- Я не собираюсь ничего выкладывать! Ты же не собираешься от меня сваливать! Это будет наш маленький семейный архив!
- Какой архив..?
- Хватит! Пора уже спать!
- Что пора..?
- Сюда иди! – и он хлопает на место рядом с собой.
- Зачем?
- И ты еще хочешь, чтобы я ничего не предпринимал? Опять выёбываешься? – закипает Май.
- А что ты хочешь делать?
- Тебе перечень ласк в письменном виде для утверждения предоставлять? Не бойся! Целовать буду! Надо же как-то приручать тебя к себе! А то трясешься от страха!
Пришлось идти. Поцелуи - это не страшно, не больно, а приятно. Правда, приятно только до определенного момента. Как только он своими руками бесстыдными и губами развратными довёл меня до тянущей боли внизу живота, когда закрутило, сжало внутри, стало невыносимо. Я вырвался из его рук и на цыпочках прокрался в ванну, типа в душ. А Май побежал в туалет, не знаю, зачем…
Уходил он через балкон, чтобы отца не разбудить. Мамин ключ не отдал. Поинтересовался, во сколько завтра концерт. Потребовал быть на вечерней репетиции. Уже перед самым сном зашел вконтакт. Мда… кого я там переубедить хотел? Никочку? Или себя?
***
На сцене чайковки я как дома. Столько здесь сыграно, столько моих побед и ошибок видела она. И мой костюм, и запах мытой сцены и пыльного занавеса, и знакомые лица, и резонирующий яркий звук акустически простроенного пространства, и Зиновий Веньяминович на аккомпанементе – всё моё. Кроме Мая, который сидел в третьем ряду. Я исполнял четыре из шести румынских танцев. Май лыбился, а я кидал на него гневные взгляды. Сидит и меня голым, что ли, представляет? Паразит! Он мне мешал, даже Гельдович послал мне раздраженное дергание бровями – строгий выговор после первой пьесы. Пришлось справляться с собой.
Когда моё выступление закончилось, вижу, Май торопится к сцене с розами. Блин! Не может без понтов никак! Приходится топать к нему навстречу, улыбаться и цедить сквозь улыбку:
- За фига припёрся?
- Я тоже тебя обожаю! – также сквозь улыбку говорит ублюдок. - Когда ты играешь, ты такой сексуальный!
- Всё, уходи!
- Но «Сын Луны» всё же лучше!
И я краснею. Всю классику заляпал своими грязными мыслями этот долбанный рокер. Более того, он не ушёл, досидел до конца, послушал всех и в фойе дождался меня с отцом. Папа потребовал, чтобы я их познакомил, пришлось терпеть краску стыда на лице и удивляться, как быстро они нашли общий язык. Мы даже домой поехали вместе, на ужин(!!!) в узком кругу (!!!). Он уже мой «узкий круг», оказывается. А после ужина вместе и в студию на репетицию отправились.
***
Неделю отец дома, и неделю у нас каникулы. Получаю тройную порцию отцовского участия и еще авансом на будущее, так как в воскресение отец опять уезжает. Опять в Ригу. Как у него спросить о том, есть ли у него кто, кроме нас с мамой? Не знаю. Отношения у нас все-таки не простые. Мы не только по три часа в день играли Грига, но и ходили в театр, в филармонию, к отцовским друзьям-музыкантам. Отец заявил, что в следующее лето возможно поехать с ним на гастроли в Германию, он включит сонаты Грига в концертную программу, и мы сможем выступать вместе. Еще обещал оплатить поездку на фестиваль музыки Грига в западной Норвегии в Бергене. С пятницы на субботу ездили на турбазу «Солнечное» за порцией оздоровительных процедур. В общем, отец предоставил полный пакет досуга. All inclusive!
Это, конечно, сказалось на репетициях в студии «Маёвки». Был только дважды: в понедельник и в четверг. Честно предупреждал Мая по телефону, что с отцом нахожусь. Ублюдок психовал, не верил. Я совал трубку папе, хоть в этом польза от их знакомства. Отец после этих переговоров загадочно ухмылялся. Ну и пусть! Зато великая кара не накроет меня тысячей просмотров некоего видеофайла. В четверг на репетиции мы с Маем разругались. Предлог был дурацкий, я предложил записать уже партию скрипки для «Неба» и «Туч», так как не смогу с ними играть по клубам. Этот начал орать. Сначала на Жэку, что тот до сих пор не организовал запись, потом на Серегу, что тот какой-то ценный шнур в «Пели-кане» оставил, а без него – смерть! Серега психанул, хлопнул дверью! Потом перепало Андрюхе, по-моему, так вообще просто так. Я начал вякать в его защиту, ну и довякался.
