— Что значит выходим, какие билеты? — Не поняла проводница. Поезд начал притормаживать.
— Там хачик напился, — затараторила я, — и пока мой папа и сосед курили, закрыл купе и попытался меня изнасиловать. Сосед его там сейчас держит. Я боюсь, что меня будут искать, я его ударила сильно, когда отбивалась. — Я заревела.
Тётка вытаращила глаза, засуетилась, как же это!
— Я сейчас старшего проводника вызову!
— Не надо! Никому неприятности не нужны, а героям тем более, вы если что помогите ему, чем сможете! — И я положила на стол тысячу рублей.
Поезд тронулся, проводница суетливо искала мои билеты,
— вот возьми.
Я схватила билеты и побежала на выход, папаша держал дверь.
— Ты где ходишь? Прыгай давай!
Я перехватила дверь, отец спрыгнул на перрон, мне перрона уже не досталось, я ухнулась в кусты, пролетев через них, кубарем полетела под откос. Сидела и не могла пошевелиться, кажется я сломала ногу. Джинсы разорваны, колено в крови и очень больно! Прибежал папашка.
— Полиночка, как ты?
— Нормально, могло быть и хуже.
Отец настоял на враче, я согласилась. Допрыгав до дороги, мы поймали попутку и поехали в ближайшую больницу. В больнице мне наложили два шва, укололи обезболивающее. Добрая медсестра Вера хлопотала вокруг меня,
— ой, как же ты бедная не удачно упала. — Я родилась не удачно, подумала я, а упала очень даже удачно!
— Ну ничего, до свадьбы заживёт. — Кроме ноги до свадьбы должен был зажить синяк под глазом, ссадина на скуле, ушиб руки, плеча, колена и два шва на нём же. Врач сказал: «глубокое рассечение. Кости к счастью целы.» Прибежал, потирающий руки, папашка, глаза поблёскивали.
— Я рассказал нашу трагическую историю медсестре Вере, а она как раз сдаёт комнату, договорились на 5 тысяч в месяц. У неё смена закончится, и мы к ней поедем, там и отлежишься!
* * *— Да уж, — хмыкнул Игорь. — Где сейчас папуля?
— А бес его знает!
— Только я так и не понял, на Вадима-то ты чего взъелась? — Я даже поперхнулась куриной грудкой.
— Я не поняла, ты что спал, пока я душу тут наизнанку выворачивала?
— Нет, с Артёмом всё понятно! Расстрелять, однозначно! Но Вадим-то герой! Он спас твою тощую малолетнюю задницу! Пойду ему коньяка поставлю от заведения!
— Спас, я же не спорю! Но как — то… — я замялась, а Игорь рассмеялся,
— Понятно, плоскодонкой зацепило! Тебе сколько тогда было?
— Не помню, где — то лет 16.
— Ну вот, плоскодонка и была, ты и сейчас тощая как спирохета, а тогда я вообще молчу.
— Ты чего это, эликсира храбрости перебрал? Зачем обзываешься? — Я сердито засопела.
— Полина, уймись и послушай старого вояку. Вадим поступил очень грамотно, с психологической точки зрения.
Я откинулась на стуле скрестив руки на груди, одаривая Игоря презрительным взглядом.
— Когда спасаешь молоденьких девиц, ты в их глазах моментально становишься рыцарем в блестящих доспехах, и благодарная дева решает моментально тебя осчастливить своей любовью! Совершенно не считаясь с тем, что опасность ещё не закончилась, и герою и спасённой девице ещё неплохо бы унести ноги, подальше от места подвига. Но девица, хочет подарить тебе счастье, вешается герою на шею и катастрофически мешает выполнению поставленной боевой задачи. Поэтому самое верное решение — нейтрализовать спасённую девицу. А как? Правильно, сказать ей какую-нибудь гадость, чтобы по быстренькому, перейти из разряда героев, в разряд уродов. А слюни и сопли можно по разводить потом, при условии, что спасённый объект интересен герою!
— Ты хочешь сказать, что он это специально сказал?
— Зуб даю! — Игорь щёлкнул указательным пальцем по клыку. — От твоего спасения ему не горячо, не холодно, просто благородный человек не мог поступить иначе. Причём, попрошу заметить, со здоровой психикой, не интересующийся малолетками. А поскольку ты больше не малолетка, то можешь пойти и сейчас кинуться ему на шею. Мне кажется сегодня ему должно понравиться, ты сменила уровень плоскодонки на яхту люкс класса.
Я пульнула в Игоря салфеткой.
