Принцесса покачала головой. Да, Лилиан была умной, но иногда, вот как сейчас – она так была похожа на маленькую девочку…
– Пусть. Я тебе все равно очень благодарна.
– За что?
– За Ричарда.
– Но…
– Он как раз приехал отказываться от помолвки со мной. А тут я, во всем новом… Он меня даже не узнал! Представляешь?
Женщины одинаковы в любые времена. И сплетни тоже.
– Не представляю, – Лиля хихикнула. – Он со стула не упал?
– Пытался. А вообще я рада, что он от меня отказался.
Про шантаж Лидия рассказывать не собиралась. Ни к чему.
– Почему? Он ведь…
– Ну да, принц и достойная партия. А я принцесса. И… нам было бы тяжело вместе. Мне нравятся цифры, а ему нужна тихая и домашняя жена. Я же…
– М-да…
Женщины переглянулись. У обоих был достаточно вредный характер. И найдется ли мужчина, способный посмотреть глубже, за иголки вредности, раздражительности и ехидства?
Героев на свете мало. Профессия опасная.
* * *Месяц прошел вполне спокойно и уютно.
Ко двору Лиле выезжать не требовалось – и на правах скорбящей вдовы она могла спокойно работать, двигаясь по маршруту «дом – Тараль – салон Мариэль – королевское казначейство».
Вместе с ней по тем же маршрутам двигалась и Мири.
А что тут сделаешь?
Девочка любила папу. Она привыкла, что у нее есть отец – и сейчас осталась одна. Ладно, не одна.
Лиля у нее была. И доказывала это постоянно. А еще Амир.
Принц вел себя так, что заслужил даже одобрение Алисии. Он малявку только что на руках не носил… хотя нет. На руках он ее тоже таскал. Подарил сокола, учил фехтованию, Лиля только диву давалась.
Пока Амир сам не признался.
Он ведь вырос в Ханганате.
Там другие люди, другие обычаи, другие порядки. И любая женщина рядом с ним видела прежде всего принца.
А вот Мири всегда будет видеть в нем человека. И это очень важно.
Гарем?
Простите, графиня, у вас представления о гареме просто дикие. Там, между прочим, не только жены живут. Там еще куча племянниц, кузин, двоюродных тетушек и семиюродных бабушек. На наложниц там приходится от силы процентов десять.
И даже если придется их завести – Мири от этого никак не пострадает. Ну, будут. Как монумент в честь победы.
Для статуса положено – вот он и стоит. А в остальном – пусть хоть по стражникам бегают, хоть самоудовлетворяются – их трудности.
Лиля покивала.
И принялась вспоминать фармакологию еще более тщательно.
Надо бы начинать принимать яды в микродозе. Для развития привыкания. Ей пока нет, а вот Миранде – надо. Ведь отравят девчонку…
Пока…
А вот именно, что пока.
* * *Уехало посольство Ивернеи, дружески распрощавшись как с Эдоардом, так и с графиней Иртон. С Эдоардом прощались принцы, с Лилей – Лидия. В качестве бонуса они получили приглашение в Уэльстер – и собирались съездить туда в гости.
Сам Гардвейг пока домой не собирался. Он дожидался дочь, чтобы подписать новый договор. Лиле же от этого было не жарко и не холодно. Ко двору-то все равно нельзя…
Траур.
Иногда она таки заезжала к королю, но вечерами и проскальзывала с заднего хода. В плаще и полумаске. Этикет…
Принцессы по-прежнему радовались ее визитам и вместе с Мири записывали сказки. Пару раз Лиля виделась с Ричардом. Разговаривали, старательно обходя ту ночь, Ричард много говорил о Джерисоне, Лиля слушала… секса между ними больше не случалось. Да и не надо было.
Они на всю жизнь останутся повязанными общей тайной. Да и не только тайной.
Лиля как в воду глядела, когда закидывала удочки о своей беременности. Когда спустя месяц красных дней календаря не последовало, Лиля не обеспокоилась. Но к концу второго месяца попросила вызвать на дом повитуху. Сама-то себя не обследуешь…
Но факт – увы.
Беременна.
От кого?
Разумеется, от мужа. И никак иначе. Благо, Джерисон был достаточно самолюбив, чтобы не распространяться о своих отношениях с обновленной супругой. И все считали, что у них – было.
