— Атака! — Снова лязг и грохот.
— Смена!
— Атака!
— Резерв! — На фланги выбегали бойцы в кольчугах.
— Бегом! — Лязгая и грохоча, неудержимо катилась монолитная сотня до самой крепостной стены.
— Россыпь! — Сотня рассыпалась на части.
— Строй! — кричал сотник, и в считанные секунды, без суеты и толкотни каждый вновь занимал свое место.
Легорн залюбовался слаженными действиями бойцов и не услышал, как к нему подошли сзади.
— Они молодцы, — сказал голос за спиной.
— Да. — Легорн обернулся. Старый Зелд, бывший начальник гарнизона, с улыбкой следил за перестроениями.
— Я никогда не умел ходить в строю, — сказал он.
— Зато ты непобедим в единоборстве.
— Был.
— Ты всегда будешь мастером.
— Даже когда не смогу поднять меч?
— Даже тогда.
Зелд хмыкнул и согласился:
— Действительно, зачем настоящему мастеру поднимать меч?… Но в строю я никогда не умел ходить.
— Тебя это расстраивает?
— Теперь меня расстраивает все, — улыбнулся Зелд. — Я стар…
Они помолчали, наблюдая за тренирующимися бойцами и словно позабыв друг о друге.
— Там к тебе пришли, — неожиданно сказал Зелд.
— Кто? — спросил Легорн, уверенный, что услышит имя Хурхаса.
— Я их не знаю, никогда не видел.
— Не Хурхас?
— Нет. Не он.
— И что им надо? Зелд пожал плечами.
— Спрашивают тебя. Больше ничего не говорят. Странные они какие-то. Не наши.
— Где они?
— Герт закрыл их в карцере.
— В карцере?! — ужаснулся Легорн.
— А что? Там не холодно, соломы много, да и одеты они тепло — не замерзнут. Их накормили, напоили…
— Ладно, пошли, — прервал Легорн старика…
Карцер не всегда был карцером. Когда-то в этой небольшой каморке с низкими потолками, разделенной решетками на несколько отсеков, размещалась псарня. Дед Легорна любил охоту и разводил собак. Выведенные им волкодавы стоили как породистые лошади. Бывало, за щенками приезжали из мест, о которых Легорн ничего не знал, кроме того, что это очень далеко. Когда дед умер, псы вдруг стали болеть, мельчать и хиреть. Через год всех оставшихся собак спешно распродали, а в освободившихся клетках поселили фазанов. Впрочем, и птицы прожили здесь недолго — до зимы, необычайно лютой, малоснежной, и как-то в одну ночь все фазаны разом померзли. Комнатка эта на северной стороне замка потом долго пустовала, пока однажды Легорн не засунул в нее пойманного на воровстве охранника. Через шесть дней бойца выпустили, и никогда больше он не зарился на чужое. С того времени так и повелось — провинившихся бойцов на несколько дней запирали в тесной клетке, где нельзя было выпрямиться в полный рост или лечь, вытянув ноги… Карцер действовал безотказно…
Легорн потянул на себя низкую, окованную железными полосами дверь и, согнувшись, нырнул в пахнущий прелой соломой полумрак. Зелд входить не стал — и без того тесно.
— Отведите нас к хозяину замка, — сказал кто-то из темного угла, из груды прошлогодней соломы. Язык был совершенно незнаком Легорну, никогда раньше он не слышал таких слов, таких странных звукосочетаний.
Легорн, прищурясь, оглядел незваных гостей, всмотрелся в незнакомые лица.
Оружия не видно.
И одежда какая-то непривычная.
Чужаки…
— Мы хотим поговорить с хозяином, — сказал тот, что выглядел старше. Второй — хмурый широкоплечий крепыш, тоже далеко не молодой — молчал, потупив глаза, и, казалось, ему нет никакого дела до всего происходящего.
— Мы специально шли к нему. Нам срочно надо его увидеть.
— Зачем? — спросил Легорн.
— У нас есть общее дело.
— Да? — удивился он. — Какое же?
— Он ждет нас.
— Ждет? — Легорн удивился еще больше.
— Да. Немедленно отведите нас к нему.
— Сперва скажите, какое у вас дело.
Чужак беспомощно обернулся на своего могучего спутника, словно бы надеясь на поддержку. Но тот безразлично разглядывал побуревшую солому.
— Я обещал не посвящать посторонних.
— Я не посторонний, — сказал Легорн. — Я хозяин замка. Меня зовут Легорн.