- Ты разваливаешь дисциплину в коллективе! Мы ждем тебя каждый раз! У тебя одни капризы! Уже давно бы научил Кабыкина! Фига ли ты в джинсах не ходишь! До тебя не дозвонишься! Вечно ты мне перечишь! Если скажу, что пойдешь в клуб, значит, пойдешь! Что за девки вчера к студии подкатывали, тебя искали?
Про девок ничего не знал! О чем честно заорал в ответ. За что был схвачен за одежду и уволочен из студии в темный коридор, подальше от опупевших парней. И никто ведь не кинулся меня спасать, а вдруг бы он меня избил, убил, казнил… Подозреваю, что парни знали, что не бить уводит. Я даже возвращаться в студию отказался с такими опухшими губами и, блин, новым засосом на шее. Сидел упрямо в девичьем туалете на первом этаже, ждал, когда Май всех распустит. Потом выслушал в этом же туалете лекцию:
- Мышонок! Я психую, потому что не знаю, где ты! Тебя всё время нет! Ты нужен мне здесь, без тебя не клеится ничего! Я вчера приезжал в десять к тебе, а вас нет дома, прождал целый час! Как так? И телефон ты не брал! И потом, ты обещал приезжать, играть для меня. Три дня уже жду! Ты меня игнорируешь? Да еще и приперлись эти тёлки!
- Объясни нормально, что за девушки?
- Одна сказала, что Али её парень! – уродски изменив голос, передразнил девчонку Май, - вся из себя! Блондинка крашеная, мелкая, намазанная, курносая! Другая типа просто с ней за компанию, подружка.
- А имя у «моей девушки» есть?
- А как же? Вероника!
- Да не знаю я никакой Вероники! Мало ли кто и что скажет!
- Учти, мышонок, - нехорошим голосом угрожает мне Май, - я ни с кем конкурировать не собираюсь! Я вне этой самой конкуренции! Ты несвободен!
- А моё право на частную личную жизнь? – смело отвечаю я.
- Личной жизни захотел? Так я только за! Я – твоя личная жизнь! Будь завтра у меня, со скрипкой! Понял?
Пришлось кивать головой, что понял. А завтра мы неожиданно уехали на турбазу, а там нет сети. И отдых испорчен тревожным ожиданием.
Как только въехали на территорию сети, ближе к городу, и телефон ожил. Вижу сообщения: «Этот абонент звонил вам…» Черт! Он меня убьёт! Сразу доставка эсэмэсок:
- «где ты», «где ты, мышь», «где ты, сука», «даю пять минут», «время два ночи, вы где, ёб!», «напиши?», «лучше позвони, пожалуйста», «умираю!», «я сдох уже, ты где?», «убью тебя»
И еще одно сообщение: «довыёбывался? лови www. prikolvideo/watch?4/ hijo-de-la-luna.html»
Комментарий к 13.
========== 14. ==========
Читаю много раз. Разбираю по буквам. При-кол-ви-де-о… и дальше название композиции. Не может быть! За что! Холод по спине. Как там говорят о страхе? «Обосрался». Вот и я! Потребовал срочно где-нибудь остановиться. Мне плохо! Выворачивает и льет из всех щелей! Отец перепугался. Он подумал, что я отравился чем-то на турбазе. А я чувствую, что отравился гораздо раньше! Когда познакомился с этим ублюдком! И это он, тот, который целовал меня так нежно, так офигительно, что хотелось плакать! И это он, который в пылу очередного паскудства вдруг сказал, что любит меня! Он выложил это на какой-то прикольненький сайт! Мне невозможно жить в этом городе дальше! Мне невозможно ходить в школу! Мне невозможно просто жить…
Отец забегает по дороге в аптеку, скупает активированный уголь. Я послушно выпиваю сразу шесть таблеток, папа говорит, что так надо. Сижу на унитазе, говорю с унитазом, реву в унитаз, смываю свою жизнь веселой водичкой! Отец испуган, он–то не отравился, хотя ел то же самое, что и я. Может, попроситься уехать с ним? И я прошусь! Отец испуган еще больше!
- Сын! Что-то случилось? Зачем тебе со мной?
- Папа! Я не могу больше здесь жить! Не спрашивай…
- Сын! Но школа? Мама? Она не переживет еще и этого!
- Папа, я смогу ходить в школу и в Риге! (отец вдруг покраснел) А мама, как и ты, видит меня неделю в месяц, ей будет всё равно! Я буду ей звонить! Папа, забери меня отсюда!
