Дома они помирились, но Шакиров забыть этот эпизод не мог. Навязчивая идея до добра никого не доводит. Стал жестче контролировать поведение жены. Даже записывал время ее ухода на работу и возвращения с работы. Однажды даже сел на самолет и полетел в Волгоград, где она была в командировке. Проверял, одним словом. Но, как человек гордый, никому, кроме нее самой, о своих подозрениях не говорил. В отделе вневедомственной охраны вообще очень удивились этой истории. Там считали, что у Шакировых здоровая, любящая семья и образцовый семейный быт.
– А родственники? – перебил Басаргин.
– В Москве родственники есть только у Алины. Родная сестра-студентка и двоюродный брат с родителями. У Наиля вся родня в Башкирии и в Узбекистане.
– Пожаловаться, следовательно, ему было некому.
– Я же говорю, он не склонен был к жалобам. Все в себе держал. Когда человек в себе переживания копит, они, как правило, сильнее взрываются. Что многих и подводит. Самых лучших, как правило, парней.
– Человеческая гордость никогда не говорит, что этого человека можно отнести к лучшим людям. Гордость – это частица гордыни, одного из грехов, которых следует избегать. Но давайте определимся сразу с формированием мнения о Наиле Федоровиче. Я достаточно ясно вижу, что вы ему сочувствуете. Правильно?
– Предположим, – Юрий Юльевич насторожился.
– Я далек от мысли обвинить вас в предвзятости и уж вовсе не хочу сказать, что милиционер желает защитить милиционера. Меня вообще не касаются причины ваших симпатий и антипатий.
– Я тоже так думаю. – Теперь в голосе прозвучал вызов.
Басаргин уже понял, что Леонов «примеряет на себя» костюм Шакирова. Очевидно, определил схожесть характеров и некоторых обстоятельств.
– Меня интересует абсолютно объективное мнение. Абсолютно. Более того, попытаюсь вам объяснить, почему и каким образом я смогу стать вашим союзником и, возможно, помочь Шакирову смягчить вину.
– Даже так? – Леонов ухмыльнулся. – Что же, я вас слушаю.
– У меня есть основания предполагать, что Юрия Кольцова должны были убить. Не важно, кто, но это должно было произойти по логике вещей. И убить его должны были башкиры. Другие башкиры. Из националистической террористической организации. Исходя из этого, я могу предположить, что Шакиров стал только орудием убийства, не более. Его умышленно и планомерно подводили к такому состоянию, когда он, в соответствии со своим характером, должен был совершить убийство. Вот потому меня и интересует вопрос, кто мог так влиять на Наиля Федоровича, что заставил его решиться на такой шаг.
Леонов задумчиво покачал головой:
– Не могу дать ответ на такой вопрос. Просто не готов к нему, потому что у нас прорабатывалась только поверхностная бытовая версия. Но ваше предположение вполне может вписаться в ситуацию.
– А вы подумайте. Если вам так симпатичен Шакиров, вы можете оказать ему большую услугу. Если я правильно трактую российские законы, то доведение до убийства грамотный адвокат в состоянии сделать очень сильным козырем. Помогите же ему.
– Я попробую.
– А теперь поговорим об Алине Шагалеевне Шакировой.
Юрий Юльевич значительно вскинул руки:
– О! Это еще та штучка. С ней следует беседовать осторожно и… подготовившись основательно. Но, может быть, сначала поговорим с самим Шакировым? А то скоро арестованных будут кормить. Я не хочу оставить его без ужина. И так в подвале кормежка… Сами понимаете…
– Как хотите. Приглашайте.
2Тихонов вошел в подъезд и уже с лестницы услышал характерный стук молотка и стамески. Догадался – в дверь квартиры ставят новый замок. Это уже было явным признаком того, что хозяин вернулся. Но замок ставил не хозяин, увидел Виктор Петрович, поднявшись по стертым ступеням, а водитель Столбова-младшего. Мысль о замке еще днем возникала у самого Тихонова. Но за другими думами она из головы улетучилась. Интересно только, где они смогли купить замок в такое время? Магазины уже закрыты – вечер. Впрочем, при том авторитете, который приобрел в городке Заяц, можно было предположить, что залетный армянин Самвел Гараян лично принес такой необходимый в хозяйстве предмет. Не захотел платить еще пятьсот баксов за то, что Заяц перебьет стекла в универмаге.
