— совсем другое дело. — Только почему она хранит все это здесь, внизу?
* Все богатые люди поступают так же, — учительским тоном
объяснил он. — Готов спорить, что у нее есть еще очень, очень много
денег, которые она куда-либо вложила. А здесь она хранит, наверное, аварийный запас.
* Многовато что-то для аварийного запаса, — засомневалась
я.
* Но достаточно, чтобы с этим играть. Вспомни Скруджа Мак-
Дака. Его любимое занятие — купаться в деньгах.
Я вспомнила прочитанные мной комиксы. И то, что лама всегда
посылала меня мыть руки после того, как в них побывали деньги.
* Наверное, богачи вовсе не считают деньги грязными, — поду
*
63
мала я вслух.
* Я тоже думаю, — согласился со мной Марсель, — что госпожа
Трумпф испытывает удовольствие, когда время от времени заглядывает в
свой сундук. Я бы, во всяком случае, испытывал.
Я улыбнулась, представив себе, как старушка спускается в подвал, отпирает сундук и играет с золотыми слитками и денежными купюрами.
"Наверное, мне бы понравилось даже просто чистить монеты и слитки",
— подумала я.
Вдруг Мани залаял. Бианка тут же присоединилась к нему. Обе
собаки стояли спиной к нам, принюхивались к двери и лаяли все громче.
Марсель подошел к двери и крикнул:
* Моника! Это ты? Иди сюда, мы теперь знаем, что искали
преступники!
Мани и Бианка перестали лаять и зарычали. Марсель заволновался.
* Что могло случиться? — спросил он. — Собаки не стали бы
рычать на Монику.
Нас охватил ужас. В подвале раздались мужские голоса. На Мани
шерсть встала дыбом.
* Спокойно, Мани, спокойно, — шептала я.
Но он не успокаивался и все продолжал рычать. Голоса
приблизились и стали громче. Деваться нам было некуда. Мы увидели, что
по большому подвальному помещению блуждает луч фонаря. А потом луч
оказался направленным прямо мне в глаза. Я закричала.
* Гляди-ка, кто это здесь? — прозвучал низкий голос.
* Не ваше дело! — упрямо крикнул Марсель. Свет фонарика так
слепил нас, что ничего не удавалось разглядеть. Потом раздался второй
голос, еще ниже и грубее первого.
* Вы что-нибудь нашли? Это сбережет нам много времени! Фонарь
теперь освещал сундук. Один из мужчин изумленно вскрикнул:
* Бернд, ты только посмотри. Девочка права. Здесь целое
состояние.
* Не трогайте ничего своими грязными руками! Это принадлежит
не вам, а одной старой женщине! — я задыхалась от гнева.
* Вы что-то путаете, барышня. Мы хорошие, — засмеялся первый
голос.Фонарь осветил обладателя второго голоса, и мы увидели, что это —
полицейский.
Марсель, как всегда, первым пришел в себя. Я нервно смеялась.
Только сейчас я поняла, в каком напряжении находилась. Теперь, когда
опасность миновала, силы покинули меня. Я села на пол.
* Ваша подруга позвонила своему отцу, и он вызвал нас, — сказал
первый полицейский.
Это все объясняло.
64
* А где Моника? — спросил Марсель.
* Она наверху, со своим отцом и другими полицейскими. Один из
полицейских вышел в большой подвал и крикнул своему коллеге, стоявшему на ступеньках:
— Все в порядке! Дети здесь, с ними ничего не случилось. Мы все
вместе поднялись наверх. В коридоре и гостиной было
не меньше десятка полицейских. Здесь же был и отец Моники. А сама
Моника испуганно прижималась к нему.
Она рассказала нам, что долго ждала, потом начала тихонько звать
нас. Не получив ответа, она решила, что с нами, наверное, что-то
случилось, и позвонила домой.
Моникин папа строго смотрел на нас:
* Нельзя же быть такими легкомысленными! Вы должны были
сразу вызвать полицию.