— И даже не подумаю, перебьётся.
— Ничего не знаю или ты идёшь благодарить сама, или я! А если я пойду, то потом чур не обижаться?
— Ты хочешь сам ему на шею броситься? — Невинно осведомилась я.
— Нет конечно, — Игорь мило улыбался. — Тебя повешу! Расскажу историю о спасённой деве, мечтающей осчастливить героя, и сообщу ему адрес и телефон.
— Только попробуй. — Улыбнулась я!
— Тогда, давай сама, у тебя 30 минут на раздумья.
— Так день хорошо начинался, нет, надо всё испортить!
Я пошла к бару, взяла листок бумаги ручку, написала записку, взяла бутылку Хеннесси, позвала охранника.
— Паша, сходи пожалуйста в кассу и запиши на моё имя фишек на 50 000 рублей.
Охранник ушёл, Игорь поднялся из-за стола подошёл ко мне, взял записку.
— Можно посмотреть?
— Конечно нет!
— Ты очень добра, к своему старому толстому другу.
Игорь шутливо шаркнул ножкой. Развернул записку.
— Вообще-то это личное, — возмутилась я!
— Вот потому, у тебя с личным и полный завал, что со мной не советуешься!
В ресторане появился Вадим, посмотрел на нас с Игорем и прошёл за свободный столик.
— Ну вот, на ловца и зверь бежит, — расплылся Середа.
— Так, так что тут у нас: «Возможно, плоскодонкой я быть и перестала, но всё помню и плохое, и хорошее! Спасибо тебе. Полина.» Это что всё? — Не понял Середа, тыкая пальцем в бутылку.
В дверях нарисовался Павел с укладкой фишек.
— Вот, Полина Александровна, принёс.
— Что это? — поинтересовался Игорь.
— Пятьдесят тысяч! — Ответила я.
— Ты что, — ужаснулся Середа, — хочешь герою денег дать?
— Знаешь, что! Как спас, так и отблагодарю! Всё! Привет героям! — Я рассвирепела.
В дверях появился Скворцов.
— Привет, — шеф поцеловал меня в щёку, Игорю руку пожал.
— Пойдём, прогуляемся, — сказал мне Николай Семёнович, — там VIP гости прибыли.
Я кивнула, слезла с барного стула, поправила платье, кивнула на фишки, коньяк и записку.
— Игорёк, распорядись пожалуйста.
— Трусиха, — заявил Игорь.
— Сам дурак — и показала язык.
Скворцов смотрел на нас с ужасом. И напустился на Середу:
— Игорь, ты что не видишь, она же детский сад, в чистом виде, чего ты её цепляешь! — Взял меня под руку и повёл из зала. Я развернулась к Середе и прошептала одними губами: «всё! Развод и не писай в мой горшок!».
Игорь всплеснул руками.
— Нет, нормально, она ещё и обиделась! — и пожаловался бармену, — женщин бить нельзя, но иногда, так хочется! Подхватил бутылку, фишки, записку и пошёл к Вадиму. Поставил на стол бутылку и укладку с фишками, протянул руку:
— Игорь Середа, начальник охраны казино. — Вадим встал
— Шувалов Вадим, рад знакомству, чем обязан?
— Разрешите присесть?
— Ну, в связи с недавно вскрывшимися обстоятельствами, это я у вас должен спрашивать. — Середа улыбнулся.
— Тогда давайте присядем.
— Меня просили вам передать, — Игорь показал глазами на бутылку с фишками и протянул записку.
— Это от девушки у бара? — Спросил Вадим, разворачивая записку.
— Да от Полины. — Подтвердил Середа. — Она, наверное, прыгая из поезда отбила себе чуть — чуть мозги и полностью храбрость, — улыбался Игорь.
— Обалдеть, — Вадим отложил записку, — как выросла! Я её и не узнал.
— Она тоже так подумала.
— На мать очень похожа, — сказал Вадим.
— Не понял? — переспросил Середа.
— Я говорю, красивая очень, на мать, наверное, похожа, с отцом ни чего общего. А чего сама не подошла?
— Дуется!
— За что?
— За плоскодонку.
— Да ладно?
— Что с них взять? Женщины! Ты к нам надолго? Откуда? И зачем?
— Из Москвы, по делам, ненадолго.
— Я понял, если что надо, звони — и положил на стол визитку. — Рад буду помочь.
— Вопрос, можно?
— Валяй.
— Что это за мужик, с которым она ушла?