– Там? – с вопросительным кивком спросил Виктор Петрович умельца-водителя.
Тот ответил молчаливым кивком и посторонился, пропуская Тихонова.
Днем Виктор Петрович удивлялся, зачем стучат в дверь пришедшие, если дверь не закрывается. Сейчас, оказавшись по эту сторону порога, он несколько секунд посомневался, потом тоже постучал в косяк с пожелтевшей и потрескавшейся краской, предупреждая. И только после этого вошел сам.
Алексей Владиленович не вышел его встретить, как встречал днем Санька или Зайца. Тихонов прошел в комнату. И наткнулся на взгляд Столбова-старшего. Именно таким он его и представлял. Сухощавый, собранный, со слегка колючими и страдающими подслеповатыми глазами. Владилен Юрьевич сидел за столом, положив обе ладони на газеты, которые рассортировал совсем недавно по собственной системе, обещающей удобство в изучении, Виктор Петрович. Сын сидел на диване, так и не успев до конца разобрать отцовские бумаги, хотя стопка с документами, которые должны были, на его взгляд, вызвать интерес, значительно выросла за время отсутствия начальника охраны.
Судя по напряженным позам, между отцом и сыном произошел не самый теплый разговор.
– Проходи, Виктор Петрович, – сказал Алексей Владиленович. – Ты представляешь, не хочет отец рассказывать, что с ним случилось. Будто я для него посторонний человек. Я тут, понимаешь, все дела бросаю, целую бригаду специалистов с собой привожу, поднимаю на ноги весь город и даже райцентр, из Москвы собирается вылететь куча спецназовцев «Альфы», чтобы его спасать, а он молчит… Познакомьтесь, кстати…
Виктор Петрович прошел в комнату. Столбов-старший встал.
– Майор Тихонов, – представился Виктор Петрович. – Правда, отставной майор, бывший старший оперуполномоченный Свердловского управления ФСБ. В настоящее время служу начальником охраны у вашего сына.
Владилен Юрьевич только кивнул, не сказав ни слова и даже не изобразив улыбку плотно сомкнутыми губами. Тихонов сразу заметил на челюсти сбоку красноватый кровоподтек и припухлость вокруг него. Били старика справа. И, должно быть, сильно. Сейчас, наверное, челюсть болит. Возможно, даже сломана. В немолодые годы переносить побои труднее, потому что организм теряет способность к быстрому восстановлению. По описанию очевидцев похищения, Владилена Юрьевича ударили резиновой дубинкой по затылку сзади. Сопротивление он оказать уже не мог. Никто даже не заикнулся, что его били дополнительно. Рассказывали только, что сразу затолкали в машину и уехали. Значит, били его потом.
– И что с вами произошло? – спросил Тихонов, хотя понимал, если отец отказывается рассказывать сыну, то постороннему человеку не расскажет тем более.
– Ошиблись они. Не за того приняли.
– Ошиблись… – передразнил Столбов-младший. – Вот и весь сказ. Ошиблись и отпустили. За дураков он нас держит. Надеется, что так прокатит. Лучше ничего придумать не сумел.
Он сердился, привычный к манере поведения, когда его голос решает все. И даже с отцом пытался вести себя так же. Но у того, должно быть, были причины не говорить, хотя активно возражать против желания сына вникнуть в происшествие тоже не хотел. Это Тихонов прочитал в ситуации сразу.
– Сколько было башкир? – как полагается, невзначай задал он проверочный вопрос.
– Человек десять. Может, больше… Я не считал.
Вот и все. Значит, они не ошиблись. Потому что цепочка замкнулась. Если бы Владилен Юрьевич удивился, спросил, о каких башкирах идет речь, можно было бы предположить, что в самом деле произошла какая-то ошибка. Но даже тогда нельзя было бы не сделать сноску на то, что старик хитрый и не попался на удочку. Сейчас же все стало ясно.
– Вы с Кольцовым когда в последний раз разговаривали, Владилен Юрьевич?
Столбов-старший так стремительно поднял голову, что сомнения пропали. Тихонов опять попал в точку.
