– Да, раньше мы на метро ездили, – выдохнул Крутиков, – а сейчас, конечно, не ездим. Сейчас у нас хорошие тачки имеются.
– Больше они тебе никогда не понадобятся, – резонно заметил Самойлов, – поэтому лучше вспомни точный адрес.
Крутиков понимал, что этот полковник не отвяжется. Понимал он и другое: произнесенный адрес Марата навсегда вычеркнет его из списка живых. Нигде больше он не будет чувствовать себя в безопасности: ни в колонии, ни в камере смертников, ни тем более в больнице. Если он выдаст напарника, его ждет мучительная смерть. В любом месте может появиться человек с острой заточкой в руках и сделать так, чтобы Крутиков умирал долго и мучительно больно. Но с другой стороны, если не сказать теперь адреса – он посмотрел в расширенные зрачки полковника, – этот ведь действительно не шутит. И тогда долгая жизнь, даже в колонии, вообще не состоится. Но что делать?
– Уходи, полковник, – попросил вдруг бандит, – все, что можно было, я тебе рассказал. Уходи лучше. Можешь меня застрелить, больше я тебе ничего не скажу. Иначе они меня и здесь, в больнице, найдут.
Полковник шумно выдохнул воздух, посмотрел на Юдина. «Действительно найдут, – подумал тот, – и сразу убьют».
– Ладно, – сказал вдруг Самойлов, – черт с тобой. Не хочешь говорить, и не надо.
Он повернулся, собираясь выйти из комнаты, но затем вдруг обернулся и опять сильно надавил на плечо бандита.
– И запомни, Крутиков, если ты соврал или обманул нас, я все равно вернусь и тогда сделаю то, что обещал.
Крутиков застонал от боли, но на этот раз не закричал, словно убоявшись угрозы.
Полковник вышел первым, за ним Юдин.
– Нужно допросить его напарника, – сказал Самойлов, – и посмотреть, как совпадают детали их рассказов. Для меня не так важно найти этого Марата, который наверняка может не знать истинного хозяина, отдающего приказы, как определиться наконец, кто отдал приказ и каким образом бандиты так быстро узнали об аресте Дьякова.
– Мы собирались еще раз проверить список пассажиров и определиться по нему, – напомнил Юдин.
– Да нет, – с досадой сказал его более опытный коллега, – просто проверкой списка мы ничего не добьемся. Нужно сначала узнать, кто такой вообще Марат, есть ли его данные в нашем списке. Особенно среди тех, кого мы выделяли.
– Вы думаете, он летает в Голландию не ради девочек? – понял Юдин.
– Убежден. Хороших девочек он вполне мог найти и в Москве. Нет, видимо, у него интерес более определенный. Возможно, он летал по этому маршруту раньше Дьякова. Знаешь, что нужно сделать, – вдруг предложил полковник, – установить настоящие имя и фамилию этого Марата, а потом узнать через голландское посольство, когда ему выдавалась виза и на какие сроки. Тогда сможем выяснить, в какие конкретно числа Марат вылетал в Голландию.
– Но для чего нам такая пунктуальность? – не понял Юдин.
– Это не пунктуальность, – с улыбкой заметил полковник, – если мы сумеем узнать хотя бы один рейс, тогда мы можем проверить всех пассажиров и того рейса, которым летел Марат. Если чье-нибудь имя совпадет с тем, которое есть в нашем списке, мы на верном пути. Этот второй человек и позвонил бандитам или передал шефу, что все не так ладно, как должно было быть. Мы просто сличим два списка.
– Здорово, – улыбнулся Юдин, – вы настоящий сыщик. Вам об этом никто не говорил?
– Когда тебе будет столько лет, сколько мне, когда у тебя убьют двоих молодых сотрудников, вот тогда ты все поймешь. И только тогда, на заряде злости и отчаяния, возможно, научишься понимать поступки людей.
– Опять списки, – задумчиво сказал Юдин, – и опять визиты в Голландию. Неужели не удалось отыскать никаких следов фирмы «Монотекс»? И тем более выяснить загадку внезапного самоубийства покровителя фирмы господина Леонтьева?
– Тебе, по-моему, давно пора взять это дело к себе, – напомнил полковник.
– Уже забрал, невзирая на отчаянное сопротивление одного из моих коллег. Он справедливо считает, что дело «тухлое». Леонтьев сам застрелился на работе, полагают одни. У него были серьезные неприятности. А другие, напротив, убеждены, что его убрали. Вот теперь мне еще придется копаться.
