Подошел Обрез, немного опасливо косясь на сороконожку, уселся рядом.
— Может, ее подстрелить? – предложил он.
— И она нас всех придавит, – осадил я. – Она же неопасна, оставь ты ее в покое.
Обрез пожал плечами и усмехнулся, разглядывая бесконечную сороконожку.
— М-да, – протянул он. – Чудо...
Ласточка дрожала, будто ее ледяной водой на морозе окатили, и прижималась ко мне, судорожно цепляясь за куртку. Я осторожненько коснулся ее плеча. Она тихонько вскрикнула и подскочила аж на полметра, тут же, впрочем, забившись обратно в щель между мной и стенкой.
— Ты чего? – еще больше удивился я.
— У-у меня энтомофобия... – приглушенно донеслось откуда-то из складок моей куртки. – Я ее боюу-усь... Скоро она там уйдет?..
Обрез фыркнул.
— Не ты одна, – сказал он.
Меня вдруг охватило совершенно неуместное желание обнять ее, уберечь, защитить – любой ценой. Смешно. От кого?! Не от сороконожки же. Но она так боялась, так прижималась ко мне, что вызвала в душе какую-то щемящую нежность. Я невольно рассмеялся и потрепал ее по голове.
— Эй, ну довольно уже! Она сама нас боится.
Аретейни пискнула:
— А я все равно боюсь. – И завозилась, забиваясь еще глубже. Я вздохнул. Сороконожка кончилась.
— И где мой фотоаппарат?.. – тоскливо вздыхал кто-то, кажется, Даклер. – Эх...
— Дома, наверное, – предположил кто-то.
Остальные рассмеялись. Вот и хорошо. Пускай лучше смеются.
Тут послышались чьи-то легкие шаги.
Все разом насторожились. Хвост сороконожки, наконец, исчез за поворотом. И, словно бы взамен из-за того же поворота показалась детская фигурка. Я сцепил зубы, останавливая ругательство – кто еще за нами потащился?!.. Мало нам, можно подумать, двух детей – теперь еще и третий подоспел?.. Но фигурка была незнакомая. Рядом с ней бежала огромная лохматая собака. Что за бред – откуда здесь дети и собаки…
Кто-то вскинул оружие, и я перехватил его руку:
— Погоди стрелять.
Чем черт не шутит – может, и правда, ребенок. Поезда же есть…
Да, вы все верно поняли: я не заткнусь с этими несчастными поездами.
Конечно, это может быть и оборотень. Но два оборотня в одной канализации – это слишком.
Аретейни за моей спиной, наконец, соизволила высунуть нос. Убедилась, что сороконожка исчезла, и заметно расслабилась. А фигурка тем временем, подошла поближе и, как ни в чем не бывало, помахала рукой. В свете фонариков она оказалась ребенком примерно чуть старше Лесли, но младше Нэйси, в старой кожаной курточке и со светлыми стриженными волосами. Нет, это точно не тварь – аура у нее была человеческая, теплая, ровно пульсирующая.
— Не стрелять, – повторил я.
— Дядьки, – удивленно проговорил ребенок. – Ух ты… А вы откуда? Эй! – тут же возмутилось дите и обличающе ткнуло в меня худым пальцем. – Убери оружие! Это нечестно! Вишь, я без оружия.
Вид у меня, наверное, был, мягко говоря, удивленный. А ребенок демонстративно показал тонкие ладошки – никакого оружия у него и, правда, не было, ни в руках, ни где-либо еще.
Аретейни
Вот, честное слово, неожиданно. Многого я от этого города ожидала – но чтобы в канализации разгуливали дети – это уже перебор. Дэннер и остальные подняли оружие, и я их прекрасно понимала. Нечего ребенку делать в канализации. А раз уж ребенок тут есть – то еще далеко не факт, что это действительно ребенок. Нэйси и Лесли даже переругиваться на минутку прекратили.
— Убери оружие! – сказал ребенок. – Это нечестно. Видишь, я без оружия.
Дэннер тряхнул волосами, отбрасывая их за спину и открывая лицо. Ребенок ахнул и невольно подался назад. Еще бы.
— Зато я – с оружием. И я настоятельно рекомендую тебе покинуть зону моего прицела.
Ребенок поглядел на Дэннера, поглядел на пистолет и – молча свернул в один из боковых коридоров.
— Очень надо, – донеслось оттуда.
