– Чем странно? – не то, чтобы Эдоарду было интересно, но хоть чем отвлечься.
– Она и о ребенке – и о работе говорит с одинаковой гордостью. Ваше величество… Что теперь будет с Амалией?
Эдоард вздохнул.
– Сначала допрос.
– А потом? Казнь?
– Если все подтвердится… все будет зависеть от ее лояльности. Сами понимаете, графиня…
– Понимаю. Или казнь – или монастырь.
– Последнее – с пожизненной охраной.
– А дети? Сэсси, Джес… они ни в чем не виноваты!
– Правильно. И именно поэтому – монастырь. Без вариантов. Ты сама понимаешь, заговор, инцест…
– Это будет обнародовано?
– Нет! – рявкнул Эдоард. Боль хищно рванула сердце. – Никаких обнародований и прочей чуши. Не было у Эдмона ни жены, ни детей. А если кто решит иначе – с палачом познакомлю!
Алисия кивнула.
– А Лилиан знает о моих детях?
– О заговоре она знает. А о детях – нет. – Алисия не была уверена на сто процентов. Но и выдавать женщину не собиралась.
Знает или нет – какая разница? Она достаточно умна, чтобы молчать. И промолчит. Если что – она же первая пострадает. Ни к чему королю такие подозрения…
– Уверены?
Алисия встретила королевский взгляд не дрогнув. Нет уж.
– Истинно уверенным может быть лишь Альдонай. Я же только слабая женщина…
Эдоард усмехнулся. А Алисия подумала, что может быть Лилиан – единственная, кто пытался дать ей хоть крохи тепла. Детей – Амалию и Джеса ревновала Джессимин. Да и занималась ими – тоже.
Внуков ей тоже не дали даже видеть почаще. А Лиля просто приняла ее. И Миранда… Алисия впервые ощутила себя – частью семьи. А есть ведь еще и Август Брокленд – ну уж нет!
За свое она будет бороться!
Даже с королем!
Разговор тек внешне спокойно, но оба собеседника сидели, как на иголках. И не удивились, когда в спальню поскребся камердинер.
– Ваше величество, тут секретарь…
– Впусти.
Секретарь был бледен и встрепан. Еще бы.
Он-то в заговоре замешан не был, зато попадал в кандидаты на уничтожение. Запросто. Из-за близости к королю.
Осознавая это, мужчина был слегка на нервах. И мечтал о провале заговора.
– Ваше величество, Ганц Тримейн прислал голубя. Они в Стоунбаге. Все тихо и спокойно.
Эдоард вздохнул.
Узников из Стоунбага выпускать было нельзя. Но допросить их… Его величество хотел это сделать лично. А потому…
– Прикажи заложить карету. Я поеду туда. Малый эскорт.
Секретарь поклонился и исчез за дверью. Алисия посмотрела на короля и решила не задавать глупых вопросов, типа надо ли, зачем, а может быть… Она была умна. А потому раскланялась и вышла.
Эдоард вздохнул, обвел взглядом покои и позвал камердинера.
– Одеваться. Срочно!
* * *Стоунбаг.
Серая каменная башня-шпиль.
Говорят, ее построил один из первых королей со вполне определенной целью. Заточить свою жену, которая ему изменила. Но поскольку на мелочи мужик не разменивался – отгрохал целую башню, а потом понял, что жене жирно будет. Надо бы использовать по назначению – и расширять поле деятельности.
Так там появились первые постояльцы. Разумеется, знатные.
Не посадишь же герцога в одну каталажку с ворьем, нищими, проститутками, убийцами… его ж там удавят! А тут – отдельные камеры, отличный повар, ласковый комендант и лучшие палачи. Глухонемые.
Но тут важны не уши, а квалификация, не так ли?
И троих старших Ивельенов с порога отправили к ним в руки. Если с Амалией палачи еще осторожничали – все ж знатная дама, то с остальными Ганц приказал не церемониться. А как колоть несговорчивых – физическую сторону знали палачи, моральную – приставленные к ним специальные писцы. И работа пошла.
Ганц отправил Эдоарду голубя и принялся проглядывать бумаги. Надо ж определить, кого казнить, кого помиловать…
Комендант Стоунбага, кровно кое-чем обязанный Ганцу (было дело и очень неприятное, когда того подставили с убийством богатого родственника) уступил королевскому представителю свой кабинет. И поинтересовался только – не нужно ли чего?
