— Ладно, дружище, не капай на мозги. Я ведь вернулся в полном порядке. — И Сергей, улыбнувшись, подмигнул Казимиру.
— Ты да. А вот группа Лося нет.
Сталкера словно ударили обухом по голове. Он с раскрытым ртом уставился на своего бывшего наставника.
— То есть как?!
— Да вот так. Они вышли прочесать окрестности. По твою, кстати, душу и по душу этого раздолбая Кубрика. И не вернулись. Потом дозоры с южного и северного портала поднимались и обследовали все рядом с входом. Никого. Углубляться в город не стали, чтобы и самим не сгинуть. Еще и полнолуние это… — Старик вздохнул.
— Погоди, но ведь это они меня встретили у входа. Лось сказал, что Кубрик где-то в районе Нагатинской в руинах плачь детский слышал и пошел смотреть. Может они за ним пошли? Сколько времени прошло?
— Часов восемь, — Казимир пожал плечами.
— Но ведь это не срок. Чего раньше времени ребят хоронишь? — Сергей нахмурился. Он вдруг подумал, что если бы не его задержка, то и им не пришлось бы подниматься в полнолуние из метро. Хотя… Был же еще Кубрик…
— Да не хороню я. Но все равно. В полнолуние выйти. Это, знаешь…
— Знаю, черт тебя дери. Я там был в полнолуние. И ничего как видишь.
— А что там с Кубриком, говоришь? Плач детский? У Нагатинской?
— Так Лось сказал.
— Занятно. Это станция ведь заброшенная. — Задумчиво хмыкнул Казимир.
— Да, но слышал-то ребенка он на поверхности. В руинах.
— А что если на поверхности живут где-то люди?
— Да ты совсем что ли? — усмехнулся Маломальский. — Как такое может быть, скажи?
— Ну, хорошо. Допустим. — Казимир лизнул указательный палец и извлек из внутреннего кармана своего старого сюртука военного пошива сложенный вчетверо лист плотной бумаги из школьного альбома для рисования. Старый потрепанный листок, на котором Казимир, еще, будучи сталкером, а не покалеченным инвалидом, нарисовал карту их мира. Это была схема-путеводитель московского метрополитена. Очень похожая на те, которые печатали когда-то, в другой жизни на оборотной стороне рекламных проспектов или вешали в вагонах электропоездов. Только карта эта отражала реальную действительность их новой эры. Там были отмечена станции «Ганзы» к которой так же относилась и Тульская. Красная линия коммунистических станций. Полис и Четвертый рейх, где окопались неофашисты. Другие группировки. Различные угрозы. Обвалы. Белые пятна, которые предстояло исследовать. Периодически Казимир вносил туда коррективы, когда где-то менялась власть или жилая станция вдруг становилась вымершей, как это случилось, например, давным-давно с Тимирязевской, опустошенной лавиной крыс. Многие и очень многие желали иметь такую карту, где во всех подробностях было видно, что ждет на той или иной станции, в том или ином тоннеле. К Казимиру порой приходили целые делегации от различных группировок, диггеров, охотников, сталкеров. Казимир иногда перерисовывал карту, правда не так красиво и аккуратно как на этой единственной, что принадлежала лично ему, и с которой он не расставался даже тогда, когда стал прикованным к одной единственной станции из-за отсутствия ног, и продавал свою работу. Сейчас он тем и жил, что рисованием карт. Благо, он был в большом авторитете среди сталкеров и охотников практически всего метро и Казимир своевременно узнавал от них о тех или иных изменениях в геополитике их подземного мира, чтобы вовремя вносить изменения.
— Вот посмотри, — сказал деловито старик, развернув карту. — Мы вообще, когда последний раз Нагатинскую проверяли? Глухой кордон стоит и все. А что если она опять населена?
— И кем? — Сергей скептически усмехнулся. — Да и кто ее мог населить? Разве не через нас они должны были туда пройти?
— Зачем именно так? А если крюк сделали? С Автозаводской, через Каширскую, Варшавскую, Нахимовский проспект.
— Глупость полная. С Автозаводской, вот тут, пути на поверхность выходят. — Сергей ткнул пальцем в карту.
— И что? Неужто невозможно пройти этот участок?
— А смысл? Не проще через нас? У нас тут шпиономании нет. Это не красная станция. И не рейх. Договориться и пройти нет проблем.
— Ну а если причины были?
— Да какие там причины? — отмахнулся Бум.
— Ну, хорошо, упрямый ты наш. Откуда тогда плачь детский?
— Да черт его знает. Мало ли что. Я вот давеча видел, как скелет в костюме и шлеме встал и пошел.