Ответить было нечего. Конечно же, он был прав. Я смотрела на
Монику, и мне было жаль ее. Ей, наверное, было очень страшно одной.
Мы совсем забыли о времени, пересчитывая сокровища.
Вызвали слесаря, чтобы отремонтировать дверь. Сундук, с
ценностями увезли в полицию. Но у полицейских оставалось еще много
работы. И нам пришлось ответить на множество вопросов. С нами
полицейские были очень приветливы и даже хвалили. Они говорили, что
это мы заставили взломщиков обратиться в бегство.
Мы с Марселем гордо смотрели друг на друга. Полицейский
автомобиль отвез нас домой. Мама уже волновалась и стояла у окна, когда
мы подъехали. Увидев, что мы выходим из полицейской машины, она
приготовилась к худшему.
Впрочем, полицейские быстро все объяснили. Потом они отвезли по
домам Марселя и Наполеона. Мама позвонила своей сестре, маме
Марселя, и господам Ханенкамп. Она не хотела, чтобы они испугались так
же, как она, увидев перед своим домом полицейский автомобиль.
Я подробно рассказала родителям обо всем, что случилось. От
возбуждения я все равно не могла бы заснуть. И вновь пришлось
выслушать, что нам следовало сразу вызвать полицию и ничего самим не
предпринимать.
Мои родители не понимают...
На следующий день в школе было настоящее светопреставление.
Моника уже успела рассказать о нашем приключении, и все горячо его
обсуждали. Других тем для разговора в тот день не было. Меня тоже
поздравляли. Некоторые мальчишки говорили:
* Тебе повезло, ты пережила такое приключение! Вот было бы
здорово, если бы и со мной случилось что-нибудь похожее.
Не знаю, так ли уж мне повезло. Во всяком случае, мне казалось, что
ничего бы не приключилось, если бы не затея с копилками
65
мечты. Я не стала бы искать работу и не познакомилась бы с Ханен-
кампами. Ханенкампы не рассказали бы обо мне госпоже Трумпф, а
госпожа Трумпф не поручила бы мне ухаживать за Бианкой. Похоже. прав
наш мудрый учитель истории, когда говорит:
— Удача при ближайшем рассмотрении оказывается всего лишь
результатом большой работы и тщательной подготовки.
Во всяком случае, мы с Моникой несколько дней были героями
школы. К нам приходил даже фотограф из местной газеты, и на
следующий день наши снимки были напечатаны, и было подробно
описано, какими смелыми мы оказались: Жаль только, что на
фотографиях не было с нами Марселя. Мама с папой, читая газету, очень
гордились нами. И всем рассказывали о происшествии.
Однажды утром, работая над журналом успеха, я вновь вспомнила
об этой истории. Конечно, это было замечательное приключение, и я им
гордилась. Но у меня появилось стойкое ощущение, что вся моя
предыдущая жизнь состояла из одного-единственного приключения. Это
было очень забавно.
Я заметила, что многое изменилось с тех пор, как я стала
интересоваться деньгами. Моя жизнь стала увлекательнее. Я
познакомилась со многими новыми людьми. У меня были даже
интересные разговоры со взрослыми. Я многому научилась — и это было
совсем не так, как в школе. Все это было мне действительно интересно, потому что я знала, что это понадобится в жизни. Куда увлекательнее
учиться тому, как зарабатывать деньги на поездку в Америку, чем на уроке
истории заучивать сухие сведения о Карле Великом. На некоторых уроках
я стала внимательнее, чем прежде. А занятия английским начали
доставлять настоящее удовольствие, потому что я знала, что мне это скоро
понадобится.
Я начала думать о вещах, которые раньше были мне безразличны. И
самое важное — мне все это очень нравилось. У меня появилось
ощущение, что речь идет не только и не столько о деньгах, сколько о том, что каждый день стал интересным; я поняла, как много возможностей
вокруг. И стала задумываться об этом. Многое стало понятным благодаря
журналу успеха. Я давно уже записывала не только мои успехи, но
зачастую и то, что к ним привело. Я обнаружила, например, что я смелая.