– Правильно, – кивнул Самойлов, – гораздо лучше все проверить на месте. Поезжай в бывший кабинет Леонтьева и еще раз все просмотри. Может, наши сотрудники просто не обратили внимания на некоторые документы. Отправленные, например, от фирмы «Монотекс» и оставшиеся лежать среди других документов так некстати, или, наоборот, так кстати умершего заместителя председателя таможенного комитета.
Глава 17
Сидеть на скамейке перед домом было неприятно. Дул сильный пронизывающий ветер, иногда падали капли дождя. Дронго все время смотрел на часы. Вполне могло оказаться, что Сарыбин задержится на работе, или поедет куда-нибудь с приятелями, или вообще будет сегодня ночью дежурить в прокуратуре. Но если не считать экстраординарных обстоятельств, Сарыбин как примерный муж все равно должен был возвратиться к своей супруге, в новую квартиру, приобретенную совсем недавно. Детей у Сарыбина не было, они жили вдвоем.
Дронго приехал сюда в пять часов вечера, предварительно позвонив в прокуратуру и выяснив, что Сарыбин все еще находится в своем кабинете. Днем Дронго из своей московской квартиры несколько раз звонил в отель «Балчуг», пытаясь отыскать сенатора Роудса либо Сигрид. Но ни один телефон не отвечал. И это несколько тревожило. Захватив из квартиры именной пистолет, когда-то подаренный ему друзьями и оформленный по всем правилам, он поехал к дому Сарыбина, надеясь выяснить некоторые обстоятельства столь загадочного поведения их преследователей.
Был уже восьмой час вечера, когда к гаражу, находившемуся напротив дома, подъехала «Мазда», которой управлял Сарыбин. Он остановил автомобиль около гаража и вышел из машины, чтобы открыть ворота.
«Странно, – подумал Дронго, – мне говорили, что он купил другую машину. Или он меняет автомобили, когда едет на работу?»
Сарыбин открыл ворота, снова прошел к автомобилю, сел за руль и въехал в гараж. Хлопнул дверцей, включая сигнализацию, и вышел из гаража. Он закрывал ворота гаража, когда почувствовал, как в спину ему уперлось дуло пистолета.
– Спокойно, – посоветовал Дронго, – осторожно, не делая резких движений, войди в гараж и остановись около машины.
Сарыбин напрягся, но, чувствуя, как больно давит в спину дуло пистолета, не стал ничего говорить, а просто вошел в гараж. Он протянул руку, намереваясь включить свет, но тут же услышал:
– Не надо. Мы можем поговорить и в темноте.
Сарыбин чуть повернул голову.
– Кто вы такой? Я где-то вас видел. Ах да! Вы тот самый американский журналист, который приезжал к Щербакову.
Он неприятно засмеялся, показывая зубы, между которыми были большие щели.
– Я еще тогда подумал, что вы слишком усердно коверкаете русский язык. А дурачок Щербаков действительно считает, что вы двое – американские журналисты.
– Тише, – предупредил Дронго, – не так громко. Хорошо, что ты меня узнал. Значит, наш разговор будет короче, чем я думал.
Левой рукой он провел по одежде Сарыбина. Оружия у того с собой не было.
– Что тебе нужно? – помощник прокурора недовольно скривил лицо.
– Сначала я хочу рассказать тебе немного о своих наблюдениях, – спокойно начал Дронго. – После того как мы побывали в прокуратуре и узнали от тебя про дело «случайно погибшего» эксперта-патологоанатома, мы вдруг с удивлением обнаружили, что за нами следят. Причем следят достаточно плотно и бесцеремонно. Проверили несколько раз и убедились: следят именно за нами. После чего я решил оторваться от слежки и узнать несколько подробнее о таком интересном человеке, как сотрудник прокуратуры Сарыбин. Выяснилось, что совсем недавно ты купил новый автомобиль и новую квартиру. Конечно, можно порассуждать о бабушкином наследстве или приданом жены, но я тщательно все проверил. Получается, что ты разбогател как раз после того, как закрыл дело погибшего эксперта. Это навело на очень интересные мысли о твоих доходах. При зарплате помощника прокурора нельзя за несколько месяцев так разбогатеть. К тому же ты совсем недавно еще и выезжал в Германию, проведя там вместе со своей супругой почти два месяца. А когда я вспомнил, что после знакомства с тобой к нам вдруг стали проявлять интерес посторонние люди, то понял, все сходится. Поэтому у меня только два вопроса. Как погиб Коротков? И кто эти люди?