- Во-первых, у тебя истерика! И в таком состоянии не решаются важные вопросы, во-вторых, не смей так говорить о матери! В-третьих, Рига – это не постоянное местожительство, я не могу тебя взять с собой! Это будет верхом легкомыслия с моей стороны!
В отчаянии я бросил в отца скомканное полотенце. Хлопнул дверью, закрылся в своей комнате. Отец стучится:
- Сын! Расскажи мне, что случилось! Безвыходных ситуаций не бывает! Я помогу!
Не открываю, не разговариваю, не выхожу из комнаты. Ватными руками включаю комп, набираю ссылку. Видеоприколы.
На заставке сайта нарисованная узкоглазая морда и надпись – «Суперисполнение». Уже четыре тысячи просмотров! Боже! Конечно, в масштабах глобальной сети – четыре тысячи – это ерунда, но вдруг кто-то есть из нашего города, из школы, из музыкалки. Смотрю комментарии:
- «парень жжот»
- «китаёза поднял настроение»
- «талантищщще! Уха-ха!»
- «пупсик!»
Мерзко! Но нигде нет опознавалки! Никто не называет парня, который «жжот»! может, что-то можно сделать? Звоню Арсену:
- Сен! Можешь ли ты спасти меня от смерти?
- Это собственно мое призвание!
- Можно ли удалить файл, выложенный в файлообменник?
- А че нельзя-то? Возьми и удали!
- Файл выложил не я!
- Ааа! Это надо взламывать аккаунт правообладателя, хозяина то бишь…
- Сен! Сможешь?
- Али, прости, но я по железу в основном, я не хакер как бы… теоретически, может, и представляю, но тема не разработана! Вряд ли! Что-то случилось?
Арсен не поможет. Только сам Май может что-то сделать. Это будет быстро! Я набираю его номер:
- Алле? Кто это?
- Май! Это я!
- Кто «я»?
- Май, я не мог позвонить! Меня не было в городе, прости! Умоляю тебя, убери это с сайта!
- Не понимаю, кто это говорит? Я вас не знаю!
- Май, пожалуйста, не будь ублюдком! Я сейчас приеду, я сыграю, всё, что хочешь! Май!
- Вы, наверное, ошиблись номером? Не понимаю, с кем я говорю!
- Май, не придуривайся!
- С кем? С кем?
- … с мы-ы-ы-шо-о-онко-ом…
- Опять рыдаешь!
- …ы-ы-ы-ы…
- Чтобы через двадцать минут был у меня! Не дай бог, опоздаешь!
Шанс! Он дает шанс! Он сейчас удалит, пока никто из наших не видел! Надо ли брать скрипку? Нееет, вдруг заберёт! Я уговорю его сам! Я вылижу, высосу, отдамся! Не страшно! Бегу на улицу, чуть не сшиб отца:
- Приду поздно, пап!
Такси. Оно едет вечность! Таксист на просьбу «побыстрее» ответил, что туда всегда успеется! Все светофоры красные, на всех «зебрах» толпы пешеходов, да еще и пробка на Московской… Опаздываю! Вдруг ублюдок рассердится? Не должен! Я буду кроток и ласков, он оттает, он простит! Хотя, черт, разве я виноват в чем-то? Я на крючке, я просто на крючке!
Май ждет меня в комнате. На лице белыми красками написаны презрение и превосходство. Полулежит, полусидит на своем матраце. А на столике светится монитор ноутбука. Буду умолять! Уже привык к этому унижению, уже не так стыдно!
- Май! Я хочу попросить… - начинаю я.
- Проси! – обрывает он. - Проси лучше, а то я зол на тебя!
Я бухаюсь вниз, на колени, чтобы хотя бы быть на уровне его лица, чтобы быть униженным, чтобы он был доволен.
- Убери файл из сети! Зачем ты делаешь мне так больно?
- А ты? – вдруг кричит он, - два дня ты не отвечаешь, исчез! Я в четыре утра домой пришёл! Я твоим одноклассникам звонил! Я чуть телефон свой не разломал! В нем постоянно: «Абонент недоступен…»
- Я был за городом, там нет сети! Я был с папой! Он уедет завтра, и я буду с тобой! Прости, я не подумал сразу, что надо позвонить, потом не смог… Май! Что мне сделать?
- А почему ты без скрипки?
- Я… я… торопился, я забыл…
- Врёшь, мышонок, ты её пожалел!
- Май! Я влюблюсь в тебя! Я обещаю! Я …
- Мышатина, ты несёшь бред! И… Ты не смотрел этот файл?
- Мне противно… Я не могу это видеть!
