– Ворожба. Несложная, но показывать не буду, мало мне других печалей… Думаю, сестра Миури сама начнет тебя учить, когда будешь к этому готов. Пока экспериментировать нельзя, а то получится, как с тем снотворным. Если ты, такой, как сейчас, начнешь ворожить, сразу угодишь в трясину своих кошмаров.
Крашенная белой краской дверь без стука распахнулась, заглянул хозяин дома.
– Слышь, идем скорее, – обратился он к Дэлги, бегло посмотрев на Ника. – Беда у нас, подмога нужна. Кивчаби пропал. Ребята сказали, полез за золотом в Улиткин овраг, где твоего парня нашли, а потом слышали, как он кричал. Мать его ревет…
– Дур-р-рак… – пробормотал Дэлги и вместе с ним вышел.
Приподнявшись на локтях, Ник оглядел себя: тело – сплошная ссадина, лоснится от мивчалги, на ноге повязка. Из одежды ему оставили только плавки, да еще куртка висит на стуле, но он сейчас и не собирался ударяться в бега. Откинувшись на подушку, задремал, слушая сквозь сон, как щебечут на огороде птицы и время от времени словно стукают о жесть резиновые мячики – это запрыгивали на низкий оконный карниз шныряющие среди грядок прыгунцы.
Дэлги вернулся несколько часов спустя, после того как хозяйка принесла Нику лепешки с толстыми ломтями масленого оранжевого сыра и кофе со сливками.
– Спасли его? – спросил Ник.
– Нет, – казалось, эта неудача настроение Дэлги не испортила. – Когда мы туда спустились, спасать было нечего – одни кости с остатками мяса. И не скисай, ты не виноват. Я же говорил им – не лезть за этим золотом. У кого хватило ума, тот послушался.
– Эта тварь такая мерзкая… – Ника от одного воспоминания передернуло.
– Тварь как тварь. Ей, как и тебе, надо что-то кушать, – неожиданно заступился Дэлги. – Это тебе хватит чашки кофе и хлеба с сыром, а ей требуется живое мясо и жизненная энергия, желательно человеческая. Если тварь необходимой пищи не получит, она станет вялой и слабой, вот они и измышляют уловки, чтобы кого-нибудь заманить на обед. Кстати, на самом деле им нужно есть не так уж часто, раз в полгода – за глаза хватит, остальное для удовольствия. Этот остолоп сам виноват, жадность и глупость до добра не доводят. А какая от тварей польза, я тебе уже объяснял.
Дэлги говорил безмятежным тоном, но негромко – видимо, не хотел, чтобы его услышали за дверью.
Уехали из деревни на следующее утро, после завтрака. День был пасмурный, ватный, и воздух такой, словно купаешься в парном молоке.
Оба молчали. Дэлги вырулил с проселочной дороги на грунтовое шоссе. Ник понятия не имел, куда они направляются.
Машина остановилась под крутым склоном, белесым, ступенчатым, утыканным темными елками, похожими друг на дружку, словно сошли с одного конвейера.
Дэлги опустил боковое стекло. Пахло озоном и хвоей.
– Собираешься еще убегать?
Что можно ответить на такой вопрос? Ник пожал плечами.
– Если я скажу «нет», вы решите, что я вру. Хотя вы сами, по-моему, не всегда говорите правду.
– Это точно, я тебе много всякой лапши на уши понавешал, – неожиданно легко согласился Дэлги. – Но мое вранье – оно прозрачное, как вода, сквозь которую видно песчаное дно со всеми камешками и складками. Так и здесь: если захочешь, сквозь все, что я тебе наплел, увидишь правду. Но ты, похоже, просто боишься.
– Вы никогда не были алкоголиком. Из гвардии вас выгнали за что-то другое. За убийство, наверное.
– Ну-ну, продолжай в том же духе.
– Что вам от меня нужно?
– Твое общество, – он сменил насмешливый тон на дружеский. – Люблю путешествовать в компании, одиночеством я и так сыт по горло. Трудно тебе, что ли, вместе со мной покататься? Я ведь ничего больше не требую. За все плачу. Не вынуждаю тебя совершать никаких противозаконных деяний. Не пристаю с противоестественными домогательствами. Даже кофе варить на стоянках не заставляю, потому что я сам варю его лучше.
– Ага, а тренировки?
– Это не в счет. Это нужно тебе, а не мне.