– С Кольцовым?
– Да, с Юрием Кольцовым, журналистом «Комсомольской правды». Наверное, накануне покушения на него? Или чуть раньше?
– Какого покушения? – на какие-то несколько секунд старик насторожился и напрягся, но тут же обмяк, и Тихонов понял, что допустил промах. По неосторожности подтвердил Столбову-старшему, что тот имеет дело с серьезными людьми, у которых и в Москве сильные руки.
Продолжать, однако, следовало, чтобы ошибку как-то сгладить.
– Известного вам журналиста Юрия Кольцова пытались в Москве застрелить. Сейчас он находится в больнице и жизнь его вне опасности. Но связь между этим покушением и вашим похищением прослеживается отчетливая.
Столбов отвернулся к окну.
– Ничего я не знаю. Не понимаю, о чем вы говорите…
– Он не понимает, – продолжал старую линию Алексей Владиленович. – Зато мы понимаем. Прекрасно понимаем, что тебя каким-то образом запугали и ты боишься слово сказать. Офицера запугали! Честного офицера…
Владилен Юрьевич, должно быть, сам часто повторял эти слова сыну в детстве, потому они и подействовали на него в какой-то момент сильно и возбуждающе. Он повернулся, в глазах сверкнул гнев, но… тут же и потух. И ответ прозвучал безнадежно-безрадостный:
– Я не понимаю, о чем речь. Я уже сказал ясно, обычным русским языком, что эти люди искали какого-то человека, должника, что ли… Когда узнали, кто я, сразу отпустили. Пришлось идти пешком, потому я и пропадал так долго.
Он, однако, пропадал больше суток. Здесь крылось очевидное противоречие. Если его быстро отпустили, то не мог он сутки идти и выглядеть так, словно только вокруг дома прогулялся, потому что даже удар дубинкой по голове и кровоподтек на челюсти не придавали Владилену Юрьевичу вид смертельно усталого человека. Но по голосу старика Тихонов понял, что сейчас он ничего рассказывать не будет. Подобный открытый допрос только ожесточит его и вызовет желание сопротивляться. И потому незаметно кивнул Алексею Владиленовичу, показывая, что берет разговор на себя, и неожиданно удивленно потер ладони одна о другую.
– Ладно, что это мы уж тут камеру пыток настоящую устроили. Между прочим, мы же сегодня даже не обедали. Да и Владилен Юрьевич, надо думать, отсутствием аппетита страдать не должен. Как бы что-то сообразить?
– Да, – поднял взгляд и согласился Столбов-младший. – Перекусить бы не грех. У меня, кстати, в машине бутылочка коньяка завалялась. И ребят я отпущу. Ресторан-то работает?
– Работает, – устало сказал отец.
– А гостиница?
– И гостиница работает.
– Пусть в гостиницу устроятся, нечего во дворе торчать. Пойду, распоряжусь.
Он вышел, а Тихонов присел на диван. Стал собирать рассыпанные документы в одну стопочку. Столбов-старший, как хозяин документов и как человек педантичный, побоялся, конечно, что чужой человек все перепутает так, что и самому потом не разобраться.
– Не надо. Я сам.
Но сам он, как и предупреждал Алексей Владиленович, человек педантичный и аккуратный, провозился бы с бумагами до утра. Однако он не стал этим заниматься. Просто стал перекладывать одни папки на другие. И сделал то, чего ждал от него Тихонов: выбрал одну, почти коричневого грубого картона, потянул за тесемку, чтобы раскрыть. Недолго искал нужное, потому что лист лежал почти сверху.
– Это как тут завалялось? – фраза, очевидно, предназначалась для ушей Виктора Петровича. И, якобы, оправдывала последующие действия.
А последующие действия оказались предельно простыми. Владилен Юрьевич сложил стандартный лист вчетверо и убрал в карман пиджака. Короткий косой взгляд бывшего опера был брошен вовремя, таким образом, Тихонов успел различить на бумаге какой-то план, выполненный от руки химическим карандашом. В одном месте на бумагу попала капля воды, и на линии образовалось размытое пятно. Все стало ясно. Сценарий дальнейших событий читался.