Сарыбин, неприятно прищурясь, слушал молча. В какой-то момент он даже напрягся, словно готовясь резко обернуться, но Дронго, чутко уловив его намерение, еще сильнее вдавил дуло пистолета в его спину.
– Я жду ответа.
Сарыбин молчал.
– У меня мало времени, – сказал Дронго, – ты напрасно тянешь. Тебя никто не ждет, если не считать жены.
Когда он это сказал, Сарыбин вздрогнул. Дронго уловил это. Жена... Они два месяца провели в Германии... Появившиеся деньги... И отсутствие детей. А вдруг...
– Если ты сейчас не ответишь на мои вопросы, то сначала я пристрелю тебя, а затем поднимусь и убью твою жену, – жестко сказал Дронго, сам удивляясь тому, насколько грязно он играет. И в этот момент Сарыбин не выдержал.
– Нет, – хрипло сказал он, – ради Бога только не это. Не нужно трогать мою жену. Она ни при чем. Она ничего про это не знает.
– Говори, – потребовал Дронго.
– Они мне угрожали, требовали, чтобы я закрыл дело. Предлагали огромные деньги. Там было сразу ясно, что Короткова убили. Видны были следы борьбы, его сначала оглушили, а затем бросили вниз. Но я был вынужден написать, что он попал в котлован случайно.
– Сколько тебе заплатили?
– Пятьдесят тысяч долларов. Они обещали дать еще, но больше ничего не дали. Я должен был закрыть дело Короткова.
– Кто был экспертом по делу Короткова?
– Профессор Бескудников.
– Он тоже дал заключение, что Коротков погиб сам?
– Нет. Он подписал заключение другого эксперта, даже не посмотрев на труп. Он считал, что можно подписать и так.
– Почему?
– Не знаю. Но он не смотрел, это абсолютно точно.
– А кто на самом деле был экспертом в деле Короткова?
– Полеванов. Никита Полеванов. Он работает в институте Бескудникова. Он подготовил заключение, которое потом подписал профессор.
Сарыбин чуть повернул голову.
– Может, я закурю?
– Потерпи. Курить вредно, – негромко сказал Дронго, – у тебя жена в положении.
Сарыбин повернулся, уже не обращая внимания на пистолет.
– Откуда ты знаешь? Вы ее?..
– Нет-нет. Она сидит дома и ждет тебя. Не волнуйся. Я просто спросил, учитывая, что вы были два месяца в Германии. Ну зачем еще на два месяца можно выезжать в Германию? Вы ведь туда поехали на лечение?
Сарыбин опустил голову. Глухо сказал:
– У нас шесть лет не было детей. Шесть лет! А теперь врачи сказали, что все будет в порядке.
– Поздравляю. Ты не ответил на мои два вопроса. Вернее, не ответил на второй. Кто они такие?
– Я не знаю, – выдохнул Сарыбин, – я действительно не знаю. Просто мне оставили телефон, предупредили, что делом Короткова могут интересоваться разные люди, в том числе и иностранцы. Особенно просили обратить внимание на любых американцев, которые могут здесь появиться.
– Американцев? – не поверил услышанному Дронго.
– Да. Поэтому я сразу позвонил по телефону, который мне дали, предупредил их, что вы уже приехали. Вот и все. Кто они и почему так интересовались делом Короткова, я не знаю.
Дронго опустил пистолет.
– Можешь повернуться, – сказал он, – надеюсь, ты не станешь делать глупостей и не оставишь свою жену вдовой еще до того, как она родит.
Сарыбин повернулся, посмотрел на Дронго:
– Вы действительно американец? Внешне вы похожи на итальянца или испанца. Но слишком хорошо говорите по-русски.
– Нет, конечно. Я не иностранец. Просто я здесь по просьбе одного моего знакомого. Кстати, можешь закурить.
Сарыбин достал сигареты, зажигалку. Тяжело вздохнул.
– Как чувствовал, – сказал он, – все получилось так глупо. Не нужно было мне вообще связываться с этим делом.
– Я сейчас уйду, – сказал Дронго, глядя в глаза стоявшему перед ним человеку, – но ты подумай еще раз перед тем, как я уйду. Ты не сказал мне, кто эти люди и почему они так интересовались Коротковым. Сейчас ты мне назовешь номер телефона, и я попытаюсь узнать, кто они. Но это сопряжено с риском, они могут догадаться, кто именно выдал мне этот телефон. Будет значительно легче, если ты сам скажешь мне, откуда эти люди.