А мы пошли дальше, озадаченно примолкшие и крайне удивленные. Я перехватила чей-то вопросительный взгляд и только развела руками – мол, не спрашивай.
— Дэннер, ты это зря, – в шутку упрекнул коренастый коротко стриженый мужчина с продолговатыми черными глазами и шрамом на щеке. – Неужели у тебя поднимется рука на представителя вида Homo Sapiens женского пола?
— На представителей вида Homo Sapiens женского пола у меня, как правило, другое поднимается, – отпарировал Дэннер. Я невольно хихикнула. – Но все зависит от ситуации.
— Верю, – фыркнул мужчина. Джонни, кажется, так его звали. Во всяком случае, мне послышалось, что так к нему обращался Дэннер.
— А тварей еще много? – поинтересовался кто-то сзади.
— Много, – обернулся Дэннер. – Работы до конца жизни хватит, не переживай.
Спросивший надулся.
— Я серьезно, командир.
— И я серьезно. Очень даже серьезно. Откуда мне знать? Пока что, ищем двух, а там посмотрим.
Мы шли еще около часа, и мне казалось, что коридоры все одинаковые, и было неясно, как же патрульные здесь так легко ориентируются. Ранки саднили после купания в грязной воде просто кошмарно, и от этого здорово портилось настроение. Особенно доставали две на спине и одна на руке. Я даже подняла рукав блузки, которую дала мне Лидия, чтобы поглядеть, что там такое. Рукав из темно-серого атласа побагровел и прилип, я дернула заскорузлую ткань и едва удержалась от крика, но горло перехватило секундой позже. Пока я втихомолку пыталась сделать следующий вдох, я имела счастье лицезреть то, что в медицине именуется скромным термином «швы разошлись». По сути, кожа разорвалась на месте стежков и теперь висела окровавленными лоскутами, в которых угадывались почерневшие нитки, наполовину утопленные в желтой пене сукровицы. На работе я повидала много таких ран, еще больше – и не в пример хуже. Рана, по сути, абсолютно пустяковая, и при соответствующем уходе, недели через две я о ней забуду. Но, согласитесь, приятного мало.
Кровопотеря давала о себе знать, голова кружилась, давление уползло вниз, колени подгибались, от холода била дрожь, мокрая ткань и сапоги натирали кожу и казались невероятно тяжелыми – а я старалась улыбаться и шагать уверенно. Получалось. Но все равно приключения – это вам не по парку прогуляться. Не верьте дешевым фантастам! Если у них герои носятся как племенные жеребцы и мочат голыми руками по сто человек зараз при наличии сквозных ран в количестве восемьдесят две штуки – то эти фантасты ни черта не знают и, скорее всего, еще даже не успели окончить среднюю школу. А со сквозными ранами не бегают – это я вам как травматолог по второй специальности и акушер-гинеколог по первой говорю.
Я уже начала опасаться, что сейчас свалюсь нафиг и тем самым поставлю себя в очень неловкое положение, когда отряд неожиданно остановился.
— Давайте передохнем и перевяжем раненых по-человечески, – предложил Дэннер, оборачиваясь к остальным.
— Хорошая мысль, – с энтузиазмом поддержала Нэйси. – Я буду помогать.
— Отлично, – улыбнулся Дэннер, и все с невероятным облегчением повалились на пол.
Лесли
Дура. Дура – и все тут! Старшая сестра, подумаешь!.. Нашлась тут... энтузиастка...
Так, нет, все, реветь не буду. Я уже не маленькая!
Не верите?.. И правильно делаете...
Тут я все-таки разревелась, как какая-нибудь малолетка. Стыдно, однако... Решив, что главное, чтобы командир этого не заметил – а то еще не возьмет меня в патруль – я тихонечко забилась в угол и продолжила реветь там.
Коне-ечно, Нэйси-то у нас героиня. Будь я на ее месте – я бы тоже парочку тварей завалила. А что?! Чем я хуже нее?..
Я замечталась. Вот, если бы убить какую-нибудь тварь – только героически так убить, а не просто – бам! – и твари нет. Нет, такое-то у нас на каждом шагу. Вот, если тварь нападет на наш отряд – да, наш! А чего такого-то?.. – а я выбегу вперед, и все будут кричать «Лесли, вернись, ты погибнешь!..», а командир скажет «Лесли, ты еще маленькая, у тебя же ничего не получится!..», а я возьму и... и... Кинжалом ее! Красиво так... Одним ударом – насмерть!.. Или, нет, чтобы был красивый бой, как в игре.