Ник хотел возразить, но промолчал. Если б не эти уроки, он бы вряд ли дожил в овраге до прихода спасателей.
– От тебя требуется только одно: чтобы ты составил мне компанию на ближайшие полмесяца. Потом будешь свободен. Мне ведь совсем недолго осталось гулять.
– Почему – недолго? – Он повернулся к Дэлги. – Что вы имеете в виду?
– Мог бы уже и сообразить.
– Вы… чем-то больны?
– Можно и так сказать, – Дэлги усмехнулся. – Неизлечимое заболевание с периодически повторяющимися приступами.
– Хорошо… – Ник осекся: «хорошо» в данной ситуации звучит неуместно. – Ладно, я согласен. Не убегу. Мы дальше куда?
– В гостинице ты сказал, что моря никогда не видел. Вот к морю и поедем.
Дважды Истребитель Донат Пеларчи получил от своего блудного ученика еще одно письмецо. Тот держал его в курсе, как обещал. Излишне говорить, что у Ксавата после такого известия настроение скисло и свернулось, будто молоко, в которое плеснули уксуса. Если не поняли: получается, что его совсем обосрали, а Доната обосрали только наполовину, и он, значит, больше тупак, чем Донат.
«Встречу этого паскудного комсорга Вилена – получит нож под ребра, по воровским законам!»
Он вовремя спохватился: зубы-то свои, не казенные, и ежели их в крошку, замаешься потом искусственные вставлять.
– Ксават, идите сюда!
Охотник звал его, приотворив дверь номера. Звал уже не в первый раз.
Сейчас, срань собачья, начнет хвалиться: мол, меня мой помощник все-таки уважает, не то, что твой обормот!
– Чего там? – осведомился Ревернух со сдержанным раздражением, прикидывая, как бы утереть ему нос.
– Заходите, – нетерпеливо потребовал Донат и, когда Ксават переступил через порог, запер за ним дверь. – Келхар прислал фотоснимок.
– Какой фотоснимок? – сверля охотника неприязненным взглядом, проворчал Ксават.
– Келхару удалось его сфотографировать, – невозмутимо пояснил Пеларчи. – Хотите посмотреть?
– Да… Да, конечно. Покажите!
Это уже серьезно. Это вопрос жизни и смерти, так что гонор побоку.
Охотник подал ему небольшую черно-белую фотокарточку.
– Вот он. В центре, около машины.
– Срань собачья… – только и смог вымолвить потрясенный Ксават, взглянув на изображение.
Еще один городок, назывался он Раум, ощетинился заводскими трубами, как побитый жизнью дикобраз обломанными иголками. Впрочем, при остатках дневного света Ник видел только окраину.
Перепутанные рельсовые пути напоминали лабиринт в детском журнале. Длинные пакгаузы под низко нахлобученными крышами. Бесхозная куча цемента, разгильдяйски высыпанного меж двух бетонных заборов – словно привет с покинутой родины. Чтобы не заехать в цемент, Дэлги пришлось свернуть в соседний проулок.
Изредка попадались островки двухэтажных домиков с черепичными крышами и бельем на балконах, да еще пустыри, заросшие джунглями в миниатюре.
На западе широкой полосой светился золотистый закат тревожного, бередящего душу оттенка. На востоке сплошным, без просветов, сводом громоздились лиловые кучевые облака.
Ветер гонял тончайшую пыль, оседающую на чем попало.
– Надо найти закрытое помещение для тренировки, а то цемента наглотаемся, – заметил Дэлги. – Та еще радость…
И передразнил Ника, не сдержавшего разочарованной гримасы: он-то решил, что вечерняя тренировка отменяется, раз окружающая среда не располагает.
Затормозили возле трактира. После ужина, оставив Ника за столом с чашкой кофе, Дэлги, посовещавшись с трактирщиком, отправился договариваться насчет помещения.
Ник не спеша допивал кофе и разглядывал посетителей. Компания рабочих в испачканных цементом спецовках пьет пиво. Две девушки в клетчатых платьях (в каждой клетке – мелкая вышивка, от которой рябит в глазах) поглощают мороженое, косятся по сторонам и перешептываются. Возле сероватого от грязи окна уселся парень, смахивающий на злодея из банды нехороших мотоциклистов в голливудском фильме: черная клепаная кожа, шипастые браслеты-наручи, три пары ножей – на поясе, на бедрах из специальных карманов торчат рукоятки, и вдобавок к голенищам шнурованных сапог прилажены ножны. Узкое жесткое лицо, колючий взгляд.