Ну, слуги догадывались. Да и друзья Лилиан, ее группа – тоже. Но – молчали.
И о повитухе – тоже.
Только вот Ганц Тримейн не был бы Ганцем, если бы не узнал обо всем в числе первых. Долго размышлял, отменил все дела – и в тот же вечер явился в кабинет к графине.
Приглашения ему не требовалось. Чего уж там – свой. Вошел, уселся напротив…
– Лилиан?
– Да.
– Вы ждете ребенка.
Не вопрос. Утверждение. Лиля сморщила нос.
– Повитуха?
– Нет. Вы сами. Если бы вы ребенка не ждали, ваша реакция была бы другой.
– А… какая?
– После беседы с повитухой вы отправились к Тахиру. А потом к Ингрид.
М-да.
Не подумала. Ингрид должна была родить со дня на день – и Лиля собиралась ей помогать. Она и сейчас не сомневалась в своих силах, но это другое. Ей просто захотелось поболтать с кем-то… из ее стаи. Да и Тахир…
– М-да. Я так понятна и предсказуема?
– Почти. А еще Лория принялась заваривать вам укрепляющие отвары. Раньше она делала их только для Миранды.
И то верно.
Лиля боялась. Очень боялась. Вино все-таки… сколько они с Ричардом выпили в ту ночь? Три бутылки? Четыре?
Достаточно для потери контроля, но не для потери способности к размножению. Хотя второе полезнее было бы.
– И что теперь? Доложите королю?
– Обязательно. Но сначала я хочу спросить – чей это ребенок.
Два взгляда скрестились ледяными клинками. Но Лиля не дрогнула.
– Мой. И моего покойного супруга.
– У вас с ним ничего не было.
– Было. Один раз, но этого хватило.
– И где же?
– Вы забываетесь!
– Вам все равно придется отвечать на этот вопрос.
Лиля скрипнула зубами. Но… прав ведь. Лучше уж сейчас.
– В его покоях. Во дворце. А на следующий день его не стало.
– Вот как… вас там не видели.
– Меня много где не видели. Я была в плаще и полумаске. Тихо пришла, тихо ушла. И что?
– И вас так просто впустили?
– Алисия…
– Она подтвердит?
Лиля кивнула. Спокойно и уверенно. Черта с два вы получите возможность для удара, лэйр Ганц! Фигу вам, а не компромат! За своего ребенка…
Да, вот именно в этот момент Лиля и поняла, что внутри нее живет маленькое родное чудо.
Ребенок…
Неважно чей он. Это – ее дитя.
И ради него она способна на все. Солгать, предать, убить… это – ЕЁ ребенок!
И вдруг глаза мужчины потеплели, сверкнули золотистыми искорками. Ганц кивнул.
– Графиня, вы понимаете, что допрашивать под пыткой вас никто не будет, но Его величество обязательно поинтересуется…
– Да.
– И вы обязаны будете ответить так же уверено?
– Я могу быть спокойна. Это ребенок моего покойного мужа.
Лиля тоже чуть улыбнулась.
– Я рад за вас, Лилиан. И все же… Фалион непричастен?
Лиля покачала головой. Ганц чуть выдохнул. Вот этого он боялся больше всего. Александр Фалион заезжал и достаточно часто, но его отношения с графиней не выходили за рамки теплых и дружеских.
Ганц знал, маркизу хотелось большего. Но перейти определенную границу он не мог. И в чем-то была виновата сама Лилиан. Чего уж там, после ночи, проведенной с Риком, она смогла думать не только желаниями, но и головой. И Фалион – да, ее тянуло к этому мужчине. Но вместе они быть не смогут. У него больная жена, а сама Лиля… Простите – но больные жены умирают по заказу либо в дешевых романах, либо это заказ их мужей. Сможет ли она жить с мужем, который приговорил уже одну жену? Ой ли… а если во вкус войдет? Мало ли что с ней может случиться…
Нет. Не надо такой радости.
Да, ее тянуло. Но это тяга телесная. К красивому молодому мужчине, который проявил внимание и понимание. Участие, сочувствие… Женщины ловятся на секс?
Глупости! На ласку они ловятся испокон веков. На ласку и заботу.
Но сексуальное напряжение и «недокорм» у Лили спали. И сейчас она смотрела здраво.
Любовница?