Неважно, что я боялась. Ведь господин Ха-ненкамп объяснил мне
однажды, что и смелые люди испытывают страх. Смел тот, кто боится, но, вопреки своему страху, идет вперед.
Я готова была много работать, но работа должна доставлять мне
удовольствие. Родители всегда утверждали, что я ленива. Но это было
правдой только отчасти, потому что теперь я стала усерднее. Я работала
каждый день с тремя собаками, кормила и расчесывала их, водила гулять
и дрессировала. Это было нелегко, но мне это нравилось.
И впервые у меня появилось ощущение, что я выкладываюсь на
совесть. Наверное, в этом и было главное отличие. Раньше я гово
66
рила: "Если бы я достаточно много занималась, то стала бы очень хорошей
ученицей", — и сама знала, что это только отговорка. Теперь, когда я
старалась по-настоящему, отговорок больше не было. И стало видно, на
что я способна в действительности.
Больше того, я стала делать вещи, которые, в сущности, делать еще
совсем не умела. Например, зарабатывала деньги. Только начав это делать, я узнала, что способна и на это.
Следующие несколько дней пролетели незаметно. Я много
занималась с собаками, несколько раз у меня были интересные беседы с
Марселем, с Ханенкампами и господином Гольдштерном. Я задавала
много вопросов и узнавала много нового.
От господина Гольдштерна я получила чек более чем на полторы
тысячи евро. Мне все еще казалось странным получать деньги за заботу о
Мани. Ведь я делала это с огромным удовольствием. Но господин
Гольдштерн объяснил:
* Если бы ты потеряла свою собаку, ты бы тоже радовалась тому, что кто-то за ней ухаживает. И именно то, что ты заботилась о Мани, не
рассчитывая на награду, делает твою работу такой ценной.
Я вынуждена была согласиться: нигде Мани не жилось бы лучше, чем со мной.
Одним словом, я отнесла чек в банк. И разделила деньги так, как и
собиралась. Половину, семьсот пятьдесят евро, я положила на свой счет, чтобы росла моя "курица". Еще столько же я получила наличными и
положила по триста евро в копилки мечты, а сто пятьдесят евро оставила
себе на расходы. Это было замечательно — положить триста евро в
американскую копилку и еще столько же в копилку для компьютера. Мне
очень хотелось позвать маму, чтобы она посмотрела на это. Но потом я
решила приготовить ей сюрприз.
Получив деньги от Ханенкампов, я разделила их по той же схеме.
Я получала от них по два евро в день плюс десять евро за каждый
трюк, которому научу Наполеона. Иногда я позволяла себе роскошь
нанять Монику и платила ей половину того, что получала сама.
Сначала мне это казалось не очень справедливым. Ведь мне ничего
не приходилось делать. Всю работу выполняла Моника, но при этом я
получала столько же, сколько и она. Но Марсель как-то сказал:
* Работа сама по себе стоит не больше половины того, что за нее
платят. Остальное — это цена идеи и мужества, нужного для ее
осуществления.
Я объяснила это Монике и предложила ей самой поискать работу с
собакой вроде Наполеона. Но она ответила, что никогда не решится с кем-
нибудь заговорить об этом. И потом, она получает семьдесят пять евро в
месяц карманных денег. Так что она довольна.
А я решила, что своим детям ни за что не стану давать так много
67
карманных денег. Но зато я научу их вести журнал успеха и
самостоятельно зарабатывать. И чем раньше, тем лучше.
Одно только меня смущало. Беседы с Мани становились все реже. У
меня было столько дел, и я так часто разговаривала с Марселем, с
супругами Ханенкамп; да и встречи с господином Гольдштерном
отнимали все больше времени. Из-за всего этого я и Мани почти не
бывали больше в нашем убежище. Конечно, мы с ним ходили гулять и
играли друг с другом. Но разговаривали мы все меньше. На многие
вопросы, которые я собиралась задать Мани, мне уже ответили господин
Гольдштерн и другие новые знакомые.