- Мышь, давай посмотрим!
- Давай удалим!
- Нее… ты не понимаешь! Композиция «Сын Луны» стала моей любимой! Я хочу, чтобы ты посмотрел… - Май тянется к ноутбуку.
Это невозможно! Зачем он это делает? Чтобы мне было хуже? Бегу на коленках к нему, хлопаю крышкой ноута.
- Я не хочу! – кричу я.
- Блин, мышонок, ты не понимаешь!
- Понимаю! – решительно заявляю я и начинаю раздеваться, быстро, без всяких грациозных движений и взглядов из-под томных век. Куртка летит в стенку, рубашка туда же, сажусь на задницу стягиваю ботинки и носки, пуляю ими в бедного Джаггера. Сидя брюки не снять, соскакиваю, стаскиваю сразу вместе с трусами, так чтобы не думать, не сомневаться.
- Всё! – отчитываюсь я вслух и решительно направляюсь на матрац. Май почему-то пятится от меня, ползёт к стене. Опять играет? Хочет, чтобы я и это вымаливал? Буду! Ползу голый за ним.
- Мышь! Я ведь не сдержусь! Ты не соображаешь, что ли?
- Не сдержись, я хочу… - вру я и лезу к нему и на него. Толкаю в положение лёжа, нагибаюсь над ним, целую в губы, как он показывал, как умею, как самому бы хотелось. Целую в подбородок, в шею, запускаю руки под футболку, правда, не знаю, что нужно делать этими руками, тупо вожу по животу. Май всхлипывает и берётся за мои плечи:
- Мышонок, ты дурак! Но я не железный!
Резко садится, стягивает футболку, разворачивает меня на спину, быстро целует в губы, перекатывается по мне на другую сторону и на пол. Быстро поднимается, снимает трикотажные домашние штаны и кидает их к моим. Бежит куда-то в темный угол комнаты, шарит в ящиках, шуршит бумажкой. Бежит обратно. Боже мой! Он без плавок! Он в презервативе, а известно, что резинку на твердое тело определенно удобнее надевать. Не случилось бы припадка страха в виде «последствий отравления»! Отворачиваю лицо, стараюсь не смотреть. И вдруг голос почти в ухо, как тихо он ко мне подкрался!
- Боишься?
Отрицательно мотаю головой.
- Врёшь! Но я любя…
И он на мне. Задирает руки вверх спускается губами по правой, от кисти до подмышки. Тревожит губами правый сосок, пыхтит в шее, и руки его, не то что мои, знают, что делать. Они знают, как разогнать по коже неведомых змей, щекотящих и греющих. Руки на животе, на талии, на бедрах. Май старается, он делает брови домиком, что-то шепчет на непонятном языке, иногда останавливается, глубоко вдыхает и вновь берется за разогрев моего тельца. И тельце отзывается, разогревается, я даже ногами засучил от нетерпения. Но губу закусил, пальцы переплел в замок, сжал и веки сомкнул. Жду главного.
Май переворачивает на живот и толкает под меня подушку. Она слишком большая. Наверное, смешно: торчу пушкой вверх, спина, как горка скатывается к глупой голове и расходится на две вытянутые руки, сцепленные на финише в нервный комок. Но Май не смеётся, напротив, слышу тяжелое дыхание и скорбный пунктирный стон. Как будто он мучительно борется с каким-то зверем, а тот его изнутри терзает. Руки у Мая стали масляными, скользкими. Эти руки на заднице, сначала просто мнут, а потом во всем своем масляном изобилии входят внутрь прохода. Я ожидал, но всё равно дергаюсь. И опять прерывающийся тихий стон, опять зверь наружу рвется. Пальцы входят и выходят из меня, дергают, но совсем не нежно, а скорее энергично и с силой по стенкам ануса. Потом, взявшись обеими руками за бедра, Май встряхивает меня, раздвигает коленками мои ноги, встряхивает еще раз.
- Не сжимай! – хрипит он и вводит резиновую дубину внутрь. Я не могу не сжимать! Мне больно. Мышцы просят прекратить, позвоночник выгнулся в удивлении, руки в замке бьют по матрацу. Но я буду молчать. Май осторожными толчками входит глубже, глубже, еще глубже. Чувствую соль во рту, раскаленный метал в заднице и щекотку волос на шее.
Нет, не могу терпеть! Расцепляю руки, кричу:
- Не могу-у-у-у, не могу-у-у… - достаю руками его бедра, вонзаю свои ногти, рву кожу на своем мучителе, - Не надо-о-о, я не могу-у-у больше, Май! Прекрати …