Ганц попросил вина с водой – слабо-слабо разведенного, чтобы для бодрости, или травок каких заварить. И принялся за работу.
Пергаменты раскладывались в аккуратные кучки.
Договора, обязательства, долговые расписки, письма… и все четче выкристаллизовывалась структура заговора. И торчали оттуда уши Авестера… Уроды! Нет, ну что им не живется? Обязательно надо соседям нагадить… правильно Рик на их крыске не женился!
Приезд короля прошел для Ганца незамеченным. Он настолько закопался в бумагах, что соизволил оторвать голову только когда король вошел в кабинет. И тут же вскочил.
– Ваше величество…
Эдоард милостиво кивнул. Боль усиливалась, но – не до нее. Потом он позовет докторусов… или этого хангана… почему нет?
Все потом…
– Что у тебя тут? Рассказывай.
Ганц вздохнул.
– Вот тут письма, что, как, к кому… В принципе, мы все просчитали верно, Ваше величество.
– Авестер?
– Увы…
– А… Амалия?
Ганц вздохнул вторично. Понурился. И вытащил из-за пазухи бумаги, которые не доверил никому. И которые даже не стал класть в общую кучку.
– Посмотрите, Ваше величество.
Эдоард протянул руку – и Ганц обратил внимание, что королевские пальцы чуть подрагивают. М-да… никому такого не пожелаешь. Чтобы родная дочь… вообще эта история нравилась Ганцу все меньше и меньше. Инцест, убийство, заговор, отцеубийство… одним словом – радости мало.
И все – на таком уровне, что голову бы сохранить.
Эдоард быстро проглядывал пергаменты.
– Этот патер еще жив?
– Жив, – Ганц это знал точно. Пастер Воплер последнее время пользовался популярностью, и к нему стекалась куча церковного народа. В том числе и этот… редкая дрянь, потому и запомнился.
– Его тоже в Стоунбаг.
– Уже распорядился, Ваше величество.
Эдоард посмотрел поверх пергамента.
– Вы раньше знали, что тут написано?
– Догадывался, – честно признался Ганц.
– Они здесь?
– Да, Ваше величество… Какие будут приказания?
– Какие тут приказания? Допросить, вытряхнуть все – и казнить.
– Э…
– Ивельенов обоих. Амалию… мне надо с ней поговорить.
– А дети?
– Смотря что они знают. Если ничего о своем происхождении – пусть живут, но в монастырях и под присмотром.
– А близнецы?
– Кто-то же должен стать следующими герцогами. Хотя я еще подумаю…
Ганц кивнул. Эдоард машинально потер грудь.
– Проводи меня к Амалии…
* * *Женщина сидела на грубой соломенной подстилке. Но допросная была достаточно чистая. Платье порвано, есть синяки, но следов изнасилования или серьезных пыток пока не видно.
Эдоард распахнул дверь и вошел. Ганц, не спрашивая, вошел вслед за королем. Отослал палачей и писца. И когда Его величество сверкнул на него глазами – не шелохнулся.
– Ваше величество, если ее прикуют – я выйду. А так… я ведь и так все знаю.
Эдоард махнул рукой. Проклятая боль… да пропади оно пропадом… это лицо.
Амалия… почти копия Джесси. Но там, где у Джессимин была мягкость и нежность – его черты. Его дочь…
– Почему?
Амалия выпрямилась. Сверкнули глаза. Она не собиралась бросаться на короля. Но держалась гордо.
– За Эдмона. Вы убили его!
– Не я.
– Мой отец ничего не делал без королевского приказа. Я знаю!
– Я не отдавал ему такого приказа. Клянусь.
Женщина отступила на шаг. Опустила глаза. Поверила.
– Я любила его. Мы были женаты. А вы… вы никогда бы не разрешили…
– Вы даже не спрашивали… почему?
Амалия вздохнула.
Почему?
И перед взором поплыли картины прошлого.
Вот она, совсем маленькая девочка, приглашена во дворец. Королева… еще Имоджин бросает что-то резкое. И Амалия убегает плакать в коридор.
– Ты чего ревешь?
Рядом стоит серьезный сероглазый мальчик.
– Не твое дело, – огрызается Амалия. Но Эдмон, а это был именно он, не уходит.
– Не плачь. Хочешь конфету?