Казимир засмеялся.
— Это глюки, Сереж. В полнолуние бывает.
— Но я же видел.
— Глюки, на то они и глюки…
— Ай, ладно, — Сергей досадливо махнул рукой. — Давай похаваем чего-нибудь, а? Мне на пустой желудок триндеть с тобой как-то не с руки. А за едой разговор самый тот.
Казимир снова засмеялся. На сей раз тихо и по-доброму.
— Хорошо, Сережа. Пойдем ко мне. Покормлю. И чаем напою кстати.
— Чаем? — Сергей удивился.
— Именно. Вчера челноки приходили. Чай с ВДНХ приволокли.
— Ого. Ближний свет. Дорогое удовольствие. Неужто и вправду угостишь?
— А я когда для тебя чего жалел? — с укором в голосе покачал головой старик. — К тому же мои карты тоже кое-чего стоят. Особливо для барыг этих, челноков. — И он, развернувшись, стал крутить колеса своего кресла, двигаясь на выход из палатки.
* * *Палатка старика была рядом. Между ними они очень давно соорудили столик, за которым в праздный день любили посидеть за чарочкой или просто трапезничать вместе, наблюдая за жизнью на станции и ведя различные беседы. Сергей любил этого старика. Уважал его. И не было для него ничего теплее таких вот посиделок и бесед, в промежутках между путешествиями по метро и выходами на поверхность.
Маломальский так же выволок свой рюкзак, чтобы между делом Казимир мог осмотреть его трофеи. А трофеи Бумажника отражали его извечную страсть к книгам и чтению. Маломальский был, наверное, единственным сталкером, который охотился исключительно за печатным словом. Собственно, потому его бумажником и прозвали. А всякое оружие, одежду, посуду, прочее бытовое имущество, добывал лишь в довесок. Обычно сталкеры искали книги лишь по контракту с Полисом. Администрация Полиса хорошо за них платила. А вот Сергей искал книги сам. Сейчас он вальяжно развалился на скрипучем стуле, неторопливо ел корнеплоды и попивал горячий отвар из этой выращенной на ВДНХ дряни, что ценилась во всем метро. Он то и дело кивал и улыбался тем из снующих по станции людей, что проходили мимо и бросали на него взгляд, махали рукой. Кто-то, похоже, специально проходил мимо, чтобы убедиться в недостоверности слухов о его гибели на поверхности.
Казимир, как это обычно бывало, рылся у него в рюкзаке.
— Ты и мыло добыл? Вот это молодец!
— Возьми себе два куска. — Кивнул Сергей.
— Да ну брось ты.
— Возьми, возьми. Специально для тебя и брал. А вообще все забери. Продавать мыло я не собираюсь. Но хранить у себя в палатке не хочу. Сопрут пока меня не будет.
— А ты собрался куда? — старик поднял на него взгляд своих невероятно светлых серых глаз.
— Ну, как же. В Полис пойду. Книги понесу им. Парочку оставлю себе почитать, остальное на продажу.
— Далось тебе переться туда? Отправь через челноков. Они еще здесь. Завтра обратно по станциям пойдут.
— Ну конечно, — Сергей поморщился. — Будто не знаешь, какую они накрутку дерут. Нет. Я уж сам. Без посредников. Мне побольше маслят надо. Поиздержался я в свой последний выход.
— Куда же ты два рожка выпульнул? — усмехнулся Казимир.
— А что, забыл как там наверху весело? — Сергей усмехнулся в ответ.
— Да нет. Не забыл. Скучаю даже по былым походам. — Старик вздохнул и снова стал массировать обрубки ног в зашитых камуфлированных штанинах. — Ладно. Поглядим, что ты там для любителей всякого чтива набрал. — Он извлек первую книгу. — Букварь?
— Ну да. А что? Детей ведь надо азбуке учить.
— Согласен, — хмыкнул старик и раскрыл книгу. — Только вот посмотри. Буква «А». И арбуз нарисован. Сколько времени надо убить, чтобы объяснить детям, что такое арбуз. А?
— Ну, это ведь не моя забота. Преподаватели пусть и объясняют. — Отмахнулся Сергей. — Ну, или пусть заменят арбуз на ад. Или там… Александровский сад. Арбатская. Алексеевская.
— Ну, хорошо, — старик улыбнулся. — «Б». Береза. Дети, по-твоему, знают, что такое береза?
— Боль. Беда. Баррикадная. Библиотека имени Ленина. Боровицкая. Бауманский альянс.
— Ловко выкрутился, — засмеялся Казимир и, отложив букварь, извлек следующую книгу. — Ох, ты!