— Скворцов Николай Семёнович — владелец казино и любовник Полины Воронцовой. Он её очень любит, оберегает и грозится отдать приличному парню, но! Только замуж! Так что если желаете получить благодарность в полной форме, придётся жениться!
— А ты что, не приличный парень? — улыбнулся Вадим.
— Да ты что! — Ужаснулся Середа, — у нас с гражданкой Воронцовой физическая не совместимость, ты посмотри на меня и неё, мы как гора с соломинкой! Я её лишний раз боюсь за руку взять, как бы не сломать чего! И зачем мне такая жена? Во сне рукой махнешь, и зашибёшь ненароком! Поставить на полку и пыль стряхивать?
— Ясно, а как ей фишки вернуть?
— Ну вот, говорил же задрыге, нельзя героям деньги давать, они этого очень не любят, особенно когда свои есть! Я правильно понял? — Поинтересовался Середа.
— Абсолютно, — веселился Вадим.
— Будешь уходить, в кассе скажешь, чтобы Воронцовой Полине передали. Ей и вручат. А если хочешь лично, — Игорь ехидно улыбнулся, — попроси меня адрес дать!
— Дай, пожалуйста, адрес, — попросил Вадим.
— Да легко, — Середа вынул ручку из внутреннего кармана и написал адрес на обратной стороне своей визитки. — Ну я пошёл, а ты отдыхай! Если что, подзывай любого охранника и меня зови.
— Спасибо тебе.
— Мне пока не за что, а вот тебе спасибо! — И Середа удалился.
Я со Скворцовым шла по коридору в VIP зал.
— Спасибо вам, Николай Семёнович, вы в последнее время, мне просто как отец стали.
— Это плохо? — Улыбнулся Скворцов.
— Нет, конечно! Это замечательно, жену попросите, пусть вам девочку родит. — Николай Семёнович рассмеялся.
— Спасибо за совет! Я попробую.
И мы пошли улыбаться и обхаживать местную администрацию, с молоденькими девочками в коротких юбочках. Мужики пошли, огромные животы, заплывшие глаза, сальные губы — сильные мира сего. Иногда мне хочется завыть и вцепиться кому-нибудь в физиономию, но от безумного припадка крепко удерживает голодное детство.
* * *Из мира сладких сновидений меня вырвал звонок в дверь.
— Кого там нелёгкая принесла? — Чертыхалась я, шлёпая к двери. За дверью стоял Середа.
— Ты что спишь ещё, уже 3 часа?
— Я может, только что заснула!
— Не дуйся, я мириться пришёл, вот тортик от Эльдара принёс.
— Молодец, вот и неси его в холодильник!
— А где у тебя холодильник?
— Третий этаж, квартира номер 10, ключи вернуть.
Я пульнула Игорю ключи от Натальиной квартиры. И пошла спать дальше. Только я приладила голову на подушку и высунула босую ногу из — под одеяла для регулировки температуры, как раздался грохот, шум и крики, похоже на Наталью. Странно, она же на работе должна быть, подумала я, выпрыгивая из кровати, схватила халат и заматываясь в него на ходу, побежала на третий этаж, перепрыгивая через ступеньки.
Картина, представшая моему взору, была поистине прекрасна. Прямо deja vu какое — то. Где — то я уже это видела. Игорь, согнувшись в три погибели по середине кухни усиленно закрывал голову руками, а моя гренадёр — Наташка дубасила его шваброй по спине. Она была божественна! В халате, с наспех заплетённой, влажной косой. Я даже залюбовалась на мгновение. Из транса меня вывел голос Игоря.
— Полина, убери от меня эту припадочную!
— Припадочную? — Взвилась Наташка, увеличив количество ударов в минуту по спине Середы.
— Всё брейк, — пыталась я остановить бой быков, а поскольку каждый из них мог запросто пришибить меня одной левой. Я старалась не пересекать линию огня.
— Наташ, ты что делаешь, — взывала я к разуму подруги, стоя на табуретке, без каблуков я была рядом с ними как пигмей. Это Игорь Середа, с работы, я тебе про него сто раз рассказывала! Он нам тортик принёс!
Наташка остановилась, вытерла пот со лба.
— Игорь? Тортик? А что сразу не сказал? — Середа от возмущения пару раз схватил воздух ртом, помотал руками в воздухе и выдал.
— Так, не успел!
— Значит за медлительность и получил! Вот сладкоежки, мне теперь из — за вас опять душ принимать! — Заявила Наташка, бросила швабру и ушла в ванную.
— Что это было? — Спросил Середа, потирая спину.