Увольте. Женщины все разные. Кто-то для этой роли создан, кто-то нет. Кто-то может так жить годами, а кто-то с ума сойдет на второй неделе. И не надо говорить: «Вот, если любишь…».
Любовь – это еще и самоотречение. И сейчас Лиля отрекалась от маркиза. Не стоит. Потом будет намного больнее.
Ганц это понял.
– Вы чудесная женщина, Лилиан.
– Спасибо… – Лиля одарила друга теплой улыбкой.
– Мне жаль, что я сейчас скажу вам неприятные вещи…
– Но вы ведь их скажете.
– Именно. Ваше производство, ваши дела важны для короны. Выпустить вас из-под покровительства Эдоард не имеет права. Он сейчас ломает хребет гильдиям. И даже в Иртоне вам жить спокойно не дадут.
– Это я понимаю.
– Пока был Джерисон – вы могли многое.
– У меня будет ребенок.
– Это хорошо. Рассмотрим оба варианта?
Лиля кивнула и приготовилась слушать. Чего уж там, в интригах Ганц плавал рыбой. А она – она тоже плавала, но сверху – вниз. Так что послушаем умного человека.
– Если у вас девочка.
– То…?
– Мири отправляется в Ханганат, а девочка рано или поздно выходит замуж и ее второй сын получает титул графа Иртон. Или первый – если она выйдет замуж за лэйра вроде меня. До совершеннолетия ребенку назначается опекун.
– Так. А если мальчик?
– Он получает титул графа Иртон. И ему также назначается опекун.
– И его кандидатура…
– Рассматривается королем. И им же утверждается.
– Ричард?
– Нет. Никоим образом.
– Тогда – кто?
– И тут мы подходим к самому неприятному.
– Меня выдадут замуж?
Ганц выдохнул. Посмотрел на Лилиан – глаза в глаза.
– Я всегда знал, что вы умны.
– Это напрашивается. Но вот за кого…
– Не знаю.
– Это должен быть как минимум человек относительно безопасный, преданный короне, послушный воле короля, плюс подходящий возраст – он должен дожить до совершеннолетия ребенка, плюс определенное благосостояние… таких много?
– Вовсе нет.
– А списки есть?
Ганц выдохнул.
Это был главный и самый страшный момент во всей беседе. Если его поймут правильно, если поверят, если…
– Король пока не знает о вашей беременности. Но ваше замужество все равно вопрос решенный.
– Только неясно – за кого, так?
– Так.
– Вы хотите что-то предложить? Ганц?
Глаза встречаются. И словно невидимые нити протягиваются между двумя людьми.
Понимание.
Осознание.
Потрясение.
– Ганц… вы хотите…
Лиле отказал голос. Оно, может, и к лучшему. Иначе она бы точно что-то ляпнула не к месту. Ганц положил руки на стол – и женщина заметила, что его пальцы чуть подрагивают.
– Лилиан, я знаю, что это дерзость. И вы можете счесть это подлостью с моей стороны. Но я умоляю хотя бы выслушать.
Короткий кивок. Лиля убрала руки под стол. Ее-то пальцы дрожали куда ощутимее.
– Все то, что вы перечислили, касательно кандидатуры будущего супруга – я ведь подхожу. Так?
Еще один кивок.
– Почему я на это решился… Не знаю. Я бы молчал и долго. Лилиан, я не могу сказать, что безумно люблю вас.
Да Лилиан и о себе такого сказать не могла, чего уж там. Безумная любовь – к Шекспиру. А у нее сплошной прагматизм.
– Мне хорошо в вашем доме. Да, в вашем. Я уважаю и ценю вас, я привязался к Миранде, я… У вас по-настоящему тепло…
Лиля кивнула. Она видела – мужчина нервничает. И говорит от души, пытаясь выразить то, что мучило его все это время.
– Знаете, когда я приехал к вам в Иртон… я приглядывался, составлял мнение – и начал уважать вас. Когда понял, что вы умны, талантливы… я удивлялся, как ваш муж не разглядел этого в вас.
– Он не хотел видеть, – Лиля пожала плечами.
– Я увидел – я удивлялся. И… я завидовал. Джерисону было дано многое. Положение, уважение, теперь еще и такая жена – и что? Он играл в жизнь, не ценя ничего из этого. А я бы душу продал за свой дом. За то, чтобы меня ждали. Чтобы было, куда вернуться. А он это разрушал. Я так и не смог этого понять. Неважно… В Иртоне вы были одна. А в столице… в столице я увидел вас другой.