— Чего там? — Маломальский приподнялся на стуле, заглядывая в мешок.
— Ты сам не знаешь, что приволок?
— Темно было, знаешь ли. Чего там за книга такая большая?
— Майн Кампф. Вот ее ты не в Полис продавай. Отнеси ее в Четвертый рейх. Они тебе кучу маслят отвалят за нее. Соответственно, на кучу патронов у фашистов станет меньше. Что в принципе хорошо.
— Это Гитлер которую написал?
— Ну да. — Старик кивнул.
— Она на русском языке что ли? — Маломальский удивился, взяв ее в руки и раскрыв.
— Ну да. А что тут странного?
— Кому взбрело в голову издавать ее в стране, которую он хотел уничтожить?
— Ну, родились же в этой стране люди, которые вскидывают руку и кричат «хайль Гитлер». Чему ты удивляешься после этого?
— Нда. И то верно.
— Так. Ладно. Что там дальше. Занимательная физика. Нужная штука. Ремонт автомобиля своими силами. Нда… Надо постараться чтобы найти заинтересованного в такой литературе. Фотошоп для чайников. Вообще никому не нужна нынче. Ремарк. Классика это хорошо. Только тоскливо читать про былой мир. Дюма. Лукьяненко. Стругацкие. Донцова. Донцова. Донцова. Опять Донцова. Сколько их тут? Серега, за Донцову едва ли навар хороший будет.
— Хреново без фонаря, — покачал головой Сергей. — На ощупь брал. А насчет май кайфа, это ты мне толковую идею подкинул. Прямиком нацикам продам.
— Дерзай, — Казимир улыбнулся и отпил чай. — А вообще жаль, что уходишь сейчас.
— Это почему.
— Тут администрация наша рейд хочет организовать разведывательный. Ты бы пригодился с твоим-то опытом.
— Да? И куда рейд?
— Рядом. На станцию Нагатинскую.
— Тю. Я то думал на поверхность. Ты же знаешь, не люблю я рейды по метро. Не то это. Тут чутье мое дремлет. Свой мир все-таки. Вот когда на поверхность выхожу, другое дело. Весь организм мобилизуется. Шестое чувство включается. Удача со мной. Потому что знаю, чужой это мир. Нечисти мир. А в метро нет. Скучно.
— А думаешь, в метро нет нечисти? — прищурился старик.
— Да брось. Чего тут? Крысы и только. Если и встречаешь нечисть, то в человеческом обличии.
— А черные? — Казимир многозначительно посмотрел на своего товарища.
— Ой, — Сергей поморщился и махнул рукой. — Перестань, а. Неужто ты тоже веришь в эти байки?
— Да как сказать. Скептически относился. Но недавно я с Хантером виделся. Аккурат после твоего ухода на поверхность он заявился. Привет тебе передавал.
— Ну, спасибо. И что Хантер?
— Так вот он говорит, что угроза это реальная. Нешуточная. Он как раз на ВДНХ отправился. Разобраться в деталях.
Сергей тихо засмеялся.
— А знаешь, Казимирыч, что я тебе скажу? Эти твои черные, это просто политика и экономика.
— В каком смысле?
— Да в прямом. Ты слышал, что ВДНХ ведет тайные переговоры с Алексеевской и Рижской? ВДНХ их прибрать хочет под свою власть, понимаешь? А чем не повод? Угроза жутких черных.
— Что же это за тайные переговоры, что ты о них знаешь, находясь на другом краю мира, — усмехнулся Казимир.
— Ну, знаешь ли. Подземелье слухами полниться. Попомни мои слова. Они альянс создадут. А рулить ВДНХ будет. И цену они себе набивают товарам своим. Вот, дескать, дорогие вы наши жители метро. Мы тут — первый и последний рубеж обороны перед натиском черной нечисти! Мы вас защищаем. А еще и успеваем обеспечить нашим непревзойденным чаем. А не подкинете ли вы за наш чай побольше патронов, чтобы мы могли успешно сдерживать натиск мутантов и вы, спали спокойно, попивая наш чай?
— Резонно, — кивнул Казимир.
— Вот и я говорю… Погоди. В Нагатинскую рейд?
— Серега, либо ты стареешь, либо совсем устал после своего выхода, — смеясь, проговорил Казимир. — Я же пол часа назад тебе об этом сказал.
— А чего вдруг? С чем это связано?
— Вот послушай. Минувшей ночью, к внешнему посту ребенок пришел. Маленький совсем. Годика четыре. Заплаканный весь и не говорит совсем. Но в одежке. Неказистая, правда, одежка. Лохмотья и только.