«Сумасшедший металлист» – определил про себя Ник. Вспомнились газетные истории о наркоманах, которые приходили в кафе или в магазин и вдруг начинали всех подряд убивать. Правда, случались эти леденящие истории на Земле, но разве то же самое не может произойти в Пластилиновой стране?
«Сумасшедшего металлиста» окружало пустое пространство, никто к нему не подсаживался. Даже ввалившееся в трактир шумное веселое семейство – отец, мать и трое подростков – сперва двинулось в его сторону, к свободному столу, но, рассмотрев, кто там сидит, сменило курс и кое-как примостилось между Ником и девушками в клетку.
Ник изнывал в ожидании Дэлги: ему казалось, что «металлист» нет-нет, да и поглядывает на него с недобрым интересом, и от этого было не по себе. Он даже вкуса кофе больше не чувствовал. Струсил.
У него, конечно, тоже на поясе нож, плюс кулон с Абсолютным Оружием, но в этом парне с бледным костистым лицом наследственного психопата ощущалась сумасшедшая сила, готовая вырваться на свободу и все вокруг смести, а у Ника такой силы не было. Поединок проигран, не успев начаться.
Почти против воли, будто загипнотизированный, он тоже начал украдкой посматривать на «металлиста». Тот отличался от окружающих не только зловещим прикидом, но еще и ультракороткой стрижкой, хотя обычно иллихейские мужчины носят длинные волосы, как европейцы в XVII–XVIII веке. Даже у работяг, пивших пиво за соседним столом, торчали позади туго заплетенные сальные косички, словно у персонажей «Острова сокровищ».
Ник опять слегка повернул голову и наткнулся на взгляд «металлиста» – изучающий, пронизывающий. Это длилось всего секунду, потом их взгляды расцепились, и злодей в черной коже притворился, что смотрит на девушек.
У Ника обреченно заныло в области солнечного сплетения. Выйти из трактира и дожидаться Дэлги снаружи?.. Ага, «металлист» тогда выйдет следом за ним…
«И надо же, чтоб именно я этому психу больше всех не понравился!»
Хлопнула дверь. Это вернулся Дэлги. Очень вовремя.
– Идем, – весело позвал он, подойдя к столу. – Прогуляемся по Рауму, потом как обычно. Я настоящие хоромы нашел!
Ник с облегчением улыбнулся. Уже встав, покосился на «металлиста»: тот ссутулился над кружкой пива, прикрыв лицо согнутым локтем. Плечи опущены, ни намека на угрозу. Инцидент исчерпан. Словно хищник отползает на брюхе, признав доминирующую роль более сильного хищника.
– Ты что такой бледный и взбудораженный? – осведомился Дэлги, когда вышли наружу.
– Ничего… Опять вспомнилось то, что было дома.
Не признаваться же, что какой-то парень бандитского пошиба на него косо посмотрел, и он сразу перетрусил!
Раум громоздился в сумерках округлыми кирпичными башнями и перекинутыми через улицы балконами-арками. Обрывки музыки – они жили сами по себе, независимо от людей – кружили среди старинных построек, словно стайки серебристых рыбешек среди рифов.
– Центр совсем не похож на окраину.
– А заводов тут недавно понастроили. Всего-то лет четыреста назад. Раньше Раум окружали запущенные сады и заброшенные виллы, и там, естественно, водилось невесть что – жутковатое было местечко. Потом здешних тварей извели, на это примерно полтора века ушло, и начали развивать промышленность.
Дэлги говорил так, словно четыреста лет для него не срок, и он все это видел собственными глазами.
«Хоромы» оказались недавно построенным, но пока пустующим складом на окраине. Длинный гулкий зал, потолок подпирают решетчатые фермы из сизого металла, вдоль стен, иллюстрируя Эвклидову геометрию, тянутся параллельные стеллажи, возле входа громоздится штабель деревянных ящиков из-под крепежа. Электричество уже провели, и пространства для тренировки вдоволь.
Сторож, сдавший в аренду первый этаж вверенного ему помещения, отправился в трактир.
– Ежели до меня отсюдова пойдете, потушите свет и дверь кирпичиком приприте, чтоб не открывалась, – велел он на прощание. – Тут вон окна шире двери, а решеток еще не поставили, кто хошь лезь, но дверь все равно должна быть закрыта, предписание такое.