И тогда, конечно, меня обязательно заметят. Просто не могут не заметить. Все прибегут, станут обнимать, скажут «Молодец, Лесли, как это у тебя получилось так?.. У нас так не получилось бы...», а командир скажет «Лесли, я тебя зачисляю в свой отряд». И потом еще скажет «Завтра мы пойдем на оборотня, не подведи нас, Лесли!»
Я вздохнула и обхватила руками коленки, наблюдая за всеобщей суетой. Бред это все, конечно же. Рано мне в драку лезть...
Вот, Нэйси. Не намного ведь она меня старше. А уже успела заслужить уважение у всех этих людей...
Слезы опять предательски навернулись на глаза. Конечно, успела! Потому что оказалась в нужном месте в нужное время. Будь я на ее месте...
Ну и что! А мы зато с Аретейни подземный город видели. Вот. Только это тайна. Город – он только наш, и все. И никто кроме нас об этом не узнает. А то Нэйси опять вперед вылезет, выскочка несчастная. Сестра, называется.
— А мы, зато, подземный город видели! – вслух громко повторила я. – И никому о нем не расскажем!
Ой!..
Ну вот...
Все обернулись.
Я испуганно зажала рот ладонью.
Аретейни смущенно улыбнулась, Джонни Веррет выронил сигарету, а командир медленно выпрямился, глядя на меня.
— А я думал, это тайна, – мягко улыбнулся он. Нэйси подбежала ко мне.
— Какой город? – немедленно накинулась она. – Где? Почему я ничего не знаю?!
Еще чего не хватало! Город – наш – и только наш!
— Не скажу! – заявила я, для верности уперев кулаки в бока. – Не-скажу-не-скажу-не-скажу!
И, чтобы Нэйси отстала, кинулась бегом в тоннель.
— Стой! – окликнул позади голос командира. – Лесли!
Да вернусь я, чего он боится?
Взрослые, что с них взять. Все у них смертельно опасно, хоть на улицу не выходи. Сами же ходят – и ничего.
Под ногами гулко забухала решетка. Я пронеслась через мостик, свернула за поворот и уже честно собиралась вернуться назад – как вдруг ржавая решетка со скрежетом подалась под ногой.
Я еще успела подумать, что ухвачусь за край, но почему-то не успела. Пол провалился, и я полетела вниз, в темноту. Ветер взвыл в ушах, затем последовал сильный удар обо что-то жесткое, в это жесткое я врезалась рукой, затем, перекувыркнувшись, полетела дальше и снова врезалась.
А дальше не помню.
Помню только, как кто-то плеснул ледяной водой в лицо – даже уши онемели, а с волос, так и вообще, ручьями стекало. Было холодно и жестко, и я поняла, что лежу на камнях, и в комнате ужасно тесно – даже не выпрямиться, потолок низко-низко, а стенки сводчатые и кирпичные. Я захлебнулась и мотнула головой.
— Ну? – насмешливо произнес кто-то над самым ухом. – Очнулась?..
Дэннер
— Лесли! – что есть сил, заорал я, кидаясь за девчонкой. Даже фонарь не успел подхватить – но мне вполне хватало частого дробного перестука шагов впереди, в темноте. На них я и ориентировался. Вот, бестолочь!..
Кожу немилосердно жгло, руки болели, правую ногу я успел где-то подвернуть – хороший из меня спринтер, ничего не скажешь. Прям хоть сейчас на олимпиаду. Все, хочу медаль. В отличие от Лесли, которая была как раз таки вполне себе здорова, и с фонарем, перспектив на эту самую медаль я не имел ровным счетом никаких, но об этом думать было некогда. Тут бы ребенка в катакомбах догнать, и мне абсолютно все равно, чего я там могу – а чего не могу, это никого волновать не должно.
Я задыхался, и позвать девчонку на ходу не получалось. Зато во рту метров через четыреста образовался солоновато-железистый привкус. Ну все, приехали. Ах, да, я же воды в резервуаре наглотался, пока с тварью барахтались.
М-да, везет, ничего не скажешь.