Мани, казалось, это совсем не огорчало. Наоборот, он находил, что
все в порядке, и наслаждался покоем. Ему нравилось, когда с ним
обращались, как с самой обыкновенной собакой, и он с удовольствием
проводил время с Наполеоном и Бианкой. С ними он веселился от души. И
когда они играли все вместе, Мани казался таким же, как остальные
собаки, "нормальным" псом. Я утешалась тем, что так, наверное, и должно
быть.Мама, папа и я сидели за столом. Они не произносили ни слова и
угрюмо смотрели в свои тарелки. Так они всегда выглядели, если
ссорились. Я давно решила еще раз попытаться поговорить с ними о
долгах и хорошенько проштудировала список советов, полученных от
Мани. Но сейчас, похоже, был неподходящий момент.
Папа прервал молчание:
* Кира, я видел выписку из твоего счета. На нем лежит уже много
денег, — он пытливо посмотрел на меня. — Очень много денег, —
добавил он со значением.
* Я получила их от господина Гольдштерна за то, что так хорошо
ухаживала за Мани, — ответила я.
* Вот видишь, всему есть нормальное объяснение, — мама, кажется, испытывала облегчение.
* И семьсот пятьдесят евро ты взяла наличными, — продолжал
папа. — Можешь ты сказать, что ты с ними сделала?
Мне стало неуютно. Не то, чтобы у меня была нечистая совесть, но я
почувствовала, что мне не доверяют. Причем незаслуженно.
Я заставила себя сохранять спокойствие и объяснила, как заработала
свои деньги. И рассказала, что распределяю все мои доходы. Половину
для моей "курицы", сорок процентов на исполнение желаний и десять
процентов — на мелкие расходы. Конечно, пришлось снова рассказать
историю про курицу и золотые яйца, иначе родители ничего бы не поняли.
Папа с удивлением смотрел не меня. Но теперь, получив объяснение, он успокоился. А мамина улыбка выражала гордость: "Я понимаю свою
дочь". Папа вздохнул:
* Я бы хотел, чтобы у меня тоже была возможность так
распределять свой доход.
*
68
* А почему ты этого не делаешь? — спросила я.
* Потому что все наши деньги мы вынуждены тратить, — объяснил
он. — Как ты думаешь, откуда берутся деньги, чтобы оплачивать дом, еду, электричество и все остальное?
* Но те деньги, что ты не тратить на эти цели, ты мог бы делить
так, как это делаю я. Даже если остается всего десять процентов, эти
десять процентов тоже можно распределить. — Я была убеждена, что это
возможно.
* У нас ничего не остается. Я не могу отложить ни цента, —
проворчал папа. — Больше половины доходов у нас уходит на выплаты по
кредитам.
* Но взносы по кредитам должны быть как можно меньше, —
решилась я на новую попытку.
* Да что ты понимаешь в кредитных договорах!? — не выдержал
папа. * Ну, во всяком случае, моя дочь разбирается в том, как
зарабатывать, — поспешила мне на помощь мама.
* Ей просто-напросто повезло, — съехидничал папа.
* А наш учитель истории всегда говорит, — заметила я, — что при
ближайшем рассмотрении везение оказывается ничем иным, как
результатом тщательной подготовки и усердной работы.
Папа глядел на меня задумчиво. Похоже, я все-таки задела в нем
какую-то струнку. Кстати, надо отметить, что мой папа, в сущности, очень
хороший человек. Только у него, к сожалению, есть плохая привычка
делать всех и вся ответственными за свое положение. Поэтому он
чувствует себя жертвой и считает, что другим просто везет. Но сейчас его
позиция чуть-чуть поколебалась.
* Один бизнесмен, которому я поставляю товар, тоже что-то