Амалия робко кивает и ей в ладонь ложится большой полосатый леденец.
Вот ей двенадцать лет. Теперь королева уже Джессимин. И Амалию часто приглашают во дворец… Как – часто? Сейчас просто так… она удрала ото всех и ходит, разглядывая залы, коридоры.
– Ты что тут делаешь?
Опять сероглазый мальчик.
– Гуляю. А что – нельзя?
– Тебе – нельзя.
– Это еще почему?
– Потому что ты – Иртон.
– И что? Зато я красивая!
– Кто тебе сказал такую глупость?
– Папа. И мама. – Алисия вообще-то не говорила, но ведь и соврать можно? Правильно? – Разве я некрасивая?
– Ты – Иртон?
– Я – Амалия Иртон. А что?
– Ненавижу вас всех! – бросает мальчик. И уходит. А Амалия остается с чувством потери чего-то важного.
Вот ей пятнадцать лет. Сейчас она одна из девочек, подающих ноты, нитки, разные мелочи королеве и может часто бывать при дворе. Тем более, что ее мать, Алисия, приближена к королеве.
Эдмон проходит по коридору мимо нее. Амалия тоже его не «замечает», хотя паренек с карими глазами, следующий за принцем, смотрит восхищенно. Но тоже молчит.
Это происходит совершенно случайно. Амалия поскальзывается – и падает. Она ничего не планировала, не кокетничала… она просто оскользнулась… Кто-то неудачно бросил огрызок.
Девочка падает, коротко вскрикнув. И Эдмон возвращается.
– Что с тобой?
Амалия упала очень неудачно. Плашмя, так что «дух вышибло». И Эдмону приходится ей заниматься. Поить вином, тереть грудь, чтобы она смогла вдохнуть…
Она постепенно приходит в себя. Но прежней неприязни уже не получается. Эдмон тщательно скрывает свои чувства, но общается с Амалией без негодования.
Очень медленно, шаг за шагом, они приближаются друг к другу. В объятия первой юношеской любви.
И все время рядом с ними лучший друг Эдмона.
Питер Ивельен.
Вечный третий, верный друг и товарищ Эдмона, хороший и надежный парень. И тоже с восхищением смотрит на синеглазку…
А спустя пару месяцев…
– Твоя шлюха…!
– Вон!
Эдмон выходит из кабинета короля. И идет куда-то… Амалия и сама не поняла, зачем бросается за ним. И обнаруживает парня в саду.
Юноша сидит в затянутой плющом беседке. Голова опущена, руки свисают между колен… плечи чуть вздрагивают…
Амалия медленно подходит, опускается рядом на колени…
– Эдмон?
– Убирайся! Ты такая же, как и твоя мать! Шлюхи! Дряни!!!
На щеках парня блестят две светлые полоски от слез. И Амалия не выдерживает. Подается вперед, обнимает юношу…
– Не плачь. Я люблю тебя…
Эдмон сверкает глазами, но сказать ничего не успевает. Его весьма неловко и неумело целуют – и не остается ничего другого. Только ответить на поцелуй.
И начинается другая жизнь.
На людях двое прячут свои чувства. Рядом всегда крутится Питер Ивельен – и отец поговаривает, что надо бы заключить помолвку… молодец, дочка, не зря ко двору вывозим!
А Амалии все равно.
Ей нет ни до кого дела, у нее есть Эдмон.
Сияние серых глаз, тусклое золото волос, нежная улыбка…
– Я думал, что буду всегда ненавидеть Иртонов…
– У меня всегда есть возможность перестать быть Иртон.
– Я бы женился на тебе. Но сейчас не могу пойти против воли отца. Ты подождешь?
– Я подожду.
– Хотя нет! Мы поженимся! Я не могу тебя потерять.
– И я тебя. Лучше умереть сразу.
Их венчает патер в заброшенном храме. Молодой, честолюбивый, он отлично понимает, что Эдмон станет следующим королем… зачем же упускать случай? Альдоны всегда опираются на королей.
Они счастливы.
А потом…
Эдмон забывается. И при всех называет Джессимин – девкой.
Когда ненависти много – она выплескивается наружу, из всех щелей… ее не удержать. Но в этот раз Эдоард гневается всерьез.
– На год! На границу!
Потом он успокоится и вернет сына, потом… а пока любимый муж уезжает. Они пока не могут объявить о своей любви.