— Ребенок. С Нагатинской. — Пробормотал Сергей задумавшись. — Погоди, но ведь Кубрик в том районе детский плач слышал. Нет тут связи случайно?
— Вот и я думаю. Ты как сказал, я не сразу вспомнил про это. А сейчас сижу и думаю. Ведь никто не знает что там за дела с Кубриком. Только ты. А ты как вернулся, спать завалился.
— Может малыш знает, что с Сеней? — Маломальский уставился на старика.
— Может и знает. Но он глухонемой.
— И где он сейчас?
— Да Вера, санитарка наша, к себе его забрала. Ну, в карантинных целях, это правильно. Но и по-людски понять бабу можно. Ее дочку годовалую, помнишь, крысы загрызли. А тут чадо ничейное.
— Ну да. Понять ее можно конечно, — кивнул Сергей.
— Но это еще не все.
— Да? А что еще?
— Через несколько часов на тот же пост пришел человек. Взрослый. Странный такой. В одежде, наверное, размеров на десять больше чем надо. Вышел на свет и стоял минут сорок неподвижно. К свету вроде привыкал. К нему даже подойти не решались. Нетипично это, чтобы человек мог неподвижно стоять сорок минут. Потом он сам подошел. Улыбается постоянно и бормочет что-то бессвязное. Юродивый, одним словом.
— И где он сейчас?
— Да по станции околачивается. Его допросили, но как стало ясно, что он юродивый, так и отстали. Ничего сказать толком не может.
— Что, вот так просто околачивается? — повысил голос Сергей. — А если он чумной?
— Да нет, — махнул рукой Казимир. — Он не больной. Его осмотрели. Просто мозг на уровне младенца. Бродит, разглядывает все, как в первый раз увидел и улыбается. Ну, конечно, приглядывают за ним. А что с ним делать еще? Мы же не фашисты, чтобы юродивых на удобрения пускать. Вот и заинтересовалась администрация. Откуда люди эти взялись. Ну, ясное дело, вышли из туннеля, что к Нагатинской ведет. Но станция эта, и те, что за ней, заброшенные давно.
— Любопытно, — хмыкнул Сергей, потирая, светлую щетину на подбородке. — Особенно история с ребенком и возможная взаимосвязь с Кубриком.
— Да. — Старик кивнул и внимательно посмотрел на сталкера. — А знаешь что еще любопытно?
— Что?
— За сутки до твоего возвращения, пришел с поверхности Вавилов. Он сказал, что вы пересеклись с ним на Серпуховском валу. Потому Лось со своей группой и вышел, когда стало ясно, что беда с тобой приключилась. От Серпуховского вала ведь пять минут ходу до северного портала. А тебя не было сутки. Почему, Сережа?
Маломальский тяжело вздохнул и повернул голову, глядя в сторону других жителей станции. Теперь вздохнул и Казимир.
— Ты опять ходил к ее дому, да?
— Да.
— Почему, Сергей. Почему ты никак не можешь смириться?
— Послушай. Это ведь не так просто… И я тебе не хотел говорить кое-что…
— Что?
— Ну… Ты ведь знаешь нашу историю, как я молодой еще совсем, еще в той жизни, другой, до катастрофы, с вечеру до ночи околачивался у ее дома и глазел на ее окно. Как там свет горит. Как тень ее мелькает. А потом она гасит большой свет. Горит ночник. Девочка книжку читает, значит в кроватке своей. — Маломальский грустно улыбнулся, — Я, наверное, так месяцев шесть ходил к ее дому и вахтил под окном, все, не решаясь подойти и признаться. А потом смеялись с ней вместе над робостью моей.
Слушая это, Казимир прикрыл глаза и поджал сухие тонкие губы.
— Но шесть лет назад. Когда я только начинал ремесло свое. Я впервые после катастрофы оказался у ее дома. Вокруг руины. Тьма. Ветер сильный тучи черные гонит. Твари городом правят. Остовы обрушенных зданий. Некоторые здания целее. И ее дом не сильно повредило. И я смотрю на ее окно тогда. А в нем свет горит! Обычный свет как в обычной квартире в той еще жизни! Понимаешь?! И тень ее мелькает! Я тогда бежал оттуда. Это было тогда самым большим моим кошмаром! А потом я стал возвращаться к дому. Но такого больше не было. Пустой выгоревший дом без стекол. Черные до жути окна. И все. Но я не могу не ходить туда, понимаешь? Я до сих пор простить себе не могу, что в тот первый раз не решился забежать в этот дом и выяснить, почему там горит свет и мелькает тень. Как такое вообще может быть. Не решился, как тот молодой парень, что полгода в любви признаться не мог и торчал под домом до глубокой ночи.