– Ага, припрем, – пообещал Дэлги.
Обрадованный тем, что Ник, вместо обычного сдержанного нытья, проявляет энтузиазм, он на этот раз воздержался от насмешек.
А Ник впервые пожалел о том, что эти уроки скоро закончатся. Пережитый в трактире страх – возможно, беспричинный, но в любом случае унизительный – заставил его взглянуть на происходящее под другим углом.
Дэлги вбил себе в голову, что должен научить его драться, и нещадно мучает ради собственной прихоти – допустим, оно так… Но все равно у него есть шанс стать немного сильнее, чтобы не пугаться до дрожи в коленках каждого крутого парня, который посмотрит с угрозой в его сторону. Ради этого можно потерпеть. Он ведь и думать забыл о существовании шпаны. Болотная экзотика – совсем не то. Оборотни (по крайней мере, когда их нет рядом) по-прежнему представлялись ему скорее мифологическими существами, чем реальной проблемой, сказывалось советское атеистическое воспитание. Другое дело – всякие опасные типы вроде этого узколицего в черной коже, с его портативной коллекцией холодного оружия.
Фехтование на ножах. Ник сбросил рубашку и встал в стойку, сжимая рукоять кинжала. Он все еще слегка прихрамывал, и остатки полученных в овраге ушибов и ссадин ныли (случись это на Земле, до сих пор сидел бы на больничном).
– Оно даже хорошо, – безжалостно заметил Дэлги во время вчерашней тренировки. – Я хочу, чтобы ты научился драться невзирая на боль и неважное самочувствие.
Вчера они, на лужайке под открытым небом, отрабатывали бой голыми руками. Фехтование после этого – едва ли не отдых: никаких ударов, бросков и болевых захватов, только символические уколы и царапины.
– Я – уличный бандит, – определил Дэлги свое сегодняшнее амплуа. – Не сказать, что большой мастер, но опытный в поножовщине и готов кого угодно прирезать за пару рикелей на бутылку дрянного портвейна. Ну, защищайся!
Они начали кружить по тускло освещенному залу. Дэлги не выходил из своей роли и то наступал, то отступал, но в конце концов прижал его к одной из ферм, упиравшихся в обшитый досками потолок. Ник получил несколько уколов.
– Раны не смертельные, но ты истекаешь кровью, – сообщил «уличный бандит». – Ты должен поскорее со мной разделаться, иначе тебе конец.
Ник атаковал, но довольно вяло, энтузиазм уже иссяк.
В ответ противник полоснул его по обнаженной груди, слегка оцарапав кожу. Ник отшатнулся, и тогда лезвие прикоснулось к горлу – на секунду, ощущение скорее щекочущее, чем болезненное.
– Все, прирезал! – угрюмо констатировал Дэлги. – Если бы ты двигался самую малость поживее, если бы не сдался, ты бы успел парировать.
– Ну и что, – Ник пожал плечами. – В следующий раз…
Удар в дверь, закрытую на засов. От второго удара закачалась лампа в проволочной оплетке, свисающая на толстом витом проводе.
Сторож успел пропить вырученные за аренду деньги, пришел к выводу, что продешевил, и вернулся за доплатой? Зато для Ника передышка… Правда, недолгая: Дэлги в таких случаях не торговался и платил, сколько скажут, лишь бы не тратить время на словопрения.
После третьего удара засов приказал долго жить, и дверь распахнулась. На пороге стоял не сторож, а «сумасшедший металлист».
– Чему обязаны? – осведомился Дэлги.
«Металлист» молча шагнул вперед. Вблизи Ник увидел, до чего тонкие у него губы – их почти нет, и как тщательно вылеплен длинный хрящеватый нос, некрасивый, но по-своему изящный, словно деталь уродливой скульптуры. Близко посаженные глаза походили на зрачки револьверных стволов.
«Если у него пистолет, он нас убьет. Или Дэлги успеет его обезоружить?..»
– Что у тебя тут за дело? – Дэлги задал вопрос миролюбивым тоном человека, настроенного добродушно и не желающего ссориться.
Гость сделал еще один шаг. Губы сжаты в линию, лицевые мышцы напряжены, как перекрытия моста, по которому движутся груженые «КамАЗы». Это не мост, всего лишь человеческое лицо, но кажется, оно вот-вот пойдет трещинами от невыносимого напряжения и сокрушительной ненависти.