А сейчас с похоронами затеяли. Ну, действительно помер, и нету. Тебе что, больше, чем ему, надо? Что ты скачешь за него? Пусть сам за себя. Ему все равно, кто там копает – трезвый или другой. Подумаешь, два лежат прямо, а этот поперек. А в больнице он что, не так лежал? Путь у всех один: пионер, комсомол, больница и последний коллектив. Видел, какие ребятки там копают – кровь с молоком? Он за сорок секунд углубляется по пояс – роторный хуже дает. Чего же это у него должно быть плохое настроение? Подумаешь, из ямы захохотал – поддержи. Этому, что впереди, как я уже говорил, все равно. Он добился наконец покоя, он затих, а задние, как правило – как правило! – шумят, рыдают, качают права и готовы пересажать всех встречающих только за то, что от них, как правило, потягивает перегарчиком из глубины души и настроение у них веселое, хотя речь неразборчивая. А речь неразборчивая у многих, если не стараться понять, о чем они, можно так и остаться, и тоже ничего, и в суд за это не подают. Так что мы о совести сейчас, как правило, не говорим, мы пытаемся зайти с другой стороны. А что у него с другой стороны, если зайти, не каждый ясно себе представляет. Это не магазин, где сзади, как правило, лучше. Поэтому очень сейчас мне нравится начальство, именно в данный момент. Как никогда, очень понимающее среднее звено – нижней половины верха. Спросишь «почему?» – он пальцем вверх, а «если попробовать?» – он вниз. Все понимает в основном. Знает человек, на что шел, умница.
А тем, кто у них в очередях, нужно очень подумать. С чем ты прешься в горсовет. Подымет ли твой визит там настроение, которое в данный момент, как правило, очень хорошее. И надо так и оставить их там именно в этом настроении. Они там, мы здесь. Так и двигаться. В одном направлении, но параллельно и, конечно, не дай бог, не пересекаясь.
А теперь с удовольствием прощаюсь, и не провожайте. Если попрощался, значит, ухожу.
Турникеты
В конце каждой улицы поставить турникеты. Конечно, можно ходить и так, и на здоровье, но это бесшабашность – куда хочу, туда и хожу. В конце каждой улицы поставить турникеты. Да просто так. Пусть пока пропускают. Не надо пугаться. Только треском дают знать. И дежурные в повязках. Пусть стоят и пока пропускают. Уже само их присутствие, сам взгляд… Идешь на них – лицо горит, после них – спина горит. И они ничего не спрашивают… пока. В этом весь эффект. И уже дисциплинирует. В любой момент можно перекрыть. Специальные команды имеют доступ к любому дому и так далее.
По контуру площадей – по проходной. Вдоль забора идет человек, руками – об забор. Ну, допустим, три, четыре перебирания по забору – и в проходную, где его никто не задерживает, хотя дежурные, конечно, стоят. Красочка особая на заборе, ну, там, отпечатки и так далее. Да боже мой, никто с забора снимать не будет – бояться нечего. Но в случае чепе… отпечатки на заборе, и куда ты денешься? А пока пусть проходят и без документов. Хотя при себе иметь, и это обязательно на случай проверки, сверки, чепе. То есть, когда идешь на дежурного, уже хочется предъявить что-нибудь. Пройдешь без предъявления – только мучиться будешь. Со временем стесняться проверок никто не будет. Позор будет непроверенным ходить. Тем более – появляться неожиданно и где попало, как сейчас. Или кричать: «Мой дом – моя крепость» – от внутренней распущенности.
Но в коридорах дежурных ставить не надо. Пока… Начинать, конечно, с выхода из дома. Короткая беседа: «Куда, когда, зачем сумочка? А если там дома никого, тогда куда?» И так далее. Тут же, сразу, у дверей, чтоб потом не беспокоить.
И ключик – на доску. Да, ключик – на доску.
То есть чтоб человек, гражданин не чувствовал себя окончательно брошенным на произвол. Разъяснить, что приятнее идти или лежать, когда знаешь, что ты не один. Что бы ты ни делал, где бы ты ни был, ну, то есть буквально – голая степь, а ты не один, и при любом звонке тебе нечего опасаться – подымаются все. При любом крике: «Ау, люди!» – из-под земли выскакивает общественник: «Туалет за углом» и так далее. Ну, это уже чепе. Гулять надо все-таки повчетвером, повпятером.