Я успел дважды споткнуться в темноте и навернуться, от души отматерить неразумное дите, сунувшееся в подземелья, вскочить и чертыхнуться еще разик – когда впереди раздался грохот, а шаги Лесли неожиданно стихли. Я завернул за угол, прошел еще несколько шагов, едва не приложился головой о низкую сводчатую арку – и почти физически ощутил, как под ногами разверзлась пустота. Пол сделался ржаво-решетчатым.
Дальше я шел уже медленно и осторожно. Еще провалиться вслед за Лесли и сломать себе чего-нибудь мне сейчас как раз и не хватает – тут проржавело все вконец, коммуникации старые и давным-давно неухоженные.
Как я и ожидал, буквально через несколько метров в полу обнаружилась дырка с рваными краями, загнутыми вовнутрь. Пришлось лечь на пол и ползти по-пластунски.
Внизу было темно. Дна у дырки не просматривалось, но делать было нечего. Если Лесли еще жива – ее нужно как-то вытащить. А жива она в том случае, если провалилась не очень глубоко. Я позвал ее, голос эхом отразился от стенок тоннеля, причудливо искажаясь. Внизу отозвалась возня.
Что ж, где наша не пропадала. Стараясь не очень тревожить чудом уцелевшую решетку, я осторожненько переполз на самый край и, оттолкнувшись, спрыгнул вниз.
Короткое падение завершилось широкой, обитой мягким прелым войлоком, трубой, на которую я приземлился и, не удержав равновесия, полусвалился-полуспрыгнул в какую-то леденющую лужу, где, не удержавшись, упал на четвереньки. Правда, тут же вскочил… Вода окатила лицо, и боль от ожогов слегка притупилась, что немного возвратило мне ориентацию в пространстве и способность трезво мыслить, вслед за чем я немедленно обозвал себя идиотом, впрочем, сразу сообразив, что глупость уже сделана, и ругаться поздно.
Тишина давила на уши.
И вдруг далеко впереди послышались быстро стихающие шаги. И свет фонаря.
Я на всякий случай проверил крепления метательных ножей на руках и осторожненько двинулся следом.
Как я собрался кидаться ножами в темноте? Что за вопрос? Как-как, на звук.
Значит, мы тут не одни. Интересно. Все интересней и интересней, я бы сказал. Сколько лет тут живу – так ни за что бы не подумал, что под городом имеется еще город.
Хотя, откуда-то же взялись поезда...
Да-да, я все еще о поездах. И нечего на меня так смотреть.
Туман, не видно ни черта.
И куда эту бестолочь понесло, спрашивается?!..
И стоило мне только пройти несколько метров – шел я, цепляясь одной рукой за трубу, чтобы не потерять направления – как вдруг послышался чей-то далекий и слабый голос, похожий на голос ребенка.
Я остановился. Эхо причудливо искажало звуки, превращая в странную мелодию плеск воды от моих шагов. Вода тихонько журчала – почти по колено, лужа сделалась стремниной.
Голос позвал снова. Мне даже показалось, что уши у меня дернулись, будто у собаки – так я старался разобрать его в приглушенном многоголосье подземелья.
Вот, пожалуйста, Селиванов. Хотел найти ребенка – получите, распишитесь. Бандеролька до востребования.
Тьфу, ты! Черт-те-что здесь творится в канализации этой. В глазах начинает темнеть от испарений, голова кружится – расстроился бы – да без фонаря и так-то ни черта не видать. Впервые за все время рейда – или даже впервые за всю мою чертову жизнь – командира четвертого взвода Селиванова, более известного под именем Дэннер, посетила-таки Она. Здравая Мысль, то есть. Здравая Мысль, если ее озвучить, звучала бы примерно следующим образом: Селиванов, где, туман тебя побери, тебя черти носили, когда боги раздавали мозги?!!
Ну, как-то так.
Голос, кажется, заплакал.
Нет, это не Лесли, точно.
Тут мне сделалось до того тоскливо, что возникло нездоровое желание впасть в тихую истерику, побиться головой об осклизлую каменную стену, или же, к примеру, по ней же и карабкаться наверх. Не то вследствие отравления, не то от боли и усталости, мне, человеку, который в жизни ничего не боялся и ни перед чем не отступал, вдруг до одури, до безумия, непреодолимо захотелось броситься на пределе человеческой скорости искать выход наверх. Больше ничего не нужно, клянусь. Только наверх, наверх, увидеть небо над головой, тусклый дневной свет, вдохнуть свежего хвойного воздуха, ощутить ветер, а не теплый затхлый сквозняк канализации.