Сарыбин курил сигарету, уже не реагируя на слова Дронго, словно размышлял, как ему поступить. Небольшая полоска света пробивалась с улицы, и в полутьме были видны расплывшиеся контуры его лица и огонек сигареты.
– Говори номер телефона, – предложил Дронго.
– Они из ФСБ, – выдохнул Сарыбин, – они с самого начала сказали мне, что эта операция должна быть под их полным контролем. И предложили такую сумму денег. Я не мог отказаться. Просто не мог.
– Почему?
Сарыбин снова замолчал. Докурил сигарету, выбросил ее, махнул рукой, словно собираясь решительно покончить с прежней жизнью, и наконец сказал:
– Я еще на юридическом факультете был... в общем, работал на КГБ. Мне казалось, все давно забыли. Но они помнили. А я не мог отказаться, когда они мне начали угрожать.
– Старые грехи, – задумчиво произнес Дронго, – мы часто платим по старым счетам. По какому номеру ты звонил?
Сарыбин назвал номер телефона.
Дронго записал. Убрал наконец пистолет. И сказал на прощание злополучному помощнику прокурора:
– Все, что ты мне сообщил сегодня, останется между нами. Никто никогда об этом не узнает. Но на будущее: не стоит уступать еще раз. Иначе потом просто превращаешься в проститутку, которую каждый может взять, когда ему захочется. За деньги или бесплатно, это уже дело вкуса.
Он вышел из гаража, оставив Сарыбина одного. Теперь он знал некоторые подробности этого загадочного дела. Но до разгадки тайны было еще далеко. Дронго остановил первую проезжавшую мимо машину и попросил отвезти его в отель «Балчуг». Был уже девятый час вечера.
Приехав в отель, он поспешил принять горячий душ, так успокаивающий нервы. Перед тем как войти в ванную комнату, он еще раз позвонил в номер Сигрид, но та снова не ответила. Когда он позвонил сенатору, послышался его уверенный гортанный голос, и Дронго положил трубку.
Набросив после душа халат, он снова позвонил Сигрид, по-прежнему никто не ответил. Это начинало его нервировать. Переодевшись, он отправился в сюит сенатора, который находился на одном этаже с Сигрид. Постучавшись сначала к Сигрид и не дождавшись ответа, Дронго прошел к сенатору. Тот открыл сразу, словно ждал его за дверью.
– Добрый вечер, – мягко поздоровался сенатор, – проходите, пожалуйста, как у вас дела?
– Сегодня лучше, чем вчера, – честно признался Дронго – вы не знаете, где сейчас Сигрид?
– Не знаю, – Роудс удивился. – Я думал, она с вами.
– Она не приезжала в отель с самого утра? – встревожился Дронго.
– Приезжала. Я видел ее после обеда. Даже спросил, как у вас дела, и она сказала, что все в порядке. Она заказала мне билеты на Вашингтон. Но потом я ее не видел.
– Вы улетаете? – удивился Дронго.
– Да, – кивнул Роудс, – я думаю, так будет лучше.
– Что произошло? Вы не хотите больше расследовать дело вашей дочери?
– Я думаю, что она вполне могла не вписаться в тот поворот, – уклонился от ответа сенатор, избегая смотреть в глаза Дронго, – а что касается алкоголя, то эксперты могли просто напутать.
– И давно вы пришли к такому выводу? – холодно поинтересовался Дронго.
Сенатор отвернулся. Прошел к мини-бару и, достав бутылочку виски, плеснул себе в стакан.
– Думаю, так будет лучше для всех, – твердо сказал он.
– В чем дело, сенатор? – Дронго понял, что произошло нечто неожиданное. – Что случилось, пока меня не было? Вы встречались с Магдой? Что она вам сказала?
– Она только подтвердила некоторые мои подозрения, – задумчиво ответил Роудс, – поэтому я не вижу необходимости в дальнейшем расследовании.
Дронго покачал головой.
– Вы не правы, сенатор. Я не могу остановиться на полпути. Мне нужны веские основания, чтобы прекратить расследование.
– Это семейное дело, – твердо сказал Роудс, – я благодарю вас за все, что вы сделали, и готов оплатить все издержки, связанные с вашим пребыванием в Москве. И прошу вас с этого дня прекратить всякое расследование.