А если в гости – не забыть направление. Это тоже обязательно. От своего дома оформляется местная командировка в гости: «убыл, прибыл, убыл». Ну, конечно, дать диапазон, чтоб человек чувствовал себя свободно. Хозяин буквально чем-нибудь отмечает. Ну буквально, ну чем-нибудь буквально. Ну, да той же печатью, господи. Но ставить время с запасом, чтоб гость неторопливо собирался.
Контроль личных сумок даже и не надо в каждом доме, только в узловых пунктах: подземный переход, вокзал, базар.
Для чего? Чтоб примерно питались все одинаково.
Это что даст? Одинаковые заболевания для врачей, одинаковый рост, вес для пошивочных мастерских и, конечно, поменьше незнакомых слов, поменьше. Употреблять буквально те слова, что уже употребляются. Чтоб не беспокоить новым словом. И для красоты через каждые два слова вставлять «отлично», «хорошо» и так далее. Ну, например: «Хорошо вышел из дому, прекрасно доехал, отлично себя чувствую, одолжи рубль…» – и так далее.
Начинать разговор так: «Говорит номер такой-то». Да, для удобства вместо фамилии – телефонные номера. Имена можно оставить. Это и для учета легче и запоминается. Допустим: «Привет Григорию 256–32–48 от Ивана 3–38–42». Пятизначник. Уже ясно, из какого города, и не надо ломать голову над тем, кто кому внезапно, подчеркиваю – внезапно, передал привет. Со временем, я думаю, надо будет брать разрешение на привет, но очень простое. Я даже думаю, устное.
С перепиской тоже упростить: все письма писать такими печатными буквами, как вот эти индексы на конверте. Вначале, конечно, непривычно, выводить долго, но настолько облегчается работа почты… И в таком состоянии много не напишешь. И, конечно, вместо автоматических телефонных станций я б восстановил старые, с наушниками и ручным втыканием в гнезда. Вот подумайте – много людей освободится.
Причем для упрощения и удобства с выходящими из дому беседует уличный контроль. Дальше – контроль проспектов, потом – площадей. С теми, кто из города, работает высококлассный междугородний контроль.
Ну а не дай бог, при выходе из государства, вовсю трудится наша гордость, элита, общевыходной дроссельный контроль под условным названием «Безвыходный». У них и права, и техника, и максимум убедительности, чтоб развернуть колени и тело выходящего назад. Лицо можно не трогать, чтоб не беспокоить. То есть в такой обстановке горожанин и сам не захочет покидать – ни, ты понимаешь ли, родной город, ни, ты понимаешь ли, родную улицу, а потом и дом станет для него окончательно родным.
Спасибо
Да, да, да, именно, именно.
За все нужно сказать спасибо.
Слава богу, пообедал, слава богу, поспал.
Проснулся – спасибо. Заснул – благодарю! Слава богу, одетый. На ногах, спасибо, штаны. На голове, большое спасибо, шляпа.
И не надо роптать, критиковать, подсмеиваться. Эти облезлые роптуны только портят. Сидишь, слушаешь – дрожишь: как он не боится? Что ж, все боятся, он один не боится? Боится, наверное, еще больше, но не может: в душе у него свиристит и произрастает. Вздутие живота от мыслей. Я считаю: раз лучше, чем было, – молчи, чтоб не сглазить, тьфу-тьфу-тьфу.
Что толку вперед смотреть, когда весь опыт сзади?! Я же все помню: вначале соли не было, потом мыла не было, потом дяди не было, потом тети не было!
Сейчас все они есть. Так что мне и детям моим на веки веков спасибо и аминь!
Никакой инициативы. Глаза в землю и – вдоль стены. Лифтом – вжик! – в кровать – шасть! Пледом – швырк! – и сидишь в пледу!
И никакой выдумки.
Ты придумаешь, ты же и будешь делать, тебя же и накажут, что плохо сделал.
Спасибо за то, что живу, что существую.
Ура, что проснулся, виват, что поел.
Никаких разносолов, салатов, соусов – не хочу привыкать.
За кефир отдельное спасибо всем.
При встрече с корреспондентом – предельный оптимизм, как только лицо выдерживает!
Никто меня не спрашивал, я сам прорывался к микрофону, кричал: «Спа-си-бо! Мо-лод-цы!»