— Хозяин?… — Чужак растерялся. — А разве… — Он с подозрением окинул взглядом человека, назвавшегося Легорном. — Точно?… Я могу вам верить?…
— Эй, Зелд! — крикнул Легорн, повернувшись к двери.
— Что? — Старый воин немедленно показался в проеме, загородив свет.
— Скажи, как меня зовут?
— Легорн.
— И кто я?
— Это сложный вопрос, — усмехнулся Зелд, — на который можно дать множество ответов.
— Какое отношение я имею к замку?
— Замок — твоя родовая собственность.
Чужак помолчал немного, что-то прикидывая в уме.
— Мое имя — Рудгер, — представился он. — Вам это ни о чем не говорит?
Легорн пожал плечами:
— Нет. А должно?
— Но Хурхаса-то вы знаете?
— Да… — теперь и Легорн осторожничал. “Назлух выступил против меня…”
— У меня срочная информация для него. Он передал, что будет ждать здесь, в этом замке.
— Сейчас его здесь нет.
— Но он сказал…
— Возможно, он скоро появится.
— А мы до тех пор так и будем тут сидеть? — вдруг, не поднимая головы, сказал хмурый здоровяк, и Легорн понял, что человек этот еще более силен, чем кажется.
— Помолчи, Джош, — одернул Рудгер своего спутника.
— Хурхас не называл имен, — осторожно заметил Легорн. — Но предупреждал меня, что кто-то придет.
— Это мы.
— Откуда мне знать?…
Они с подозрением смотрели друг на друга, изучали, оценивали…
“Вполне возможно, пришельцы подосланы Назлухом, — размышлял Легорн. — Быть может, они шпионы. Последнее время так много посторонних приходит в замок — родственники навешают бойцов, крестьяне жалуются на свою жизнь, ищут помощи, путники просятся на ночлег. Все ли они те, за кого себя выдают? Нет ли среди них замаскировавшихся врагов, лазутчиков?…”
“Возможно, этот человек не хозяин замка, — думал Рудгер. — Хурхас предупреждал, что враг коварен и захочет любой ценой получить информацию. Маг призывал к осторожности…”
Но пароль был произнесен — “Хурхас”.
— Когда вы с ним встречались? — спросил Легорн.
— Я давно его не видел. Но он передал, что ему нужна моя помощь. Передал…
…через стрелка, вернувшегося из вашего мира. Изможденного, израненного, обожженного стрелка, который уже не походил на человека. Он был похож на нечто неживое, на сломанный механизм в виде человеческой фигуры. Бесцветным чужим голосом он выговорил все, что должен был сказать, и тотчас потерял сознание…
— …через наших общих знакомых.
— Ладно. — Легорн принял решение. — С этого момента вы мои гости. Прошу в замок, отдохнете с дороги, перекусите. Правда, там сейчас не очень уютно, слишком уж свежо.
— Сейчас везде так, — сказал Рудгер. — Зима. И они холодно улыбнулись друг другу.
Глава 12
— Лыжи, — объяснял Стас, — это такие деревянные доски с загнутыми концами. Их привязывают к ногам, чтобы передвигаться по снегу и не проваливаться. Представляешь? Что-то вроде полозьев у саней.
Хурхас представил человека, к ногам которого привязаны санные полозья, и громко рассмеялся.
— Ничего смешного. С помощью лыж можно передвигаться намного быстрей. И уставать будешь меньше. А чтобы легче идти было, в руки надо взять специальные палки. Они примерно вот такой высоты должны быть, — Стас показал, — до подмышек. Внизу у них небольшие кружки, чтобы в снегу не вязли.
Хурхас засмеялся еще громче. Он отчетливо видел, как человек с привязанными к ногам полозьями и палками в руках тщетно пытается двинуться с места…
— Смейся, смейся! — Стас досадливо махнул рукой. — Я тебе еще про велосипед не рассказал.
— А это что такое?
— Ну… — Стас замялся, потер мерзнущий нос. — Тележка такая маленькая на двух колесах. Для одного человека.
— И что в ней особенного?
— Ничего. — Стас пожал плечами. Перехватил гитару в другую руку, сунул онемевшую ладонь за пазуху. — Конечно, на тележку велосипед совершенно не похож, это я зря его так обозвал. Два колеса — одно спереди, другое сзади. Рама, педали, седло, руль…
— Оглобли, — предположил Хурхас.