— Это была, прекраснейшая женщина на свете, Громова Наталья Сергеевна. Чай будешь? — Мило осведомилась я.
— Буду, а позволь узнать, что это ты, вместо того что бы друга спасать, пригасилась у стенки и стояла там с затуманенным взором?
— Да так, воспоминания нахлынули.
— Мне твои воспоминания обошлись в десяток лишних синяков, не девка, а молотобоец!
Я расхохоталась:
— Ты даже не представляешь насколько, ты прав!
* * *Медсестра Вера, сдавшая нам комнату, жила с двумя дочерями: Наташей — крепкой русской красавицей с пышными формами и Леной — худенькой двенадцатилетней девочкой, которую было совсем не видно и не слышно, за крупной и громогласной Натальей. Наталья явно подавляла и ростом, и темпераментом сестру, да и маму Веру тоже. Наташка сразу засуетилась вокруг меня: «Где упала? Как зовут? Вы к нам надолго?» — При этом не забывая руководить матерью, застилающей мне диван. Отца разместили на раскладушке.
Через неделю мне сняли швы и можно было ехать, но папаня что — то опять намутил, начал пропадать по ночам, и я пошла в школу. В Наташкин класс.
Прихрамывая я пошла в кабинет директора, а жалостливая Наташка потащила мой и свой портфели в класс. От директора я еле отделалась, тетка просто ошалела, от такого количества переездов.
— Что делать? — Пожимала я плечами, — мамы нет, а у папы работа кочевая.
В классе меня встретила разряженная красотка, презрительно скривившая нос.
— Это что? В наш класс? Нам только девушки с подбитым глазом не хватало.
Выскочили два верзилы, перегородили мне дорогу:
— Может ей второй глаз подбить, глядишь она и по симпатичней станет!
— Вряд ли, — с брезгливой гримасой рассматривала меня красотка. — Ей уже ничем не помочь. — Я молча ушла в свою раковину, переминалась с ноги на ногу, разглядывала ногти на руках. Отряхнула видавшую виды юбочку. Как вдруг, над головами верзил взлетел портфель и приземлился точно на голову верзилы, да так удачно, что голова первого смачно стукнулась о голову второго, а следом к нему прилетел и портфель. Я стояла, открыв рот! Что за чудо! Чудо звали Наташкой! Моя соседка, гром — девка с русской статью и косой до пояса, одной левой устроила сотрясение мозга двум здоровым лоботрясам. В этот момент я полюбила её всей душой: «Она была прекрасна, какой размах руки, а какой полёт косы!»
— Отошли придурки! Надо сказать, что придурки, уже давно отошли, а вернее отлетели.
— Где ты ходишь? Со мной будешь сидеть, вон парта. — Я кивнула и похромала к столу.
Так мы и жили. Тётя Вера, работающая на двух ставках медсестрой, подрабатывала где могла, чтобы кормить своих девочек.
Моего папашку мало интересовал мой хлеб насущный. Сам папашка, сначала где-то шлялся, а потом начал таскать игроков домой. Вера качала головой, жалела меня, даже поставила мне свою ширму, что бы я могла спать, пока папашка резвится. Но не гнала, боялась, что он утащит меня с собой и я совсем пропаду без присмотра. Папашка поняв её доброту и привязанность по — своему, совсем обнаглел и гости повалили косяками. Однажды ночью я проснулась в ужасе, пьяный придурок зажимал мне рот рукой и задирал сорочку. Я дёрнула рукой и ткнула его пальцем в глаз. Мужик взвыл и отпустил меня. Я что есть силы рванула в соседнюю комнату.
— Помогите, — орала я, — насилуют.
Подняла всех, тётю Веру, Лену и главное Наташку, которая, схватив швабру, отходила одноглазого мужика по спине и выпихала за дверь, а следом и моего отца, некстати появившегося в коридоре.
— Я отказываю ему в квартире! — Гордо объявила она, взмахнув косой.
Я упала на колени и завыла. Я была уверенна, что меня выгоняют вместе с ним. Я как была в сорочке, рванула на балкон, где в банках тёти Веры я спрятала остаток моего выигрыша в поезде. Я держалась скалой, и как папаша не вился, денег не получил. Я пихала деньги тете Вере трясущимися руками: «Вот тут хватит на полгода, за квартиру. Не выгоняйте меня, мне некуда идти!» Тётя Вера и Наташка прыгали вокруг меня и кричали, что меня никто не выгоняет. Я могу жить сколько захочу и без денег. Я медленно приходила в себя. Шмыгнула носом.