За сто пять в месяц – спасибо! За сто десять – большое спасибо! За сто пятнадцать – балуете! За сто двадцать – объясните, за что?
С детства мечтал зубы вставить. Вставил – спасибо: ощущештвляютшя мечты.
Слышу, человек проворовался, посадили. Правильно!
Оправдают – правильно! Обругают – верно, толкнут – правильно, пошлют – спасибо.
Жена уходит – хорошо, жена вернется – хорошо!
Одному хорошо и семьей хорошо. Много есть – хорошо, немного есть – хорошо, пить хорошо и не пить хорошо. Все вокруг хорошо!
Я о своих раздумьях во все организации пишу. Ну какому нормальному человеку придет в голову сесть и написать, что ему хорошо? Нормальному не придет, а умному придет. Потому что адрес и фамилия, и все знают, что ему уже хорошо, он уже сомнений не вызывает.
А что вы критикуете?
Кто рассказывает?
Кто смеется?
Кто плохо приказал? Кто плохо исполнил? Сами же все, сами.
Что ж мы про себя так остроумно замечаем, а потом так тонко хохочем?
Потому что кажется, что не про себя? А про кого? Только себе и спасибо за все. Мо-лод-цы!
Прекрасное настроение
Ха! Луком не тянет, нет?.. Ху! Ничего?.. Я выпил пива холодного. Хриплю немножко. Сиплю. А настроение отменное. Отличное настроение. У меня всегда вот такое настроение. Умею в жизни только радостные новости себе сообщать.
Друзья собрались – чего, мол, у тебя всегда хорошее настроение? Ты что, в другую поликлинику ходишь?
Зачем, туда же. Все исследовали – все в норме: ручки, ножки, глазки. Ху! Ха! Все отличное. На большой! Копытца, волоски. Все изумительное. Вот такое. И организм в ответ на заботу работает как часы. Ровно в двенадцать пищу приму, ровно в четыре на минуту выйду.
Вернусь вот с таким настроением.
Сейчас пивка выпил, молодым лучком закусил.
Отрегулировал. Всё вот так! Хоть не приходи, полный порядок!
Салют стоял смотрел.
Вот такой салют. Мало, только тридцать залпов – триста залпов давай на неделю. Вот такая неделька была б.
Чесночком не тянет?.. Я не просто пивка выпил. Все на спор выиграл. Политически очень догадываюсь. Вот такой спорщик. Ставил на Картера полбанки, и мой пришел первым.
Ху! Лучком немного молодым закусили.
Знаешь, это, берешь лучка пучок – в солонку, а он, бедный, хрустит на зубах, во рту крепнет и аж начинает гореть, и тут его пивком заливаешь, и он тухнет.
Вот такой процесс!
Но я могу – в сторонку.
Запах чем хорош – не хочешь, чтоб пахло, отойди!
Многие спрашивают: как бороться – запах изо рта? Очень простой метод. Отойди. И запах вместе с тобой.
Так же точно: чего-нибудь наговоришь – не стой в этом всем. Отойди!
Сын у меня. Вот такой сынок! Ничему не учу. Сам растет, как саксаул. Плохому учить не хочу. Хорошее сам ищу. Пусть продолжает дело отца. Ищи, сынок!
Видишь, отец голубцы в банке греет?
Вот такой закусон.
Сам нашел. И ты ищи. Глаза веселые. Посмотри в глаза отца. Голубые, веселые. Доброжелательные.
Никому не завидовал. Товарищ мой – очень большой начальник. Ну и что? Из всех благ у него – поликлиника и лекарства бельгийские.
Потому что его очень надо лечить. Ему надо настроение повышать.
А у меня настроение и так вот такое.
Если других туфель не видел, наши вот такие! Если других машин не видел, «Запорожец» вот такой! И все! Живи не тужи. Всем рекомендую. Не считать себя самыми богатыми и самыми красивыми, а так, нормальными. Побогаче одних, победней других. Зато наш почетный караул лучше всех.
И жить можно вот так!
А дышать можно и в сторону. Запах, он с тобой уйдет, а слова останутся.
Так что дыши чем хочешь, но в сторону. И настроение вот такое – большой палец болит всем показывать!
Клуб путешествий
Говорят, что карта мира не имеет белых пятен, что открыты острова и плывут материки. Очертания известны, и теченья интересны, и журнал «Вокруг света» печатает карты и рассказы.
Вы расскажите мне про Париж.
