти на орбиту. В противном случае весь квадрат на такой-то широте и такой-то долготе будет уничтожен термоядерным ударом». Я, кажется, был готов заплакать. А нам свалилось следующее сообщение такого же содержания. Тут Игорь, кажется, успокоился и сказал твердо – может быть, пытаясь меня утешить:
– Ну, хоть космос в последний раз увидим.
Я со страхом посмотрел на него. А он, сорвавшись в крик, больше злясь на себя, прогремел:
– Что сидишь? Или ты не знаешь, что Инту твоего тоже снесет ко всем чертям? Давай поднимай нас. Я хочу увидеть врага в лицо. Посмотреть на его тусклый лик.
Я словно во сне сел в пилотское кресло, а Игорь, пока я открывал заглушки и накачивал мощность реактора, писал что-то в бортовой журнал. Потом он флегматично заговорил в микрофон, зная, что все его слова пишутся в черном ящике:
– Десантная капсула номер такой-то, выполняя требование врага, поднимается на орбиту, чтобы отвести термоядерный удар от планеты. Экипаж капсулы… Штурман и пилот – Виктор Тимофеев. Пилот первого класса, предатель родины, осужденный на газовую камеру после лишения дворянства. Десантник мастер-наставник Игорь Оверкин, дезертир, после ранения не вернувшийся с задания. Нашедшему приказываю долго жить. SOS не подаю. Некому, кроме Орпеннов, нам на помощь прийти. Удачи, бродяги и десантура.
Он вырубил микрофон, зная, что все равно продолжается запись. Пристегнулся и надвинул на глаза «визоры» контроля. Взял в руку рычаг управления всей огневой мощью и переключил его на себя, сняв с автомата. В «визорах» наблюдения он чем-то напомнил мне мутанта-стрекозу с огромными глазами и напрочь оторванными крыльями. Но рассматривать его было некогда. Выводя капсулу из-под скального навеса, я, несмотря на стресс, умудрился даже не повредить ничего.
Состояние мое в тот момент было довольно несложно описать. Называлось оно просто: контролируемая паника. То есть я сам по себе паниковал жутко, но руки и подсознание за годы в академии и стажировки сами знали, что делать, и не нуждались в осмысленном управлении. Мой мозг вполне мог вволю ужасаться и бояться, когда организм продолжал делать дело, словно автопилот.
Глава 10
Что вам сказать про мои чувства к Орпеннам… Любой здравомыслящий человек на Земле понимал, что, собственно, вся война с ними – это большая человеческая глупость. Нам с ними даже делить-то нечего было. Зачем мы сунулись в их сферу, неясно было, наверное, даже Генштабу ВКС Его Величества. Одной технопланетой больше, одной меньше… не стоило оно того. Но раз мы сунулись, несмотря на предупреждения, мы и огребли по полной программе. И эта войнушка продолжалась не один десяток лет с редкими периодами затухания, когда в человеческом космосе не шлялись их матки. Или когда их планеты не бомбили наши прорвавшиеся автоматические корабли. В этой войне применялось все, что можно было придумать. Поэтому я нисколько не сомневался, что если Орпенн послал сигнал, что применит ядерное оружие, то он его применит. Мы же по ним даже без предупреждения открывали огонь и не такими игрушками.
Пропаганда на планетах земного сообщества давно уже всем мозги загадила экспериментами на людях, которые Орпенны ставят в своих чудовищных размеров кораблях. Циники, конечно, посмеивались, что, поймай мы живого Орпенна, неизвестно, сколько талантов по пыткам и прочим забавным вещам привлекли бы для изучения его. Но Орпенн никогда не сдавался. Являясь в сущности, как предполагалось на основании редкого общения, одиночкой на своем корабле, он в безвыходной ситуации просто подрывал себя. Да не просто подрывал! Взрывом могло уничтожить все ближайшие атакующие корабли или даже атмосферу находящейся рядом планеты. Наши умники говорят, что он просто снимает контроль с внутреннего реактора, но после такого взрыва проверить теорию, как понимаете, невозможно. А хотелось бы узнать, что за реактор они используют, если он так достойно взрывается.
Я еще в детстве насмотрелся фильмов про чудовища с гигантских кораблей. В те годы их изображали огромными головоногими. Уже в моей юности им стали придавать форму висящего в пространстве злобного мозга. Буквально перед полетом на Иверь высокие шишки в ученом сообществе ответственно заявляли, что Орпенн – это неорганическое существо. Ну, вы поняли… Никто ни хрена не знал, но Земля бодро с этим воевала последние сорок с лишним лет.