— Какие оглобли?
— Лошадь запрягать.
— Никакой лошади не надо.
— Как?
— А вот так. Велосипед едет сам. Точнее, его везет человек.
— Один человек везет, а другой едет?
— Нет же! Человек везет сам себя. Сидит в седле и везет. Педали крутит.
— Сам себя? — Хурхас снова зашелся хохотом. — Два колеса? Спереди и сзади? А сам сверху? Он же упадет!
— Раз сто упадет, — мрачно сказал Стас, — потом перестанет. Научится. Если башку себе не разобьет.
— Расскажи еще что-нибудь, — попросил Хурхас, отсмеявшись.
— Рассказал бы. Про дельтапланы, парапланы и самолеты. Да боюсь, ты лопнешь от смеха… Ничего, будет время, я себе не только лыжи сделаю.
— Велосипед тоже?
— Велосипед не смогу, но самокат смастерить мне по силам.
— Самокат? — переспросил Хурхас.
— Не надо только начинать все сначала. Меня твой смех уже раздражает…
Стасу захотелось разыграть развеселившегося мага. Он подышал в кулак, отогревая бесчувственные пальцы, и сунул руку в карман джинсов. Нащупал дешевую зажигалку, купленную в магазинчике небольшого, страшно далекого отсюда городка, повернул рычажок, регулирующий подачу газа, в крайнее положение, на максимум. Прибавив шагу, догнал сочащегося теплом мага, пошел бок о бок.
— Слышь, Хурхас. Помнишь, ты говорил, что я магии не могу научиться?
— Помню. Не можешь.
— А я все-таки попробовал. И знаешь ли, у меня стало чуть-чуть получаться.
— Ерунда! — безапелляционно заявил Хурхас.
— Да нет же, правду говорю.
— Ты не маг. Зачем меня обманываешь?
— Я не обманываю. Хочешь, докажу? Смотри! Стас чуть отстранился, вынул руку из кармана, спрятав зажигалку в кулаке. Отогревая.
— Смотри внимательно! — Он остановился, положил гитару на снег. Освободившейся рукой обхватил кулак с зажигалкой. Большой палец положил на ребристое колесико.
— Смотри, — сказал он в третий раз, поднимая руки над головой, чтобы Хурхас не заметил обмана, не углядел меж пальцев блеск никеля.
Нахмурив лоб, Стас прищурился, поднял голову, сконцентрировал взгляд на сжатых кулаках. Стиснул зубы, изображая волевое усилие. Проговорил четко, взрыкивая со вкусом:
— Абррракадабррра!
И повернул колесико зажигалки.
— Ну? — спросил Хурхас, без особого интереса глядя на попутчика. Скучая.
“Факир был пьян, и фокус не удался”, — подумал Стас и с трудом сдержал рвущуюся улыбку.
— Не то заклинание, — извинился он. — Сейчас. — Он лихорадочно пытался вспомнить какое-нибудь подходящее словечко, что-нибудь длинное, непонятное:
…карантин, триппер, тираннозавр, коррупция…
И наконец объявил:
— Транслитерационный полиндром! Он чиркнул колесиком и увидел, как из кулака вырвался язычок пламени, сантиметров пять высотой.
— Вот! — гордо сказал Стас, ощущая, как нагревается металлический колпачок зажигалки, и перевел взгляд на мага.
Хурхас был бледен. С отвисшей челюстью он взирал на слабый, трепыхающийся огонек. Во взгляде мага читались растерянность, непонимание и, пожалуй, паника. Стас наслаждался победой, он чувствовал себя полностью отомщенным.
— Как… — Хурхас поднял глаза к небу, словно надеялся там увидеть нечто способное объяснить невероятное. Вновь посмотрел на язычок огня. — Ты… что… но… Как это?…
Зажигалка нагрелась и жгла пальцы. Стас чуть разжал кулак и позволил горячей зажигалке скользнуть в рукав куртки.
— Магия, — сказал он, предъявляя пустые ладони Хурхасу.
— Но как? Я же не чувствую искажения Силы!… — Маг шагнул к Стасу, схватил за запястья, поднес его ладони к своим глазам. Объявил: — Они еще теплые!
— Ага, — согласился Стас, ощущая, как зажигалка болтается в рукаве, готовая вот-вот выпасть. — Только не надо мне руки выкручивать.
— Но как?
— Откуда я знаю? — Стас пожал плечами. — Это где-то здесь. — Он высвободил одну руку и коснулся виска указательным пальцем. — Не могу объяснить.