Вы говорите, там розовый воздух, вы говорите, там бульвар Инвалидов и повсюду маленькие бистро.
Вы говорите, там художники рисуют на улицах и приезжие чувствуют себя как дома.
Как интересно!
А вот и документальный фильм.
Да-да, мы как будто там побывали.
Полтора часа среди парижан.
И даже получили подробные ответы не на свои вопросы.
Самоотверженный труд кинооператоров: десятки кинооператоров шатаются по Парижу и служат нам, миллионам.
А вчера, в воскресенье, в семнадцать часов, мы объездили с корреспондентом заповедник, мы притаились с оператором за деревом, мы из вездехода наблюдали за львами.
Как интересно.
Журналист очень аккредитованный говорит:
«Там, – говорит, – львы, – говорит, – не боятся машин, там обезьяны совершают набеги, собираются, – говорит, – вместе, и нет, – говорит, – спасения, – говорит, – от них».
Как интересно.
Фиджи, Таити, Лос-Пальмос – такие названия и острова, говорят, очень давно открыты, говорят, кем-то, а сейчас живут на доходы от туристов каких-то.
Выставки цветов на Таити…
А Таити открыт давно и работает круглые сутки.
А Багамские острова… Как? Вы не бывали на Багамах?
– Ну, грубо говоря, не бывал.
– Вот европейские столицы похожи. Если вы были в Париже, то уже можно, говорят, не ездить в Вену или Стокгольм. Разве вы этого не знали?
– Ну, как же, не знал, как же, не знал. Ну, конечно, не знал. Вы же знаете – все время на работе. Глянешь иногда в окно… Выедешь куда-нибудь на троллейбусе… И, в общем, всегда обратно. Так сказать, умом постигаешь, воображением. Дома все себе можно представить. Я почти все себе напредставлял. До того воображение развито – мурашки появляются, если Рейкьявик. Если Африка – потею. Однажды до утра раскачивался на пальме. Проснулся – мозоли от пальмы. Я ее обхватил ногами – и стремительно вниз. Видимо, меня что-то испугало там, в ветвях. Ночью вскочил мокрый от Ниагары – брызгает жутко. Я понял, что Новая Зеландия похожа на Кавказ под Сухуми, Австралия – тот же Алтай, Нью-Йорк напоминает Ялту чем-то, я завтра досмотрю – чем… Часа в два ночи появляется Сидней – и раздражает. Меня он раздражает.
А если мне хочется с ними поговорить, то я их вижу здесь. Они же все здесь бывают. Финнов уже совсем от наших не отличишь. Ихний Хельсинки – тот же Гомель, я так думаю. Попробуйте меня разубедить.
А нехватку воображения можно пополнить в самом популярном клубе, клубе кинотеледомагорепутешественников, когда своими глазами видишь тех, кто побывал в Дании.
Но, говорят, самое интересное – пароходом.
Экран, значит, на экране вода, океан, земли ни черта не видать. Если океан спокоен – никто ничего, плывем. По квартирам тишина. И вдруг налетает ветер из телевизора – как даст прямо в лицо, с брызгами. Ну там инструкция есть: ведро воды сзади в телевизор заливаешь с утра, на ведро воды пачку соли за семь копеек и ветродуй для морского колорита. Это если диктор предупреждает, что поплывем, потому что, если поскачем, допустим, на лошадях через лес, а аппарат сработает на брызги, впечатление не то – на лошади с веслами, как дурак.
Значит, вот так: ветер двинул, брызги, лежишь мокрый – ну полное ощущение. И тут начинается горизонт – вверх, горизонт – вниз, прямо разрывает. От телевизоров – рычаги к кроватям. Операторы на студии управляют всеми кроватями, пока людей просто выворачивать не начинает. Ну, по сто квартир в доме, и все плывут в Австралию. Если очень плохо – сошел с кровати, и все, но впечатление потерял. А тут крики чаек из кухни, кто-то кусает из динамика.
Некоторые, самые крепкие, звонят на студию и слышат крик капитана: «Спасайся! Мина по борту!» Лежишь на койке весь в слезах. Потом выгружаемся, конечно, в разных квартирах кто в каком состоянии, и только члены клуба кинопутешественников. Парень сказал: с этим будет очень строго. Потому что очень удобная поездка, как на кладбище: все едут туда. Оглянулся, и ты дома: жена, дети, итальянские впечатления.