– Вы тут хозяйничайте, а я пойду, попрошу водителя, чтобы кефир мне на утро купил. А то застарелая язва беспокоит. Если хоть сто граммов приму, утром тянет. Один кефир и спасает.
– Да-да… – едва ли Столбов-старший даже понял, о чем говорил Виктор Петрович, но ответил так, как только и мог ответить, погруженный в собственные мысли.
Тихонов вышел и на лестнице встретился с Алексеем Владиленовичем.
– Готовиться надо. Они придут, думаю, с наступлением темноты. Пару человек с помповыми ружьями надо в кусты засадить. Чтобы страховали. Остальные должны блокировать подъезды к дому и дорогу из города. Это уж на самый последний случай. Но брать их следует, не допуская до квартиры. Если они сюда попадут, то церемониться не будут.
Столбов-младший выслушал внимательно и молча ждал объяснений.
– Он переложил из непросмотренных документов в карман какой-то план. Я думаю, что его принудили вернуться именно за этим планом.
– Как его могли принудить? – Голос у Алексея Владиленовича ворчливый, откровенно изображает удивление и недоверие. – Папа сказал бы. Сейчас он под моей защитой.
На это Тихонов только головой покачал. Уж он-то хорошо знал истину этой стороны жизни.
– Существуют тысячи известных способов принудить. Пару тысяч могу придумать я, памятуя свой опыт работы в ФСБ, исходя из сложившихся обстоятельств. Еще тысячу способов они могут придумать в дополнение. Поэтому не стоит гадать.
Алексей Владиленович хмуро кивнул и достал трубку сотового телефона, чтобы звонком догнать уже уехавшие машины.
* * *Коньяк был армянский, марочный, потрясающего вкуса. Алексей Владиленович имел слабость к армянским коньякам несравненно большую, нежели к армянам – владельцам универмагов. Такие напитки следует пить в тишине и покое для успокоения нервной системы и ощущения комфорта, но никак не за столом этой комнаты.
Владилен Юрьевич выпил только одну рюмку, но и ее выпил, как водку, залпом. Больше даже налить себе не разрешил, перевернул рюмку кверху ножкой. Но на еду налегал с видимым усердием. Изголодался за суточный плен не на шутку.
За распахнутым окном уже встала темнота, когда в дверь постучали.
Шума на улице слышно не было. Приезд гостей со стороны был бы обставлен с большим эффектом. Возможно, кто-то из своих решил заглянуть по необходимости, подумал Виктор Петрович, хотя можно было бы просто позвонить.
– Кто это? – не вставая из-за стола, спросил Столбов-младший и переглянулся с Тихоновым.
– Я слышал, у соседа внизу дверь хлопнула. У него замок характерный, голосистый, – ответил Владилен Юрьевич и встал. – Мы с ним часто вечерами беседуем.
За отцом поднялся и сын, желая посмотреть на нового гостя. Встал и тоже шагнул в сторону коридора и сам Тихонов, жалея, что у него нет с собой оружия. С оружием он чувствовал бы себя увереннее, даже зная, что вход в подъезд контролируется вооруженными охранниками. Но до двери дойти никто не успел.
Дверь вылетела с треском. От удара ногой…
3Гольдрайх вышел на прогулку вечером, чтобы хоть приблизительно познакомиться с городом и рассмотреть Монблан не через стекло оконного блока, не дающего вдохнуть воздух и получить ощущение присутствия, а воочию.
Невозможность пройти обучение в школе дельтапланеризма его почти не расстроила. Он повел другую игру, и она, когда развернется, сможет ему заменить риск полета рискованной партией игры с законом. Пока партия находится в дебюте, можно не торопиться и просто отдыхать. Вот в эндшпиле начнется настоящая игра! Тогда будет уже не до дельтапланов!
Шамони чем-то напоминал уже почти знакомый Клюз – но, скорее, только архитектурным стилем старых зданий, и был при этом более откровенным курортным городом. При небольшом местном населении зимой здесь приезжих должно быть больше, чем коренных жителей. Иначе зачем здесь такое великое множество отелей. Правда, сами эти отели небольшие в сравнении, скажем, с отелями парижскими или нью-йоркскими. Но и город Шамони далеко не Париж и уж совсем не Нью-Йорк. Десять тысяч населения…