– Я растерялась, – честно призналась Лиля.
Ганц тряхнул головой, словно что-то сбрасывая.
– Столица – это не ваше. Здесь вы были растеряны, вы не знали что и как, вы совершали ошибки… и мне захотелось вас защищать. Вы знаете, что с королевской службы просто так не уходят.
– Знаю, – кивнула Лиля. – Собственно, я была уверена, что вы носите королю отчеты. Это ведь так?
– То, что не могло вам повредить.
– И я вам за это очень благодарна.
– А еще… Я здесь отогревался. Не знаю, как лучше сказать…
Ганц беспомощно развел руками. Но Лиля и так его понимала. Тепло душевное. Когда всем хорошо и уютно. Когда отогреваешься и чувствуешь себя дома. Когда тебе спокойно и тебя ждут. И понимаешь, что ты – дома.
Об этом красиво говорят поэты и писатели. А в жизни… Кто знает это чувство – тому повезло. Кто-то принимает за него страсть. Кто-то привычку. Но стоит человеку хоть раз понять, какое оно – настоящее, и полумерами он уже никогда не ограничится.
Это непередаваемое ощущение – знать, что ты кому-то нужен, что тебя принимают таким, какой ты есть, любят и ждут. Именно таким – и всегда. Что бы ни случилось.
Лиля так и создавала свой островок в мире средневековья.
Хельке и Лория с ее детьми.
Вирмане. Лейф и Эрик. Ингрид и девушки, которые активно учились ажурной вязке.
Мастера и мастерицы.
Лейс и его солдаты.
Тарис Брок и Алисия Иртон.
Пастер Воплер с сыном…
Все они были частью маленького мира Лилиан Иртон и Миранды Кэтрин Иртон. И его же частью стал лэйр Ганц. И хотел в нем остаться. Потому что плохо ли, хорошо ли, но это было что-то теплое и уютное. Где никто никого не ругает, где даже споры ведутся добродушно, где нет места злости и жадности.
Еще не семья, но нечто очень близкое. И мужчина прикоснулся самым краешком к этому теплу. Отогрелся. И захотел остаться.
Она накрыла своей рукой руку мужчины.
– Не надо. Я понимаю…
Взгляды встречаются. Одну короткую и в то же время безумно длинную минуту мужчина и женщина смотрят друг на друга.
И понимают – внутренним чутьем.
Он – воин. Разведчик. Шпион. Тайных дел мастер. Убийца и дознаватель на службе короны. В его прошлом крови по колено. И грязи – по шею.
Он сражался всю жизнь. За себя, за корону – и против всего мира.
Он устал. И ему нужно что-то для себя. Островок покоя и мира. И вот его мужчина станет защищать до последней капли крови.
Один, всегда один, кричи, не кричи, молись, не молись, бог забыл про тебя. И с каждым годом тяжесть на душе все страшнее.
Боже, прими меня, устало безверного, не с добром, не со злом, с тем что есть в душе моей…
Он уже давно не верит в Альдоная, его работа приучила мужчину к самой жуткой грязи. И именно поэтому он люто, даже себе не признаваясь, завидовал Джерисону.
У него было все – по праву рождения. И он не понимал, чем владеет. Не ценил, не защищал, не берег…
А Ганц понял. И готов был все отдать, лишь бы его впустили. И приняли.
И Лиля смотрит в его глаза.
А он видит в них свое отражение.
То же усталое одиночество. Та же тоска.
Одна. Всегда одна. И за ее спиной ее люди. А она за все в ответе. И любое неправильное решение может стоить жизни ее близким. Уже стоило…
И нет сил ни на что. Только держаться, стиснув зубы, идти вперед, держаться, делать дело – и тихо плакать по ночам.
От тоски.
Не на кого опереться. Некому довериться. И давит ноша принятых решений. Жестоких, безжалостных…
Да, их меньше, чем у Ганца. Но разве от этого легче?
Никогда не легче.
Мужчина и женщина смотрят друг на друга.
Между ними не проскакивает искра безумной страсти. Они не бросаются друг другу в объятия, но это тихое понимание, которого иногда не достигают и за десять лет брака…
Самому сильному мужчине нужно место, где можно отдохнуть.