Брак против воли короля?
Это не игрушки.
Могут заточить в Ройхи или Стоунбаг, могу выслать из страны, отправить в монастырь, казнить… яды и кинжалы тоже никто не отменял… Амалия молчит.
Чтобы упасть в обморок спустя пару недель.
Старая кормилица приводит ее в чувство. И госпожу начинает рвать.
– Ты в тягости, – произносит старуха спокойно.
Амалия вскидывается – и понимает, это правда…
– У меня будет ребенок от любимого?
– У незамужней девицы…
– Я замужем!
– Ну-ну…
Хвала Альдонаю, в столице остается Питер Ивельен. К нему и бросается Амалия. Чтобы услышать от юноши:
– Дело плохо. Нам надо пожениться.
Амалия едва не падает в обморок.
– Питер, я уже замужем.
– Тайно. Лия, если все откроется, что будет с тобой? С Эдмоном?
– Не знаю.
– Мы просто объявим о своей свадьбе. Я влюбился, ты не смогла мне отказать, мы сбежали и поженились.
– А твой отец?
– У меня есть знакомый… он может подделать что угодно. И документы о нашем браке тоже.
– Нет, я попробую поговорить с королем. Если не получится – тогда…
– Я буду ждать тебя. Лия, я понимаю, что ты любишь Эдмона. Я тоже люблю его, он мой лучший друг, почти брат… И я ни на что не претендую. Я просто хочу быть рядом.
Лия опускает голову.
– Я все же попробую…
– Я буду ждать. И всегда помогу тебе…
* * *Амалия и правда пыталась поговорить с королем. Но… плохую роль сыграла привычка подслушивать и подсматривать. В тот вечер Эдоард напился с Джайсом. И высказался в том духе, что Эдмон его уже достал до самых печенок. Ей-ей, с таким наследничком дешевле нанять для него убийц – и сделать трех новых. Проспавшись – он об этом разговоре и не вспомнил. Тоже мне… ну, пожаловался человек другу на судьбу, так мы все на детей жалуемся… Но что-то не торопимся их убивать.
Козе понятно – он бы так не поступил. Но то – коза. Животное умное и интеллектуальное.
А это – сопливая девица в токсикозе, у которой гормоны устроили парад, а мозгов на месте не оказалось. То еще сокровище.
Результат предсказуем?
Более чем.
Амалия в полном шоке отправилась к Питеру.
Дала согласие на «тайное венчание» – и через сутки перебралась в поместье к супругу.
Лоран Ивельен, пока еще ни о чем не зная, отправил «поганцев» в поместье, подальше от скандала. А поганцам того и надо было.
Из поместья они и Эдмону отписали.
Принц приехал, услышал рассказ Амалии – к тому времени уже изрядно расцвеченный подробностями – и кивнул. Мол, все правильно. Питер, друг, спасибо тебе за жену… но раз пошла такая пьянка, я ее признать не смогу. Пока…
Нет, документы-то все будут по правилам, а Амалия поживет пока под личиной маркизы Ивельен. Пока я чего получше не придумаю, хорошо?
Питер согласился, а что ему еще оставалось?
Идиллия продолжалась несколько лет. Эдмон крутился, как уж на сковородке, избавляясь от помолвок. Но когда вопрос встал ребром – махнул рукой.
Джесси к тому времени уже умерла, у отца с сыном получалось разговаривать, не сбиваясь на безобразную ссору… да и лучше начинаешь понимать родителей, оказавшись в той же ситуации. Намного лучше.
Эдмон плюнул – и решил поговорить для начала с Джайсом Иртоном. Почему нет? А если уж он воспримет нормально, тогда…
Результат известен?
Более чем.
Джайс действительно был в ужасе. А хорошо вы соображаете, когда отключаются все мозги? Вот и результат.
Амалия была…
Амалии уже не было. Она умерла вместе с Эдмоном. И единственным ее желанием стало – отомстить! А еще…
Джес, ее мальчик. Он заслуживает трона отца. Даже не так.
Джес должен стать королем.
Потому она и берегла ребенка, потому он и рос, как яйцо в золотой шкатулке, потому и… дети вообще-то видят такое отношение. И мигом распоясываются до свинства.
Что и произошло.
Эдоард слушал эти откровения с каменным лицом. И думал, что… каким же он был слепым дураком.