Хурхас отпустил его.
— Ты обманываешь меня, — сказал он, помрачнев.
— Но огонек-то был! — развел руками Стас.
— Не знаю… — Маг покачал головой, с подозрением глядя на попутчика. — Не знаю…
— Вот теперь я тебе скажу еще кое-что, — сказал Стас. — Можешь смеяться, можешь мне не верить, но это чистая правда — в своей жизни я несколько раз летал. Выше облаков, быстрее птиц. Так быстро, что опережал звук. Как тебе это?
Хурхас почесал затылок и ничего не ответил.
Стас поднял гитарный футляр и пошел по укатанной дороге. Впервые за все их совместное путешествие он двигался первым. Шел впереди. Он улыбался. Приятно, черт возьми, оставить в дураках человека, который старше тебя на несколько веков.
Хурхас не двигался. Он смотрел, как уверенно Стас шагает по дороге, все удаляясь. “А что, если он действительно некромант? — лихорадочно размышлял Хурхас. — Может быть, он настолько хорошо умеет управлять Силой, что способен скрывать свои возможности. Некромант — так сказал тролль. Черная одежда с человеческим черепом, горящим в пламени, тоже указывала на это. Некромант! Некромант? Нет, не может быть! Даже в тот момент, когда в его кулаке горел огонь, потоки Силы не изменились. Это была не магия. Не магия! Но что?… А если все же?… Некромант. Что, если у него своя Сила? Черная, никому больше не известная…”
Стас поднимался в горку, когда услышал какие-то звуки Он остановился, обернулся — Хурхас все стоял на месте, все никак не мог прийти в себя. Похоже, маг ничего не слышал.
— Эй! — крикнул Стас. — Что это?
Маг не отозвался.
Шум усилился.
Перестук.
Приглушенный снегом дробный перестук копыт.
— Кто-то скачет! — прокричал Стас магу. Услышал ли Хурхас его слова, Стас не успел понять — в облаке снежной пыли на вершине холма возник отряд бешено мчащихся всадников. Стас неловко прыгнул на обочину, завяз в глубоком сугробе, упал, ободрав руки о жесткий наст.
Всадники неслись по дороге, рассыпавшись по всей ее ширине. Стас хотел было возмущенно крикнуть на них и вдруг увидел лица наездников — дикие оскаленные маски с хищными, нацеленными на него глазами Стас дернулся, забился в снегу, словно попавшая в силки птица. Они хотели его убить — сомнений не было. Сверкнула на солнце сталь — длинные сабли взметнулись вверх, к небу.
— Хурхас! — завопил Стас, пытаясь отползти как можно дальше от дороги и не отводя взгляд от неотвратимо надвигающегося конного отряда.
Маг был далеко. Слишком далеко. Возможно, он еще ничего не понимал. Возможно, он все еще размышлял о жалком язычке пламени, зажатом в кулаке барда.
“Зачем я ушел вперед? — подумал Стас. — Ну зачем?…”
И вдруг с облегчением понял, что именно сейчас оборвется этот затянувшийся сон. Сверкнет сталь, свистнет воздух — и он очнется в родном мире. В мире, где люди умеют летать, где есть горячий душ, где телевизор решает проблему лишнего времени, где уличные хулиганы таскают с собой лишь складные ножики, но обычно предпочитают обходиться без них, одними кулаками и тяжелыми ботинками…
Стас оперся на гитарный футляр и выпрямился.
Казаки рубили лозу, вспомнил он, и глиняные манекены.
И людей
Он уже видел того всадника, что снесет ему голову Разрисованный дикарь, одетый в линялые шкуры, нещадно терзающий шпорами бока своего скакуна. Отточенная сабля занесена над головой. Он уже вырвался вперед, он мчался к своему призу и не собирался ни с кем делиться этим удовольствием — на полном скаку одним взмахом разрубить живого человека, словно лозу, словно глиняный манекен.
Остальные же, каким-то образом поняв, почувствовав, что манекен на обочине уже занят, мчались к другой цели— они еще не знали, кому из них повезет, кто именно разрубит второго человека, почему-то даже не сошедшего с дороги, похоже, застывшего в оторопи. Каждый подгонял коня, вонзал пятки в ребра своего скакуна, надеясь оказаться первым.
Они должны были бы азартно кричать, вопить дико, неистово, жадно. Но почему-то молчали.